* * *
Следующие несколько дней Александр строго придерживался избранного плана. Он завтракал в комнате, обедал в зелейной лавке, ужинал там же, общался с Тюриным и Расточным и занимал их настолько, чтобы у них, как и у него самого, не хватало сил и времени справляться об Ольге.
У него получилось устать и отвлечься. Теперь даже к Дуне не испытывал он соблазна. Она казалась ему обычной упитанной бабой неприметной наружности. Услыхав такую характеристику, Дуня, не задумываясь, отравила бы нового барина, которого, если честно, не считала особо привлекательным, потому что в мужчинах ценила беспомощность, и кокетничала с ним только из собственных представлений о любезности.
Дела в лавке шли неплохо, но документы находились в ужасном состоянии. Приняв решение отправиться в Петербург для улаживания всех вопросов, Александр исполнил его немедленно. Получилось, что за неделю он решил больше бумажных проблем, чем затворнику Истопину удавалось за год.
Наследование Метелиным дел Ивана Федоровича было принято однозначно благосклонно, потянулись всевозможные нужные визиты. За свою короткую поездку Александр ни разу не вспомнил об Ольге.
В Петербурге он, не задумываясь, посетил Жюли, и с наслаждением обедал в ее апартаментах, правда, сделал это, сведя знакомство с ее французом. Жюли была мила и даже демонстрировала им свою игру на фортепьяно. Уезжая из этого гостеприимного, полного роскоши и разврата дома, Алекс с удивлением обнаружил, что с Жюли ему скучно.
Этим же вечером он ужинал с придворным лейб-хирургом Лестоком, который сам выразил желание с ним лично познакомиться. На этом же приеме ему назначили еще несколько встреч.
Пересекаясь по делам с разными людьми, Александр пристально вглядывался в лица, пытаясь отыскать того, кого он ночью видел с Ольгой. Многие высказали ему в приватной беседе, что являлись клиентами Истопина и знакомы с его прелестной помощницей, но никто из них не походил на того человека, с которым Ольгу связывало нечто большее, чем индивидуальные заказы на лекарства. Метелину и в голову не приходило, что тот, кого он так долго и безуспешно ищет, сейчас находится не в Петербурге, а в Москве, и занят тем, что спасает от тщательно скрываемой болезни любимую женщину… С точки зрения Метелина, все знакомые Ольге мужчины должны были домогаться только одной женщины… Такие заблуждения вполне простительны, хоть и нелепы, но более свойственны юношам, пылким и влюбленным.
Ночью Александр падал замертво и засыпал крепким сном, опьяненный успехами. Прислуга в его съемном доме отличалась радушием и приветливостью. Тем не менее, уезжая, Алекс принял решение не продлевать контракт, а прислугу распустить. Это был его первый шаг к тому, чтобы из городского франта стать сельским барином. Себе же он это объяснял экономией и тем, что, пересмотрев свое нынешнее положение дел, при необходимости сможет быстро купить собственный дом, например в Москве. Почему бы и нет?
Так или иначе, но прислуга получила приказ упаковывать личные вещи Алекса для переезда в Аннину слободу. Все лишнее он решил продать или раздать тем же прислужникам. Все мысли Алекса возвращались к небольшой усадьбе.
Дорога назад прошла без происшествий, и, вернувшись менее чем через две недели, Алекс был полон самых благодушных планов. Он не встретил никакого подтверждения того, что Ольга могла быть коварной любовницей Истомина. На его скупые выкладки о новых владельцах с указанием того, что Ольга в качестве дочери Истопина наследует половину имения, многие удивлялись, но никто не смеялся вслед, как предполагал Метелин. Поэтому, развеявшись и соскучившись, Александр с легким сердцем возвращался домой. Новоявленная родственница теперь казалась ему весьма пикантным дополнением к наследству, и он был полон решимости этим воспользоваться, к удовольствию всех заинтересованных сторон.
Спрыгнув с коня, Алекс бросил поводья встречавшему его Степану и поспешил в поместье. Расточный выглядел странно помятым, Тюрин еще хуже.
- Что случилось, господа? Что за кислые лица? Я привез вам чудесные известия!
Вперед выступил Расточный и глухо, пряча глаза, сказал:
- Ольга Ивановна совсем плоха, шли бы вы к ней. Сегодня Авдотья позвала святого отца, барышня хочет исповедаться.
- Исповедь еще никому не навредила, - весело ответил Алекс. - А что с ней?
- Неизвестная какая-то лихорадь привязалась! - зло и горько ответил Фома. - Говорят, что много дней она лечила деревенских детей, с ними было то же самое. Дети-то здоровы! А вот через пару дней после вашего отъезда Ольга перестала показываться из дому, а на днях Авдотья сказала, что наступили бред и судороги. Решили попа позвать из деревенской церкви.
Александр почувствовал, как медленно и тягуче холодеют его руки и ноги, как, пульсируя, тяжесть приливает к голове. Побледнев, он снял дорожную сумку с документами, затем душивший его все это время парик и расстегнул верхнюю пуговицу на одежде.
- Где она? Лекаря вызывали? Кто при ней все это время?
- Был лекарь, из Курьево. Да только не помог ничем. Авдотья сейчас у нее, и сейчас и всегда. Не уходит девчонка, так и живет при ней.
Александр с трудом вникал в происходящее, но одно он понял быстро и сразу. Ему нужно туда, срочно! Он может и должен помочь Ольге.
- Где она? У себя или в этой своей богадельне?
- У себя. Как слегла, так и не трогал ее никто… - подал голос Тюрин.
Александр неприязненно глянул на него и бросился в Ольгины покои.
* * *
В этой пристройке он не бывал с того дня, как приехал сюда. Опять в полумраке холодных сеней Алекс бросился, шаря по стене, заглядывать во все двери. Ольгины покои оказались последними. В комнате были прикрыты ставнями окна, горела лампада перед иконой, а рядом с кроватью сидела Авдотья.
Александр, лишь на секунду вглядевшись в лицо больной, сразу понял, почему у всех такой растерянный и помятый вид. Девушка была очень плоха.
- Оля, - позвал он ее - Оленька!
Авдотья громко всхлипнула.
- Не слышит она. Сегодня весь день в себя не приходит, вчера не узнавала даже меня и Феклушку. Федька приходил к ней, не пустила я. Он только что от этой заразы исцелился, негоже, чтобы ребенок снова заболел.
- Не заболеет уже. Авдотья, ты уверена, что с ней то же самое, что было с пацанятами? Как они болели?
Авдотья принялась рассказывать. Алекс послал за своими инструментами, а сам все смотрел на Ольгу. Бледное, изможденное лицо ее словно просвечивало, волосы на лбу слиплись и черными змейками приклеились к вискам и щекам. Глаза впали, и густые темные тени пролегли под ними.
На несколько секунд Александру стало страшно, он испугался, что больше никогда Ольга не встанет с этой постели, не увидит он ее взгляда, не услышит смешливых речей. Вспомнил он и последнюю встречу, когда своим резким, неуместным словом и дерзким поцелуем вспугнул ту легкую ноту доверительности, что стала появляться в их общении. Александр беспощадно корил себя, ведь, возможно, именно его резкость и толкнула ее в объятия того ночного визитера! Что он вообще знает об этой хрупкой беззащитной женщине?
Отгоняя минутную слабость, Александр решил действовать. С собой у него всегда имелось все необходимое для медика. Вооружившись трубкой, он хотел прослушать легкие Ольги, но вдруг смутился. Хотел осмотреть кожу, смутился еще больше, в конце концов разозлился и велел Авдотье покинуть комнату.
Оставшись с Ольгой наедине, Александр отодвинул одеяло. Увидев длинную тонкую рубашку на ней, рассердился пуще прежнего, потому что не представлял, как можно это снять с нее… Затем взял себя в руки и, немного помедлив, снова кликнул Авдотью.
Девушка вернулась, но выглядела перепуганной. Она не понимала странного поведения нового барина, который вызвался лечить, и думала уже, что не стоило отпускать сельского священника. Бедная девушка, привыкшая видеть Ольгу, занимающейся целительством, всегда невозмутимой, не представляла, что, кроме возможной смерти барышни, могло привести новоявленного лекаря в такое состояние.
Сдерживая слезы, Авдотья все-таки помогла Алексу снять с Ольги рубашку. При этом она заметила, что Метелин все-таки старается как можно меньше прикасаться к мокрому разгоряченному телу больной. Авдотье показалось, что это от страха и брезгливости, хотя этих чувств не могло быть у человека, врачевавшего людей. От своих мыслей Авдотья так расстроилась, настолько жаль ей стало молоденькой барышни, что, не справившись с собой, она зарыдала, закрывая лицо рукавом, и выбежала из покоев.
Чертыхнувшись, Алекс принялся дюйм за дюймом прослушивать грудь Ольги, ловя сквозь сбивающееся дыхание хрипы. Картина постепенно становилась ему понятной, и он прикидывал, как можно объяснить, какие лекарства понадобятся ему из лавки. Сам он твердо решил не отходить от больной ни на минуту.
Болезнь, несомненно, заразная, но раз что-то позволило Ольге исцелить детей, значит, надежда оставалась. Правда, он так и не понял толком, чем именно матушка Ольга Григорьевна опоила крестьянских ребятишек, что они поднялись все-таки. Авдотья говорила о какой-то белой смеси без запаха и вкуса, которую барышня готовила сама, в полном одиночестве. Истопин умер, унеся свои секреты в могилу, Ольга тоже слегла, и неизвестно, что за странное зелье приготовила она для крестьянских детей. Метелин для таких случаев имел с собой удивительный бальзам, действие которого все в высшем свете называли не иначе как чудесным… Сам Алекс никогда не верил в чудеса. Бальзам этот, который он по нескольку бутылок выписывал ежегодно из Багдада, предлагался им для пациентов как иностранное изобретение, и даже он сам придумал для него модное название. Этим бальзамом следовало растирать грудь, спину и ноги больного, а также пить его в виде растворов.
Обнаженное тело Ольги было влажным и очень горячим. Алекс смачивал бальзамом узкую полоску ткани и медленно проводил ею по разгоряченной коже девушки, стараясь думать о чем-нибудь отвлеченном. У Ольги оказалась безупречная бархатистая ровная кожа, которую хотелось целовать и гладить. Сквозь омут и безумных для данного момента мыслей Алекс отмечал отсутствие сыпи и примерный характер жара. Судорог и лихорадки не было, что несколько обнадеживало.
Растирая ступни Ольги Григорьевны, Метелин опустился на колени и мысленно молил ее простить глупую выходку с поцелуем, и дерзкие речи, и нелепые подозрения. Именно здесь, у ног Ольги, он вдруг понял, что не видит и не представляет своей жизни без нее, кем бы она ни была и чем бы там ни занималась с Истопиным. Почему-то сейчас он горячо верил, что она поправится, от одних только его мыслей встанет, потому что ни к одной женщине никогда в жизни он не относился столь странно и столь трепетно.
Вливая Ольге в полуоткрытый рот по каплям лекарство, Алекс готов был плакать, готов был отдать свою жизнь за ее мгновенное исцеление и прислушивался к ее дыханию, будто страшась не услышать его.
Застав его в таком состоянии, Авдотья замерла у входа в немом удивлении. А потом вышла, не проронив ни слова.
* * *
Ольга лишь ненадолго приходила в себя за последние дни болезни. Действительность вокруг нее была зыбкой и очень горячей. Казалось, что терпеть эту обжигающую боль, дрожь и слабость просто невозможно, поэтому большую часть времени больная проводила в забытьи.
Сквозь помутненное сознание ей как-то померещилось возвращение Александра и его бдение у ее постели. Ольга понимала отстраненно, что такого не может и не должно быть. Спекшимися губами она несколько раз пыталась сказать ему что-то, но видение отступало, и она засыпала снова.
Надо сказать, что бесконечные ее видения "вели" себя весьма вольно, пользуясь тем, что она не могла дать решительного отпора. Иногда, перекрывая ей доступ к живительному воздуху, видение целовало ее висок, часто держало за руку и даже со слезами на глазах признавалось в любви, хотя этого уж точно быть не могло. Ольга подумала, что умирает, раз ее заблуждения приобретают столь откровенно нереальный характер. Порой ей казалось, что она уже умерла, а ее душа блуждает по аду. Потому что на рай ее состояние не тянуло даже в минуты облегчения. Нет, этот жар мог быть только адом! Но целующие твои руки черти, это, согласитесь, серьезное испытание веры! И Ольга поняла, что из небытия пора выбираться.
Первая, кого она увидела, собравшись с силами на каком-то переломе болезненной лихорадки, была Авдотья.
- Дотя, Дотя, ты слышишь меня?
Девушка вздрогнула от неожиданности и с неверящей радостной улыбкой бросилась к барышне.
- Ольга Григорьевна, матушка наша! - Девушка со слезами целовала ей руку. - Говорит, в себя пришла… Говорит!
- Брось же, Дотя! - негодующе оборвала ее Ольга. - Мне же не лучше, может, и смерть моя близка. Верна ли ты мне? Могу я доверять своей подруге?
- Ольга Григорьевна! - Девушка опустилась на колени у постели Ольги и прижала к груди ее руку. - Только прикажите. Сделаю все, что угодно!
- Запоминай, может, я и не скажу тебе этого больше… Только делай все сама! Пусть ни Тюрин, ни Расточный, ни новый барин, ни даже Дуня не знают о твоих делах… Найди в аптекарской лавке Марусю, дочь кузнеца Емели. Она запасает травы. Попроси для меня той, что я всегда беру из зеленого ларца. Затем… лягушки. В погребе лягушки…
- Ольга Григорьевна? - Девушка в испуге отпрянула.
Слова барышни уже не казались ей внятными. Наверное, нужно звать Метелина. Вдруг Ольге плохо, а этот бред отнимает ее последние силы.
- Стой, Дотя! Не смей млеть, как темные деревенские бабы! - Голос Ольги, как и раньше, звучал уверенно и твердо, поэтому Авдотья уверилась, что барышня не может бредить. - Иди в погреб одна и принеси лягушек. Хотя бы двух, но нужно больше. - Ольга передохнула и набрала в грудь побольше воздуха. - Их кожа мокрая, Дотя. Это не случайно. Акулина их держит там, чтобы не скисало молоко. Ты умная, ты поймешь… Не знаю почему, но они помогают. Только лягушачья кожа сможет меня спасти.
Авдотья содрогнулась, но руки своей у Ольги не отняла.
- Барышня будет есть лягушачью кожу? - в ужасе прошептала она.
- Не-ет! - Ольга, пытаясь улыбнуться, застонала. - Тупым скребком собери с их кожи слизь, смешай с мелом и тотчас неси сюда. Я должна это съесть. И, ради Бога нашего, Дотя, никому ни слова!
- Ей-богу, барышня! - Авдотья вскочила. - Скоро буду! Сейчас, сейчас…
Ольга успокоилась и прикрыла глаза… Если все равно умирать, то уже не важно, что про нее будет думать Дотя…
Александр же не находил себе места. Уже три дня он почти не спал, еду принимал только после ругани самой Акулины, почти ни с кем не разговаривал и только иногда бродил вокруг Ольгиных владений. Ее убогая пристройка стала ему дороже любых дворцов. Здесь все пахло Ольгой, все дышало ею. В своих комнатах он не находил покоя, красивые девки раздражали, а когда он видел, что какая-то из них прикасается к его постели или развешивает вещи в шкафу, то просто свирепел.
Если бы приличия позволяли, он бы переехал в покои Ольги тотчас же. Но, учитывая ее состояние, это было бы крайне нелепо. Несмотря на то что в самочувствии Ольги не наступило еще заметных улучшений, Алекс уже видел ее здоровой и с упоением представлял, как будет с ней объясняться. Сидя у ее постели и всерьез опасаясь за ее жизнь, Александр понял, что не должен потерять эту женщину. Кем бы она ни являлась и каким бы скандальным ни было ее прошлое, отныне это станет лишь прошлым, и он не даст ей вспоминать об этом… Кем бы ни был ночной визитер и его соперник - к черту соперника! Алекс сделает все, чтобы Ольга забыла обо всех своих увлечениях и отдала ему чувство, переполнявшее его самого, а именно иссушающую, горячую страсть, которую она тоже, вне сомнения, умеет испытывать и которую скрывает от Метелина лишь по причине его грубой и неуклюжей настойчивости… Больше он не будет грубым, подозрительным и злым. В конце концов, они взрослые люди и вполне могут здраво рассуждать о природе своих чувств.
Еще раз внушив себе все это, Алекс вошел к Ольге. Она лежала на спине, тяжело дыша, а на лбу и губах ее опять выступила испарина. Привычным движением Александр откинул одеяло и снова взялся за флакон. От воздействия бальзама ровная белая кожа Ольги кое-где покраснела, что говорило о том, что лечение не проходит даром. Комната наполнилась жгучим и едким ароматом лекарства, а Ольга лишь плотнее закрыла глаза. Казалось, что она не спала вовсе, а притворялась.
Александр еще раз провел влажной тканью по шее и плечам больной, затем опустил руку все ниже, чтобы проверить Ольгино состояние. Сегодня она лишь раз принимала лекарство, и, по наблюдениям Метелина, за несколько дней лечения жар существенно спал.
Проводя рукой по мягкой, подрагивающей Олиной груди, Алекс внезапно остановился, словно пораженный громом. Рука его задрожала, и он неосознанно опустил ее, уставившись на открывшееся ему зрелище с совершенно непрофессиональным выражением на лице. Он видел грудь, красивую, безупречную женскую, довольно пышную грудь. Но только теперь в одну секунду, она стала самым неоспоримым доказательством невиновности Ольги во всех смертных грехах, в которых он сам же и обвинил ее. На ровной, безупречной коже Ольги не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего родимое пятно в форме полумесяца, которое дядя столь упоенно описывал в своих воспоминаниях!
Александр напрягся, пытаясь вспомнить хоть что-то из прочитанного, и угодливая память быстро подкинула ему самые пикантные отрывки. Описание густых жестких волос пшеничного цвета не только на голове, но и на других частях тела, широкие бедра и другие, еще более щекотливые моменты явно не указывали на Ольгу. Метелин недоумевал.
Еще раз осмотрев внимательно девушку, Александр захотел припасть к ее ногам, целовать их и молить ее о прощении. Эти черные волосы и глаза, эта гладкая, лишенная даже самых мелких родинок кожа. Разве Ольга могла быть той румяной, пышнотелой девкой, которую обхаживал в своем кабинете престарелый барин? Да куда же раньше смотрел его затуманенный ревностью взгляд?! Александру стало стыдно перед бедной больной Ольгой за свое животное поведение при их последней встрече. Ведь она не поняла его намека, а только обиделась, а в поцелуе увидела не страсть, а лишь насмешку и издевательство. Алекс смущенно накрыл Ольгу одеялом и даже захотел выйти. Как раз в этот момент вошла Авдотья и предложила сменить его. Приказав девушке при малейших изменениях посылать за ним, Метелин вышел на улицу и даже решил поужинать, чтобы не гневить попусту заботливую Акулину. За его спиной суеверная Авдотья задвинула засов. Алекс усмехнулся и направился в поместье.
Он был настолько окрылен своим открытием, что не заметил, как начал напевать модную песенку. Возле парадного крыльца стояла карета. Из нее выгружали небольшие легкие сундуки. Какая-то дама, придерживая длинный подол весьма легкомысленного платья, опиралась на руку Расточного. Управляющий устало улыбнулся, завидев Метелина.
- Вот портниха из Москвы пожаловала, - хмыкнул он. - Не знала, что Ольга Григорьевна заболела. Пока вы в отъезде были, Оленька платья заказывала, думала к Троице траур снять. А теперь… - Расточный махнул рукой.
Алекс понял, что тот имел в виду. Все боялись, что, не ровен час, придется готовить Ольге одежду иного рода, и считали дурной приметой, что в столь неподходящее время модистка явилась со своим заказом.