Я прождала еще два дня. Запасы воды практически иссякли. Но все еще была еда. Нам с Джимми приходилось быть экономными, так как из-за постоянных переездов не было возможности часто ходить в магазин. Но здесь мы остановились на неделю, поэтому закупились заранее. Я бы не обратилась за помощью, если бы не Икас. Он почти ничего не ел и не пил, постоянно спал и слабо поскуливал, точно знал что-то о Джимми, но не мог рассказать. На третий день, я погрузила пса в грузовик и села за руль. Я отрегулировала сидение настолько, насколько это было возможно. Для Джимми я оставила записку на кухонном столе в трейлере. Мне совсем не хотелось, чтобы он подумал, будто я сбежала и забрала все его инструменты. Но оставить их без присмотра я тоже не осмелилась. Если бы кто-то пробрался в наш лагерь и украл инструменты, мы бы лишились средств к существованию. Нет денег - нет еды.
В пепельнице лежал чек на двадцать долларов. Для ребенка это казалось огромной суммой. Я знала, как водить машину. Из дома, я прихватила свою подушку. Подложив ее на сидение, я стала немного выше и могла видеть дорогу. Но стоило мне выехать из тихого каньона, в котором мы разбили лагерь, как я едва не столкнулась сразу с несколькими автомобилями. Мой водительский опыт не предусматривал наличие других транспортных средств поблизости. Я не знала, куда именно направляюсь, но что-то подсказывало мне, что, если остановиться на первой заправке и сказать, что мой пес болен, а отец пропал, кто-нибудь обязательно поможет.
Мне удавалось придерживаться прямой траектории, но ровно до тех пор, пока я не заметила красно-синие мигалки позади себя. Я не знала, что делать, поэтому просто ехала. Я постаралась сильнее вдавить педаль газа в пол, надеясь оторваться. Но это не сработало. Кроме того, грузовик начало трясти, как бывало всегда, когда Джимми хотел разогнаться. Поэтому я снизила скорость, надеясь, что, увидев, как я замедляюсь, полицейская машина прекратит преследование. Но стоило мне сбавить темп, как полицейский автомобиль поравнялся со мной. Мужчина, сидящий за рулем, выглядел сердитым и жестом потребовал, чтобы я остановилась. Я послушалась и нажала на тормоз. В это время другая машина с мигалками подъехала ко мне с другой стороны.
Я вскрикнула, внезапно поняв, что совершила серьёзную ошибку. Икас даже не пошевелился, но я продолжала успокаивать его. Все хорошо, все хорошо, мальчик. Я просто ребенок, вряд ли они отправят меня в тюрьму. Сама я не была уверена в этом, но мне не хотелось пугать Икаса.
Дверь открыли, и я увидела того самого полицейского, который делал мне знаки остановиться. Его руки и ноги были расставлены, что делало его очень большим и грозным.
- Здравствуйте, - нервно улыбнулась я. Джимми всегда старался быть вежливым в таких случаях.
- Я вынужден просить вас выйти из машины, мисс. - Это был накачанный офицер с красивым лицом, обрамленным светлыми волосами.
- Но я не могу оставить свою собаку, сэр, - сказала я, не дрогнув. - Он бросается на незнакомцев. А вы как раз и есть незнакомец. И я не хочу, чтобы вас покусали. - Икас был похож на огромный боб с собачьей головой, развалившийся на сидении. Похоже, он не собирался никого кусать. Я постаралась расшевелить его.
- Икас?
Полицейский посмотрел сначала на пса, затем опять на меня.
- Думаю, все будет в порядке. Пожалуйста, покиньте машину, мисс.
- Что вы со мной сделаете? - спросила я, глядя на него снизу-вверх. - Вы даже не попросили меня предъявить права.
Я знала, что это входит в их обязанности. Несколько лет назад Джимми тоже остановили из-за сломанной фары, и первое, что сделал офицер, - это попросил его права.
- Сколько тебе лет, девочка? - вздохнул он.
- Достаточно для того, чтобы водить. - Я старалась звучать убедительно.
В этот момент к нам присоединился еще один офицер. Он был высоким и худощавым, а на его голове виднелась залысина. Солнечные лучи отражались от неё, точно от стекла. Я отвернулась.
- Вин говорит, что машина принадлежит Джеймсу Ичхоуку.
Упоминание о Джимми заставило мое сердце сжаться, а глаза наполниться слезами. Одна слезинка все-таки вырвалась наружу и потекла по щеке. Я поспешно смахнула ее, притворившись, будто это из-за жары.
- Ужас! Ну и жарища! Я вся вспотела.
- Как тебя зовут, девочка? - спросил худощавый офицер глубоким голосом, напоминающим кваканье.
- Блу, - быстро ответила я, мигом растеряв всю уверенность.
- Блу?
- Да, Блу… Блу Ичхоук, - пробормотала я. Мои губы задрожали.
- Хорошо, Блу. Твой отец в курсе, что ты взяла его машину?
- Я не могу его найти.
Офицеры переглянулись, после чего снова посмотрели на меня.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что я не могу найти его, - рассердилась я. - Мы разбили лагерь неподалеку отсюда, и он сказал, что вернется. Но не вернулся. Икас вернулся, а он нет. Его нет уже несколько дней, а Икас, похоже, болен, и вся вода почти кончилась, и мне страшно, потому что он не возвращается.
- Икас - это твой пес? - светловолосый посмотрел на Икаса, который даже приоткрыл глаза.
- Да, - прошептала я изо всех сил стараясь не плакать. Лишь озвучив свои страхи, я наконец поняла, как ужасно это звучит. Джимми пропал. Исчез. Что теперь со мной будет? Я всего лишь ребенок. Я ничего не могла с собой поделать.
Они уговорили меня выйти из машины, но в последний момент я вспомнила об инструментах. Бросившись обратно к грузовику, я достала их из-под сидения. Ящик был очень тяжелым, и я просто волокла его за собой. Мускулистый офицер забрал Икаса с переднего сидения и придирчиво осмотрел его. Он хотел было что-то сказать, но передумал и аккуратно положил пса в свою машину.
- Что… - Тощий офицер, чье имя звучало как Изард и рождало ассоциации с ящерицей постарался поднять ящик с инструментами, но не рассчитал сил. - Что это такое?
- Инструменты, - ответила я. - И я их не оставлю.
- Ла-а-адно, - протянул он, взглянув на второго офицера.
- Да брось ты, Из. Просто закинь их на заднее сидение рядом с собакой-убийцей.
Они дружно расхохотались, точно все это было забавной игрой. Я остановилась и уставилась на них, переводя взгляд с одного офицера на другого, то поднимая, то опуская подбородок и позволяя им продолжать. Когда они вдоволь насмеялись, Изард положил инструменты рядом с Икасом.
Я села на переднее сидение рядом с мистером Мускулом, также известным как офицер Бауэлс, а офицер Изард следовал за нами на своей машине. Бауэлс сообщил кому-то по рации о грузовике и назвал несколько цифр, значение которых я не поняла. Может быть, это был какой-то код в стиле: "Что я сделаю с ненормальной девчонкой?"
Я показала им, где располагался наш лагерь. Мы пулей помчались обратно к горе. Я никуда не заворачивала, потому что боялась не найти дороги обратно. К сожалению, за время моего отсутствия Джимми так и не появился. Моя записка лежала в том же месте, где я ее оставила.
Собрали поисковую группу. Это вселило в меня надежду. Они попросили меня описать отца. Я сказала, что он не был таким высоким как офицер Изард, и что ростом он был немного выше офицера Бауэлса, только не такой "толстый". Офицера Изарда явно позабавило, что я назвала его напарника толстым. Я также сказала, что у отца были черные волосы с сединой, которые он заплетал в две косы. Затем я напомнила, что его зовут Джимми и попросила обязательно его найти, после чего замолчала из страха заплакать. Джимми никогда не плакал, и я тоже не хотела.
Начались поиски. Они продолжались в течение недели. Все это время я жила в доме, где помимо меня находилось еще шестеро детей. Их родители оказались милыми, и в первые несколько дней они кормили меня пиццей. Я ходила в церковь три воскресенья подряд, где пела песни о парне по имени Иисус, которые мне очень нравились. Я спросила у женщины, которая руководила хором, не знает ли она песен Вилли Нельсона. Но она не знала. Может быть, это было даже к лучшему. Потому что песни Вилли Нельсона напоминали бы мне о Джимми, по которому я очень скучала. Дом, в котором я остановилась, был приютом - местом, где живут дети, которым некуда пойти. Я спросила об этом у социального работника, когда та попросила меня рассказать о себе. Я не знала, был ли Джимми моим настоящим отцом. Он никогда не касался этой темы. Так что моя личность была окутана тайной.
- Ты можешь рассказать мне что-нибудь о своей маме? - спросила меня социальный работник. Вопрос был задан вежливо, но мне не хотелось отвечать на него.
- Она умерла.
Это все, что я знала.
- Ты помнишь, как ее звали?
Однажды я спросила об этом Джимми. Он ответил, что понятия не имеет. Сказал, что я называла ее мамой, как и положено двухлетнему ребенку. Вряд ли это было правдой. Но я была маленькой и доверчивой. У Джимми имелся черно-белый телевизор с антенной, которую я называла "заячьими ушками". Он ловил только канал ПиБиС, и был моим единственным окном во внешний мир. Улица Сезам, Артур и Антикварные гастроли. Я ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. И ничего не знала о детях. Детей подбрасывали, их приносил аист или выдавали в больницах. Поэтому я не подозревала, что когда отец не знает имя матери своего ребенка - это странно.
- Я называла ее мамой.
Женщина выглядела озадаченной.
- Ты же понимаешь, что я имею в виду другое? Уверена, твой папа знал, как зовут твою маму, и говорил тебе.
- Нет. Он не знал. Он не был знаком с ней очень близко. Просто однажды она отдала ему меня и скрылась. А потом умерла.
- Значит, они никогда не были женаты?
- Нет.
- Почему ты называешь его Джимми, а не папа?
- Не знаю. Может быть, потому что он не вел себя как папа? Иногда я называла его так, но в большинстве случаев он был просто Джимми.
- Ты знаешь свою тетю?
- У меня есть тетя?
- Шерил Шиверс. Ее адрес записан в книжке твоего отца. Она приходится ему сводной сестрой.
- Шерил? - постаралась припомнить я. Квартира. Мы были там пару раз. Никогда не оставались надолго. Обычно я всегда ждала в грузовике. Я видела Шерил всего раз, когда болела. Джимми волновался и принес меня к ней. Она дала мне какие-то лекарства… антибиотики, кажется, так они называются.
- Я не очень хорошо ее знаю.
Женщина вздохнула и отложила ручку. Она запустила пальцы в волосы. Ей бы следовало перестать это делать, потому что они тут же вставали дыбом. Я бы могла заплести их в косы. Я здорово это делала. Но я не была уверена, что она позволит мне это, поэтому сидела тихо.
- Ни свидетельства о рождении, ни сертификата о прививках, ни школьных записей… что мне делать со всем этим? Она как младенец Моисей, ей-богу, - бормотала женщина себе под нос, точно так же, как любил делать Джимми, составляя список покупок.
Я сказала социальному работнику, что у Джимми есть семья в резервации Оклахомы, но мы не знакомы. Это была правда. Они ничего обо мне не знали и едва ли захотели бы узнать. Это меня вполне устраивало. Оклахома находилась слишком далеко отсюда, а мне нужно было быть поблизости, когда найдется Джимми. Копы опросили Шерил. Потом она рассказывала мне, что они утроили ей допрос с пристрастием. Шерил жила в Боулдер-Сити, недалеко от приюта, в котором я находилась. И что удивительно, она согласилась забрать меня.
Она носила фамилию Шиверс, а не Ичхоук, но это, подозреваю, не имело значения. Она совершенно не была похожа на Джимми. Её кожа не была такой смуглой, как у него, а волосы были светлыми. Она ярко красилась, поэтому невозможно было сказать, как она выглядит на самом деле под слоем косметики. Когда мы впервые встретились, я постаралась разглядеть её истинное лицо, как советовал Джимми, который учил меня видеть красоту того или иного дерева даже под грубой оболочкой. К сожалению, видеть прекрасное в деревьях было намного проще, чем в Шерил. Мне разрешили забрать с собой ящик с инструментами, а Икаса отправили в приют для животных. Офицер сказал, что его нужно показать врачу. Но я опасалась, что псу уже ничем не поможешь. Он слишком сильно пострадал. Я тоже. Но никто этого не заметил.
Глава 5
Свобода выбора
- Завоевывая новые территории и племена, древние римляне, как правило, сохраняли их культурные особенности. Более того, пленные обладали правами и могли избирать губернатора от той или иной захваченной области. - Уилсон стоял, опершись на доску, его поза выдавала расслабленность, а руки были скрещены на груди.
- Это одно из многих обстоятельств, объясняющих успех римлян. Завоевав ту или иную территорию, они оставляли проигравшим возможность быть собой. Когда я работал в корпусе мира в Африке, одна женщина сказала мне нечто такое, о чем я думаю до сих пор. Она сказала: "Африка не станет приспосабливаться к тебе, ты должен приспособиться к Африке". И это утверждение справедливо не только здесь, а вообще везде. В какую бы школу ты ни пошел, в какую бы страну ни прибыл. Переехав в шестнадцать лет в Соединенные Штаты Америки, я увидел, насколько отличается местный язык от привычного мне английского. И тогда я начал приспосабливаться к Америке. Я не ожидал, что люди поймут меня или сделают скидку на мое происхождение. Американцы говорят по-английски, но у них другой акцент, другое произношение, другие фразы, другие определения… Я помню, как однажды спросил у товарищей по кампусу, не найдется ли у них огонька. Откуда мне было знать, что здесь это слово означает "педик"? В Блайте бы сразу поняли, что я имел в виду сигареты. Там была специальная площадка, на которую я часто выходил покурить, потому что мне казалось, что курение делает меня старше и солиднее.
- Что еще за Блайт? - спросил кто-то из класса, явно впечатленный тем, что Уилсон произнес слово "педик".
- Блайт - сленговое название Британии. У нас тоже есть слова и выражения, которые покажутся вам бессмысленными. Если всю жизнь живешь в Лондоне, а потом перебираешься в штаты, то без переводчика не обойтись. К счастью, в универе у меня были приятели, которые помогали мне с языком. Мне потребовались годы на "американизацию", но до сих пор в моей речи слышен британский акцент. Так что теперь, если я скажу что-то нелепое или непристойное, знайте, что это связано с моим происхождением.
Например, в Британии мы называем красивых девушек fit bird - "соблазнительная птичка". Это выражение подходит также и для парней. А для обозначения качества того или иного предмета или явления мы используем слово scrummy - "аппетитный". Дословно: аппетитная еда, сладкий сон и "вкусная" книга. Эти выражения помогают нам представить то, о чем мы говорим. Например, говоря scrummy bird - "аппетитная птичка", - мы вспоминаем вечеринку, на которой находится красивая девушка. С ней можно поболтать или пофлиртовать. Если же я назову вас tosser, знайте, что с британского английского это переводится как "придурок". Говоря, что вы smart или "нестандартная личность", я подразумеваю вашу манеру одеваться, а не уровень вашего интеллекта. А если вы услышите, как я называю вас daft или nutters, то есть "ореховой пастой" или "дрожжами", не думайте, что я свихнулся, эти выражения как раз таки означают, что свихнулись вы. Когда англичанин зол, он использует выражение brassed off - "сыт по горло". А вот прилагательное, обозначающее крайнюю степень ярости в американском английском, в Британии переводится как "пьяный в стельку". Кроме того, слово мусор произносится по-другому, а именно: rubbish. Ну и ругательства, само собой, тоже разные.
- Вам присущи такие словечки как "педераст", "черт подери" и "проклятье"? - выступил кто-то с задних парт.
- Между прочим, - продолжал Уилсон, стараясь оставаться невозмутимым, - мы не "звоним" своим друзьям, а "набираем" их. У нас нет баров, зато есть пабы. Для обозначения пылесоса и зонтика у нас также есть отдельные слова. Последний, кстати говоря, будет совсем не лишним в Англии. Там очень холодно и влажно. Я ощутил это, вернувшись в Манчестер после двух лет пребывания в Африке. После этой поездки я понял, что мне показаны солнечные ванны в больших дозах. Так что, хотя я и представился англичанином, не думаю, что снова вернусь обратно в Англию.
- Расскажите нам еще что-нибудь, - взвизгнула Крисси.
- Ну, если кто-нибудь заговорит о льдах или бриллиантах (ace и brill), это значит, что речь идет о холоде или о ком-то привлекательном, - добавил Уилсон. - Если бы мы с вами жили в Лондоне, я бы приветствовал вас вопросом All right? "Все в порядке?", что в переводе на американский английский означает: "Что новенького?" или "Как твое ничего?", только английское выражение не требует ответа.
Тут же все ученики стали спрашивать друг друга "Все ли в порядке?", приправляя вопрос ужасным британским акцентом. Чтобы утихомирить их, мистеру Уилсону пришлось повысить голос.
- Если кто-то "шаткий" - wonky или "настораживающий" - dodgy, это значит, что человек ошибается или выглядит подозрительно. Так что оценки за ваши тесты могут насторожить меня, раз вы завалили предыдущие экзамены.
В Йоркшире, когда кто-то говорит, что вы получили ничто даже из ничего - owt for nowt, имеется в виду, что вы получили то, что заслуживаете. Если же я скажу вам chivvy along, это значит, что я хочу, чтобы вы поторопились. А если я скажу вам "выметайтесь" - clear off, значит, я хочу, чтобы вы ушли. Если кто-то dim - "темный" - это означает, что он глуп, а если dull - "тусклый" - скучен. Заметьте, что для обозначения затупившегося ножа нельзя использовать слово dim, для этого существует прилагательное blunt. - Уилсон улыбнулся, глядя на то, как тридцать учеников склонились над тетрадями, записывая диковинные выражения. Словно The Beatles снова захватили Америку. Я знала, что теперь в коридорах мне без конца будут кричать английское "поторапливайся" и называть "аппетитной птичкой".
Уилсон тем временем вошел во вкус.
- Если вы обиделись на кого-то, можете использовать глагол diddle. А если что-то кажется вам очень легким, можно обозначить это словом dodle - пустяк. Выражение drop a clanger переводится как "оплошать". А чтобы узнать, не беременна ли женщина, можно спросить ее об этом с помощью идиомы "up the duff".
В классе начался балаган, и все, что мне оставалось делать, это не поддаваться всеобщему безумию. Это был совершенно другой язык. А Уилсон кардинально отличался от всех парней, которых я когда-либо знала. И дело было даже не в том, что он говорил. Дело было в нем самом. В его свете. И я ненавидела его за это. Я возвела глаза к потолку и застонала. Выражения "brassed off" не хватило бы, чтобы описать всю мою ярость.