– Спасибо. – Ева опять переключила режим. – Послушай, Бобби, у меня будет для тебя место завтра. Пожалуйста, продержись там до завтра, а с утра у меня будет для тебя новое место.
– Это очень любезно с твоей стороны. Прости, что доставляю тебе столько хлопот. У меня голова не работает. Не могу думать.
– Ты до завтра там продержишься?
– Да. Я не знаю, что нам делать.
– Просто оставайтесь на месте. Мы с моей напарницей приедем утром. Где-то около восьми. Проведем повторный осмотр, а потом вы сможете переехать.
– Хорошо. Ладно. Это хорошо. А ты не можешь мне сказать… Может, ты знаешь что-нибудь о… Ты больше ничего не знаешь?
– Мы поговорим утром, Бобби.
– Да, – вздохнул он. – Утром. Спасибо. Извини.
– Без проблем. Спокойной ночи!
Когда она отключила связь, Рорк встал, зашел за спинку ее стула и положил руки ей на плечи.
– У тебя есть жалость, – тихо сказал он.
Ева боялась заснуть. Она опасалась, что кошмары будут преследовать ее во сне. Но они так и остались тенями, не приняли определенной формы. Дважды она просыпалась, ее тело было напряжено и готово к борьбе, которой так и не последовало. Утром, разбитая и раздраженная, она попыталась взбодрить себя горячим душем и крепким кофе.
В конце концов, Ева взяла свой жетон в виде щита, пристегнула кобуру. Она сделает свою работу, сказала она себе. Если внутри у нее пустота, ничего другого не остается, как заполнить эту пустоту работой.
Вошел Рорк – уже в деловом костюме. Эти потрясающие, немыслимо синие глаза смотрели настороженно. Когда-то – и не так уж давно это было! – у нее ничего не было, кроме работы и этой пустоты. Зато теперь у нее был он.
– Я уж думала, за ночь ад замерз. – Ева отпила большой глоток из второй за утро кружки. – Раз уж ты не сидел здесь, просматривая сводки, когда я встала.
– Я их просмотрел у себя в кабинете, так что не волнуйся, ад – по-прежнему огнедышащая пропасть, если это может тебя утешить. – Он бросил ей мемо-кубик. – Об этом я тоже позаботился в кабинете. Средний уровень, гостиница "Большое Яблоко". Им это подойдет.
– Спасибо. – Ева сунула кубик в карман. Склонив голову набок, Рорк наблюдал за ней с интересом.
– Не сказать, что у тебя отдохнувший вид.
– Будь я девушкой, я бы жутко обиделась.
Вот теперь он улыбнулся, подошел к ней и поцеловал в губы.
– Ну, значит, нам обоим повезло, что ты не девушка. – Он потерся щекой о ее щеку. – Рождество уже совсем близко.
– Знаю. Вся комната пропахла этой здоровущей елкой, что ты сюда притаранил.
Он оглянулся на елку через плечо и улыбнулся.
– Тебе же нравилось развешивать игрушки.
– Да, это было здорово. Но мне еще больше понравилось заниматься с тобой любовью под этой елкой.
– Да, это было приятное дополнение к рождественской атмосфере. – Рорк отстранился и коснулся пальцами припухлостей у нее под глазами. – Не нравятся мне эти тени.
– Ты купил участок, умник. Тени прилагаются.
– Хочу назначить вам свидание, лейтенант, раз уж наши воскресные планы сорвались.
– Я думала, свидания теряют актуальность после сцены у алтаря. Разве в Уставе супружеской жизни не это сказано?
– Ты не прочла, что написано мелким шрифтом. В канун Рождества, если только ничего экстренного не случится. Только мы с тобой, в гостиной. Мы откроем подарки, выпьем море яичного коктейля и будем заниматься любовью до умопомрачения.
– А печенье будет?
– Вне всякого сомнения.
– Я в игре. А теперь мне пора. – Ева сунула ему свою кофейную кружку. – Пибоди ждет меня на месте. – Потом она схватила его за волосы, притянула к себе и наградила звонким поцелуем. – Увидимся.
Он гораздо лучше горячего душа и крепкого кофе умел взбодрить ее и настроить на рабочий лад, решила Ева. И у нее был в запасе еще один классный трюк для поднятия настроения.
Она сбежала по ступеням, схватила с перил свое пальто и, набрасывая его на плечи, послала Соммерсету широкую зубастую улыбку.
– Я придумала, что подарить тебе на Рождество – новенький, блестящий стальной штырь тебе в задницу. Тот, что ты носишь последние лет двадцать, небось уже весь истерся.
Ева направилась к машине. Улыбка все еще играла у нее на лице. Надо было признать, что, несмотря на паршиво проведенную ночь, чувствовала она себя неплохо.
Пибоди топала взад-вперед перед входом в гостиницу, когда Ева подъехала. Судя по тому, как она утюжила тротуар, либо она пыталась сбросить лишние калории, либо ей было холодно, но это вряд ли, так как ее шея была в шесть слоев обмотана чем-то длинным и непонятным, либо она была жутко обозлена.
Стоило только заглянуть в лицо напарнице, как третья гипотеза возобладала.
– Что это такое? – спросила Ева.
– Что "что такое"?
– Эта штука, которая тебя душит? Может, мне вызвать службу борьбы с насекомыми?
– Это шарф. Моя бабушка его соткала, прислала мне и велела открыть посылку прямо сейчас. Я так и сделала.
Ева, поджав губы, изучила зигзагообразные красные и зеленые полосы.
– Нарядно.
– Он теплый, и красивый, и как раз по сезону, мать его, не так ли?
– Так, насколько я понимаю. Ну, так все-таки: вызвать санобработку или тебе нравится та муха, что тебя укусила?
– Он такой ублюдок! И как меня угораздило связаться с таким кретином?
– Не спрашивай меня. Нет, серьезно, – Ева вскинула руку, – меня не спрашивай.
– Разве я виновата, что у нас туго с бюджетом? Нет, не виновата, – объявила Пибоди, тыча пальцем в лицо Еве. – Разве я виновата, что его дурацкая семья живет в дурацкой Шотландии? Нет, я так не думаю. Ну и что, если мы провели какие-то жалкие пару деньков с моей семьей на День благодарения? – Конец длинного шарфа взлетел и затрепетал на ветру, когда Пибоди взмахнула руками. – Моим родственникам хватило ума жить в Соединенных Штатах Америки! Разве не так?
– Я не знаю, – опасливо ответила Ева, потому что глаза Пибоди загорелись маниакальным блеском. – Их так много.
– Ну, тогда я скажу: да, им хватило ума! И я упомянула – мимоходом, просто к слову, – что, может, нам лучше остаться дома на Рождество. Ну, вы понимаете, это же как-никак наше первое Рождество вместе, хотя, судя по тому, как он себя ведет, оно может оказаться последним. Тупой недоумок. Эй, ты чего пялишься? – набросилась Пибоди на мужчину, который оглянулся на нее, проходя мимо. – Давай-давай, топай!
– Это всего лишь ни в чем не повинный прохожий. Один из тех, кого мы присягали защищать.
– Все мужики – тупые! Все до единого. Он обозвал меня эгоисткой! Сказал, что я не желаю делиться. Ну, уж это полная чушь! Разве он не носит мои серьги? Разве он…
– Если он еще что-то твое носит, я категорически не желаю об этом знать. Мы на работе, Пибоди.
– И вовсе я не эгоистка, и вовсе не глупо я себя веду. А если ему так приспичило ехать жарить каштаны в Шотландии, пусть катится! Я этих людей не знаю.
По ее щекам покатились слезы, и Евин желудок взбунтовался.
– Нет, нет, нет! Никаких слез на работе! Никаких слез на тротуаре, перед местом преступления, черт тебя дери!
– Его родители, его семья. Его кузина Шейла. Вы же знаете, как он всегда о ней рассказывает. Нет, я просто не могу туда поехать. Мне еще надо сбросить пять фунтов, и я еще не прошла до конца курс по уходу за кожей. Мне надо сузить мои поры, а то сейчас они похожи на лунные кратеры. А на билеты уйдет весь наш месячный бюджет. Мы должны остаться дома. Почему мы не можем просто остаться дома?
– Я не знаю. Не знаю. Ну, может, потому, что он-то уже гостил в твоей семье на праздники и…
– Но он уже знал моих родителей! Разве не так?
В глазах у Пибоди все еще стояли слезы, заметила Ева, но сами эти карие глаза горели такой яростью, что непонятно было, как слезы до сих пор не превратились в пар.
– Он же заранее познакомился с моими родителями! Ему же не пришлось ехать в первый раз к незнакомым людям. И потом, моя семья – это совсем другое дело.
Ева знала, что не следует задавать этот вопрос, но слова сами собой выскочили у нее изо рта:
– Откуда ты знаешь?
– Потому что это моя семья. И я же не отказываюсь знакомиться с его родными! Когда-нибудь. В свое время. Но почему я обязана ехать в чужую страну и есть какой-то хаггис, или как там его? Это омерзительно…
– Да уж, десерт из соевого сыра с семьей на День благодарения гораздо вкуснее.
Полные ярости глаза Пибоди превратились в убийственные щелочки.
– Эй, вы на чьей стороне?
– Ни на чьей. Я нейтральна. Как эта – как ее? – Швейцария. Теперь мы можем приступить к работе?
– Он спал на кушетке, – дрожащим голосом призналась Пибоди. – А когда я утром встала, оказалось, он уже ушел.
Ева испустила тяжелый вздох.
– Когда у него смена начинается?
– В восемь, как у меня.
Ева вынула рацию и связалась с Отделом электронного сыска.
– Не надо! – Пибоди в панике заплясала на месте. – Пусть не думает, что я за него беспокоюсь.
– Заткнись. Лейтенант Даллас, сержант. Детектив Макнаб заступил на смену? – Получив утвердительный ответ, Ева кивнула. – Спасибо. Это все. – Она отключила связь. – Вот видишь, он на работе. Вот и нам пора.
– Ублюдок. – Слезы высохли, взгляд Пибоди окаменел, губы сжались и стали тонкими, как лезвие скальпеля. – Идет на работу как ни в чем не бывало.
– Господи милостивый боже! Моя голова… – Ева обхватила ее руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Я собиралась сделать это позже. – Она сунула руку в карман и извлекла маленькую коробочку. – Ладно, бери сейчас.
– Мой рождественский подарок? Как мило! Но я сейчас не в настроении…
– Открывай эту штуку, а не то убью на месте.
– Есть, мэм. Открываю. – Пибоди сорвала нарядную оберточную бумагу, торопливо сунула ее в карман и открыла крышечку. – Это кодовый ключ?
– Точно. Он от машины, которая будет ждать в аэропорту заокеанской страны. Воздушная перевозка на двоих будет организована на одном из самолетов Рорка. Туда и обратно. Счастливого Рождества! Делай с ним, что хочешь.
– Я… мы… на самолете Рорка? Бесплатно? – Щеки Пибоди порозовели, как майская роза. – И… и… и… машина, когда мы туда доберемся? Это обалденно!
– Отлично. Теперь мы можем идти?
– Даллас!
– Нет. Нет. Никаких объятий. Отстань! Нет! О, черт! – пробормотала Ева, когда Пибоди обхватила ее и сжала в медвежьих объятиях. – Мы на дежурстве, мы в общественном месте. Отпусти меня немедленно, а не то я так врежу, что твои лишние пять фунтов, которыми ты уже всех достала, улетят прямо в Трентон.
Ответ Пибоди прозвучал невнятно: в эту минуту она прижималась лицом к плечу Евы.
– Вот только попробуй оставить сопли на моем пальто, и я тебе не только врежу, но еще и задушу твоим шарфом.
– Поверить не могу! Я просто поверить не могу! – Всхлипывая, Пибоди отодвинулась. – Это же такой супер! Супер, супер, супер! Умереть, не встать. Спасибо! О боже! Чтоб мне пропасть! Спасибо.
– Да, да, да.
– Теперь придется туда ехать? – Пибоди взглянула на ключ в коробочке. – Я хочу сказать, теперь мне нечем отговариваться… Главный повод отпал… То есть, я хочу сказать – причина. Главная причина отпала, так что… О, черт!
– Как скажешь. – Ева вспомнила, как предвкушала момент вручения подарка, какое у нее было хорошее настроение. Теперь от досады у нее разболелась голова. – Ну а теперь мы можем заняться убийством? Ну, хоть на пару минут, а? У тебя найдется для него окошко в твоем расписании?
– Да, попробую выкроить время. Спасибо, Даллас. Честное слово, спасибо огромное. Теперь мне действительно придется ехать. Боже, даже не верится. Я поеду в Шотландию?!
– Пибоди, – грозно проговорила Ева, когда они входили в гостиницу, – лед все тоньше.
– Все, я уже почти перестала психовать. Еще минутку.
Тот же клерк сидел за стойкой администратора. Ева даже не стала утруждать себя и вынимать жетон, она просто двинулась вверх по ступеням, пока Пибоди что-то бормотала себе под нос насчет сборов, красного свитера и пяти фунтов.
Не обращая на нее внимания, Ева проверила полицейскую печать на двери, за которой совершилось убийство. Убедившись, что печать не потревожена, она двинулась дальше по коридору.
– Как только они освободят номер, пусть им займутся "чистильщики". По полной программе, – добавила она.
Ева постучала, и Бобби через секунду открыл дверь. Его лицо осунулось, как будто горе выело плоть. От него пахло мылом, а за его плечом, через открытую дверь ванной, было видно все еще запотевшее зеркало над раковиной.
Телевизор что-то глухо бормотал: диктор сообщал заголовки утренних новостей.
– Входите, э-э-э… входите. Я думал, это Зана. Думал, может, она забыла ключ.
– Ее здесь нет?
– Она пошла купить кофе, пончиков и все такое. Пора бы ей уже вернуться. Мы еще вчера вещи собрали, – пояснил Бобби, когда Ева бросила взгляд на два чемодана, стоящие у двери. – Мы хотели быть готовы к отъезду. Мы просто не хотим больше оставаться здесь.
– Почему бы нам не присесть, Бобби? Мы успеем кое-что прояснить еще до прихода Заны.
– Она уже должна была вернуться. В записи говорилось, что она отлучится на двадцать минут.
– В записи?
– Э-э-э… – Бобби окинул беспомощным взглядом комнату, ероша одной рукой свои светлые волосы. – Она оставила мне запись на будильнике и будильник завела. Она иногда так делает. Сказала, что проснулась рано и решила сходить в продуктовый магазинчик в паре кварталов отсюда, купить кое-чего, чтобы вы могли выпить кофе вместе с нами, когда придете. Я волнуюсь, что она пошла одна. После того, что случилось с мамой…
– Ну, может, в магазине очередь, вот и все. Она сказала, в каком магазине?
– Я не помню.
Но он подошел к кровати, взял маленькие дорожные часы-будильник с магнитолой и нажал кнопку воспроизведения.
"Доброе утро, милый. Пора вставать. Твоя одежда на сегодня в верхнем ящике комода, не забыл? Я уже встала, не хочу тебя будить. Знаю, ты плохо спал. Я выбегу на минутку, куплю кофе и пончиков на завтрак. Нехорошо, если придет твоя знакомая, а у нас даже предложить нечего. Вернусь через двадцать минут: сбегаю в магазинчик в паре кварталов вниз по улице. Или вверх. Ничего не понимаю в этом городе. У меня будет для тебя кофе к тому времени, как ты выйдешь из душа. Целую, милый".
Заметив время записи на таймере, Ева бросила быстрый взгляд на Пибоди.
– Давайте я выйду и встречу ее, – предложила Пибоди.
Ева одобрительно кивнула, и Пибоди вышла.
– Присядь, Бобби, – сказала Ева. – У меня есть несколько вопросов.
– Хорошо. – Он, не отрываясь, смотрел на дверь, за которой скрылась Пибоди. – Зря я так волнуюсь. Просто она никогда не была в Нью-Йорке. Наверно, свернула не в ту сторону и теперь ходит кругами.
– Пибоди ее найдет. Бобби, давно ты знаешь своего партнера?
– Дензила? С колледжа.
– Значит, вы с ним друзья?
– Да, конечно. Я был шафером у него на свадьбе, он у меня. А что?
– Значит, он был знаком с твоей матерью?
– Мне пришлось ему сказать. Я позвонил ему вчера и сказал. – У Бобби задрожали губы, но он справился с собой. – Он меня прикрывает на работе. Говорит, что готов приехать, если нужно, но я не хочу, чтобы он сюда ехал. Все-таки скоро Рождество, а у него семья. – Бобби обхватил голову руками. – Все равно он ничего не сможет сделать. Ничего сделать нельзя.
– Какие у него были отношения с твоей матерью?
– Осторожные. – Когда Бобби поднял голову, на его губах показалось бледное подобие улыбки. – Вода и масло, понимаешь?
– Может, ты мне объяснишь?
– Ну, Дензил, он, если можно так сказать, человек рисковый. Я бы никогда не решился выделиться и организовать собственный бизнес, если бы он меня не подтолкнул. А моя мама… Она была строга к людям. Даже, пожалуй, придирчива. Она не верила, что мы продержимся в бизнесе, но у нас дела идут неплохо.
– Они не ладили?
– По большей части Дензил и Марита старались с ней не сталкиваться. Марита – это его жена.
– С кем еще твоя мать не ладила?
– Ну, наверно, можно сказать, что мама не была душой общества.
– Хорошо, как насчет тех, с кем у нее были хорошие отношения? С кем она была близка?
– Я и Зана. Всегда мне твердила, что ей никто, кроме меня, не нужен, но для Заны она сделала исключение. Она ведь меня одна воспитывала, ты же знаешь. Это было нелегко. Она многим пожертвовала, чтобы обеспечить мне хорошее детство. Я был для нее важнее всех. Она всегда говорила, что у нее на первом месте я.
– Я понимаю, как это тяжело, но я обязана спросить. Что насчет ее имущества? Дом принадлежал ей, так?
– Это хорошее место. Когда имеешь сына, торгующего недвижимостью, сам бог велит иметь хорошую собственность. Она была неплохо обеспечена. Работала, не покладая рук всю свою жизнь, экономила, с деньгами обращалась аккуратно. Она была бережлива.
– А наследуешь все ты?
Это не вызвало у Бобби никакой реакции.
– Да, наверно. Мы об этом никогда не говорили.
– Как она ладила с Заной?
– Хорошо. Ну, поначалу у них бывали трения. Мама… я же говорил, кроме меня, у нее никого не было… В общем, поначалу она не обрадовалась, когда появилась Зана. Ну, ты же знаешь, как матери себя ведут. – Тут Бобби спохватился и покраснел. – Извини, я сморозил глупость.
– Все нормально. Значит, она была недовольна, когда ты женился на Зане?
– Я бы сказал: она была недовольна, когда я женился, точка. Но Зана ее очаровала. Они прекрасно ладят… ладили.
– Бобби, тебе известно, что в пятницу твоя мать нанесла визит моему мужу?
– Твоему мужу? Зачем?
– Она хотела денег. Много денег.
Он просто уставился на нее, а потом медленно покачал головой.
– Этого не может быть.
Ева заметила, что он не шокирован, всего лишь озадачен.
– Ты знаешь, кто такой мой муж?
– Да, конечно. Мы смотрели все эти репортажи по телевизору после скандала с клонированием. Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя на экране. Поверить не мог, что это ты. Поначалу я тебя даже не вспомнил. Все-таки столько времени прошло. Но мама вспомнила. Она…
– Бобби, твоя мать приехала в Нью-Йорк с определенной целью. Она хотела снова встретиться со мной именно потому, что я замужем за человеком, у которого много денег. Она хотела получить долю этих денег.
Он не возмутился, но проговорил твердо и уверенно:
– Это неправда. Это не может быть правдой.
– Это правда, и, судя по всему, у нее был сообщник. И, похоже, именно этот сообщник убил ее, когда денег не дали. Держу пари, тебе не помешала бы пара миллионов, Бобби.