- Дух захватывает, - признался Питер после паузы, показавшейся ей вечностью. - Джеймс, а тебе, дьявол, везет.
Дрожь восторга пробежала по Ровене. Кажется, он говорит искренне.
- Ну что, дорогой, пойдем, у них дела, - улыбнулась Топаз. "И у нас тоже, - подумала она. - Где-нибудь, где потемнее и безлюднее".
- Это точно, - сказал Питер, ласково сжав ее руку. Он кивнул Ровене. - Но попозже нам надо будет встретиться с мисс Гордон. Я принял решение.
- Пошли, Ровена, выпьем шампанского, - предложил Джеймс.
Топаз веселилась вовсю. Гремела музыка, еды полно, и рядом Питер, как же не наслаждаться! Они побывали в видеозале, у прорицателя, у графолога, сказавшего, что Питеру можно доверять и на него надеяться, а у Топаз он обнаружил отличное чувство юмора.
- Интересно, а почему не предсказывают ничего плохого? - размышляла потом Топаз.
- А в тебе нет ничего плохого, - засмеялся Питер. Они наткнулись на совершенно пьяную группу соотечественников Топаз, которая безуспешно попыталась научить Питера песне "Звездный флаг" и танцевать щека к щеке под музыку камерного квартета.
- Ну наконец-то тебе понравился один американский обычай, - пошутила Топаз.
- О, мне много чего правится американского. - Питер Кеннеди запустил руку под платье Топаз.
Потом целовал ее у костра, а она чувствовала, как ее захлестывает неподдельное счастье. Когда она отчаянно билась в Нью-Джерси, пытаясь привлечь к себе внимание семьи, добиться популярности в школе, что-то сделать в жизни, она и не мечтала о таком. Здесь у нее друзей - не счесть, и англичан, и американцев. Она возглавляет студенческую газету, у нее есть лучшая подруга, на которую можно полностью положиться, и парень, в которого она по уши влюбилась.
- Ты для меня целый мир, - сказала она, еле дыша, когда они перестали целоваться.
Питер ласково погладил ее по волосам.
- Ты невероятная, - сказан Питер.
Она более невинна, чем кажется.
- Пойдем внутрь. Мне надо найти Ровену, и я не хочу, чтобы ты здесь простудилась.
- Хорошо, - согласилась Топаз, с обожанием глядя на Питера.
Ему такой взгляд не понравился. Почему она смотрит на него так преданно? Он же не отец ей в конце концов.
Смех. Улыбки. Аплодисменты. Шутки. Ровена включила автопилот. Уже три часа она выслушивает всякую чепуху, уши вянут от комплиментов - какая она сегодня потрясающая, но Ровена держалась стойко.
Всем женщинам-политикам приходится терпеть то же самое. Мужчинам куда проще, не надо надевать туфли на высоких каблуках.
- Хочешь пить? - Крис Джонсон через толпу новичков пробирался к ней.
Крис был в ее команде, умный, хороший парень с гривой каштановых волос, придававших ему сходство с молодым Альбертом Эйнштейном.
- О, ты просто спас мне жизнь, - с благодарностью сказала она, глотнув освежающего напитка. - Как там дела?
- Все о'кей, - закивал он. - Наши наливают двойную дозу…
Ровена улыбнулась. Такая щедрость - старый способ добиться популярности у избирателей.
- Не мои же деньги, - хором сказали они с Крисом и рассмеялись.
Ровена медленно допила, радуясь передышке, и расправила нежный шелк платья. Одному Богу известно, как она не порвала его в толпе. Она любила это платье, сохранявшееся несколькими поколениями семьи. Хотелось бы увидеть и свою дочь на таком же балу в нем. Это лучше, чем появиться в полуголом виде, как Топаз.
- Ровена! - окликнул Питер Кеннеди.
Она резко повернулась и увидела его возле колонны, перевитой золотистыми узкими лентами и листьями плюща. Он прислонился к стене, черный пиджак для торжественных случаев слегка помялся от объятий с Топаз.
- Привет, Питер, - сказала Ровена, вспыхнув. - Ну как, развлекаешься?
Он рассеянно кивнул.
- А ты не могла бы мне уделить минут пять? - спросил он.
Боже, какая она красивая, подумал Питер. И совершенная противоположность Топаз. Ровена так отчаянно смущалась, краснела, избегала его, что он уже ощущал знакомую дрожь… Ровена Гордон - это вызов для него, и гораздо больший, чем ее подруга. Девственница. Преданная Топаз. Или, во всяком случае, так говорят.
Она боролась с собой. Она хотела его.
- Конечно, - кивнула Ровена. Огляделась, посмотрела на веселящихся студентов, заполнивших каждый дюйм главного здания. - Может, пойдем в кабинет? - она жестом пригласила Питера за собой.
Ровена завела его под лестницу и набрала код. За дверью оказалась комната-шкаф - этакое архитектурное излишество, закрытое от глаз публики. Место для библиотекаря, казначея, секретаря организации, и только здесь они могли сейчас поговорить.
Питер закрыл дверь и тихо присвистнул.
- Пещера Али-Бабы, - протянул он.
Ровена покачала головой:
- Едва ли. Здесь даже не обогревается. Несколько компьютеров, папок для бумаг и банки из-под пива. Вряд ли они свидетельство несметных богатств.
Ровена не могла смотреть ему в лицо, внезапно оказавшись не в толпе, а наедине с ним. С мужчиной своей лучшей подруги.
"И как ты только можешь быть с Топаз! - сердито думала Ровена. - Ты ведь совсем другой!"
- Ты сказал, что принял решение, - проговорила Ровена старательно холодным тоном.
- Да, - согласился он. И подошел к ней ближе. Девушка почувствовала слабый запах туалетной воды. - Ты меня уговорила. Я, конечно, не смогу активно поддерживать тебя, но перестану - Джилберта. Завтра сообщу ему.
У Ровены гора свалилась с плеч. Он вручал ей победу на выборах. У Джилберта Докера нет ни малейшего шанса без помощи Питера Кеннеди. Бесталанный, несобранный, с дурацкими взглядами. На следующей неделе, во время дискуссии по феминизму, она покажет, что он такое.
- Я не знаю, как тебя благодарить, - Ровена сияла от счастья.
Питер еще на шаг подошел к ней.
- Но я знаю. - Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы.
Через секунду Ровена отпрянула. Но секунда оказалась слишком долгой, достаточно долгой, чтобы Кеннеди успел почувствовать вкус ее мягких губ, обрадовавшихся поцелую. Сквозь свою рубашку и ее платье он ощутил, как напряглись ее соски. Глаза Ровены предательски сияли, дыхание прерывалось. Желание пронзило Питера. Топаз Росси - опытная страстная любовница, но робость Ровены, неуверенность - нечто иное. Ему хотелось обладать ею, научить сексу. Он никогда не имел дела с девственницами, и одна эта мысль невероятно возбуждала.
- Что ты делаешь? - прошептала Ровена. - А как же Топаз?
Питер чуть не сказал: а что Топаз? Но вовремя остановился.
- Я знаю, что виноват, - признался он, раздевая ее взглядом. О Боже, она краснеет с головы до ног. Как мило. - Топаз замечательная девочка, я обожаю ее. Но… но я не могу справиться с чувством к тебе.
- Топаз моя подруга, - продолжала Ровена.
Она хотела его, Боже.
- У нас нет будущего, - сказал Кеннеди. - Ты сама знаешь. Она американка, хочет в жизни не того, чего хочу я. А мы похожи, Ровена, и у нас есть шанс быть вместе. Давай я поговорю с Топаз и все объясню.
- Нет-нет, - покачала головой Ровена. Ей даже дышать было трудно. Услышать от Питера слова, о которых она столько мечтала, боясь себе признаться… - Оставь меня, я не могу… мы не должны… - Она распахнула дверь и со слезами на глазах выскочила из комнаты.
Питер Кеннеди смотрел ей вслед.
"Ну, уже недолго", - подумал он.
4
Воздух казался напряженным до густоты. Ровена сидела на скамейке. Ее красивое лицо точно окаменело. Похоже, она со всей серьезностью слушает путаную речь Джилберта Докера, пытающегося изложить свою точку зрения.
Сейчас он говорил о том, как неправильно феминистки толкуют шутки мужчин по отношению к женщинам-коллегам, стоящим на более низких ступеньках служебной лестницы. Толпа из подвыпивших игроков в регби, гребцов из Ориел возбужденно вопила, радуясь каждому сексуальному намеку. Обычно писклявый голос Джилберта странным образом обрел силу, парень явно испытывал удовольствие от собственной речи. Лицо покраснело, оратор вспотел от жары. Ровена заметила: Джилберт раздражает не только ее.
Она поднесла изящную руку к виску, пытаясь отогнать болезненное головокружение.
Крис Джонсон, руководивший постоянным комитетом, сидел в кресле секретаря и смотрел на своего босса, Ровену. Он очень беспокоился. Зал битком набит студентами, на скамейках ни дюйма свободного пространства, многие уселись на полу. Сегодня среда. Выборы в пятницу. Сами президентские дебаты, обращение кандидатов к избирателям обычно проходили вечером накануне выборов. Но на этот раз наследная принцесса Швеции Виктория будет выступать с речью. Так что сегодня - настоящая проба сил.
Ровена Гордон - звезда. Прекрасный оратор. Она могла, как тряпкой, вытереть пол этим Джилбертом Докером. В девяноста случаях из ста. Поэтому и собралась такая толпа - все жаждали насладиться кровавой баней.
Да, должна быть именно кровавая баня, мрачно подумал Крис. Но вот для кого…
Ровена смотрелась потрясающе в своем бальном платье без бретелек из жатого красного бархата, его носила когда-то мать Ровены, и оно выгодно подчеркивало маленькие груди и изящную талию. Пышные малиновые фалды спускались до пола, цвет подчеркивал красоту сверкающих волос, а глаза искрились, словно зеленоватые льдинки. Но не слишком ли ярко они сверкают, подумал Крис. Девушки глядели на Ровену с завистью, а ребята - оценивающе. Никто из них не видел ее утром, с волосами, липкими от пота, мертвенно-бледной кожей. Крис видел. Он вызвал врача: у Ровены Гордон в канун президентских дебатов была температура выше тридцати восьми, доктор прописал ей постельный режим. Крис пытался уговорить послушаться эскулапа, но как только дверь за ним закрылась, Ровена, шатаясь, вскочила и проглотила десять таблеток норофена.
- Это того не стоит, ради Бога, - в ужасе пытался остановить ее Крис, - ты же доконаешь себя.
Ровена, которую трясло от лихорадки, покачала головой.
- Нет, - ровным голосом произнесла она. - Я доконаю не себя, а Джилберта.
Питер Кеннеди с галереи напряженно наблюдал за Ровеной. "Ч то-то не так, - думал он. - Я знаю, что-то не так".
Он воображал, как будет здорово успокаивать Ровену, проигравшую выборы. Леди должны научиться откусывать не больше, чем они могут проглотить. Он снова посмотрел на нее. Он не знал почему, в душе сидела уверенность: у Джилберта будет полный порядок.
Питер Кеннеди инстинктивно чувствовал слабого, как чувствовал бы убийца.
Топаз Росси пыталась сосредоточиться на дебатах, но не могла. Ровена выглядит очень здорово, и она без труда сделает свое дело. А если почему-то подруга сморозит глупость или не сумеет стереть Джилберта в порошок, то в номере за пятницу уж "Червелл" постарается…
Голова Ровены кружилась, но девушка отчаянно стремилась сосредоточиться. Как душно. На ней была еще красная шелковая накидка, и она дернула за шнурок. Соберись, девочка, соберись, лекарства затуманили мозг, ей показалось, что она оторвалась от земли, куда-то полетела…
Ровена улыбнулась другу, Ричарду Блэку, он сидел напротив нее. В ответ парень тоже неуверенно улыбнулся, яростно махая руками перед грудью.
Ровена подняла бровь. Что он пытается ей сказать?
Ричард продолжал жестикулировать. Так ни о чем и не догадавшись, она дружески пожала плечами и презрительно взглянула на Докера.
Джилберт вернулся на место под вежливые аплодисменты, в зале раздались редкие возгласы одобрения - из угла, где сидели представители Ориел.
Джек Харкуорт, президент, поднялся со своего места.
- Я хотел бы поблагодарить нашего секретаря за эту речь, а теперь мне доставляет огромное удовольствие…
- О Боже, нет, - пробормотал Крис.
- …пригласить Ровену Гордон, Крайстчерч…
Гул голосов и смех прокатились по залу.
- …подняться сюда и высказать свои возражения.
Ровена изобразила яркую улыбку и встала, пробираясь к своему месту.
На миг зал замер. А потом оглушительная тишина взорвалась такими громкими криками и аплодисментами, каких Ровена никогда в жизни не слышала. Она смущенно улыбнулась, но даже Гарри Линикер… он тоже был странно возбужден. Все вопили, хохотали, топали ногами. Ровена снова улыбнулась. Они просто посходили с ума. Потом девушка увидела смачную улыбку Джилберта и заметила потрясенное лицо Криса. Ровена опустила глаза. О мой Бог! Казалось, время остановилось, а после - потекло, размягчившись, как патока.
Платье без бретелек соскользнуло. Лиф спустился до талии, и Ровена стояла перед всеми с обнаженной грудью.
Боясь, что сейчас упадет в обморок, Ровена рванула накидку и прижала ее к груди, вцепившись в ткань мертвой хваткой. Возгласы превратились в гомерический хохот, тысячи студентов хлопали, свистели, а сторонникам Гордон хотелось просто умереть. По-разному можно проиграть выборы, но так…
Сидящая на галерее Топаз вынырнула из своих грез и заплакала от потрясения и сочувствия.
Питер Кеннеди впал в оцепенение. Эти совершенные маленькие торчащие грудки распалили его, и он почувствовал, что совершенно готов…
Окаменевшая Ровена стояла в центре бушующего шторма, парализованная, как кролик в свете автомобильных фар. Она чувствовала горячие слезы на глазах и тошноту в горле. Этого ей не пережить за все оставшиеся годы в Оксфорде.
Веселье не утихало.
"Почему они не заткнутся? - молча вопила Ровена. - Чего они ждут?" Потом поняла. Они ждут, что она разразится слезами и убежит. Ровена взглянула на Джилберта Докера, с победным видом и отвратительной улыбкой взиравшего на нее, и внезапно все встало на место. Не выпуская накидку из левой руки, она подняла правую, призывая к тишине, поразительно, но публика затихла.
Ровена дождалась полной тишины, потом улыбнулась.
- Ну что ж, мистер президент, - ее голос звучат ровно и ясно, - из случившегося следует сделать лишь один вывод: вы сами видите, что вам предлагается. - Она шагнула вперед. Сотни глаз впились в нее. - Будьте осторожны, - продолжала она, театрально повернувшись к продолжавшему улыбаться Джилберту, - для тех, кто на нашей стороне, никакая жертва не является чрезмерной, никакое унижение слишком страшным во имя проклятой победы. - И она расхохоталась.
Зал снова взорвался, но на этот раз аплодисменты были другими. Мужество, которое она только что проявила, оценили все, собравшиеся поднялись и стоя аплодировали. Но Ровена еще не закончила. Держа накидку, она подтянула лиф платья другой рукой, потом отпустила красный шелк.
- Мистер президент, - сказала она громко, - если моя просьба не идет вразрез с принципами, изложенными в речи, только что произнесенной досточтимым секретарем, я хотела бы попросить мистера Докера помочь мне справиться с "молнией". С ней что-то случилось.
И Ровена тут же повернулась спиной к потрясенному Джилберту, он встал и с перекошенным от злости лицом застегнул платье сопернице.
Крис, Топаз и Ник торжествующе заорали, а за ними - весь зал.
Дебаты закончились к полуночи, и на сад окружавший здание "Оксфорд юнион", обрушился ливень. Студенты выскакивали на улицу, бежали к себе в колледжи, в свои берлоги или пытались протиснуться в бар, который и так уже походил на банку с сардинами, все хотели пропустить по последней кружке. Команда, работавшая на Джилберта, стоя под дождем, яростно спорила, не сделала ли все это Ровена намеренно. Оправившись от случившегося, она произнесла зажигательную страстную речь и выиграла дебаты с большим отрывом.
- Мы выиграем эти чертовы выборы, - резко бросил Джилберт Докер Крису Джонсону.
Крис расхохотался ему в лицо. Он уже получил удовольствие, отвергнув кандидатуру Джилберта на место казначея, когда тот попытался перебежать на другую сторону.
Топаз выскочила из зала, радостно вопя, расцеловала Ровену и понеслась в другую сторону.
- Эй, ты куда?
- В "Червелл"! Умираю, как хочу добраться до компьютера с той самой минуты, как ты села. Вот эта материальчик! Первополосный!
- Ну ладно! - крикнула Ровена ей вдогонку.
Действительно, сюжет потрясающий, и Топаз настолько погрузилась в предвкушение работы над ним, что в эйфории не заметила некоторую напряженность Питера.
Ровена, тоже в полной эйфории, часа полтора принимала поздравления и пожимала руки, прежде чем прошмыгнула в свою норку на Мертон-стрит, едва ли обратив внимание на проливной дождь. В редакции "Червелл" Топаз включила компьютер, попробовала несколько вариантов заголовка: "Пусть выиграет женская грудь", "Драгоценная грудь". Топаз громко рассмеялась. В конце концов не пора ли ломать традиции? И она крупно напечатала: "Грудью вперед". И закурила сигарету.
В редакционных кабинетах было пусто и безмолвно, тишину нарушали лишь мягкий шум компьютера и собственное дыхание. Топаз вдруг ясно представила, как через год она будет работать в настоящей газете в Лондоне.
Ровена станет президентом "Оксфорд юнион", она - журналисткой, и, естественно, не меньше чем в "Таймс". А может быть… а вдруг… и миссис Питер Кеннеди?
Питер буквально вопил на Джилберта.
- Ну, это же не моя ошибка, - прохныкал тот в сотый раз.
- Эй, слушай, - резко сказал Кеннеди, теряя терпение. - Отправляйся-ка домой, Докер, хорошо? Теперь я сам буду улаживать дела.
- Да ничего ты не сможешь сделать, - снова заскулил Джилберт, но, взглянув на лицо Питера, решил замолчать.
Питер направился к Мертон-стрит. Господь всемогущий, ну почему ему все приходится делать самому?
Ровена сидела у камина, пила некрепкий чай и смотрела на огонь. Ей было уютно, тепло в толстом махровом банном халате. Чистые пряди влажных волос падали на плечи. Летний дождь барабанил по темной застекленной крыше, но даже сквозь потоки воды она различала неясный свет тающих звезд.
Она была слишком возбуждена и не могла заснуть.
Ровена посмотрела на выцветшую газетную вырезку со статьей о Дэвиде Джеффине, приколотую над кроватью. Если бы она стала президентом, она бы могла пригласить его выступить у них… Ровена мысленно беседовала с ним, когда в дверь позвонили.
- Радость моя, заходи! - крикнула она Топаз.
- Прием более теплый, чем я ожидал, - проговорил Питер Кеннеди, наклоняясь и входя в комнату.
Ровена вскочила, плотнее закутываясь в халат.
- Что ты здесь делаешь?
- Ты разрешила мне войти, как я понял - спокойно произнес Питер, закрыл за собой дверь и предложил ей сигарету. Она отказалась. Он пожал плечами и закурил. - Хорошая речь, если можно так выразиться. Ты держалась очень мужественно.