Когда одному из сыновей раджи Майсура вздумалось путешествовать, командование назначило Девара его телохранителем не только потому, что тот происходил из кшатриев, а был неподкупен, наблюдателен, смел и верил в тех же богов, что и принц. Или делал вид, что верит.
Молодой воин воспринял назначение как благоволение судьбы, но скоро понял, что ошибся. Девару не нравилось в принце все: высокомерие, неразборчивость, бесцеремонность, жадность. Простые люди, среди которых он вырос, были совсем другими.
Девар никогда не высказывал своих желаний вслух и гнал прочь мысли о доверии и согласии между людьми, гнал, едва они начинали назревать в недрах разума. В нем угадывалась некая воинственная сила, но он умел подчинять эту силу воле, сдерживать и скрывать ее, не позволял ей вырываться наружу. Он привык рассчитывать каждый свой шаг и знал, что малейшее движение, любое слово или взгляд могут стать решением заданной судьбою задачи.
Утром принц Арджун был очень зол: жрецы храма Шивы отказались отпустить Амриту даже за очень большую плату. Храм уже лишился Тары и Камала; потеря еще одной ведущей танцовщицы будет невосполнима.
Тогда принц позвал к себе Девара и сказал:
– Девушку необходимо украсть.
Девар отшатнулся.
– Ваше высочество…
– Это приказ, – жестко прервал его Арджун. – Я не покину Бишнупур без этой женщины. Ты выведешь ее из храма сегодня ночью.
Девар не мог понять принца. В услужении Арджуна были сотни прекрасных женщин, зачем ему понадобилась храмовая танцовщица?
На самом деле Девар догадывался, что именно покорило сына раджи. Не только плавные, изящные движения, гордая осанка, веселый и открытый взгляд. Телесная красота этой женщины сливалась с ее прекрасной духовной сущностью. В своих блестящих украшениях она казалась усыпанной звездами богиней.
Богиней… Девар поверил бы в это, если бы не знал, что индийские женщины рождены не богинями, а рабынями.
Девар видел полыхающий огонь в глазах Арджуна. Он хорошо знал, что принц злопамятен и жесток. Невыполнение приказа неизбежно повлечет за собой наказание, а то и разжалование.
Он спрашивал себя, так ли почетна судьба воина, если по долгу службы ему приходится похищать женщин?
Тем же днем Девар узнал, где живут девадаси, а вечером спрятался на территории храма.
Тревожно шумели на ветру деревья; луна то проглядывала меж облаков, то скрывалась за ними. Девар дрожал – не от страха, нет, скорее от нерешительности и стыда. Предупредить танцовщицу? Сказать, чтобы она убежала? Куда? Самому бежать вместе с ней?
Неожиданная мысль заставила его замереть, но он тут же резко тряхнул головой, будто хотел прогнать предательское наваждение.
Девар неслышно прокрался в комнату женщины и увидел неподвижный силуэт. Амрита спала. По полу и стенам расползлись черные тени вперемешку с серебристыми полосками света.
Нужно было спешить; между тем он медлил, не решаясь коснуться танцовщицы. Девар ощущал, как рассудок, неизменный страж его чувств, отступает, а из глубины души поднимается нечто потаенное и непонятное.
Прежде Девар не пытался взвешивать на невидимых весах свою собственную совесть и теперь почувствовал, как она нестерпимым грузом давит на сердце.
Вдруг Амрита пошевелилась, повернулась на бок, и тогда, внезапно очнувшись, он набросился на нее, навалился сверху, зажал рукой рот и, подмяв под себя, попытался скрутить руки.
Женщина сопротивлялась; Девар с удивлением почувствовал, насколько она гибка и сильна. Он не мог представить, как станет смотреть ей в глаза. Но приказ есть приказ: Девар связал Амриту припасенной заранее веревкой, замотал ее голову покрывалом и быстро понес свою добычу к выходу.
Глава III
Вдова
Спустя месяц после того, как Тара навестила Джаю, муж сестры Кирана, шестидесятидвухлетний Махендра Питимбар, скончался. Несчастной вдове предстояло разделить его судьбу.
С раннего утра дом наводнили родственники покойного – они ходили туда-сюда, делали распоряжения, выражали притворное отчаяние и горе. Брахманы читали мантры. Люди из низших каст, которым дозволено прикасаться к мертвым, обмывали и обряжали тело.
Пожилые женщины отвели Джаю в одну из комнат, велели снять украшения, цветное сари, распустить волосы и подали ей белую одежду.
Молодая вдова смотрела сквозь лица чужих людей на что-то, видимое ей одной. Без надежды, но с робким желанием получить сочувствие и поддержку Джая ждала приезда отца и брата. Она была рада еще раз повидаться с ними перед тем, как придет час взойти на костер и проститься с земным существованием, которое не принесло ей ничего, кроме несбывшихся надежд.
День за днем, год за годом настоящая, яркая и полная событий жизнь проходила мимо. В той жизни, недоступной ей, можно было влюбляться, испытывать радость от близости с мужчиной, рожать детей. Джае не довелось познать ни первого, ни второго, ни третьего. Почтенный брахман Махендра Питимбар заболел и слег через несколько месяцев после свадьбы. Джая преданно ухаживала за мужем, зная о том, что, когда он умрет, ей придется последовать за ним. Молодая женщина не любила своего супруга, но хорошо представляла, что такое долг.
В лице Джаи, обрамленном прядями густых черных волос, похожих на два огромных вороновых крыла, не было ни кровинки. Руки молодой женщины лежали на коленях, из-под белого сари выглядывали ступни босых ног.
Пожилые женщины предусмотрительно завесили окна, и в комнату не проникал солнечный свет, отчего она была похожа на склеп. Джая неподвижно просидела несколько часов, после чего ей принесли мучную похлебку и воду (вдове не полагалось другой пищи), но она не могла ни пить, ни есть.
Унося нетронутый поднос, женщины сообщили ей о том, что астролог определил день и час, благоприятные для похорон: послезавтра утром.
Джая глубоко вздохнула. Теперь она знала – когда. А как – ей уже рассказали.
Перед сожжением на костре вдова должна раздарить родне одежду и украшения, потом отправиться к месту похорон в сопровождении родственников и знакомых. Каждый, кто встретит на пути траурную процессию, обязан присоединиться к ней. Перед началом обряда брахман прочитает положенные мантры, окропит вдову водой из Ганга и посыплет ее голову листьями священного растения тулси. Под грохот похоронной барабанной дроби женщины помогут несчастной подняться на последнее в ее жизни ложе, застеленное покрывалом, на котором вышит ритуальный узор, и лечь рядом с мертвым мужем, после чего кто-то из родственников подожжет поленья – и сооружение охватит жаркое пламя. Дабы Джая не попыталась выбраться из костра, ей свяжут ноги и руки.
Когда угли остынут, пепел и останки покойных соберут в медную или бронзовую урну и развеют над водами священного Ганга. На месте самосожжения установят особый камень, которому будут поклоняться как юные невесты, так и замужние женщины. Люди будут говорить, что Джая была преданной, добродетельной женой, и ее родным всюду будет почет.
Смерть мужа посылается женщине в наказание за грехи, совершенные ею или в нынешнем рождении, или в одном из преды дущих. Принимая мучительную смерть, жена получает возможность обрести вечное блаженство вместе с супругом.
Молодая женщина заметила, что окружающие избегают прикасаться к ней из боязни оскверниться, ибо вдова считается "нечистой".
Однако Киран не испугался: войдя в комнату, где сидела Джая, он устремился к ней и схватил за руки.
– Сестра!
– Ты приехал, – прошептала она непослушными, побелевшими от волнения губами.
– Да, и я, и Мадхур, и отец. Какое несчастье, Джая!
– Это должно было случиться, – произнесла девушка. Голос Джаи был тихим, тон – спокойным и ровным. Казалось, она уже принадлежит иному миру. Смерть мужа отбросила ее за невидимую черту, превратила в существо без прошлого и будущего.
Никому не было дела до того, что в ней жили сотканные из множества мгновений воспоминания, сложные и тонкие чувства! Отныне она не имела права чего-то желать, к чему-то стремиться, любить, думать, мечтать.
Послезавтра Кирану, его жене и отцу придется наблюдать за ее нечеловеческими страданиями, за мучительной смертью!
Старшему брату Джаи стало страшно и стыдно, и он поскорее вышел из комнаты. Почти сразу столкнувшись с отцом, он прошептал:
– Неужели нельзя отказаться от этого чудовищного обычая?!
Заминдар выглядел постаревшим лет на десять. Его плечи опустились, глаза были полны отчаяния и горя.
– Боюсь, что нет. Родственники Махендры Питимбара очень религиозны, они не позволят… Если отказаться, Джая будет опозорена, они сживут ее со свету!
Киран презрительно усмехнулся. Он понимал, что даже сейчас господин Рандхар не забывает ни о своей выгоде, ни о своей безопасности, ни о своей репутации.
– О чем вы думали, отец, когда выдавали Джаю замуж? – горько произнес он. – Неужели вы не могли предвидеть, что вашу дочь ждет страшная смерть?!
– Ее супруг казался крепким мужчиной, – пробормотал заминдар.
Киран пожал плечами.
– Он старше Джаи на сорок лет. Было ясно, что он умрет первым.
– В конце концов, такова участь всех вдов. Джая успокоится на небе. Следующая жизнь моей дочери будет полна радости и блаженства.
Молодой человек пристально посмотрел на отца.
– И вы в это верите?
Киран вернулся к сестре и принялся ее утешать. Джая не слушала, она продолжала сидеть в одной и той же позе, застывшая, как статуя. Потом неожиданно заговорила, прервав брата на полуслове:
– Я должна кое о чем рассказать, пока… еще жива. Ко мне приходила девушка. Прежде она была храмовой танцовщицей… – Джая сделала паузу, заметив, что Киран вздрогнул, заморгал и облизнул пересохшие губы. – Она сказала, что ее подруга была твоей возлюбленной и родила от тебя ребенка. Она просила не говорить тебе об этом. Но я решила, что будет лучше, если ты узнаешь.
– Ее звали Амрита?
– Нет, кажется, Тара.
– Не подругу, а ту, другую, мою… возлюбленную… – Голос Кирана дрогнул.
– По-моему, да.
– Ребенок… Мальчик, девочка?
– Не знаю, я не спросила.
Киран опустил голову. Его ребенок?! Возможно ли это? Неужели тогда, во время второй поездки в Бишнупур, он, как когда-то сказала Тара, увидел то, что хотел увидеть?
– Почему Тара пришла к тебе?
– Не знаю.
– Где сейчас Амрита?
– По-прежнему танцует в храме.
– А Тара?
– Она живет в Калькутте.
– С английским офицером?
– Нет. Она вышла замуж за индийца.
Киран помолчал. Потом тяжело вздохнул.
– Я любил Амриту. Я ее не забыл. Не знаю, что бы я мог сказать ей… теперь.
– Я завидую людям, которым выпало счастье любить. Не важно, как сложилась их судьба, – вдруг промолвила Джая. – В другой жизни любви может не быть. Да и самой жизни… тоже.
– Ты должна верить, – только и нашелся что сказать Киран.
– Я верю, – обреченно произнесла сестра.
Затем Джаю посетил отец. Господин Рандхар говорил о том, что человек боится смерти, ибо не знает, что это такое, тогда как на самом деле смерть есть освобождение от уз и тягот жизни, ведущее к новому, лучшему существованию.
Дочь внимательно слушала и послушно кивала. Она ни в чем его не винила. Он был хорошим отцом, он ее любил и всегда заботился о ее будущем.
Ночью Джая осталась одна. Не в силах заснуть, она погрузилась в раздумья. Завтрашний день станет последним днем ее жизни. Послезавтра она умрет.
Девушка сплела пальцы. Обычно люди не знают дня своей смерти, как не знают, от чего умрут. Ей не повезло, и теперь она раз за разом рисовала картины своей страшной гибели.
Джая представила, как родственники покойного мужа поджигают соломенное ложе, как огонь охватывает его со всех сторон и подбирается к ее плоти. Какая, должно быть, нечеловеческая боль! Каким сильным будет желание вырваться, спастись! Волосы вспыхнут, как факел, пламя выжжет глаза, а потом доберется до сердца. Джая с невольным ужасом разглядывала свое тело, от которого останутся только уголья. Что значит не существовать, не быть? Что изменится от того, что она жила, а после ее не стало?
Приезд отца и брата не принес желанного облегчения. Никто ее не понимал, не мог по-настоящему утешить.
Внезапно Джая подумала о том, что жила неправильно. Нужно было всем существом впитывать красоту окружающего мира, радоваться, любить, следовать зову сердца. Быть такой, как… Тара.
Тара! Джая силилась улыбнуться и не могла. Тара. Вот кто был способен ее понять и… сумел бы помочь, не побоялся бы взять за руку, обнять и найти слова утешения. Жаль, что Таре неизвестно о том, что должно случиться… Быть может, послать за ней, попросить, чтобы она пришла? Джая глубоко вздохнула. Ей стало немного легче, она уже не чувствовала себя такой одинокой. Именно в этот момент у нее зародилась мысль о возможном спасении.
Утром ей вновь принесли еду, и она опять не смогла проглотить ни крошки. Что толку есть, если завтра она умрет?
Внутреннее состояние Джаи изменилось. Сперва она впала в оцепенение, потом ею овладел страх, затем промелькнула досада на окружающих, теперь девушка принялась размышлять и прислушиваться к своим желаниям.
Когда женщины ушли, она подошла к двери и увидела, что та не заперта. Тюрьмой была не комната, а сама жизнь, ее нынешнее положение, свод жестоких обычаев.
Никто не посмеет дать ей приют в своем доме, даже напоить ее из своей посуды!
Джая незаметно покинула помещение, спустилась по лестнице и, никем не замеченная, вышла через заднюю калитку. Все были заняты подготовкой к похоронам, за вдовой никто не следил. Мысль о том, что молодая женщина может сбежать, казалась невероятной.
Джая шла по улице, ничего не видя вокруг. В белом сари, с растрепавшимися волосами, скрывающими бледное лицо, она походила на привидение и не замечала, как все шарахаются от нее.
Каким-то чудом она отыскала дом, в котором жила Тара. Постучала, и ей открыли.
Джая подняла взор и обомлела. Перед ней стоял разрушитель Шива; у него было три глаза, которыми он смотрел сквозь время, а присыпанная пеплом кожа казалась мертвенно-серой. Вот оно, возмездие, знак того, что ей не уйти от судьбы!
У Джаи вырвался пронзительный вопль, и измученная тем, что ей пришлось пережить за последние сутки, она лишилась чувств.
Когда Джая пришла в себя, она увидела обыкновенное человеческое лицо. Бог исчез, а склонившийся над ней мужчина сказал:
– Простите, что я вас напугал. Это просто краска. Родственники одного покойного брахмана попросили исполнить танец на месте сожжения, чтобы его душа порадовалась. Вам лучше?
Кого вы ищете?
Молодая женщина вздохнула. И здесь говорят о похоронах…
– Простите, что пришла, – прошептала она. – Мне нужна Тара.
– Она скоро вернется, – ответил мужчина и обратился к служанке: – Нила, подай воды!
Пока девушка наливала воду, спросил:
– Кто вы?
– Я вдова, – промолвила Джая и заметила, что молоденькая служанка не решается протянуть ей чашку: она боялась оскверниться.
Мужчина выхватил чашку из рук служанки, едва не расплескав воду, и протянул Джае.
– Пейте.
Она жадно выпила, потом сказала:
– Мой муж, Махендра Питимбар, брахман, умер вчера утром. Похороны состоятся завтра. Я должна взойти на погребальный костер и сгореть заживо. Я не знаю, зачем пришла в ваш дом. Просто мне стало очень страшно. Я должна вернуться, пока никто не заметил, что я убежала.
– Вы знакомы с Тарой?
– Да. Она сказала, что, если мне понадобится помощь, я могу обратиться к ней.
Мужчина кивнул.
– Вы правильно сделали. Меня зовут Камал, я муж Тары.
Она скоро придет, и вы сможете поговорить.
– Пожалуйста, проводите меня обратно! – умоляюще прошептала молодая женщина.
Джаю била крупная дрожь, в глазах застыл ужас – оттого, что должно случиться завтра, и оттого, что она совершила сейчас.
– Не возвращайтесь, – твердо произнес Камал. – Никому не придет в голову искать вас в этом доме. Здесь вы будете в безопасности. Вы молоды и красивы, вам не надо умирать.
Только теперь Джая поняла, почему не нашла поддержки ни у отца, ни у брата. Они были так же беспомощны и так же сильно объяты страхом, как и она, и не помышляли о том, чтобы избавить ее от страшной участи.
Неожиданно Джая разрыдалась. Камал привлек ее к себе и принялся гладить по волосам.
– Не плачьте. Вы живы. Вы не умрете.
Эти слова были подобны глотку воздуха; молодая женщина почувствовала, как к ней возвращаются душевные и физические силы.
Дверь открылась, вошла Тара. Увидев, что какая-то женщина плачет в объятиях ее драгоценного супруга, она застыла как вкопанная. В этот миг Джая повернула к ней заплаканное лицо и прошептала:
– Тара!
Не прошло и нескольких минут, как Тара все расставила по местам.
– Камал прав: вы никуда не пойдете. Оставайтесь у нас. Похороны вашего мужа состоятся без вас. Снимите эту ужасную одежду, я дам вам свое сари.
– Я не могу. – Лицо Джаи страдальчески скривилось. – Мне нужно вернуться.
– Разве вы хотите этого?
– Нет. Но я должна…
Тара отвела молодую женщину в свою комнату, дала ей темно-синее с серебристыми блестками сари, помогла заплести волосы. Руки Джаи, лишенные браслетов, были похожи на обнаженные ветки. Родственницы мужа потребовали, чтобы она сняла все, даже кольца и серьги. Тара не решилась предложить молодой женщине свои украшения, но заставила ее поесть, а потом выпить успокоительную настойку, приготовленную из сушеных пестиков шафрана.
Велев Уме вести себя тихо, она проводила гостью в затемненную комнату, уложила на диван и заботливо, словно ребенка, укрыла.
Джая проспала до середины следующего дня, без кошмаров и снов. В миг пробуждения она почувствовала проблеск радости, после чего душу вновь затопила волна тревоги и страха.
Она вышла в соседнюю, залитую солнцем комнату, где Тара, тихонько напевая, нанизывала на нитку рассыпавшиеся бусы.
Возле ее ног играла Ума.
Молодая женщина оглядела комнату, в которой не было ничего изысканного и дорогого, зато витало ощущение спокойствия и счастья, и тяжело вздохнула.
– Я слишком долго спала.
Тара внимательно посмотрела на гостью. Она посвежела, в лице появились краски. Только взгляд оставался измученным и затравленным.
– Главное, что вы отдохнули.
Джая провела рукой по растрепавшимся волосам и глухо произнесла:
– Я не смогу остаться у вас… навсегда. Рано или поздно мне придется уйти, и тогда меня… убьют.
Тара не успела ответить – дверь открылась, вошел Камал.
Поздоровался с Джаей и сказал:
– Тело вашего мужа сожгли на костре. Я был там и все видел. Вскоре прах развеют над водами Ганга.
Молодая женщина опустилась на диван, и ее лицо вновь побелело.
– Все кончено. Я умерла. Меня нет.
Тара и Камал переглянулись. Тара первой подала голос:
– Чего вы боитесь? Гнева родных? Положения отверженной?
– Да. Я жива, но отныне для меня в этой жизни не осталось места. И еще… я боюсь стать для вас обузой.