Да, я жила дальше, но жизнь пребольно ударила меня, отбросив назад. Я чувствовала себя опустошенной. Я пропустила неделю в школе, взяла больничный на работе и просто спала целыми днями, не в силах взглянуть правде в лицо. Тошнота, которая и навела меня на мысль, что я угодила в переплет, одолевала меня с удвоенной силой, и казалось, было бы проще погрязнуть в ней с головой. Шерил в основном не обращала на меня внимания, однако после недели дома я знала, что мне придется раскрыться и объяснить ей, что со мной не так. Я не была готова к этому разговору, поэтому собрала себя в кучку, возобновила занятия в школе и вернулась к прежнему графику на работе. Но знание причины моего недуга было подобно боли, от которой невозможно убежать и которую невозможно игнорировать.
***
В течение недели мы говорили об испанской инквизиции, поэтому этот день начался с монолога Уилсона об отличии последних от охотников на ведьм.
- Мы привыкли считать охоту на ведьм пережитком средневековья, однако между 15 и 18 веком в колдовстве было обвинено более 100 000 человек. Из них примерно 60 тысяч подверглись экзекуции. Чаще всего обвиняемых сжигали на костре. 75% являлись женщины. Откуда взялось это непропорционально большое число? Считалось, будто женщины больше подвержены дьявольскому влиянию, - изогнул брови Уилсон, и девушки в классе тут же возмутились.
- Что? - вскинул он вверх руки. - Все началось с Адама и Евы. Во всяком случае это было основным аргументом церкви в средние века и после. Среди обвиняемых были бедные и пожилые женщины. Кроме того, женщины часто работали акушерками и целительницами. Они много готовили и заботились о других, поэтому обвинить женщин в том, что они готовят зелье или яд или произносят заклинания, было проще, чем мужчин. Мужчины привыкли решать споры на кулаках, женщины же слабее физически и предпочитают прибегать к помощи слов и, возможно, более склонны к словесным взбучкам, что тогда расценивалось как ведьмино проклятье. Раньше для того, чтобы дискредитировать женщину, достаточно было обвинить ее в колдовстве. А как мы дискредитируем сильных женщин сегодня?
Класс уставился на Уилсона в недоумении. А потом во мне что-то щелкнуло.
- Мы навешиваем на них ярлык суки, - смело выпалила я.
Ученики ахнули, как это обычно бывало, когда кто-то произносил плохое слово. Уилсон не смутился. Просто задумчиво посмотрел на меня.
- Да. Это почти то же самое. Давайте сравним. Раньше, о женщине судили по красоте. Ее оценивали по лицу. А что происходило с ней потом, когда красота увядала?
Класс оживился.
- Ее ценность падала, а что происходило с ее свободой? Женщина, которая уже не так красива, не может соревноваться за руку богатого и привилегированного мужчины, а значит ничего не теряет. Пятидесятилетняя старуха в 16 веке была более независима, чем пятнадцатилетняя девочка, которая вынуждена была думать о выгодном замужестве. Поэтому-то менее привлекательные женщины имели больше свободы, чем красавицы.
- Сегодня женщин также оценивают по внешним данным, намного больше, чем мужчин. Но времена изменились, и женщинам уже не нужен мужчина, чтобы прокормить себя. Сегодня женщины почти ничего не теряют, высказывая свое мнение, поэтому нет смысла называть их ведьмами. Однако мы все еще придерживаемся тактики, приемлемой многие годы назад, только используем другое слово.
Класс засмеялся, и Уилсон улыбнулся, прежде, чем продолжить.
- Это подводит нас к выпускному проекту. Какие ярлыки навешаны на вас? Почему вы их носите? Многие из вас выпускники и скоро выйдут в мир. Хотите ли вы взять этот ярлык с собой в новую жизнь? Или вы хотите оставить его в прошлом и придумать себе новое имя? - Уилсон обвел взглядом сосредоточенные лица.
- К сожалению, в школе, а часто и в жизни, нас оценивают по плохим поступкам. Вспомним Мэнни. - В классе воцарилась тишина, и сам преподаватель замолчал на несколько минут, словно воспоминание давалось ему очень тяжело.
- Но для многих из нас жизнь складывается из маленьких выборов, маленьких действий, маленьких моментов день за днем. И если взглянуть на нее с этой точки зрения, ярлыки могут быть довольно неточными. Все мы носим множество ярлыков с самыми разными характеристиками. - Уилсон подошел к столу. - Вот. Возьмите и раздайте каждому по экземпляру. - Историк отдал стопку чистых белых листов ученику, сидящему в переднем ряду. На каждом листе располагалось порядка двадцати разных ярлыков. Я взяла один лист и передала стопку назад.
- Если бы я попросил вас вырезать эти лейблы и прикрепить к себе, а затем пройтись по классу и позволить разным людям написать что-нибудь о вас - всего лишь слово, например, ведьма, как думаете, что бы они написали? Проверим?
Я почувствовала, как внутри живота зародился страх. В классе также поднялось беспокойство.
- Что, не нравится затея? К счастью для вас, она мне тоже не по душе. Во-первых, люди могут быть слишком вежливыми или слишком жестокими, поэтому честного отношения вы не увидите. А во-вторых, для нас очень важно, кто и что о нас думает… да-да, именно так, как я сказал. Это очень важно. - Уилсон помолчал, убеждаясь, что мы все слушаем его. - Вы, конечно, готовы отрицать это, но так или иначе это важно. - Он сделал ударение на последнем слове и посмотрел на нас.
- Но несмотря на то, что это важно, намного важнее, что мы сами думаем о себе, так как, как мы уже обсуждали в начале года, наша вера определяет нашу жизнь. И нашу историю. Поэтому я хочу, чтобы ВЫ дали себе оценку. Двадцать ярлыков. Будьте предельно честными с собой. Один лейбл - одно слово, максимум два. Будьте лаконичны. Ведь ярлыки всегда короткие и меткие, не так ли?
Уилсон открыл большую упаковку черных маркеров и попросил раздать их всем. Несмываемые маркеры. Мило. Я посмотрела на сосредоточенных учеников вокруг себя. Крисси обводила черный маркер своими гелевыми ручками, торопливо выводя на карточках слова типа "красивая" и "милая". Я боролась с желанием написать "ПНИ МЕНЯ" на одном из своих листочков и прикрепить его не ее задницу. А на остальных я хотела написать "ДА ПОШЕЛ ТЫ" и один за другим наклеить их Уилсону на лоб. Он был таким занудой! И как только тот, кто так мне нравится, может быть таким раздражающим?
Образ Уилсона с наклеенными на лбу ярлыками на секунду заставил меня улыбнуться. Я уставилась на стопку белых карточек перед собой в надежде на озарение. Что я могла написать? Беременная? Обрюхаченная? Это бы меня классифицировало. Ведь нужно два слова, так? Или, может быть, мерзкая? Или… НЕУДАЧНИЦА. А как насчет поддатая? Уделанная? Конченная? Слово, возникшее вслед за этим заставило меня вздрогнуть. Мама… ох, нет!
- Я не могу этого сделать, - нетерпеливо воскликнула я.
Все повернулись в мою сторону, перестав писать и раскрыв рты. Я не хотела обсуждать причины. Я просто не могла сделать этого и все. И не собиралась.
- Блу? - мягко обратился ко мне Уилсон.
- Я не буду этого делать.
- Почему нет? - Его голос все еще был мягким и вежливым. Лучше бы он кричал…
- Потому что это неправильно и… тупо!
- Почему?
- Потому что это очень личное! Вот почему! - Я взмахнула руками и ярлыки разлетелись по полу. - Я бы могла солгать и написать кучу слов, которые ничего не значат и в которые я не верю, но в чем тогда смысл? Поэтому я не стану этого делать.
Уилсон внимательно смотрел на меня.
- Значит ты отказываешься выполнять задание? Так?
Я смотрела на него с каменным выражением лица.
- Ты отказываешься? - спросил он снова. - Потому что в этом случае, ты прошла этот маленький тест блестяще.
Внутри меня начал подниматься протест, а ученики вокруг, казалось, были сбиты с толку и не знали, что делать. Но Уилсон проигнорировал их вопросы и продолжал.
- Я хочу, чтобы вы выбросили ваши ярлыки. Разорвите их, скомкайте, выкиньте в мусорное ведро.
Я почувствовала, как краска отливает от моего лица и сердце возвращается к привычному ритму. Уилсон смотрел по сторонам, но я знала, что, говоря, он обращается именно ко мне:
- В течение года вы писали свои истории. Но теперь я хочу, чтобы вы задумались о своем будущем. Если вы будете ориентироваться на прошлое, то каким, в таком случае, будет ваше будущее? И если оно вам не нравится, то от какого из ярлыков вам стоит отказаться? От какого из записанных вами слов нужно избавиться? Или, может быть, от всех сразу? А какой оставить? Как вы можете оценивать себя, если ваши ярлыки основываются не на том, что вы думаете о себе, а на том, каким вы хотите быть?
Достав стопку папок, Уилсон, одну за другой, раздал их ученикам.
- Я объединил истории каждого из вас и разложил их по папкам. Здесь все, что вы написали за год. Теперь настала очередь последней страницы. Давайте. Напишите о своем будущем. О том, чего вы хотите. Избавьтесь от ярлыков.
"Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда… выброшенный. Маленького птенца нашел ястреб. Пожалев дрозда, он взял его в свое гнездо, где учил кроху летать. Но однажды ястреб не вернулся домой, и птенец вновь оказался один. Невольно. И все, что ему оставалось, это улететь. Но когда птенец взобрался на край гнезда, то понял, что его крылышки слишком малы и слабы. А небо, напротив, такое большое и необъятное. И такое недостижимое. Дрозд почувствовал себя запертым в ловушке. Он мог улететь, но куда ему держать путь?
Он был напуган, потому что он знал, что не является ястребом. Он не был прекрасным лебедем. И не был величественным орлом. Он был просто дроздом.
Он спрятался в гнезде, закрыв крыльями черную головку и молясь о спасении. Но никто не пришел. Дрозд знал, что он мал и слаб, но у него не было иного выбора. Он должен был попытаться. Должен был улететь и никогда не оглядываться назад. Тяжело дыша, маленький дрозд расправил крылья и взмыл в широкое голубое небо. С минуту он летел свободно, набирая высоту, но затем дрозд посмотрел вниз. Дрозд запаниковал, упал на землю и прокатился по ней колесом".
Внизу я нарисовала крохотную птичку, что, расправляя крылья, вылетает из гнезда, а затем оглушительно падает. Однажды я видела, как из гнезда возле нашего общежития выпало яйцо. В скорлупе лежал почти сформировавшийся птенец.
Я отбросила ручку в сторону и, тяжело дыша, встала из-за стола, чувствуя, что вот-вот упаду и разлечусь на тысячи маленьких Блу. Схватив сумку, я выбежала прочь. Я слышала, как Уилсон зовет меня и просит подождать. Но я бежала к выходу, не оглядываясь. Я не могла улететь. Я потерпела неудачу. История про дрозда уже не была обо мне. Она была о ком-то внутри меня.
***
Я была в центре планирования беременности и раньше. Там я получала таблетки, хотя последняя партия была явно провальной. Я изучила все возможные причины, по которым противозачаточные могли не подействовать. Может быть, это случилось из-за антибиотиков, которые я принимала в Рождество, или я просто-напросто пропустила один день приема. В общем, в чем бы ни была причина, но тест все еще был положительным, а месячных все еще не было.
Я позвонила в центр за день до этого и назначила встречу после школы. Скорость, с которой я вылетела из класса, помогла мне сэкономить время. Леди на ресепшне была весьма равнодушна. Я заполнила анкету, ответила на несколько вопросов, села на металлический стул и стала просматривать журнал, где были собраны красивейшие женщины мира. Я подумала, приходилось ли хоть одной из них обращаться в центры планирования беременности? Их лица взирали на меня с глянцевых страниц, расцветая всей своей красотой. Я же чувствовала себя маленькой, продрогшей и уродливой, словно мокрая птица. Довольно о птицах! Я откинулась на спинку и перевернула страницу.
Я задумалась над тем, обращалась ли моя мама в подобный центр, когда была беременна мной. Но мысль оборвалась. Я родилась в начале девяностых. Ведь не так много изменилось за последние двадцать лет? Для нее было бы так же просто сделать аборт, как и для меня. Так почему же она не сделала этого? Я знала, что беременность только мешала ей. Она определенно не хотела меня. Может быть, она просто не знала обо мне, а потом было уже поздно? Или с помощью меня она хотела вернуть своего парня, чтобы он любил ее и заботился о ней? Как знать? Но я была почти уверена, что это не так.
- Блу? - Мое имя прозвучало с вопросительной интонацией, как всегда бывало, когда кто-то читал его впервые. Я взяла сумку и направилась к медсестре, которая ждала меня у дверей. Даже не дождавшись, когда дверь закроется, она сообщила мне, что им необходим образец моей мочи и всучила мне стаканчик.
- Когда закончите, напишите свое имя на ярлычке, приклейте его на образец и отдайте мне. Мы проверим ее на предмет беременности и наличия половых инфекций. Результаты теста на беременность будут сегодня, а анализы придется подождать. - Она отвела меня в туалет и дождалась, пока я закрою дверь. Я взглянула на ярлык, который полагалось приклеить к моему образцу. В нем имелась графа для имени, времени, температуры и даты, которые я должна была заполнить перед тем, как отдать ее на экспертизу. В голове всплыли слова Уилсона о лейблах:
"И если вам не нравится ваше будущее, то от какого из ярлыков вам стоит отказаться?"
Я поставлю свое имя на стакане с мочой. Они сообщат мне, что я беременна. Затем они выдадут мне направление на аборт, потому что, собственно, за этим я и пришла. Метафорически я могла бы разорвать ярлык "беременна", скомкать его и выбросить. И это будет правдой недолго. Я могу изменить направление движения. Отказаться от ярлыка. Так же, как моя мать отказалась от меня.
Я закатила глаза, ругая себя за излишнюю эмоциональность, и тут же приступила к действию. Это не одно и то же. Отказаться от ребенка или отказаться от беременности. Я убеждала себя в том, что эти вещи даже сравнивать нельзя. Я поспешила получить образец, накарябала свое имя на ярлыке и прилепила его к теплому стаканчику, подумав, что мне, вероятно, стоило бы выпить больше воды, и смущаясь от мысли, что медсестра может подумать о том же.
***
- Поздравляю!
Тест на беременность не занял много времени. Я бы не удивилась, узнав, что они использовали тот же тест, что и я десять раз дома.
- Поздравляете?
- Да, поздравляю. Вы беременны. Поздравляю, - сказала медсестра невозмутимо.
Я не знала, что ответить. "Поздравляю" было не совсем подходящим словом ввиду того, что, записываясь на встречу, я просила проконсультировать меня насчет аборта. Однако я не услышала в ее словах насмешки. Очевидно, это была стандартная фраза.
- У меня отмечено, что вы говорили с… - она взглянула в свои записи, - Шейлой о возможных вариантах.
Шейла была той, с кем я говорила по телефону, когда записывалась. Она показалась мне милой. И я была рада с кем-то об этом поговорить. Я надеялась, что меня определят к ней. Потому что эта медсестра была слишком суха со мной. Мне необходимо было подумать.
- А Шейла здесь?
- Э-э-э… нет, - ответила медсестра, немного озадаченная моим вопросом. Затем она вздохнула. - Вам необходимо выбрать день для вашей процедуры, если вы действительно решились на это.
- Можно мне забрать свою мочу? - перебила я, отчаянно желая уйти.
- Ч-что?
- Мне просто нужно, то есть… я не хочу, чтобы на моих анализах стояло это имя.
Медсестра уставилась на меня, как на сумасшедшую. Затем она постаралась успокоить меня.
- Все абсолютно конфиденциально. Вы же понимаете?
- Пожалуйста, дайте мне мой образец.
Сестра открыла передо мной дверь и заскользила глазами по полкам, словно ища то, что могло бы меня оглушить.
- И это не абсолютная конфиденциальность. - Я вошла в маленькую комнатку, вознамерившись найти свой образец. Я внезапно почувствовала, как моя жизнь сужается до размеров ярлыка и до моего имени на стаканчике с мочой. Я перешла через Рубикон. Это был он. И ярлык был единственной вещью, о которой я могла думать.
Медсестра, казалось, была шокирована, но не стала мне препятствовать. Когда она отдавала мне мой образец, ее руки дрожали. Я схватила его и бросилась бежать, словно вор из супермаркета, надеясь, что никто не опознает меня, хотя и зная, что мое бегство не останется незамеченным и что моя проблема в десять раз хуже. Я чувствовала, как внутри меня вырабатывается адреналин от мысли о том решении, которое я приняла. Меня подгоняла сила, которая наполняла меня жизнью или спасала ее, в зависимости от того, как посмотреть на ситуацию. Я все еще прижимала к груди свой стаканчик с мочой. Сев в пикап, я уставилась на имя, выведенное на ярлыке.
Имя: Блу Ичхоук. Дата: 12 Марта 2012. Время: 17:30. За окнами моей машины уже стемнело. Зимой солнце в Вегасе садится около пяти, поэтому сейчас вокруг царила беспроглядная тьма. Я вновь взглянула на свое имя и вспомнила слова Шерил, сказанные в тот ужасный день, когда утонуть для меня было лучше, чем жить без Джимми.
"Он даже не знал твоего имени. Ты просто все время повторяла Блу, Блу, Блу. Так он и назвал тебя. И думаю, недалеко ушел от истины".
Блу Ичхоук - не мое имя. Не мое настоящее имя. Может быть, меня звали Бриттани или Джессика, или Хизер. А может быть, Эшли или Кейт, или Крисси, прости Господи. Я - никто, а ты кто? Поэма точно насмехалась надо мной. Неожиданно я поняла, что у меня будет ребенок, который может даже не узнать имя своей матери. Цепь продолжилась. Я отклеила ярлык от стаканчика и прикрепила его себе на футболку, лишь для того, чтобы прояснить для самой себя, кто я. Затем, я выбросила стаканчик в окно и попросила Карму простить меня, хоть и знала, что это бесполезно, так как скоро вселенная попросит возмездия естественным путем через дерьмо и рвоту.
Глава 13
Свет
Я обнаружила себя стоящей у дома Уилсона. В стороне лежала груда строительного мусора, а крыша выглядела так, словно ее недавно отремонтировали. Во всех окнах горел свет, а широкие ступени лестницы освещались мягкими лучами латунного фонаря у двери. Я вышла из машины, не понимая, какого черта я вообще здесь делаю, но при этом испытывая жуткое желание поговорить с кем-то. Для успокоения души. И, честно говоря, я не знала, куда мне еще податься. Конечно, Мейсон мог бы поговорить со мной, но эта идея не нравилась мне самой.
На двери около таблички с надписью "Памберли" висел домофон. Абсолютно новый домофон. Я нажала на кнопку, прислушиваясь, раздастся ли какой-нибудь звонок по ту сторону двери. Затем я нажала на кнопку снова, и сквозь динамики прорвался голос Уилсона, напоминающий забавный голос какого-нибудь английского дворецкого. Это настолько подходило дому, что будь я в другом настроении, то непременно рассмеялась бы.
- Это Блу Ичхоук… могу я поговорить с вами… всего минуту… пожалуйста? Я не буду входить. Просто постою тут… на крыльце.
- Блу? Ты в порядке? Что произошло в школе? - волнение в его голосе не мог скрыть даже домофон, и я закусила губу, сдерживая рыдания. Я заставила себя встряхнуться. Я не буду плакать.
- Я в норме. Мне просто нужно… поговорить с кем-нибудь.
- Я сейчас спущусь.