Я сажусь на мотоцикл, но не могу удержаться: поворачиваю зеркальце так, чтобы видеть Джин. Она в центре зеркала. Вот она, открывает машину. Наклоняется вперед, садится на сиденье, легко и изящно заносит ноги: сначала одну, потом другую. Они разъединяются только на секунду, и это мгновение для меня, как кадр настоящего фильма. Возвращаюсь в реальность. Включаю передачу и трогаюсь. Джин спокойно едет за мной. Она ведет машину как опытный гонщик. С пробками у нее проблем нет, она легко обгоняет и возвращается в свою полосу. Изредка гудит, чтобы предупредить ошибки других водителей. Ее машина легко вписывается в повороты. Джин едет за мной, потряхивая головой - понятно, в такт музыке. Дикарка-горожанка. Каждый раз, когда она видит, что я смотрю на нее в зеркальце, мигает мне фарами - дважды, как будто говорит: эй, не беспокойся, я здесь. Еще несколько поворотов и мы почти у цели. Я останавливаюсь. Жду, пока подъедет Джин. И вот она уже рядом.
- Поставь машину здесь, дальше она не пройдет.
Ей не нужны дополнительные объяснения. Джин закрывает машину и пристраивается на сиденье сзади меня, придерживая юбку: необходимое условия для этого трюка - верховой езды.
- Этот мотоцикл супер, мне нравится. Я всего несколько таких видела.
- Таких больше нет. Его сделали специально для меня.
- Так я и поверила. Знаешь, сколько стоила бы штучная модель?
- Четыреста пятнадцать тысяч евро…
Джин смотрит на меня с изумлением.
- Так много?
- Мне еще дали большую скидку.
Она видит в зеркальце мою улыбку - я так его повернул, чтобы наши взгляды встретились. Устраиваю своеобразный армрестлинг взглядами, но вскоре сдаюсь. И снова улыбаюсь. Она сильно бьет меня по спине.
- Ну ты, что ты несешь, ты просто раздолбай!
Такого я не слышал со времен знаменитых драк на пьяцца Эуклиде, со времен набегов на Кассиа и Таленти, и вплоть до моего возвращения. Стэп - раздолбай. И кто посмел сказать такое? Женщина. Женщина, сидящая позади меня. И она продолжает.
- Не считая цены, мне очень нравится твой мотоцикл. Дашь мне как-нибудь на нем прокатиться.
С ума сойти. У меня просят прокатиться на моем мотоцикле, и кто просит! Опять женщина. Та же самая, что назвала меня раздолбаем! Но самое невероятное в этой истории то, что я ответил:
- Да, конечно.
Мы въезжаем на виа Боргезе - я еду быстро, но без нарочитой спешки - и останавливаюсь у маленького бара над озером.
- Приехали. Здесь не так много народу. Здесь спокойнее.
- Как? Ты не хочешь, чтобы люди тебя увидели?
- Что, опять поссориться хочешь? Если бы я знал, я бы в спортзале хуже с тобой обошелся.
- Посмотрите-ка на него.
- Опять?
- Ладно, мир, давай, в качестве "мировой", выпьем аперитив, идет?
35
Клаудио ставит машину в гараж. К счастью, "Веспы" там нет. Дочки пока не вернулись. Тем лучше. По крайней мере, никто не поцарапает ему машину. Хотя уже и так невозможно опустить цену ниже той, что ему предложили в зачет в салоне "BMW". Клаудио снова думает о своей мечте - свободе, и о другой мечте - "BMW". С этими мыслями он закрывает гараж и поднимается в квартиру.
- Кто дома?
В квартире - полная тишина. Он облегченно вздыхает. Как хорошо побыть немного одному. Поразмышлять о том, как лучше устроить вечер. Это будет нелегко. Клаудио думал об этом весь день, но ему надо перепроверить свой план, обкатать его до мельчайших деталей. Он хочет быть уверенным, что не случится ничего непредвиденного. В этот момент у него за плечами появляется Раффаэлла. Она застала его врасплох.
- Здесь я, и еще вот эта.
Она бросает ему в лицо выписку из счета с его кредитной карты - предпоследняя строка выделена желтым маркером. Клаудио берет с растерянным видом выписку. Раффаэлла склоняется над ним.
- И что это значит? Не объяснишь ли?
У Клаудио кружится голова. Выписка с его счета открыта. Ему дали пощечину, на виду у всех. У всех… на виду у собственной жены. О Боже, подумать страшно, что она там могла найти… Он быстро собирается с мыслями. Нет. Там ничего такого быть не может. Потом он видит предпоследнюю строчку: она сильно выделяется среди остальных. Неопровержимое доказательство его вины. Отсылка к месту преступления. Но ведь Раффаэлла никак не может знать, не может ни о чем догадаться!
- A-а, эта… ничего особенного, ничего особенного.
- Сто восемьдесят евро - это ничего особенного? Мне так не кажется.
- Да это я купил бильярдный кий.
- Ах вот как? Это-то я понимаю. Тут ясно написано: магазин бильярдных принадлежностей. Я только не знаю, давно ли ты начал играть в бильярд. И что я еще про тебя не знаю.
- Ну, Раффаэлла, прошу тебя. Ты ошибаешься. Это не для меня.
И тут на него снизошло озарение, среди ночи вспыхнул маяк, дающий надежду на спасение в бушующем море, надежду выйти живым-невредимым из этого опасного плавания меж подводных рифов, надежду выжить после урагана по имени Раффаэлла.
- Я не знал, что подарить синьору Фарини, а поскольку у него в доме на море есть бильярд, я подумал, что кий будет чудесным подарком! И правда, он ему очень понравился. Подумай только: сегодня вечером мы встретимся, поужинаем и потом сможем сыграть партию!
Весь сегодняшний день он обдумывал совсем другой план, но иногда благодаря импровизации рождаются чудесные обманы.
Раффаэлла в растерянности. Она не знает, можно ли этому верить.
- То есть, вы будете играть в бильярд вдвоем?
- Ты не поверишь - он сказал, что благодаря кию, который я ему подарил, в нем проснулась старая страсть. С тех пор, как он снова начал играть, и дела на фирме пошли лучше, понимаешь? Бильярд его расслабляет, разве это не чудо? - Клаудио раздувается от гордости. - Представь себе, благодаря кию за сто восемьдесят евро он нам доверил финансирование в сотни тысяч евро. Разве не здорово?
Однако Раффаэллу он, похоже не убедил. И тогда Клаудио решает идти ва-банк, поставить на карту все, что у него есть, рискнуть, подобно канатоходцу, идущему над пропастью лжи, подобно каскадеру, взлетающему на опасный трамплин самого низкого обмана, пойти на самый дерзкий подлог.
- Не знаю, как тебя убедить. А давай сделаем так: ты пойдешь с нами! Поужинаем, а потом ты будешь считать очки в бильярдном зале - как тебе такой план?
Раффаэлла минуту пребывает в раздумье.
- Нет, спасибо.
После этого головокружительного прыжка в пропасть она успокаивается. Клаудио - тоже. А если бы она согласилась? Где бы он нашел к семи часам Фарини? Уже, наверное, год, как он о нем не слышал. Было бы трудно организовать такой ужин на скорую руку, а тем более - партию в бильярд. Учитывая тот факт, что Фарини совсем не похож на игрока. Клаудио решает не думать об этом. Ему от всех этих мыслей становится дурно. Он улыбается, пытаясь рассеять последние сомнения Раффаэллы. Но та достает еще один аргумент.
- Но если это был деловой подарок, почему ты не заплатил офисной карточкой?
- Ой, ну ты же знаешь этого Панеллу, он прикапывается к каждой мелочи. А если потом Фарини перестанет доверять нашей фирме? Я знаю, он попрекал бы меня целый год! Я решил не рисковать из-за ста восьмидесяти евро!
При этих словах Клаудио понимает, какому риску он сам только что подвергся. Он снимает пиджак, он весь вспотел. Идет к спальне, чтобы хоть как-то скрыть драматическое напряжение момента.
- A-а, Раффаэлла, не волнуйся ты так! Сейчас, когда Фарини пришел к нам, мне эти сто восемьдесят евро вернутся сторицей, точно тебе говорю!
Раффаэлла идет за ним в спальню. Она хочет еще что-то сказать, но Клаудио не дает ей этого сделать. Он подходит к ней и берет за руки.
- Знаешь, а мне приятно, что после стольких лет ты меня все еще ревнуешь. Это значит, что наши чувства по-прежнему свежи.
Раффаэлла улыбается. Ей кажется, что она снова молодая, ну, во всяком случае, много моложе, чем утром, как будто те морщинки, которые она видела в зеркале, бесследно пропали. Клаудио целует ее. Медленно-медленно они начинают раздеваться, они давно так уже не делали, очень давно. И Клаудио чувствует предательское возбуждение. Раффаэлла удивлена.
- Да, мне казалось, такое уже невозможно, а сейчас меня охватывает страсть, я горю желанием.
Клаудио спускает брюки и снимает с нее юбку. Раффаэлла скользит в кровать, и он снимает с нее трусики, приподняв ее еще обутые в туфли ноги. В полутьме комнаты, где все еще гуляет эхо подозрения, где воздух накален сомнениями и изворотливыми выдумками, они начинают нежно прикасаться друг к другу в отчаянной попытке вновь обрести утраченное доверие. Потом Клаудио стягивает трусы, разводит ноги Раффаэллы и входит в жену. Он двигается вверх-вниз. Он тяжело дышит, на рубашке его проступает пот. Раффаэлла замечает это.
- Да разденься ты совсем.
- А если девочки придут?
Раффаэлла улыбается и закрывает глаза, она счастлива.
- Ты прав… как хорошо… продолжай… еще… давай.
И Клаудио продолжает, стараясь удовлетворить ее, он возбужден и вместе с тем встревожен. Как он проявит свои возможности вечером, на бильярдном столе-постели с дублером Фарини? Он предпочитает не думать об этом. Он читал статью о чувстве сомнения в своих возможностях. Напротив - нужно совсем не думать об этом. Но одно точно: с прошлой недели еще остались царапины на спине, надежно спрятанные под намокшей от пота рубашкой. Вдруг из коридора раздается голос Баби.
- Папа, мама… вы здесь?
Слегка охрипшим голосом Раффаэлла спешит откликнуться.
- Сейчас, мы идем.
И именно в этот момент Клаудио, перевозбужденный от абсурдности всей этой ситуации, кончает. Раффаэлла остается ни с чем, все оборвалось в самый прекрасный момент - на взлете. Она непроизвольно улыбается. Клаудио целует жену в губы.
- Прости меня…
И проскальзывает в ванную. Быстро ополаскивается. Теперь лицо. Да уж, вид у него - просто жуть. И тем не менее, все прошло хорошо. Теперь бы оказаться на высоте вечером, ведь план сработал… Потом он вспоминает, что думать об этом не надо. А иначе известно, что будет. Чувство сомнения в своих возможностях.
36
Мы с Джин садимся за столик. Невдалеке какой-то интеллектуал в очочках и с книгой на столе отхлебывает капуччино, потом продолжает читать статью из "Leggere". Еще здесь женщина лет сорока с длинными волосами, под ее стулом - дворняга. Женщина лениво курит сигарету, на лице ее грусть, - возможно по тем косякам, которых она теперь лишена.
- Неплохая обстановочка, да?
Джин заметила, куда я смотрю.
- Да, мы в нее вписываемся. Что ты будешь пить?
За плечами нарисовался официант.
- Добрый день, господа.
Ему около шестидесяти лет и он весьма элегантен.
- Мне - "АСЕ".
- А я - кока-колу и маленькую пиццу с ветчиной и моццарелой.
Официант, кивнув, уходит.
- Эй, после физических нагрузок ты не очень-то заботишься о своем здоровье, а? Белая пицца и кока кола - диета атлетов!
- Кстати об атлетах, ты ведь у нас атлет на халяву, дай-ка мне свой список спортзалов на триста шестьдесят дней.
- Без проблем. Сделаю тебе ксерокс.
- И многие пользуются таким способом?
Возвращается официант.
- Пожалуйста. "АСЕ" для синьорины, а для вас - белая пицца и кока-кола.
Официант ставит заказ на стол, кладет под псевдосеребряную тарелочку счет и удаляется.
- Нет, не думаю. Во всяком случае, я надеюсь…
И мы продолжаем болтать, понемногу открываясь друг другу.
- Ты что, правда никогда не уезжала из Европы?
- Нет. Я была в Греции, Англии, Франции, один раз с двумя подругами даже в Германию ездила на Октоберфест.
- Я тоже там был.
- Когда?
- В 2002 году.
- И я тоже.
- Ни фига себе.
- Да, но самое невероятное заключается в том, что одна из моих подруг - непьющая. Ты не представляешь, что с ней случилось. Она взяла литр пива, знаешь, такие огромные кружки, которые моют в большущих баках, залпом выпила половину и после этого полчаса плясала на столе какую-то тарантеллу, а потом стала выкрикивать: "фонтан, фонтан…" и свалилась на пол, ужас!
Я смотрю на Джин. Она пьет "АСЕ". Я тоже знаю девушку, которая танцевала на столе в ресторане, где мы ужинали. Но она не танцевала на столе во время Октоберфеста… Я вспоминаю Баби - когда я сказал ей, что уезжаю с Полло, Скелло и еще парой друзей на другой машине в Мюнхен, она разозлилась как сумасшедшая. "То есть ты едешь в Мюнхен. А я?" - "Ты - нет… Мы едем мужской компанией". - "Ах так? Хотелось бы верить". А потом оказалось, что этот придурок Манетта из другой машины поехал с подругой. И когда мы вернулись, были долгие разборки с Баби, потому что, конечно, как всегда, рано или поздно, все становится известно.
- О чем ты думаешь?
Я вру:
- О той твоей подруге, которая танцевала на столе. Вам надо было ее заснять. Потом бы вы посмеялись.
- Да, мы как сумасшедшие хохотали тогда, а потом - это не так! Потом, потом… сейчас!
И она, многозначительно глядя на меня, делает очередной глоток "АСЕ". Ой-ой-ой, что же она хочет сказать? Что дело пошло не так? В общем, оно пошло. Джин хочет "сейчас". Но не сию минуту, нет, еще рано. Может, завтра? Да, завтра, не сейчас, позже…
- О чем ты думаешь? Все еще о моей подруге, что танцевала на столе? Не верю. Я вижу, ты вспомнил какую-то другую подругу, с которой познакомился на Октоберфесте и теперь вспоминаешь ваши похождения.
- Плохо видишь.
- Очень хорошо. У меня идеальное зрение.
- Нет, ты плохо знаешь нашу компанию. Ты принимаешь нас неизвестно за кого. Мы люди серьезные, спокойные, не буйные. Конечно, мы любим повеселиться, мы не привыкли в ресторанах лезть из кожи вон, чтобы соблюсти хорошие манеры. "Это делать нельзя, это тоже…" Плевать нам на это занудство.
Я оборачиваюсь, мне повезло. Только что за столик села пара. С ними английский сеттер, они модно одеты, и, что совершенно абсурдно, у обоих подмышкой одинаковая газета "II manifesto". К ним подходит официант, и они что-то заказывают.
- Вот смотри на этих двоих. Они не разговаривают друг с другом.
И правда, они делают заказ раздельно, не советуясь, не спрашивая друг друга, что он или она возьмет. Они рассеянны, не обращают внимания друг на друга, как бы просто дрейфуют рядом.
- Смотри, официант уходит, а они принялись читать, причем у обоих "Il manifesto", ну и ну… Не то чтобы я имел что-то против этой газеты… Точнее, я имею, но это здесь не при чем. - Просто они даже не заметили, что купили одну и ту же газету. Хуже не придумать. Полный отстой…
Официант быстро возвращается - они оба взяли только по чашке кофе.
- А сейчас мужчина заплатит - только потому, что так положено.
Мужчина встает со стула, переносит вес тела на правую ногу - портмоне у него в левом кармане - засовывает руку в карман и расплачивается. Женщина продолжает пить кофе, даже не взглянув на него. У них рассеянный и скучающий вид. Интересно, как бы здесь восприняли моих друзей? Блин! Они устраивают дебоши, блюют, дерутся, не платят или громко орут, требуя один евро с каждого посетителя, но в любом случае, они живут, а не прозябают, черт побери.
Джин улыбается.
- Да, да, ты прав, по крайней мере, сейчас.
Все, хватит, с меня достаточно. Во всяком случае, на данный момент.
- Да расслабься ты, Стэп, тем более что сейчас тебя ждет важное дело.
- Не понял.
- Тебе надо решить проблему с этим господином.
Я оборачиваюсь, за мной стоит улыбающийся официант.
- Позвольте.
Я не успел ответить, как он наклоняется и берет счет из-под псевдосеребряной тарелочки. Он подошел совсем тихо, я даже не слышал. Странно, мне это несвойственно. Вот до чего расслабился с этой Джин. Это хорошо или плохо?
- Одиннадцать евро, синьор.
Я встаю точно в такую же позу, как хмурый тип из той апатичной пары: вынимаю портмоне из кармана и открываю. И улыбаюсь.
- Так даже лучше.
- Что такое?
- Что мы не похожи на этих унылых зануд.
- Не поняла, - Джин смотрит на меня удивленно. - Объясни нормально!
- Все очень просто. Заплатить придется тебе, у меня нет денег.
- Я бы предпочла без экстрима. То есть, я бы согласилась, чтобы мы оказались похожими на этих двоих. То есть, чтобы заплатил ты.
Джин, такая элегантная и красивая, безупречно одетая и накрашенная, строит мне рожицу. Не сильно смешную. И улыбается официанту, как бы извиняясь за ожидание. Она открывает сумочку. Достает кошелек, открывает его, и улыбка сходит с ее лица.
- Мы совсем не похожи на этих двоих. У меня тоже нет денег, - и добавляет, глядя на официанта: - Да, я переоделась, потому что иду на ужин с родителями и дядей, и, поскольку мне там платить не придется, о деньгах я не подумала.
- Плохо.
Официант меняет тон, выражение лица тоже меняется. Вся его любезность бесследно исчезает. Возможно, ему, взрослому человеку, кажется, что молодые просто смеются над ним.
- Мне это совсем неинтересно.
Я беру ситуацию в свои руки.
- Слушайте, я провожу девушку к машине, сниму деньги в банкомате и вернусь заплатить.
- Да, сейчас… меня зовут Джо Кондор! Вы думаете, я такой дурак? Давайте деньги или я позову полицию.
Я улыбаюсь Джин.
- Извини.
Встаю и беру официанта под руку: сначала мягко, потом сжимаю так, что он начинает возмущаться:
- Что ты хочешь, прекрати.
Сжимаю сильнее и отвожу его в сторону.
- Хорошо, шеф. Мы неправы, но не надо нам читать нравоучения. Мы не собираемся воровать у вас одиннадцать евро. Ясно?
- Но я…
Я сжимаю ему руку еще сильнее, на этот раз-очень решительно. Он морщится от боли, и я отпускаю его.
- Я прошу вас войти в мое положение. Я первый раз пришел с этой девушкой…
Может быть, он тронут, а может, его убедили какие-то личные воспоминания больше, чем мое признание. Он кивает.
- Хорошо, занесете деньги потом.
Мы возвращаемся к столу. Я улыбаюсь Джин.
- Мы договорились.
Джин встает и смотрит на официанта, она искренне расстроена.
- Мне, правда, очень жаль.
- О, не беспокойтесь. Такое бывает.
Я улыбаюсь официанту. Он смотрит на меня. Думаю, пытается определить, вернусь я или нет.
- Возвращайтесь не слишком поздно, пожалуйста.
- Не волнуйтесь.
И мы уходим, мило улыбаясь и оставляя официанту призрачную надежду.