Через некоторое время, как и следовало ожидать, моя мать получила письмо из школы. Их с мистером Хэнсли просили зайти к директору. К счастью, я была избавлена от необходимости присутствовать при этом разговоре. Я ожидала своей участи в коридоре. Секретарша директора, проявив сострадание, принесла мне стакан воды и предложила подождать в приемной, вместо того чтобы сидеть в общем коридоре, под доской почета, на которой красовались имена самых лучших и успешных выпускниц школы. Написанное золотыми буквами имя Линетт встречалось на этой доске дважды - как старосты школы и как лауреата музыкального конкурса. На стене школы можно было увидеть и мое имя. Только это была стена туалета, а мое имя было написано несмываемым маркером.
Я поблагодарила секретаршу и отказалась, понимая, что в приемной буду чувствовать себя еще хуже, чем в коридоре. Секретарша смотрела на меня с таким сочувствием, что я начала осознавать, насколько плохи мои дела.
Хихикая и перешептываясь, ко мне приближались девочки лет одиннадцати-двенадцати. Глядя на их ободранные коленки, видневшееся из-под темно-синих форменных юбок, я попыталась улыбнуться. Всем своим видом я хотела показать, что меня вызвали к директору, чтобы похвалить, вручить какую-то грамоту или еще что-нибудь подобное.
Наконец меня позвали в кабинет. Он был огромным. Из многостворчатого окна открывался вид на розовую клумбу. Окно было открыто, и я сразу почувствовала запах навоза, которым садовник удобрял цветы. В косых солнечных лучах плясали пылинки.
Мать плакала. Ее веки и ноздри покраснели. Она промокала слезы скомканным платочком. Рядом с каменным лицом сидел мистер Хэнсли. Он выглядел еще гаже, чем обычно. Напротив них, за большим деревянным столом, сидела директор школы. Раньше мне не приходилось видеть ее так близко. Я не относилась к числу учениц, которых вызывают к директору. С одной стороны, я не была отличницей и ни в чем другом тоже не преуспела, с другой - мое поведение было не настолько плохим, чтобы удостоиться выговора из уст директора школы. Она показалась мне очень старой, хотя сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ей было лет пятьдесят с небольшим. Кожа на ее лице и шее была мягкой и дряблой, но серебристо-седые волосы, уложенные в прическу, выглядели монолитом, из которого не выбивался ни один волосок. Я уже не помню, что именно она говорила, но все сводилось к тому, что меня исключают из школы. Мистер Паркер, судя по всему, был близким другом председателя совета попечителей. Он внес щедрое пожертвование на строительство нового школьного корпуса. Мое неблаговидное поведение стало достоянием общественности, и школа просто обязана должным образом отреагировать. И так далее, и тому подобное. Мать сопела и шмыгала носом. Мистер Хэнсли сидел как чурбан. Директор спросила меня, раскаиваюсь ли я в содеянном. Я кивнула.
Мне оставалось проучиться всего два семестра до получения аттестата. После этого передо мной бы открылись хоть какие-то возможности. Правда, директор доброжелательно заметила, что я могла бы найти частных педагогов и попытаться сдать выпускные экзамены экстерном. Но все мы понимали, что это нереально. С моим образованием было покончено.
По дороге домой, когда я, съежившись, сидела на заднем сиденье "Моррис-Майнора" мистера Хэнсли, мать рассказала мне об отце. Она говорила, что его распутство однажды уже испортило ей жизнь, и вот теперь я пошла по его стопам.
- То есть ты хочешь сказать, что мой отец жив? - потрясенно спросила я.
- Я понятия не имею, где он и что с ним, - ответила мать. - И не имею ни малейшего желания это выяснять.
- Ты не имела права говорить нам, что он умер!
- Не смей разговаривать с матерью в таком тоне, - оборвал меня мистер Хэнсли.
Мать даже не обернулась ко мне. Глядя прямо перед собой, она сказала:
- Я с самого начала знала, что ты плохо кончишь. Ты была таким трудным, капризным ребенком.
Она еще что-то говорила, но я ее уже не слушала. Прислонившись щекой к стеклу, я смотрела в окно. У меня появилась цель. Я решила уехать и жить с отцом. Ничто не удерживало меня в Портистоне, и я не видела никаких причин здесь оставаться.
Я больше никогда не видела Паркеров. Кто-то сказал мне, что они переехали в Эдинбург.
Глава 33
Я решила подождать такси в кафе.
- Куда-то собрались? - поинтересовался его мускулистый хозяин. Со мной был лишь небольшой пакет, но я постоянно открывала сумочку, чтобы убедиться, что не забыла билет и паспорт.
- Я уезжаю в Ирландию на выходные.
Он поставил передо мной чашку с кофе и почесал за ухом.
- С любовником?
Я улыбнулась.
- К сожалению, нет.
- Разве вы едете не со своим деверем?
Я посмотрела на него. В его взгляде не было ни осуждения, ни ехидства. Он просто задавал вопросы, которые казались ему абсолютно естественными. Отвернувшись, я начала помешивать кофе. Запах был божественным.
- Конечно, это не мое дело, - продолжал хозяин кафе, - но мне кажется, что такая женщина, как вы, не должна ждать такси в одиночестве.
- Это сложно объяснить.
- Это всегда сложно.
Я продолжала сосредоточенно помешивать кофе. Хозяин отошел и почти сразу же вернулся с небольшим ломтиком восхитительного пирога с патокой. Когда я поняла, что он хочет угостить меня, мне стало так приятно и комфортно, что я почувствовала себя как дома.
- Можно я присяду? - спросил он.
- Конечно.
- Не возражаете, если я закурю?
- Нет.
Достав из-за уха самокрутку, он начал щелкать одноразовой зажигалкой. Наконец ему удалось прикурить, и он глубоко затянулся. Я с удовольствием вдохнула запах табачного дыма, который был мне так же хорошо знаком, как запах моего старого шампуня.
- Мой муж тоже курил самокрутки, - сказала я.
Хозяин кафе слегка приподнял бровь.
- Отвратительная привычка.
- Он умер, - неожиданно для себя добавила я.
- От курения?
- Нет-нет. Он погиб в автомобильной катастрофе.
- Черт, извините. Жизнь бывает такой сволочной.
- Да, иногда.
- Так куда именно в Ирландии?
- В Шеннон.
- Красивый город. Вам там понравится. Ирландцы умеют развлекаться. Не то что здешние зануды.
Я собрала пенку с кофе и с удовольствием облизала ложку.
- Мой муж тоже был шеф-поваром.
- Как большинство настоящих альфа-самцов.
- Он собирался открыть собственный ресторан в Лондоне.
- Какой именно ресторан?
- Что-то типа вашего кафе. Только в итальянском стиле. Без горячих завтраков.
- Попробуйте пирог.
Я отделила вилкой крохотный кусочек и попробовала. Вкус был потрясающим. Пирог таял во рту, оставляя после себя нежнейшее карамельное послевкусие.
- Вам понравилось?
- Восхитительно.
- Я рад. Мне очень приятно…
- Вы что-то хотели сказать?
- Нет, ничего, - он затушил сигарету в стеклянной пепельнице. Я заметила, что его пальцы пожелтели от никотина.
- Точнее, я собирался сказать, что мне приятно видеть, как вы улыбаетесь, но потом подумал, что это прозвучит немного банально.
Мне было приятно и легко рядом с этим человеком. Я снова улыбнулась и съела еще кусочек пирога. Хозяин кафе встал из-за стола и вытер руки фартуком.
- Пусть ваш деверь обязательно свозит вас на скалы Мохер. Если в графстве Клэр и стоит на что-то посмотреть, то это на эти скалы. Они просто потрясающие. Вам там понравится.
- Ладно, учту, - сказала я. - Спасибо за пирог, ну и вообще за все.
Он пожал плечами.
- Берегите себя.
А потом приехало такси, и я отправилась в аэропорт на тайную встречу с моим любимым деверем, Марком. Это был наш первый совместный уик-энд. Он же оказался последним.
Глава 34
Было начало лета. Недавно мне исполнилось восемнадцать. Считается, что это самый лучший и счастливый возраст. Но, к сожалению, за прошедший год в Портистоне не произошло ни одного скандала, и я по-прежнему оставалась городской парией. Я отправилась в "Маринеллу" в надежде уговорить Анжелу взять меня на работу, наивно полагая, что она готова закрыть глаза на мое неблаговидное поведение. Ведь я так хорошо работала в прошлые годы. Дверь открылась с мелодичным звоном, и первым человеком, которого я увидела, был Лука. Он стоял за стойкой и вытирал бокалы.
Ему уже исполнилось двадцать. Он все еще был долговязым, с большими руками, широкими плечами, тонкой шеей и чуть заметными прыщиками на подбородке. Его черные шелковистые волосы до плеч, его улыбка могли свести с ума любую девчонку.
- Лив! - воскликнул он. Мое сердце екнуло и перевернулось в груди. Я видела, как искренне он обрадовался моему приходу, и это оказало на меня живительное воздействие. Я шла в "Маринеллу" с надеждой, но за прошедший год настолько привыкла к роли отверженной, что постоянно ходила, потупив взгляд, как кающаяся грешница. Теперь же я немного приободрилась.
Лука одним прыжком перемахнул через стойку - если бы это увидела Анжела, она бы пришла в ярость - и в два шага оказался возле меня. Я почувствовала, что мои ноги отрываются от земли.
- Девочка, ты очень плохо себя вела! - воскликнул он, перефразируя слова одной из наших любимых песен "Битлз".
У меня словно камень с души свалился. Было так приятно видеть его открытое радостное лицо, что я повисла у него на шее, уткнувшись носом в плечо. С наслаждением вдыхая его запах, я чувствовала, как ко мне возвращаются душевные силы. К сожалению, это длилось недолго, потому что в ресторан вошла Натали.
Услышав ее многозначительный кашель, я отстранилась от Луки, но он все равно продолжал смотреть на меня, широко улыбаясь.
- Это наша местная знаменитость, - сказал он Натали, хотя в этом не было никакой необходимости. Натали посмотрела на меня. В ее взгляде не было и намека на сочувствие. Глаза на непроницаемом лице были холодными и равнодушными.
- Что тебе принести? - спросила она, доставая блокнот и карандаш. Я обернулась к Луке, надеясь на его поддержку. Он стоял, закусив губу, и продолжал смотреть на меня.
- Честно говоря, я пришла к Анжеле, - сказала я. - Я хотела спросить насчет работы.
Натали даже бровью не повела.
- У нас нет вакансий, - сказала она.
Но я не сдавалась. Призвав на помощь все свои актерские способности, я скромно потупила взгляд и сказала:
- Меня устроит любая работа. Я бы могла…
- У нас нет вакансий, - повторила Натали.
- Перестань, Нат, - вмешался Лука. - Наверняка у нас найдется какая-нибудь работа для Лив. Она старый друг семьи. Она работала у нас три лета подряд.
Во взгляде Натали появилось нечто, не сулившее мне ничего хорошего.
- Какое это имеет значение? - спросила она.
- Мы могли бы, по крайне мере, спросить у папы, не нужна ли ему помощница на кухне.
Натали закатила глаза. Это длилось какую-то долю секунды, но мне стало неприятно. Она не имела никакого права так покровительственно относиться к Луке. Я чувствовала, что начинаю ненавидеть эту женщину.
- Не стоит беспокоиться, Лука, - нежно проворковала я. - Ты же видишь, что Натали некогда мной заниматься.
- Подожди минутку, я сейчас все узнаю, - сказал Лука, направляясь к двери, ведущей в служебные помещения.
Стоять рядом с Натали было очень неприятно. Каждой клеточкой своего тела я ощущала исходящие от нее волны ледяной злобы. Внезапно мне стало так зябко, что я непроизвольно поежилась.
- Как у тебя дела? - спросила я, пытаясь немного разрядить обстановку.
- Очень хорошо, - сказала Натали, раскладывая на подносе ножи, ложки и вилки. - Ты знаешь, что Лука сделал мне предложение?
- Нет, - ответила я. - Я этого не знала. - Я нервно сглотнула. Сообщение Натали застало меня врасплох. - Поздравляю.
- Спасибо.
- Вы уже назначили дату свадьбы?
Натали разгладила юбку.
- Мы поженимся на Рождество, - сказала она. - Так будет лучше для бизнеса. Кроме того, к тому времени на холмах наверняка уже выпадет снег, и получатся очень красивые фотографии.
- Конечно, - согласно кивнула я. - Вы все правильно решили.
Натали смотрела на меня без тени улыбки. Как всегда, ее костюм был безупречно чистым и отутюженным, но все равно имел такой вид, будто его купили на дешевой распродаже. Короткая стрижка абсолютно ей не шла, делая и без того массивную нижнюю челюсть еще тяжелее. Ровная юбка едва прикрывала колени и словно отграничивала ее некрасивые ноги, обтянутые плотными колготками желто-коричневого цвета. Каблуков Натали не носила.
Я одернула юбку, пытаясь прикрыть дыру на моих черных чулках. Лифчика на мне не было, и я знала, что сквозь тонкую темно-зеленую футболку с черным портретом Блонди просматривались мои соски. Стоя рядом с затянутой в строгий костюм Натали, я чувствовала себя голой. Я села у окна, за один из маленьких столиков на двоих и скрестила ноги. Подперев подбородок рукой, я смотрела на дверь и ждала, когда вернется Лука.
Ждать пришлось недолго. Через пару минут Лука вернулся вместе с Маурицио. С довольной улыбкой Чеширского кота Натали исчезла в служебных помещениях ресторана. Она прекрасно знала, что сейчас произойдет, потому что они с Анжелой предвидели мое появление в "Маринелле" и должным образом к нему подготовились.
- Оливия, carina, ты прекрасна, как всегда, - Маурицио положил руки мне на плечи, наклонился и поцеловал в обе щеки. От него пахло вином и чесноком. - Но, к сожалению, у меня для тебя плохие новости, - продолжал он, прижимая руки к груди. - Нам не нужны помощники. У нас слишком много взрослых сыновей, которых нужно обеспечить работой.
- Папа, - перебил его Лука. - Ты же постоянно жалуешься, что по выходным у нас не хватает сотрудников…
Маурицио поднял руку, делая ему знак замолчать.
- Твоя мать уже решила эту проблему.
Лука открыл рот, собираясь что-то возразить, но я уже вставала из-за стола.
- Спасибо, что поговорил со мной, Маурицио. Полагаю, не имеет смысла подходить попозже, в разгар сезона?
Маурицио лишь беспомощно развел руками.
Я видела, что Лука потрясен. Он никак не мог поверить в то, что происходит.
- Но папа, Лив одна из нас. Ты не можешь с ней так поступить!
- Все в порядке, Лука, - успокоила я его. - Не беспокойся обо мне. Я все понимаю.
Моей гордости был нанесен очередной сокрушительный удар. Я вышла из "Маринеллы", думая о том, что никогда больше туда не вернусь. Я шла вдоль берега, прислушиваясь к крикам чаек, и мне казалось, что они оплакивают мою разбитую жизнь. Волны сочувственно лизали мои ноги. Я ощущала себя самым несчастным человеком на земле. И в этот момент меня догнал Лука.
Глава 35
Широкая низкая кровать была застлана светло-зеленым хлопчатобумажным покрывалом, и в комнате приятно пахло освежителем воздуха. Здесь не было ни телевизора, ни чайника, но хозяин гостиницы принес нам поднос с чаем и печеньем. Мы сидели по разные стороны кровати и пили чай, как два абсолютно чужих человека, которые оказались вместе по непонятной прихоти судьбы.
Прилетев в Шеннон, мы арендовали "Форд-Фокус". Марк вел машину, а я сидела на пассажирском сиденье и рассматривала проносящиеся мимо пейзажи. По дороге мы останавливались у всех частных гостиниц, но нигде не было свободных мест. В конце концов нам все-таки повезло. Одноэтажный современный дом с верандой был выкрашен в жизнерадостный цвет, который Марк назвал "клэрским желтым", потому что большинство домовладельцев графства отдавали предпочтение именно ему. Дом был настолько новым, что на асфальтированной площадке, рассчитанной на несколько машин, до сих пор лежали груды кирпича и других стройматериалов.
Гостиница принадлежала молодому человеку с милым лицом и приятными манерами. Он буквально с ног сбивался, стараясь предупредить каждое наше желание. Я даже заподозрила, что мы с Марком его первые клиенты. Периодически откуда-то из глубины дома доносился детский плач и пение родителей, пытающихся успокоить ребенка. Они явно боялись, что шум потревожит постояльцев. Мне хотелось пойти к ним и сказать, что ребенок нам совсем не мешает, пусть себе плачет. Но Марк уговорил меня не делать этого. Он считал, что гораздо лучше сделать вид, что мы ничего не заметили. Тогда я села перед зеркалом и стала приводить себя в порядок. Я была взволнована и возбуждена. Мы с Марком решили куда-нибудь сходить. Впервые после смерти Луки я собиралась выйти в люди, и это наполняло мою душу радостным трепетом.
Марк был в ванной. Там клубились облака горячего пара, и сквозь открытую дверь до меня доносился приятный яблочный аромат моего шампуня. Широко раскрыв глаза, я накрасила ресницы и улыбнулась собственному отражению. Сколько раз за последнее время я смотрелась в зеркало и не узнавала себя! Но в тот вечер я снова стала похожа на Оливию Феликоне. Зеленоглазую Оливию с каштановыми волосами и широким ртом - жену Луки Феликоне, лучшего шеф-повара и самопровозглашенного секс-символа, который никогда не уставал напоминать своей жене, как ей повезло с мужем. Поэтому, когда обнаженный Марк вышел из ванной, вытирая голову голубым полотенцем, я сказала:
- Ты прав, Лука. Мне действительно очень повезло.
Я даже не заметила, что человек, который находится со мной в комнате, не мой муж.
Марк подошел и нежно поцеловал меня в шею.
- Это я, Марк, - прошептал он. - Извини.
Я сглотнула комок, подступивший к горлу.
- Марк, прости. Я просто забыла…
- Что ты забыла?
- Что я несчастна.
- Может быть, это означает, что ты счастлива?
- Может быть, - улыбнулась я. - Наверное, ты прав. Может быть, это и есть счастье.
Я надела голубую блузку и черные джинсы, дополнив этот ансамбль золотой цепочкой, которую Лука подарил мне на Рождество. Марк предпочел свою повседневную, не слишком опрятную одежду. Натянув джинсы и мешковатый свитер, он взъерошил свои влажные волосы и сказал, что готов. За последнее время он сильно похудел и стал еще больше похож на Луку. Мы хорошо смотрелись рядом.
Марк хотел выпить, поэтому мы оставили машину на площадке и пешком направились в паб, который заприметили по дороге в гостиницу. Идти было недалеко, меньше километра. В долине под нами протекала какая-то речка и мерцали огни домов. Марк обнял меня за плечи и прижал к себе. Время от времени он нежно целовал меня в макушку. Внезапно у меня промелькнула неопределенная, не вполне оформившаяся мысль о том, что чувства Марка ко мне никак не связаны с Лукой, но я тотчас же отогнала ее от себя, как надоедливую муху. Мы были друзьями по несчастью, и не более того. Просто два человека, которые помогают друг другу пережить тяжелые времена.
В пабе звучала музыка. Двое красивых мужчин среднего возраста играли на гитарах, а молодой парень отбивал ритм на зажатом между ногами барабане. Гитаристы очень слаженно исполняли какую-то песню, и некоторые посетители им подпевали.