- Давайте так. Мы возьмем небольшой перерыв, и я расскажу вам о нескольких ключевых моментах своей жизни. Идет? Тогда мисс Ичхоук убедится, что все справедливо. - Он подмигнул мне, и я с трудом удержалась от язвительных комментариев. Учителю не положено быть таким обаятельным и милым. В конце концов это раздражает. Я презрительно изогнула бровь и отвернулась.
- Я родился в Манчестере. У меня есть две сестры. Одна из них живет в Англии вместе с моей матерью. А старшая, Тиффа, на данный момент проживает в Лас-Вегасе. Именно благодаря ей я сейчас здесь. Мне 22 года. Я закончил то, что здесь называют колледжем, в 15 лет, что по меркам старшей школы достаточно рано.
- Ну ничего себе, какой вы умный, - проявила "блистательную" дедукцию девчонка с голосом как у Мерлин Монро. Она пользовалась блестящими ручками и при написании своего имени выделяла каждую букву отдельным цветом, приправляя все это звездочками и сердечками. Про себя я называла ее "Сияшка".
Я громко фыркнула. А мистер Уилсон смерил меня таким взглядом, что я невольно поняла, что пришло время заткнуться.
- Мы переехали в штаты, когда мне было 16 лет, так как здесь я смог поступить в университет несколькими годами раньше. Моя мама англичанка, а отец американец. Он занимал должность врача в Институте рака Хантстмана в Юте. Я окончил университет в девятнадцать. Тогда и произошел первый поворотный момент в моей судьбе. Мой отец скончался. Он хотел, чтобы я стал врачом, как и он. Все мужчины в нашем роду вот уже четыре поколения занимаются медициной. Но я был настолько разбит, что решил пойти другим путем. Я провел два года в Африке в корпусе мира в качестве учителя английского. В этот момент я понял, что мне нравится преподавать.
- А зря, - поспешила вставить свое слово Сияшка. - Доктора зарабатывают много денег. И вы бы выглядели суперкруто в халате врача. - И она смущенно захихикала.
- Благодарю, Крисси, - вздохнул Уилсон, неодобрительно качая головой. Крисси. Так вот, как ее звали? Впрочем, ее имя недалеко ушло от "Сияшки".
- Это первый год моего преподавания в штатах. Ну вот! - Уилсон взглянул на часы. - Уложились в две минуты. Теперь ваша очередь. Вспомните и запишите любой поворотный момент в вашей жизни до конца урока.
Я вперила взгляд в свой измятый листок. Жизнь Уилсона представляла собой аккуратный рядок событий и достижений. Он был умен. С этим фактом не поспоришь. А еще он милый и симпатичный. Из хорошей семьи. Все это… мило. И совсем не похоже на историю моей жизни. Был ли в ней какой-то поворотный момент? Момент, изменивший все? У меня было несколько таких на примете. Но среди них был один особенный, перевернувший мой мир с ног на голову и превративший меня в совершенно другого человека.
Я прожила с Шерил около трех лет, и за все это время от Джимми не было ни слова. Операция по его поиску и спасению была завершена, едва стало ясно, что следов Джимми не найти. Никто не обратил внимания на это обстоятельство. Он был никому неизвестным индейцем. Обычным мужчиной, который, тем не менее, был целом миром для одной маленькой девочки.
Все эти три года я не переставала самостоятельно искать его. Я не остановилась, когда социальные работники отобрали у меня нашего пса Икаса. И тогда, когда неделя проходила за неделей, а от Джимми все еще не было никаких вестей. И тогда, когда Шерил прокуривала меня с ног до головы, а после я отправлялась в школу, вся пропахшая сигаретным дымом, нечёсаная, с грязной головой и полностью одинокая, потому что никто из детей не хотел дружить с такой "странной" девочкой, как я. Никогда я не позволяла себе допустить мысль о том, что Джимми просто-напросто бросил меня. Вместо этого я шла напролом изо дня в день, становясь сильнее и независимее.
Если бы не издевки, я бы, возможно, даже полюбила школу. Ведь мне нравилось находиться среди других детей, а школьные обеды казались настоящим пиром после перекусов в нашем старом трейлере. Мне нравились книги. Учителя хвалили меня и считали умным ребёнком, а я старалась изо всех сил, представляя, как горд будет Джимми, когда я покажу ему книги, которые прочитала, и истории, которые написала. Я записала все истории, которые он когда-то рассказывал мне и которые были так важны для него, а значит, и для меня. И каждый день я не переставала ждать его возвращения.
Однажды вернувшись домой, я наткнулась на работницу социальной службы, поджидающую меня возле двери. Она сообщила мне, что они нашли моего отца. Они обе, Шерил и эта женщина, повернулись ко мне, едва я вошла в дом. Шерил по обыкновению была окружена сигаретным дымом, и я не сразу обратила внимание на напряженное выражение ее лица и распахнутый рот социального работника. А потом мне все рассказали. Какой-то альпинист нашел человеческие останки в одном ущелье. Он тут же обратился в соответствующие органы, и те провели экспертизу. Как выяснялось позже, это были останки Джимми. Он упал с большой высоты. Неизвестно, что послужило причиной смерти: травмы, полученные при падении, или то, что он не смог выбраться из ущелья. В кармане его брюк был найден бумажник, который и помог установить его личность.
Когда работник социальной службы ушла, я отправилась к себе в комнату и легла на кровать. Я обвела помещение взглядом. Я всегда старалась содержать его в чистоте и порядке. Но никогда не чувствовала себя здесь как дома. Это была квартира Шерил, и именно она была хозяйкой этой комнаты. Я собрала вместе детали, которые Джимми не успел доделать из-за своего исчезновения. Они хранились в углу комнаты, собирая пыль. А под кроватью я держала его ящик с инструментами. И это были, пожалуй, все вещи, напоминающие о жизни человека по имени Джимми Ичхоук и о моей прошлой жизни. С наступлением вечера я все так же лежала на кровати, уставившись на желтое пятно на потолке, немного похожее на слониху. Я назвала ее Долорес и даже время от времени вела с ней беседу. Внезапно Долорес начала увеличиваться в размерах, как игрушки, которые разбухают стоит только поместить их в воду. Лишь спустя мгновение я поняла, что дело не в слонихе, а в том, что я плачу.
Что-то влажное скатилось по моей щеке и упало на руку, и я с удивлением обнаружила, как комкаю свой листок. Опустив голову, я схватилась за сумку и украдкой вытерла слезы с лица. Достав зеркальце, я проверила не потекла ли тушь. Какая муха меня укусила, черт подери? Поставив сумку на пол, я взяла ручку, решив во что бы то ни стало выполнить задание.
"Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда… выброшенный. Маленького птенца нашел ястреб. Пожалев дрозда, он взял его в свое гнездо, где учил кроху летать. Но однажды ястреб не вернулся домой, и птенец вновь оказался один. Невольно. И все, что ему оставалось, это улететь".
Я остановилась, вспоминая. Я дождалась, пока Шерил уйдет на работу, и набрала себе ванну. Полностью раздевшись, я погрузилась в воду, мимолётно подумав о том, что скажет Шерил, увидев мое голое тело. В тот момент оно уже начало меняться, становясь зрелым, и мысль о том, что кто-то может увидеть мои интимные места пошатнула мою решимость совершить то, что я задумала. Но я сосредоточилась на созерцании обшарпанных стен и грязного линолеума. Я мечтала улететь так же, как ястреб, которого я видела в день исчезновения Джимми. Он прилетел в наш лагерь и сел на сосновую ветку над моей головой. Я затаила дыхание, наблюдая за ним и пытаясь понять, что он хочет сказать мне. Теперь я знала. Ястреб хотел сказать, что Джимми не вернется. Легкие разрывались от боли, требуя воздуха, но я не обращала на них внимания. Я хотела утонуть, как девушка-звезда из моей любимой истории, и вознестись на небеса, чтобы пуститься в пляс с другими звездами. Может быть, я даже увижу там Джимми.
Внезапно кто-то схватил меня за волосы и вытащил из ванны. Я оказалась на холодном полу, и чья-то рука с остервенением била меня по спине, вызывая во мне приступы кашля.
- Какого хрена ты творишь? Я чуть с ума не сошел от страха! Что ты задумала, мать твою? Или ты уснула? Черт! Я думал, ты мертва!
Рядом со мной опустился бойфренд Шерил - Донни. Я заметила, что он шарит взглядом по моему телу. Поджав ноги, я забилась в узкую щель между ванной и душевой кабиной. Все это время Донни не спускал с меня глаз.
- Ты в порядке? - спросил он, пододвигаясь ближе.
- Уйди, Донни, - приказала я, но из-за нового приступа кашля мой голос прозвучал не так твердо.
- Я просто пытаюсь помочь. - Донни скользил взглядом по моим ногам - единственной части моего тела, которую он мог видеть. Но ведь до этого он видел все. Мне захотелось сжаться до размеров маленько точки, к счастью мои длинные волосы немного прикрывали тело.
- Брось, малышка, - продолжал уговаривать меня Донни. - Думаешь меня интересуют твои спички? Че-е-ерт! Ты похожа на мокрую облезлую птичку - С этими словами он бросил мне полотенце и с тяжелым вздохом, очевидно демонстрирующим всю степень его сочувствия, вышел из ванной комнаты. Я обернулась полотенцем и встала, прислонившись к стене. У меня не было сил на то, чтобы двигаться. Сил не осталось даже на то, чтобы бояться Донни.
Я слышала, как он разговаривает с кем-то по телефону. Возможно, это была Шерил. Тогда она, должно быть, в ярости. Мне запрещалось звонить ей на работу и отвлекать. Я прислонилась головой к шкафчику и закрыла глаза. Захотелось уснуть прямо тут. А потом, когда Донни уйдет, я смогу вновь залезть в ванну и на этот раз осуществить задуманное.
Зазвенел звонок. Я отложила ручку и взяла с пола сумку.
- Оставьте работы на партах. Я соберу их позже, - сказал Уилсон, тем самым спасая себя от перспективы быть закиданным бумагой. Аккуратно собрав листы с других столов, он остановился у моей парты. Я следила за ним, пока он читал одну единственную строчку, написанную мной сегодня. После этого Уилсон перевел на меня вопросительный взгляд.
- Ты не очень-то много пишешь.
- Просто писать не о чем.
- Почему-то я сильно сомневаюсь в этом. - Уилсон вновь взглянул на лист, изучая мои записи. - То, что ты написала, звучит как… легенда. Когда я читаю ее, она заставляет меня задуматься о твоем имени. Ты сделала это намеренно?
- Ичхоук - фамилия человека, который вырастил меня. Я не уверена, что это моя настоящая фамилия.
Я надеялась, что мои слова смутят его. Заставят его испытать неловкость. Я смотрела на него, ожидая реакции.
- Мое первое имя Дарси.
Из моей груди вырвался короткий смешок. Уилсон улыбнулся. Лед между нами треснул.
- Я ненавижу его, поэтому все зовут меня Уилсоном, за исключением мамы и сестер. Так что порой мне кажется, что не знать свое имя к лучшему.
Я немного расслабилась, присев на край парты.
- Почему же мать назвала вас Дарси? Это же все равно что красотка Малибу.
На этот раз настала очередь Уилсона фыркать.
- Моя мать поклонница классической литературы. Она поразительно старомодна. А мистер Дарси - герой романа Джейн Остин - ее самый любимый персонаж.
Я не была знакома с классической литературой, поэтому просто ждала, что он скажет дальше.
- Послушайте, мисс Ичхоук…
- Ох, прошу вас, перестаньте, - простонала я. - Меня зовут Блу. Когда вы обращаетесь ко мне официально, то становитесь похожи на старикашку в галстуке-бабочке. Мне девятнадцать. Может быть, двадцать. Я ненамного младше вас. Так что, перестаньте.
- Что вы имеете в виду под может быть? - удивленно приподнял брови мистер Уилсон.
- Ну, я не знаю точной даты своего рождения. Так что мне сейчас может быть уже двадцать. Моим днем рождения считался день, когда моя мать бросила меня. Джимми говорил, что на тот момент мне было около двух лет. Но сколько мне было на самом деле никто не знал. Когда я поступила в школу, меня определили в класс на год младше, потому что мне нужно было многое нагнать.
- Ты не знаешь своего настоящего имени… и не знаешь точной даты своего рождения… - глаза Уилсона расширялись все больше и больше.
- Поэтому задание написать историю своей жизни при таких обстоятельствах можно расценить как вызов, неправда ли? - Как и прежде злобно ухмыльнулась я.
Уилсон окончательно сдулся, и я почувствовала некоторое удовлетворение от того, что вывела его из равновесия.
- Да, полагаю, что так… - прошептал он наконец.
Не говоря больше ни слова, я обогнула его и направилась к двери. На полпути к лестницам я позволила себе оглянуться. Уилсон стоял в дверном проеме, запустив руки в карманы и смотря мне вслед.
Глава 4
Камень
Я не ходила в школу примерно до десяти. Джимми Ичхоук не задерживался на одном месте достаточно долго. У меня не было ни свидетельства о рождении, ни сертификата о прививках, ни постоянного адреса. И Джимми очень переживал по этому поводу, хоть я тогда и не знала об этом.
Он старался дать мне все самое лучшее и делал это так, как умел. Например, когда я была совсем маленькой, Джимми смастерил для меня пару игрушек из древесины, оставшейся после работы. Одним из моих самых ранних воспоминаний является наблюдение за тем, как он работает. Этот процесс всегда завораживал меня. Я с восхищением смотрела на то, как мнется и изменяется древесина от его прикосновений. Казалось, Джимми всегда знал, каким должен быть конечный результат, точно он мог видеть, что скрывается за твердым слоем коры, точно дерево само вело и направляло его. И когда он останавливался, он садился позади меня и мог просидеть так очень долго, неотрывно смотря на неоконченную скульптуру. И если в этот момент работа и продолжалась в его голове, я все равно никогда не могла разгадать его замыслов. Он жил на деньги, вырученные с продаж его поделок в туристических магазинах, а однажды у него даже состоялась целая выставка. Джимми знал нескольких человек, держащих магазины на западе, и мы ездили от одного к другому, выживая на то немногое, что удавалось заработать. Да, это не были несметные богатства. Но я никогда не голодала, никогда не мерзла и не припомню ни одного момента, когда я была бы несчастна.
Не зная о том, что бывает по-другому, я никогда не чувствовала себя одиноко. Воспитанная в тишине, я никогда не ощущала потребности чем-то ее заполнить, когда оставалась одна. Бывало, что Джимми оставлял меня на несколько часов, словно хотел немного отдохнуть от возложенных на него родительских обязанностей. Но он всегда возвращался. До того дня, когда его не стало.
Он жил преимущественно в теплых краях - Аризона, Невада, Южная Юта и Калифорния. Это несколько облегчало нашу жизнь. Но в тот день было особенно жарко. Джимми ушел рано утром, бросив на прощание, что будет поздно. Он не стал брать машину, оставил ее около трейлера. У него был пес по имени Икас, что в переводе с индейского означало "черепаха". Икас был медлительным, слепым и спал круглые сутки, так что имя вполне себя оправдывало. В то роковое утро Джимми взял Икаса с собой. Обычно мы с ним оставались вдвоем, но в тот день Икасу пришлось неохотно последовать за хозяином. Я старалась чем-то себя занять. Настолько, насколько могла занять себя десятилетняя девочка, не имеющая компьютерных игр, телевизора или подружек для игр. Я работала с деревом, а Джимми разрешал мне пользоваться его инструментами.
Утро я провела за шлифовкой небольшой лавки, по форме напоминающей змею. Я сама выстругала её, и Джимми сказал, что получилось неплохо и что мы даже сможем выставить ее на продажу. Это был мой первый опыт, и я работала с особенным удовольствием, несмотря даже на жуткую жару. Мы остановились в районе горы Чарльстон, к западу от Лас-Вегаса. Хотя Джимми хотел разбить лагерь у Махогани, где росли низкорослые вечнозеленые деревья, не имеющие ничего общего с темным деревом, которое люди привыкли ассоциировать с этим местом. Деревья на горе Махогани красные и твердые. Именно с такой породой всегда работал Джимми.
День клонился к закату. Я почувствовала тревогу, хотя и привыкла быть одна. Когда настала ночь, Джимми все еще не было. Я вскрыла пачку с бобами. Слегка поджарила их и выложила на тортильи, которые мы сделали за день до этого. Мне не хотелось есть, но мне нужно было хоть как-то убить время. В конце концов я обнаружила себя рыдающей и проглатывающей еду огромными кусками, почти не пережевывая, так как мой нос был забит, и я не могла дышать.
Однажды Джимми уже оставлял меня одну на ночь. По возвращении домой он вел себя странно и все время спотыкался. Затем он упал на кровать и проспал весь день. Я подумала, что он заболел, и положила холодную тряпку ему на лоб, но он сбросил ее и объяснил, что с ним все хорошо, просто он пьян. Тогда я не поняла, что это значит. Только спросила, когда он встанет. Джимми был очень смущен, извинился и сказал, что алкоголь делает мужчин подлыми, а женщин продажными.
Я долго обдумывала его слова.
- А может ли он делать женщин подлыми? - внезапно спросила я Джимми.
- А? - слабо пробормотал он.
- Алкоголь. Ты сказал, что он делает мужчин подлыми, но может ли он сделать женщину подлой?
Я не знала значения слова продажный, зато знала, что такое подлый, и подозревала, что моя мать была такой.
- Конечно, и подлой, и продажной, - кивнул Джимми.
Его ответ удовлетворил меня. Я думала, что мама бросила нас, потому что я сделала что-то не так. Может быть, плакала слишком громко или хотела того, чего она не могла мне дать. Но возможно причина крылась в алкоголе, который сделал ее подлой. И если это так, то, может быть, в этом нет моей вины.
В ту ночь я все-таки уснула, но спала очень тревожно, стараясь не плакать и без конца убеждая себя, что это снова из-за алкоголя, хоть я и не особенно в это верила. На следующее утро я проснулась от жуткой жары, что бесцеремонно вырвала меня из сновидений, в которых я не была одинока. Я встала, надела шлепки и сощурилась от палящего солнца. Обойдя лагерь, я пыталась найти признаки того, что Джимми вернулся, пока я спала.
- Джимми, - позвала я. - Джимми!
Я знала, что он не вернулся, но все равно продолжала звать и заглядывала в места, в которых его абсолютно точно не могло быть. Приглушенный визг заставил меня встрепенуться и броситься в том направлении, в котором вчера ушли Джимми с Икасом. Я ожидала увидеть их обоих, но увидела только Икаса, грязного, с опущенной головой, медленно плетущегося в мою сторону. Джимми с ним не было. Я подбежала к псу и схватила его на руки, благодаря небеса за то, что он появился. Я не была крупной, поэтому держать Икаса было довольно тяжело, но я просто не могла позволить ему уйти. Я неловко положила пса в тени навеса и бросилась за его миской, наполнила её теплой водой и дала ему попить. Он поднял голову и постарался опустошить миску из положения лежа. Ему удалось перехватить несколько капель, но этот процесс явно не доставлял ему удовольствия. Тогда Икас попытался встать, но и это далось ему с трудом. Я старалась поддерживать его, пока он пил.
- Икас, где Джимми? - спросила я, видя, как дрожит его тело. Икас печально посмотрел на меня и закрыл мутные глаза. Заскулил, а потом затих. Несколько раз за этот день я думала, что пес умер. Он лежал неподвижно все время, пока я подходила проверить, дышит ли он. Я даже не могла заставить его поесть или попить.