Мы едва успеваем дойти до ограждения. Я киваю толпе как Себастьян (мой персонаж). Девчонки сходят с ума. Одна сует мне в руки фото меня без рубашки с прошлогодней фотосессии для Teen Vogue.
– Привет! – говорю я, изображая радость, беру у нее маркер и подписываю.
– Как вы меня так быстро нашли? – я стараюсь, чтобы это прозвучало как шутка: лучший способ завуалировать серьезный вопрос.
– Геометка, – говорит парень рядом с ней. Высокий, с напомаженными волосами. – Это было круто!
– Не могу поверить, что это опубликовали в "Твиттере", – визжит другая.
– Сегодняшняя съемка была восхитительна! Вы потрясно целовались.
Замираю, не дописав (я уже подписал три фотографии и одну руку). Сегодняшний поцелуй? Геометка?
Я перевожу взгляд на Джесс, ее широкая улыбка тает на глазах. Она думает то же, что и я: у нас завелась крыса. Утечка. Даже актер из глупого сериала знает, как это плохо.
– Джесс, каково это – целоваться с Дэриеном? Он клевый? – вмешивается девочка с косичкой. Я протягиваю ей блокнот.
Джесс смеется.
– Он ужасно целуется.
– Эй, неправда.
– Ой, я тебя задела?
– Уничтожила.
– Они так здорово смотрятся вместе! – кричит кто-то. Вспыхивают фотокамеры.
Джесс берет меня под руку и тянет к трейлеру с костюмами. Я возвращаю парню маркер, наполовину подписав ему футболку.
– Ребята, вы классные, но нам пора. Дэр?
– Да, здорово было встретиться, – прощаюсь я, машу рукой и улыбаюсь, будто мы на пышном праздновании. Только в трейлере я снова могу свободно дышать. Китель липнет к плечам, когда я его стягиваю.
– Ты слишком добр с ними. – Джесс выходит из-за вешалок уже в уличной одежде, собирая волосы в хвост. – На такое нельзя тратить больше двух минут. Это максимум.
– Они же хорошие, – пожимаю плечами я. – По крайней мере, иногда. – Я снимаю брюки, влезаю в спортивные шорты, натягиваю толстовку. – Как думаешь, это кто-то из съемочной группы? Ну, поставил геометку?
Джесс пожимает плечами.
– Например, пиар-менеджер. Если так, они меня с ума сведут. Никому не доверяй тут, Дэриен. А теперь извини, у меня свидание.
– Свидание? С кем?
Она моргает.
– Я же сказала. Никому не доверяй.
Она уходит, оставив вихрь темных волос и аромат вишневых духов.
– Горячая штучка, – говорит Ники, костюмер, цокая языком.
– Это ты мне рассказываешь? – я безуспешно стираю с губ ее вишневый поцелуй и выуживаю телефон из кармана шортов.
На экране голубым светится новое сообщение.
Неизвестный номер, 18:06
– Я Элль.
– Просто Элль.
– Элль.
Это ее имя. Прозвище? Сокращение от пафосно-длинного имени? Элеонора? Жанель? Элизабет? Масса возможных вариантов.
Элль.
Я добавляю ее имя в список контактов, закрепляя факт ее существования. Теперь я знаю ее имя. Не думал, что имя способно превратить невнятное представление о человеке в самого человека.
Внезапно мне становится интересно, как выглядит человек по имени Элль. Блондинка или брюнетка? Светлокожая или темнокожая? У нее большие глаза, а какого цвета? У нее ровные зубы или верхние забавно выступают? Кривит ли она рот в улыбке? Она высокая? Низкая? Фигуристая или худощавая?
Элль.
– Чему улыбаешься? – громко спрашивает Ник.
– Да ничему. До завтра. – Я сдвигаю экран блокировки и выхожу из трейлера.
Девчонки выкрикивают мое имя, но мне больше нет дела до этого.
Элль
У "СтрелкаПовстанцев" сорок три тысячи подписчиков, и количество продолжает расти.
Я пишу пост вместо того, чтобы перешивать костюм, потому что, сколько бы обучающих видео в "Ютубе" ни посмотрела, все равно боюсь прикоснуться к папиному костюму ножницами. У меня в запасе еще девятнадцать дней. А между тем появились новости про "Звездную россыпь" – новый фильм – и все сорок три тысячи подписчиков ждут моего вердикта.
Я прикрепляю ссылку на просочившееся в сеть видео пресловутой сцены поцелуя из перезапуска вместе со ссылкой на, предположительно, параллельный эпизод оригинального фильма.
Эпизод 33 "Мглу не забудешь". Это похоже на сцену в бальном зале. Момент перед коронацией Принцессы Амары, когда атаковали силы Мглы. Но я не уверена.
Я перематываю видео на начало и снова просматриваю его. Дэриен Фримен держит в руках лицо Джессики Стоун, губы шепчут что-то, чего я не могу разобрать, а потом медленно сближаются в поцелуе. Потом камера вздрагивает и выключается.
Да, это точно эпизод 33. Вдали виднеются балюстрады, на полу пепел.
"Одно я могу сказать наверняка: форма Карминдора Дэриена Фримена неправильного оттенка синего", – пишу я в заключение поста.
Нажимаю "отправить". 23:34.
Все уже спят. Я тихонько соскальзываю со стула и спускаюсь по лестнице.
В доме темно, мне почти ничего не видно, но я знаю его как свои пять пальцев, поскольку уже много лет брожу по нему в темноте. На кухне открываю один из шкафов и шарю в глубине в поисках новой банки арахисового масла. Достаю из посудомойки чистую ложку. Утром надо будет разобрать чистую посуду. Кэтрин наверняка отругает меня за то, что та простояла всю ночь, но сейчас я слишком устала и голодна, поэтому мне все равно.
Я выскребаю очередную полную ложку со дна банки и вдруг слышу шум около стола.
– Я-то гадала, где ты его хранишь, – доносится тихий холодный голос мачехи. Я застываю с ложкой во рту и медленно поворачиваюсь к темнеющей фигуре.
– Включи свет, дорогая. Мы не неандертальцы.
Протягиваю руку к выключателю и неохотно зажигаю свет. Я уже знаю, что увижу на столе. От яркого света слезятся глаза. Кэтрин все еще в рабочей одежде: платье с за́пахом за пятьсот долларов, которое она не может себе позволить, волосы накручены на макушке. Она выглядит уставшей.
– Извини, – я пытаюсь придумать объяснение, почему меня поймали с поличным с банкой кремового арахисового масла "Питер Пен", но в голову ничего не приходит.
– У всех нас есть порочные слабости, – она постукивает наманикюренными ногтями по пустому винному бокалу.
Щеки у нее горят, тушь побледнела, размазавшись вокруг глаз. Последний раз я видела ее настолько человечной в день, когда умер папа.
Я достаю ложку изо рта и быстро закручиваю крышку банки.
– Извини, я просто…
– Не извиняйся. А у меня в глубине морозилки спрятано мороженое "Роки Роуд".
Я моргаю. Мачеха ест "Роки Роуд"? Я делаю мысленную пометку, что надо залезть в морозилку, когда ее не будет поблизости.
Кэтрин качает головой так, словно не она сейчас призналась, что прячет в морозилке мороженое, хотя оно и не предусмотрено диетой палео.
– Что бы я ни делала, не могу от него избавиться, – говорит она так тихо, что я едва ее слышу. – Сначала ты. Впрочем, я знала, что ты будешь на него похожа. А теперь вот близнецы.
– Близнецы?
Она отмахивается.
– Они помешались на этой штуке. "Звездный путь"?
– "Звездная россыпь".
– Робин любил этот сериал. – Она зажмуривается. – Он повсюду.
Я скрещиваю руки на груди.
– Близнецам он нравится только из-за Дэриена Фримена.
– Да что в нем такого особенного? – огрызается Кэтрин, широко раскрыв глаза. – Всякий раз при виде логотипа этого дурацкого сериала я вспоминаю Робина. Это глупости. Он для детей.
– С чего ты взяла, что он глупый или детский? – голос у меня подрагивает. – Он многому меня научил. Дружбе и верности, умению критически мыслить и всесторонне оценивать ситуацию. Он помог мне.
– Помог тебе? Научил тебя? – Кэтрин качает головой. – Как сериал может чему-то научить? Как можно узнать реальный мир, не вылезая из мира фэнтези?
– Как можно назвать дурацким то, что так любил папа? Ведь он обожал этот сериал.
– Лучше бы он больше любил другие вещи!
Повисает мертвая тишина. Кэтрин прочищает горло, словно вспоминает, что орать – недостойно дамы, или боится, что ее услышат соседи.
– Если бы он вполовину так же заботился о семье, мы бы сейчас не торчали в этой дыре, – говорит она обычным липко-слащавым голосом. – Не пришлось бы перебиваться. Собирать купоны. В одиночку.
– Ты поэтому продаешь дом? Потому что папа имел наглость погибнуть в автокатастрофе, не застраховав свою жизнь, чтобы ты могла платить за весь этот хлам?
Глаза Кэтрин становятся жесткими и острыми.
– Ты ничего не понимаешь в жизни.
– Зато я понимаю, что дом продавать необязательно! Можно просто найти нормальную работу!
– У меня нормальная работа, Даниэлль.
Я сжимаю кулаки. Наверное, не мне решать, но это не ее дом.
– Ты все время говоришь, как глупо любить телесериал. Но это ты живешь в выдуманном мире. Ведешь себя по-детски.
Наманикюренная рука Кэтрин со шлепком ударяет меня по щеке.
– Иди спать, Даниэлль, – говорит она все так же тихо. – Тебе утром на работу.
Дважды повторять не приходится. Я бросаю ложку на стол, бегу в комнату и ныряю в кровать. Прижимаю руку к горячей щеке, натягиваю одеяло на голову и достаю из кармана телефон.
23:52
– Кар!
Карминдор, 23:52
– Почему ты еще не спишь?
23:52
– Не могу уснуть.
– А ты почему?
Карминдор, 23:53
– Тоже.
Я прижимаю телефон ко рту, все еще злюсь на Кэтрин за то, что она думает, будто все делает в одиночку.
Она не одна. У нее есть близняшки, есть их настоящий папа, где бы он ни был, а теперь еще и этот жуткий хозяин Франко Джорджио. У нее есть загородный клуб, друзья в салоне, клиенты, ее родители (хотя они живут в Саванне, видимо, им слишком сложно приехать нас навестить). Она не понимает, что значит действительно быть одной.
По сравнению с моей жизнью в ее полно народу. А еще я злюсь, что могла подумать, будто у нее есть место для меня.
Карминдор, 23:54
– Хочешь об этом поговорить?
– Не хочу хвастаться, но я профессиональный слушатель.
23:55
– Получил премию в детском саду?
Карминдор, 23:55
– Мое главное достижение.
– И я не выдаю секретов.
– Нем как рыба.
Кладу телефон на грудь. Почему-то я ни о чем не могу думать, кроме того видео, попавшего в сеть. Те, кто не смотрел сериал, не знают, что он говорит: его губы слишком размыты, чтобы по ним можно было что-то прочесть.
Но я помню этот момент, наизусть знаю слова.
"Ты не одна, а’блена".
А потом она его целует.
В правильной вселенной, где все возможно, мне не нужно будет выигрывать конкурс, чтобы увидеть премьеру, увидеть известную сцену на большом экране. Мне это не понадобится. В идеальном мире я куплю два билета на полуночную премьеру в местном кинотеатре, подожду, пока папа вернется с работы, и мы пойдем вместе. Может быть, в кинотеатре я увижу парня в другом конце зала, одетого в униформу Федерации, мы встретимся глазами и поймем, что это хорошая вселенная. Может быть, это будет парень с темными волосами и шоколадными глазами.
На мгновение у меня перед глазами пролетает образ Дэриена Фримена. Я ошарашенно отбрасываю мысль. Нет. Хватит.
Только не Дэриен Фримен. Впрочем, это неважно. Я беру телефон и отвечаю Карминдору.
23:57
– Спасибо, все хорошо.
– Доброй ночи, Кар.
Экран мгновенно освещается от входящего сообщения.
Карминдор, 23:57
– Доброй ночи, Ваше Величество Интергалактическая Императрица.
Я прячу телефон под подушкой. Я не Принцесса. И это невозможная вселенная, где никогда не происходит ничего хорошего.
Дэриен
Я весь день проверяю телефон. Конечно, когда его у меня не отбирают. И вот я снова проверяю входящие. Ничего. Ни единого сообщения с прошлой ночи.
Что я сделал не так?
Под фонарями на парковке в изнеможении тру глаза, машу на прощание Джесс и ее столь же блистательным подружкам. Я даже не знаю их имен, двух она сама, кажется, встретила только сегодня. Все расходятся, усталой рекой голов вытекая из черных дверей. Постановщик трюков хлопает меня по плечу, проходя мимо.
– Хорошая работа, – говорит она с улыбкой. – Еще несколько дублей, и ты был бы так же хорош, как Кэри Элвис.
– Я чуть не попал Кэлвину мечом по лицу, – напоминаю я.
Кэлвин Рольф – наш новоиспеченный Юци и, судя по всему, мягко говоря, не рад играть вторую скрипку при ребенке на десять лет его моложе.
– Он сам виноват, герой. Поспи, выглядишь ужасно.
– Не люблю ночные съемки.
– Ах бедный маленький герой, – подтрунивает она, треплет меня по голове и уходит на парковку.
Лонни подъезжает к воротам на черном джипе. Фанатов в половине четвертого утра нигде не видно, однако он помогает мне сесть в машину, словно меня в любой момент могут убить.
Звонит телефон.
Элль?
Я смотрю на часы на приборной доске. 3:32. Она сейчас должна спать.
Достаю телефон и вздрагиваю. Это не Элль, и номер незнакомый.
Неизвестный номер, 3:32
– Меткость снайпера, чувак!
– [Ссылка].
Вопреки голосу разума я жму на ссылку. Она приводит меня на видео с сегодняшней съемки, где я попадаю Кэлвину в глаз. Я зажмуриваюсь. Комментарии еще хуже, чем мое скупое владение мечом. Закрываю ссылку, удаляю текст сообщения.
– Что-то не так? – спрашивает Лонни.
– Был тяжелый день, – отвечаю я.
Он отвозит меня в отель и паркуется на заднем дворе. Мы идем через запасной вход, он провожает меня до самого номера, сообщает, что заберет меня ровно в 7:30. И протягивает протеиновый батончик.
– Выглядишь слабым, – поясняет он.
Я беру батончик, растроганный его заботливостью.
– Спасибо.
Иду в душ, чтобы смыть восемь часов бестолковой беготни, после которых меня еще всю ночь вышвыривали из люка звездолета. Надеваю чистую одежду. Я не настолько устал, чтобы ложиться спать. Должен был бы, день тяжелый. После съемок "Морской гавани" я обычно валился быстрее, чем корова, получившая слоновью дозу транквилизатора.
Но я лежу без сна и все думаю о том видео. Кто мог его снять? Джесс попросила менеджера всех прочесать. Я слышал, как он орал на ассистентов в звуковом павильоне. Половина из них получили моральную травму, они едва ли смогут работать в киноиндустрии.
Переворачиваюсь на спину и пытаюсь убить время, считая зернышки на оштукатуренном потолке. Мысли растекаются. Что сейчас делает Элль? Гадаю, смотрит ли она тоже на потолок, считая овец, или делает то же самое, что и я, когда не могу уснуть. А именно: гадает, что бы случилось, если бы Барбара Гордон не открыла дверь в "Убийственной шутке".
На прикроватных часах светятся красные цифры: 5:58.
Я скатываюсь с кровати.
5:58
– Привет. Ты не спишь?
Возможно, она спит. Я бы сейчас с удовольствием спал, но не могу, комната душит меня. Я поднимаю толстовку с пола около разворошенного чемодана, натягиваю ее, беру ключ от комнаты и выскальзываю за дверь.
Коридор слабо освещен, как в фильмах ужасов, где за углом поджидает убийца с топором. Надеваю капюшон. Просто по привычке. Я не эмо. Иду к лестнице. Как в большинстве отелей, дверь на крышу снабжена сигнализацией. Но, как и в большинстве отелей, сигнализация не работает. Вероятно.
Я тихонько дергаю ручку, чтобы в этом убедиться. Дверь скрипит, открывается. Сигнализации не слышно. Я плечом распахиваю ее настежь и вылезаю на крышу. Здесь почти ничего нет: только кондиционеры, водокачка, какая-то кладовка. Я снимаю ботинок и подпираю дверь, чтобы меня не заперло здесь и не пришлось сидеть всю ночь на карнизе.
Марк пришел бы в ярость. "Слишком близко! – орал бы он. – А если бы ты упал?"
Смотрю вниз, далеко вниз, вдоль стены здания. Сердце отбивает барабанный ритм в горле. Ненавижу высоту, но в крышах есть что-то успокаивающее. Мирное. Доносящиеся издалека звуки города, приглушенная оживленность.
Наверное, звучит глупо, но здесь я больше всего чувствую себя собой, а сейчас это происходит не часто. Все время приходится держать лицо. Перед камерами, перед людьми индустрии, перед папарацци, режим Дэриена Фримена все время включен.
Я чувствую себя собой только… Словом, когда говорю с Элль. Это глупо, потому что она одна не знает, что я это я. Как я могу быть самим собой, когда я вру?
Телефон вибрирует.
Элль, 6:04
– К сожалению.
– А ты чего не спишь?
6:04
– Еще не ложился.
Элль, 6:04
– ОМГ, ИДИ СПАТЬ.
– Псих.
6:05
– Ха-ха.
– Спасать галактику непросто.
Я отправляю сообщение и в тот же момент жалею об этом. Я восемь часов подряд сегодня изображал Карминдора и хочу в кои-то веки просто побыть собой.
6:05
– Да нет, галактику я не спасал. Что за бред. Я таким не занимаюсь.
Элль, 6:06
– Так там под маской ЖИВОЙ человек?
– Удивил, правда.
6:06
– Я чую сарказм.
Элль, 6:07
– Все хорошо, я прощаю.
– Если только ты, ну, скажем, не лысый.
Я вздыхаю, предчувствую, куда повернет разговор. К моей внешности, к тому, кто я. Лучше придерживаться роли Карминдора. Тем более что сейчас благодаря гримеру я гораздо чаще выгляжу как он.
Элль, 6:09
– Ты что, лысый? Это твой большой секрет.
– Ты на самом деле лысый.
6:10
– Мне стыдно, что ты так думаешь. Клянусь, волосы у меня есть.
– Они темные. Кудрявые.
Элль, 6:11
– Как у Карминдора?
6:11
– На удивление, да.
Элль, 6:12
– И ты такого же роста, как он?
– То есть, если бы встала рядом, я видела бы волосы у тебя в носу?
6:14
– Неловкий вопрос.
Элль, 6:15
– А еще неловко быть настолько низкой, что сквозь ноздри видно мозг, однако добро пожаловать в мою жизнь.
Я тихонько смеюсь, хотя больше здесь никого нет. Чувствую, что это секрет, и потому надо быть тихим, чтобы вселенная не нашла этот маленький пузырь и не лопнула его.
6:15