С ослепительными улыбками на губах, крепко держась за руки, стояли перед жрецом двое молодых людей, не ведающих иного счастья, кроме любви, которую они питали друг к другу. Неприкаянные и нищие, однако умопомрачительно прекрасные и безумно влюбленные друг в друга.
Брахман вздохнул и согласился совершить церемонию за символическую плату с условием, что они купят благовония и цветочные гирлянды.
Тара сказала, что деньги надо заработать. Они с Камалом вышли на базарную площадь Калькутты и разыграли мифологический сюжет – повесть о божественной любви Шивы и Парвати. Камал был несказанно удивлен тем, что в разбитую глиняную чашку дождем сыплются рупии и бедные индийцы, у которых не было денег на хлеб для своих детей, отдают последнее и украдкой вытирают слезы.
Тара ответила, что это выражение истинной любви к богу и веры в его милосердие, а они владеют искусством пробуждать и поддерживать эти любовь и веру.
Так они стали зарабатывать на жизнь; сначала на улицах, площадях, потом – в домах горожан, на религиозных празднествах и свадьбах. Нашли подходящих музыкантов – превосходного барабанщика, а еще девушку и юношу, умеющих хорошо играть на струнных инструментах.
В день своей собственной свадьбы – настоящей свадьбы, с земным мужчиной, – Тара, облаченная в ярко-красное с золотом сари, с бело-розовой гирляндой на шее, с белоснежными цветами в волосах, ощущала себя самой прекрасной невестой на свете. Когда брахман произносил священные слова, ее взгляд был полон удивительной безмятежности, безграничной нежности и изумительной чистоты, будто она только что ступила на эту землю и впервые увидела мир.
Часть вторая
Свобода
Глава I
Счастье
Свой двадцать третий день рождения Амрита встретила в плохом настроении. Ее поздравили танцовщицы, музыканты, другие служители храма; дочь, пятилетняя Амина, преподнесла матери трогательный подарок – браслет из бисера, который она сама смастерила. И все-таки на душе у Амриты лежала печаль.
Вечером, уложив дочь спать, она долго сидела в своей комнате и думала. Возлюбленный исчез из жизни молодой женщины шесть лет назад, а вскоре после этого она потеряла единственную подругу. Никто не смог заменить Амрите ни Кирана, ни Тару. Но если с первым все было более-менее ясно, то судьба подруги оставалась неизвестной. Если Камал умер, с Тарой могло случиться все, что угодно. Без него она не могла жить на свете, так же как Парвати не смогла бы существовать без своего божественного супруга.
Амрита продолжала служить в храме, не видя впереди ничего, кроме череды бесконечно похожих друг на друга лет, и понастоящему радовалась только тому, что у нее есть дочь.
Молодая женщина не была уверена в том, что Амина должна повторить ее судьбу. Амрита часто размышляла о будущем дочери, и обучение танцам, посвящение в девадаси, последующая служба в храме виделись в ином свете. Изнурительные упражнения, боль, окрики, иногда удары, предопределенность судьбы, первая ночь неизвестно с кем и все последующие – тоже. Бесконечные ритуалы, жизнь без семьи, одинокая старость.
Амрита знала, что не должна поддаваться унынию, иначе оно поглотит ее, пустит корни в душе, завладеет сердцем. Она старалась не погружаться в океан черной тоски и прилежно исполняла обряды, помня о том, что порядок есть основа человеческой жизни, гармония Вселенной и суть мироздания.
Однако она не могла, как прежде, верить в то, что ритуальное соединение лингама с йони есть священная возможность познать ближнего и бога. Ей не хватало любви.
Девар стоял неподалеку от принца и наблюдал за тем, как толпа индийцев обоего пола, блистая золотыми браслетами, ожерельями, кольцами, яркими одеждами и красно-желто-белым гримом, кружится праздничным вихрем под грохот барабанов, звон собственных украшений и бренчание вин.
Девара, телохранителя одного из сыновей раджи Майсура, принца Арджуна, которому вздумалось пуститься в странствия, не занимало яркое зрелище, тогда как его повелитель искренне наслаждался им.
Основной причиной острого желания молодого принца разъезжать по стране стала неистребимая скука. К середине века из небольшого княжества Майсур превратился в могущественное государство Южной Индии. Тем не менее власть раджи и его наследников не простиралась дальше стен собственного дворца. Страной правил Хайдар Али, мусульманин и военный авантюрист, на службе которого и состоял Девар.
Хайдар Али происходил из бедной семьи и выбился в люди благодаря сообразительности и смелости. Он сам нанимал в армию офицеров и солдат и платил им из государственной казны. Обращая внимание только на личные качества воинов, он не придавал никакого значения кастовым различиям.
В путешествии сын раджи наслаждался призрачной свободой и лживым преклонением тех, кто желал выудить из его кошелька побольше денег. Приехав в Калькутту, он поселился в роскошном доме и окружил себя танцовщиками, музыкантами, заклинателями змей и прочим сбродом, который Девар презирал.
Из пестрой толпы, развлекающей повелителя сегодняшним вечером, Девар выделил только двух артистов, мужчину и женщину, которые разыгрывали миф о любви Шивы к его божественной супруге. Танцовщики двигались легко и изящно; похоже, они и в самом деле страстно любили друг друга, что придавало танцу особую чувственность и живость. Эти люди не просто выполняли свою работу – танец был их стихией, их жизнью.
Принц Арджун тоже заметил эту пару; он поманил танцовщиков пальцем и, когда они подошли, сияя улыбками, спросил: – Кто вы такие?
Женщина с готовностью сообщила, что она – бывшая храмовая танцовщица, девадаси.
Принц усмехнулся и промолвил:
– Я наслышан об их искусстве. Говорят, тот, кому довелось насладиться объятиями девадаси, не захочет знать других женщин!
При этом он беззастенчиво пожирал глазами тело танцовщицы, едва прикрытое яркими одеждами.
– Мы супруги, – сказал мужчина и взял свою спутницу за руку.
Принц пожал плечами, как бы говоря "Как хотите!", и спросил:
– Откуда вы?
– Храм, в котором мы служили, находится в Бишнупуре, – ответила женщина. – Там до сих пор танцует моя подруга, лучшая из всех девадаси, каких знал Шива! Ее зовут Амрита.
Девар заметил, как мужчина нахмурился и сжал руку женщины.
Принц Арджун небрежно бросил на пол туго набитый кошелек. Девар видел, что мужчине не понравился этот жест, однако он нагнулся и поднял кошелек, а потом с улыбкой поклонился. Девар не мог его осуждать. В конце концов, танцовщик честно заработал свои деньги.
После того как празднество закончилось и артисты разбрелись по домам, принц долго лежал на диване, утомленный шумом и мельтешением ярких красок. Затем он перешел в спальню и приказал слугам раздеть себя. Девар ждал, когда ему позволят уйти. Обычно он спал в соседней комнате, точнее, не спал, а пребывал в полусне, открывая глаза, как только раздавался малейший шорох.
– Завтра мы покинем Калькутту, – промолвил Арджун. – И отправимся в Бишнупур. Я хочу повидаться с женщиной, о которой говорила танцовщица. Амрита! – Он рассмеялся. – Быть может, ее любовь сделает меня бессмертным?
Огненный диск солнца скрылся за горизонтом, красно-синее небо стало чернеть. Тара с наслаждением вдыхала прохладный вечерний воздух. Она уже привыкла к тому, что каждая минута ее жизни наполнена счастьем. Мир перестал быть враждебным, пугающим, жаждущим уничтожить ее любовь. Теперь он был похож на цветущий сад, в котором она жила, – торжествующая, прекрасная, свободная, наконец-то ставшая самой собой.
Тара шла по вечерней Калькутте, и ее смех звенел, как звенели украшения и – радость в душе.
– Смотри, сколько рупий, Камал! Какая щедрость! – возбужденно говорила она, пересчитывая содержимое кошелька.
– Зачем ты сказала этому человеку про Амриту? – озабоченно произнес муж.
Тара вскинула удивленный взор.
– Почему бы и нет? Он сказочно богат, знатен, молод, красив. Возможно, он сделает Амриту счастливой.
Камал усмехнулся, обвил рукой талию жены, и Тара затрепетала, как трепетала всякий раз, когда он прикасался к ней.
– Тебе изменило чутье, моя звезда! У этого мужчины мертвые глаза, они уже все повидали, он пресытился всем, что имеет. Он не может сделать счастливым кого бы то ни было, он способен только разрушать.
– Даже если это так, едва ли он отправится в Бишнупур.
В голосе молодой женщины прозвучали виноватые нотки. Случалось, Тара кляла себя за то, что за минувшие годы ни разу не навестила подругу. С одной стороны, она была готова поделиться своим сумасшедшим счастьем с каждым, с другой – стерегла его подобно цепному псу.
Муж не раз говорил, что им надо съездить в храм, но Тара всегда находила повод для отказа. Сперва это было отсутствие денег, потом ее беременность, а позже то, что Ума пока еще слишком мала.
Вопреки ожиданиям роды были тяжелыми, и Тара долго поправлялась. Однако Камал так трогательно заботился о ней и столь самозабвенно полюбил малышку, что молодая женщина не жалела о перенесенных страданиях. Теперь, когда Уме исполнилось три года, она предлагала ему обзавестись вторым ребенком, но он не хотел и слышать о том, чтобы жена вновь подвергала себя мукам.
Тара не желала посещать храм, ибо боялась, что эта поездка разрушит ее счастье. Кто знает, а вдруг в душе Камала всколыхнутся былые чувства, едва он увидит обитель Шивы! Если бы он узнал о ее страхах, то от души посмеялся бы над ними, но женщина хранила молчание.
Тара и Камал были желанными гостями на праздниках, им хорошо платили; год назад они смогли купить маленький домик и нанять служанку, которая занималась хозяйством и присматривала за Умой в те дни, когда Тара выступала.
Они подошли к своему жилью. Навстречу вышла служанка, девушка по имени Нила, она держала за руку Уму.
– Радость моя! – Родители одновременно устремились к дочери.
Камал подоспел первым и поднял девочку на руки. Большеглазая, светлокожая, с нежным румянцем, Ума была прелестна, и Тара не раз думала о том, что в будущем их дочь будет прекрасна, как богиня. Жаль, что Амрита, у которой тоже растет девочка, не знает о ее существовании.
Тара мечтала о том, чтобы подруга жила в Калькутте, но это казалось невозможным. Для этого Амрите пришлось бы оставить службу в храме и выйти замуж. Вот только за кого?
Молодая женщина не имела понятия, существуют ли на свете достойные мужчины, потому что думала только о Камале.
Во время выступлений женщины смотрели на ее мужа с восхищением, как на живого бога, обращались к нему как к божеству, желали коснуться рукой, и Тара испытывала мучительные приступы ревности, которые старалась скрывать. Конечно, она понимала, что это необходимая часть игры, той игры, в которую они привыкли играть с детства.
Смыв краску с лица и тела, она стояла перед зеркалом и расчесывала волосы, когда муж подошел сзади и накрыл ее груди своими ладонями.
– Ты скоро?
Молодая женщина засмеялась – с мокрых волос Камала капала вода и щекотала ее кожу.
– Знаешь, моя любимая ипостась Шивы – пылкий любовник! – кокетливо произнесла она.
– В древних стихах говорится, что Шива и его супруга так же неразделимы, как холод и жара, огонь и вода, запах и земля, свет и солнце, – заметил он.
– Как мы с тобой! – прошептала охваченная желанием Тара.
Их страсть не угасла, они занимались любовью каждую ночь: это казалось таким же естественным, как дышать воздухом. Днем соединяться в танце, ночью – в любви, быть неразделимыми духовно и телесно, никогда не разлучаться – это и составляло их счастье.
На следующий день выступлений не было, и молодая женщина отправилась на рынок за покупками. Ее сопровождала Нила.
Тара привыкла окунаться в это удивительное пестрое море; она ощущала себя в своей стихии и плыла по ней, как звезда по небу, яркая, независимая, сияющая.
Такой ее и увидел Джеральд Кемпион, увидел и едва узнал. Тара всегда была красива, но сейчас казалась просто блистательной. Внутреннюю напряженность, неуверенность, глубоко запрятанное отчаяние словно смыло неведомой горячей и сильной волной.
На ней были многослойные шуршащие одежды, глаза напоминали черные маслины, пробор гладко причесанных темных волос пламенел яркой, как кровь, полосой, посреди лба – будто третий глаз Шивы – горела алая точка.
Джеральд Кемпион не выдержал и остановил индианку.
– Тара! Рад тебя видеть. Ты потрясающе выглядишь! Как поживаешь?
Молодая женщина остановилась и посмотрела на него. Из-под густой тени ресниц, казалось, вспыхнули яркие искры.
– Джерри! Какая неожиданность! Как я поживаю? Прекрасно! Я вышла замуж, у меня родилась дочь. Зарабатываю на жизнь танцами. Я очень счастлива.
Джеральд удивился тому, что она до сих пор танцует. Полная женского достоинства и горделивого спокойствия, Тара совсем не походила на танцовщицу.
– Ты стала женой того индийца, которого привезла в госпиталь? Он выздоровел?
– Да. А как ты? У тебя все хорошо? Женился на какой-нибудь англичанке?
Джеральд улыбнулся.
– Тебе известно, что мне нравятся индианки.
– В Калькутте полным-полно индийских девушек. Можешь выбрать любую.
Англичанин вздохнул.
– Любая мне не нужна.
Тара внимательно посмотрела на него.
– А кто тебе нужен?
Теперь, когда их с Тарой не связывали близкие отношения, он мог сказать правду.
– Мне нравилась сестра Кирана, Джая. Но она вышла замуж за пожилого брахмана, и я не видел ее больше пяти лет.
– Ты до сих пор не можешь ее забыть? Хочешь узнать, что с ней?
– Нет. – Джеральд пожал плечами. – Что это изменит?
У меня с самого начала не было никакой надежды.
Тара задумалась.
– Ты живешь там, где и прежде? – спросила она.
– Нет. Снимаю квартиру в Белом городе вместе с одним приятелем.
– Скажи, как тебя найти.
Джеральд ответил. Он не стал спрашивать, зачем Таре понадобился его адрес. Они еще немного поговорили и расстались, пожелав друг другу удачи.
Едва Тара вошла в дом, к ней бросилась Ума. Безумно любимая обоими родителями, она росла веселым и шумным ребенком. Девочка почти не знала запретов; стоило ей обвить руками шею матери, как та тут же отдала ей сладости, которые принесла с рынка.
Наступило время обеда. Разложив еду на листьях банановой пальмы (став женой и матерью, Тара научилась готовить кое-какие блюда), молодая женщина напряженно молчала. Она продолжала размышлять о судьбе Джеральда.
Камал долго наблюдал за тем, как она покусывает губы и хмурит тонкие брови, как ее щеки вспыхивают румянцем, и, не выдержав, спросил:
– Что случилось?
Тара вскинула искрящиеся глаза и нехотя произнесла: – Я встретила Джерри… – Англичанина?
– Да. Мы немного поговорили. Он признался, что ему нравилась одна индийская девушка… Мне кажется, он хочет узнать о том, что с ней стало. Я подумала, что могу ему помочь. Узнаю, где живет Джая, и навещу ее.
– Зачем? – удивился Камал. – Зачем ты туда пойдешь? Что скажешь? Разве ты знакома с этой девушкой?
– Нет. Когда-то я танцевала на свадьбе ее брата, но едва ли она меня помнит. Просто мне жаль Джеральда. Он хороший человек, и мы кое-чем обязаны ему. Именно он сумел договориться, чтобы тебя приняли в английский госпиталь.
– Я знаю, – спокойно произнес Камал. – И все же мне странно видеть, как ты пытаешься устроить счастье своего бывшего любовника!
Тара вздрогнула, как от удара, а потом вызывающе вскинула голову.
– Тебе прекрасно известно, почему он стал моим любовником! А для меня не секрет, что именно с тобой Амрита провела свою первую ночь!
Камал смутился, но ограничился тем, что равнодушно пожал плечами.
– Она тебе рассказала? Зачем? Это случилось десять лет назад и никогда не повторялось. И не повторится. Мы с ней просто друзья, и это не должно стоять между тобой и Амритой.
– И не стоит. Так же, как мои отношения с Джеральдом не должны стоять между мной и тобой. Разве мы не доверяем друг другу?
– Прости. – Камал притянул ее к себе. – Делай то, что считаешь нужным.
Солнце жарко палило с безоблачного полуденного неба, кое-где по земле, под узорчатым пологом листьев, расползлись гофрированные тени. Тесные ряды домов, казалось, слились в одну линию.
Дом мужа Джаи был окружен каменной оградой почти в два человеческих роста, над которой поднимались верхушки платанов с пестрой, как леопардовая шкура, корой и какие-то пушистые метелки с ярко-розовыми бутонами цветов. Ворота были крепко заперты.
За шесть лет жизни в Калькутте Тара обзавелась множеством знакомых, и для нее не составило труда узнать, где живет дочь заминдара.
Теперь она стояла перед воротами, не решаясь постучать. Что сказать? Кем назваться? А если ее прогонят? Чутье подсказывало молодой женщине, что она напрасно явилась сюда. И все же Тара не желала отступать от задуманного.
Ворота открыл привратник. Тара сказала, что хотела бы повидать хозяйку дома. Увидев перед собой хорошо одетую и к тому же замужнюю женщину, слуга пропустил ее внутрь.
Тару провели в большую затененную комнату. Навстречу вышла молодая женщина в темном сари, скромно причесанная, с усталым, грустным лицом. Она тихо поздоровалась и спросила:
– Кто вы?
Тара растерялась. Камал был прав. Нельзя бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь, тревожить покой незнакомой семьи! Что она может сказать этой девушке? А если появится ее муж и потребует объяснений?
На помощь пришла спасительная мысль.
– Я хотела бы поговорить о вашем брате.
– О Киране? – удивилась Джая и с тревогой повторила: – Кто вы? – Она выглядела озабоченной и издерганной. Таре показалось, что в этом доме привыкли к плохим новостям. Но отступать было некуда.
– Простите, – взволнованно произнесла танцовщица, – я не должна была приходить. На самом деле то, что я хочу сказать, не имеет к вам никакого отношения. Разумнее было бы поговорить с вашим братом. – Она сделала паузу. – Моя подруга Амрита, девадаси из храма Шивы в Бишнупуре, родила ребенка от Кирана. Боюсь, ваш брат ничего об этом не знает.
– Я тоже не знала, – растерянно произнесла Джая. – Киран женат, у них с Мадхур двое детей. Вот уже пять лет, как он живет в отцовском имении.
– Вы видитесь?
– Нечасто, – ответила молодая женщина и спросила: – Вас прислала ваша подруга? Она в чем-то нуждается?
– Нет. Повторяю, я не должна была приходить, – подавленно произнесла Тара. – Не говорите об этом своему брату. Он встречался с Амритой до того, как женился. Она сама пожелала родить ребенка. Храм Шивы богат. Амрита ни в чем не нуждается. Разве что в том, чего ваш брат, по-видимому, уже не может ей дать.
Во взгляде Джаи были понимание и легкая грусть.
– Ваше лицо кажется мне знакомым.