Вечером Алекс снова отправился прогуляться. Ноги сами несли его к домику Ольги, будто ему необходимо было знать, где она и чем занята. Когда он подошел, уже совсем стемнело. В окне горела свеча. Алекс сел на садовую скамейку, раздумывая, чем сейчас занимается его любимая. Любимая? Испугавшись этого слова, Метелин попытался тут же заменить его другим, но не смог подобрать более точного. Эта женщина занимала все его помыслы вот уже целый месяц, каждый день которого наполнен ею до самых краев. Каждый ее взгляд, улыбка, полувздох и полужест хранились в его памяти. Кому он столько времени врал, самому себе или ей, кого боялся и от кого убегал? Ему 35 лет, солидное состояние, серьезное образование, а до сих пор ни жены, ни семьи, ни просто дорогого и близкого человека.
Именно сейчас, в темном влажном саду на скамейке, Алекс осознал вдруг, что никого роднее Ольги у него просто нет. Именно ей захотелось рассказать всю свою длинную, неприкаянную историю жизни, которая похожа на тысячи других, но лишь для нее одной может оказаться важной. Метелин чуть не прослезился от болезненной волны умиления, захлестнувшей его.
В этот момент вдруг послышался шорох, и взгляд смог уловить еле различимое движение у окна, после чего кто-то стукнул по ставням и раздался детский громкий шепот.
- Матушка, Ольга! Тятька звать велел, к вам карета приехала.
Свеча в комнате тотчас погасла. Через минуту на крыльце показалась Оля в струящейся накидке поверх платья и в шляпке, закрывающей волосы, и часть лица.
Алекс напрягся. Ольга взяла девочку за руку и отправилась с ней в сторону деревни. Стараясь унять дрожь волнения, Метелин снова пошел следом. Ольга завела ребенка в сторожку, побыла там несколько минут, а потом вышла и уверенно направилась к околице. На небе светила луна, поэтому силуэт девушки было видно издалека. В сторожке повозились немного, а затем заперли дверь на засов. Почти в этот же момент Алекс заметил карету, скрытую ивами, и руку, которую кто-то невидимый молча подал Ольге. Девушка, подобрала подол платья и оказалась внутри повозки. Лошади рванули с места.
Алекс наблюдал за этим как завороженный, но, как только карета тронулась с места, вздрогнул и бросился обратно к сторожке.
- Куда она поехала?! - гневно вопрошал он заспанного крестьянина, который мужественно не говорил ни слова. - Срочно велите седлать коня, - закричал Метелин показавшимся на печке детишкам.
Пострелята, как ветер, бросились к конюху исполнять приказание. Анечка тихо захныкала на кровати, и мать прикрыла ее пестрым одеялом почти с головой, чтобы не провоцировать гнев барина.
Метелин продолжал трепать сторожа, требуя, чтобы тот немедленно сказал ему, с кем и куда уехала Ольга.
- Матушка не велит говорить!
Степан стоял, как неприступная гора, и запугать этого честного и преданного крестьянина не представлялось возможным. Алекс еще недолго поприрекался с ним, даже ударил. Степан лишь опускал лицо и не говорил ни слова.
Вскоре прибежали дети, но почему-то привели с собой не оседланного коня, как ожидал совсем рассвирепевший Метелин, а заспанного Расточного, который в два счета оценил обстановку.
- Пойдемте, батюшка Александр Николаевич, я вам кое-что покажу. Оставьте честную крестьянскую семью перед праздничком, деткам рано к заутрене подниматься. Не грозите всеми карами. Слуги вернее, чем Степан, нынче не сыскать, он за вас голову отдаст, зачем же вы его обижаете.
С этими словами, произносимыми нараспев, смешно подергивая бороденкой, Фома Лукич почти выволок Метелина из дома и потянул к поместью. Вырываться было бесполезно, потому что вертлявый Расточный висел на руке, как пиявка, к тому же, видя всеобщий сговор, Алекс смирился с тем, что ему сейчас расскажут еще что-то не особо приятное про Ольгу. С этими мыслями он волок на себе управляющего и все ждал, когда же станет хоть что-то понятно.
- Скажи мне, Фома, вредный и дерзкий помощник Истопина, куда подевалась Ольга?
- А с чего это вам, Александр Николаевич, охота пристала следить за ней? Али влюбились?
- Не паясничай, Фома! Она уже второй раз встречается с этим человеком, и я имею право знать, в чем дело! Может, она за моей спиной готовит государственный переворот, заговор или преступление.
- Может, и готовит, - вкрадчиво прошелестел Расточный. - И что вам с того? Помогать, что ли, будете?
- Да как ты смеешь?!
- Ладно, ладно! - Фома подергал бородой и вздохнул. - Что же вы, батенька, карету Разумовского-то Алексея Григорьевича не разглядели, ведь приметная же колясочка-то, не в пример нашим.
- Разумовского? Так это Алексей Разумовский? Позвольте, это же фаворит цесаревны Елизаветы!
- Да буде вам, буде, - зашикал Фома. - Ну, да, фаворит, ну, цесаревны, все знают, а кричать-то об чем?
- Зачем с ним поехала Ольга?!
Александр готов был взвыть от бессилия, хорошо представляя безнравственность, царящую при дворе веселой цесаревны. Не зря Елизавету не жаловали обе последние царицы! Что Анна Иоанновна, что Анна Леопольдовна в ветреной Елизавете видели много вреда и опасности. А кроме того, ветрености и расточительности. Говорят, что Елизавета прекрасно танцует и жалует способных крестьян милостями, о бесконечных ее развлечениях тоже ходят легенды! Зачем Ольге эти карнавалы. Изощренный двор цесаревны погубит ее, даже имени не спросив.
- Так брат он ей… - попросту сообщил Расточный и поскреб носком сапога землю до нелепости комично.
- Кто брат?
- Так Разумовский, стало быть, Алексей. Алешко этот, брат Оленькин, он ее из Лемешей привез, когда мать-то померла ее, а сам он тогда цесаревне приглянулся, потому что пел, что твой соловей. Голос у него ангельский. Вот и полюбился этот голос Елизавете.
- Ты хочешь сказать, что сейчас Ольгу увез ее родной брат, Алексей Григорьевич Разумовский? И она при этом Ольга Ивановна Истопина? Фома, я тебя убью.
Расточный поежился от ночного свежего ветерка и изобразил на лице скуку.
- Скорее всего не убьете. - Фома опять привычно паясничал и чувствовал себя при этом как рыба в воде. Казалось ему известно что-то такое, чего никто на свете не знает, кроме него, но в то же время знать просто обязаны. - Ну почему же сразу-таки и родной брат, не совсем, стало быть, родной. Она к нам приехала, звалась Ольга Григорьевна Розум. Папашей ее числился казак из Лемешей, мать турчанка была. Только померла она, а девчонка в Лемешах больше не имела родных. Чтобы там не съели ее за мамкины грехи или не испортили по малолетству, и привез ее сюда братец. Добрый, стало быть, он.
- Значит, Разумовский ей по отцу брат?
- Значит, по отцу, раз его мать-то казачка и в Лемешах шинок держит. У него и родные братья-сестры есть, но Алешко добрый, он и Олю любит. От всех ее прячет, даже от матушки родной.
- Так как же она может быть дочерью Истопина, раз она казаку Розуму дочь? - Александр утомился и понял, что в дебрях этой родословной ему не разобраться.
- Ну, это вам кажется, что не может, и мне кажется, что не может. Наверное, и Оленька думает, что не может, однако старику Истопину видней, коли он ее дочерью признал и ее честнейшую родословную произвел из своих корней. Правда, на матушке не был на ейной женат, в этом незадача, а так все честь по чести, можете лично ознакомиться.
Александр вздохнул и уставился на звездное небо. Следовательно, по ночам Ольгу посещал не любовник, а Истопину она приемная дочь. Метелин почувствовал, как все препятствия, которые он рисовал между собой и Ольгой, стираются и улетают в никуда. Ничего больше нет! Только эта очаровательная, добрая девушка, отдавшая ему себя с такой страстью и доверчивостью, которая не готова размениваться на мелочи даже ради своей любви. Девушка, считавшая себя простолюдинкой, росла как уездная дворянка, а оказалась нужной даже при дворе…
Александр волновался за нее! Он хотел бы оказаться поблизости, чтобы знать, что с ней ничего не случилось… Почему-то после беседы с Расточным его уверенность в любви к Ольге только окрепла, он постарался как можно теплее попрощаться с управляющим и изобразил, что поднимается по лестнице в свою опочивальню. Потом вышел оттуда и тихонько отправился в Ольгину пристройку.
Дверь оказалась не заперта. Ольга уходила в спешке. В полной темноте Алекс безошибочно нашел ее спальню, вспоминая свой первый приезд и то, как путался здесь в темных сенях. В окно спальни сквозь занавески светила луна. Алекс прямо в одежде лег на высокую и узкую девичью кровать и с наслаждением втянул носом запах, исходящий от ее подушки. В самом приятном расположении духа Алекс погрузился в глубокий и спокойный сон.
Проснулся он от стойкого ощущения, что на него кто-то смотрит. Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Ольгу, которая стояла над ним и задумчиво накручивала на палец его волосы. Она плакала!
Алекс не мог больше ждать. Стараясь не потерять тонкую нить сновидений, он обнял ее и притянул к себе. Ольга прижалась к его лицу мокрой от слез щекой и тихонько прошептала его имя… Столько нежности, сколько вложила она в свой голос, Александру не приходилось слышать никогда раньше. Разве мог он представить себе жизнь без этой женщины рядом?
- Оля, милая, я люблю тебя! - глухим, совершенно не своим голосом произнес он.
Он прижал ее к себе еще ближе, не давая поднять головы и взглянуть в лицо его, и зашептал жарко и быстро, стараясь успеть все сказать до рассвета, пока не развеялась эта ночная добрая сказка:
- Я снова пришел к тебе и не уйду, пока ты не назначишь день венчания. Прости меня. За недоверие, подозрения, глупости, которыми я осыпал тебя, мою дерзость и резкость, если можешь, прости. Ни одну женщину в своей жизни я не любил столь сильно, не боялся потерять столь ревностно и не оберегал столь рьяно. Твой сегодняшний отъезд едва не стоил жизни Степану, Расточный вовремя унял меня. Я все знаю. Я знаю про твою мать, отца, про брата и полагаю, что еще больше могу услышать. Все это странно, но очень дорого моему сердцу, потому что связано с тобой. А отныне все, что с тобой связано, будет иметь самое большое значение для меня.
Алекс долго еще что-то говорил, осыпая ее волосы нежными и быстрыми поцелуями, а она лишь плакала, пряча на его груди лицо. Он даже не мог понять, от горя или счастья она плачет, но настолько важным, казалось ему, сказать о своих чувствах к ней, что он говорил не останавливаясь.
Еще до первых солнечных лучей Ольга подняла на него заплаканные глаза и поцеловала в щеку.
- Алекс, - прошептала она, - я думала, ты никогда мне ничего подобного не скажешь… Мне казалось, что моя честь, о которой ты так напыщенно рассуждал сегодня утром, лишь усугубила мой стыд, что, будучи блудницей, я имела бы больше прав на счастье с тобой, на любовь без оглядки, на сладкую истому во всем теле. Я думала, что ты женишься, проклиная тот час, когда прикоснулся ко мне. Любовь должна быть свободной, этому учила меня мать… Наверное, ее многие любили, но так никогда и не смогли признать это перед лицом своих жен, матерей и прочих родственников. Для всех она осталась… чертовкой. - Ольга всхлипнула и трогательно прикрыла лицо ладонями. - А мне Истопин подарил имя, и благодаря этому я получила право быть достойной, благочестивой женой. Сомнительное все-таки право… Ты уверен, что хочешь этого?
- Конечно. - Метелин ответил с готовностью, не усомнившись ни на секунду. - Более того, мне плевать на имя, ведь ты теперь мне хоть и дальняя, но родственница. А без этого, Оля, была бы ты сама по себе - сладкая, как дикий мед, и свободная, как степной ветер.
От слов Алекса у Ольги сладко заныл живот и острая приятная боль кольнула в груди. Слегка потянувшись, она потерлась носом о его гладкую щеку, потом коснулась губами шеи и уха и почувствовала, как дрожь прокатилась по его телу. Надо же… Ольга каким-то неизъяснимым образом чувствовала свою власть над Алексом. Она не представляла себе, что должна делать приличная или не очень приличная, а порядком влюбленная девушка, но не могла не замечать, как каждое ее движение сказывается на таком большом и сильном мужчине, который буквально тает, как воск, от легчайших ее прикосновений. Дерзкие, острые мысли пронзали ее сознание. Ольга краснела и пряталась в распущенных волосах от расцветающей зари. При свете утра сказка таяла, и девушкой начинал овладевать стыд. К тому же скоро служба! Крестьяне будут ждать барышню в церкви, сегодня званый обед и…
Жадный горячий поцелуй Алекса отнял последние здравые мысли. Его дрожащие руки, скользящие по ее одежде и старающиеся справиться с тугими застежками, легкий стон, сорвавшийся с губ, - и Ольга забыла все на свете, отдавшись во власть откровенной пульсирующей страсти. Она выгнулась на неудобной и узкой кровати, на которой они с трудом помещались вдвоем, и принялась распутывать на себе шнуры от платья… Но куда там! Девушки так постарались, что платье сидело на ней как вторая кожа. Ей удалось лишь сдвинуть его с груди, чем Алекс и поспешил воспользоваться. Соски Ольги напряглись до боли от одного только его взгляда, когда же он коснулся их губами, Ольге показалось, что ее захлестывает влажный тугой шелк. Ноги задрожали, руки перестали слушаться, и она рассеяно и беззастенчиво стала расстегивать на Алексе рубашку. Как только ее немеющие руки коснулись его живота и груди, пришла его очередь застонать, и Ольга не заметила даже, как ее юбка стала задираться вверх. Представив со стороны эту сцену, Ольга несомненно смутилась бы, но сейчас стыду не было места. Ее гораздо больше мучили руки и губы любимого, которые прикасались к ней везде. Почувствовав пальцы Алекса там, где, на ее взгляд, мужским рукам не пристало бы находиться, Ольга ахнула, но лишь закрыла лицо руками и отдалась во власть ощущений.
Волны обжигающего, необычного и запретного наслаждения разливались по ее телу самым бесстыдным образом. Ольга уже совершенно не владела собой и жаждала, чтобы Алекс прекратил эту пытку и перешел к более решительным действиям. Когда он все-таки прижал ее к себе и оказался внутри, Ольге хватило нескольких минут, чтобы получить полную разрядку своему напряжению.
Чуть позже они оба, смеясь, восстанавливали расшатавшиеся ножки девичьей кровати. Александр подпер креслом ненадежное ложе и снова забрался на него. За окном уже вовсю пели птицы, лаяли собаки, перекрикивалась прислуга. Задолго до утренней службы уже побежали по своим делам кухонные мужики и бабы, закипела работа. Впервые за последний год в поместье ожидался крупный праздник с гостями, поэтому Акулина старалась превзойти саму себя.
Ольга подняла к Александру лицо и смешно наморщила нос, изображая, насколько тяжело ей будет подниматься сейчас. Являясь большим знатоком женских туалетов, но благоразумно промолчав об этом, Александр предложил свою помощь при одевании. Ольга вытащила приготовленное заранее кремовое платье с нежнейшими сливочными розами, а также кучу всяких дамских вещичек, потом подняла на Александра глаза и раскраснелась. Ее мятое платье еще сохраняло следы буйного любовного набега. Александр тактично отвернулся, дожидаясь, пока Ольга наденет на себя все, с чем могла справиться сама.
Алекс смотрел на нее из-под опущенных ресниц, всячески изображая, что занят только платьем. Хороша, как языческая богиня. Изящные, точеные руки и ноги, безупречная фигура - она была создана для того, чтобы с нее рисовали картины, откровенные и трогательно-возвышенные.
Когда все детали одежды заняли свое место, Ольга отошла назад, демонстрируя весь наряд целиком. Александр попытался изобразить невозмутимость, а потом оба рассмеялись. Зрелище было восхитительное! После длительного траура, Ольге было непривычно видеть себя в светлой одежде, а уж Алекс и вовсе не представлял ее такой. В итоге они пришли к выводу, что наряд чрезвычайно удачен.
Вопрос прически счастливо разрешился головным убором, и Ольга вслух восхитилась тому, что волосы в церкви принято прятать. Покраснев от подобного святотатства, Ольга опять улыбнулась.
Александр решил сегодня же на званом обеде объявить всем соседям о их свадьбе. А это значило, что на откровенные разговоры оставалось не более получаса, а потом будет многолюдная церковь, приготовления к празднику, шумный прием, куча поздравлений и гостей…
- Алекс, сегодня, когда я ездила с Алешей…
- Тсс… - Александр почему-то не хотел и боялся слышать о брате Ольги, справедливо опасаясь сюрпризов. Когда дело касается двора… - Уж лучше я узнаю все после свадьбы.
Но у Ольги была другая точка зрения.
- Нет, дай мне сказать! Алеша представил меня цесаревне. Когда-то очень давно именно Елизавета, сделала возможным мой приезд сюда. Именно она посоветовала Истопину приютить меня как воспитанницу, и один Бог знает, почему Истопин согласился. Елизавета Петровна умеет добиваться своего. Ей очень хотелось, чтобы вся семья опекаемого ею Алеши жила в добром здравии. Но мало кто знает, что не только она помогла Алешке Розуму и его бедной сестричке, но и они оказались ей очень полезны. Елизавета тяжело больна… - Ольга перевела дыхание и посмотрела на Александра, пытаясь определить его реакцию, но тот хранил непроницаемое молчание. Тогда она продолжила: - У цесаревны с отрочества замечаемы так называемые "истерические припадки", которые сопровождаются обмороками. Лейб-хирург Лес-ток, несмотря на все свои великие учености, ровным счетом ничего не смог добиться влечении этой хвори. Помог случай… Однажды мне удалось приготовить лекарство. При этом я сильно рисковала, так как по составу оно являлось скорее ядом, нежели целебной настойкой. Малейшая передозировка могла бы привести к отравлению Елизаветы, за что ни меня, ни Алешу, ни самого Истопина, просмотревшего столь деликатный вопрос, скорее всего не пощадили бы. Но лекарство помогло, и Алеша зачастил ко мне в гости. Узнав об этом, Истопин был разгневан. Одно дело, подпольно лечить крестьян и лошадей и изредка готовить составы, прикрываясь честным именем известного Истопина, и совсем другое - дозировать яды для дочери Петра Великого! Я понимала Ивана Федоровича и была благодарна ему за заботу, но остановиться не могла… Алеша слишком любил свою Лизу… И я приняла решение в случае крайней оплошности, если вдруг что-то случится с цесаревной, сама выпить полную дозу страшного лекарства. Осечек не было, лекарство неизменно помогало. Поэтому Алексей Разумовский приезжает сюда снова и снова… И каждый раз я боюсь его приезда, опасаясь, что он сообщит мне страшную весть о том, что я не смогла помочь. Мое решение все еще в силе… Я просто не хотела, чтобы у нас были тайны.
Александр вздрогнул. Его любимая говорит о том, что примет яд, если не поможет ее лекарство?! Варварство какое-то. Родной брат шантажирует ее, заставляя готовить это пойло! Цесаревна Елизавета… Ходят слухи, что она самая вероятная кандидатура на престол. Говорят, что назревает недовольство в рядах гвардии и что готовится переворот. Голова шла кругом. И эту женщину Ольга готова тянуть к жизни ценой собственного существования! Что такое попасть в жернова государственных переворотов, Алекс представлял себе очень хорошо. Ему стало страшно, и он со вздохом притянул Ольгу к себе.
- Все равно, Ольга! Теперь уже все равно. Мы что-нибудь придумаем вместе, ведь недаром я столь ученый врач!
Они оба рассмеялись, и Александр сказал уже более серьезным тоном: