Воздух взорвался радостными воплями, когда женская команда Мертона вырвалась вперед, вздымая воду сильными рывками весел. Ориел на несколько секунд отстал.
- Давай, давай, Мертон! - закричала она, подпрыгивая. Колледжи Крайстчерч и Ориел - давние соперники.
- Да, давай двигай! - раздался за ее спиной голос. И внезапно свет померк - кто-то быстро закрыл ей глаза ее же шарфом, затянув его на затылке. - Угадай, кто? - услышала она шепот. В низком мужском голосе звучал смех.
- Перестань, Кеннеди, - потребовала Ровена.
Он ослабил шарф, и она заморгала от яркого солнца.
- Ты слишком рассеянна, Ровена, идешь и ничего вокруг не видишь. Можешь попасть в неприятную ситуацию.
Она потянулась к шее и сорвала шарф.
- Что ты здесь делаешь?
Он поднял бровь.
- Да то же, что и ты. Поддерживаю Сэма и его парней. - Он кивнул в сторону лодки Крайстчерч. Сэм Уилсон, капитан, и его команда ожидали очереди. - Ты ведь пришла поболеть? Да?
- Конечно, - холодно ответила Ровена.
Черт побери! Почему он на нее так смотрит? Оглядывает с ног до головы, будто она скаковая лошадь. И что ей делать? Сказать: "Эй, слушай, ты же встречаешься с Топаз"?
- Я уверен, ты здесь не ради сбора голосов, - пошутил он. - Впрочем, здесь все избиратели, только руку протяни…
- Уверена, и ты пришел не ради возрождения былой славы, - сказала она.
В прошлом году капитаном был Питер Кеннеди. И привел Крайстчерч к блестящей победе. Поговаривали даже об Олимпийских играх. Но Кеннеди решил бросить спорт и сосредоточиться на выпускных экзаменах. Сейчас Сэм Уилсон держался с таким видом, будто мог привести команду к победе, а олимпийские тренеры выискивали новых звезд вроде Джонни Сиела.
- Ты знаешь, как ударить по больному месту, - сказал Питер, не отводя взгляда. Он произнес это так, что ей почудился грязный намек. - Гребля для меня много значила. Да и сейчас тоже.
- Понимаю, - ответила Ровена, плохо соображая, что говорить дальше. Она еще никогда не стояла так близко к Питеру: широкая загорелая грудь, обтянутая белой майкой, всего в нескольких дюймах от ее лица. Да уж, Питер Кеннеди мог бы украсить любой пляж в Калифорнии.
- Ну и как? - спросил Питер, перехватив взгляд ее зеленых глаз.
Смешно, но у Ровены перехватило дыхание. "Где эта проклятая Топаз?" - подумала она. И холодно посмотрела на Питера.
- Может, тебе стоит пофлиртовать со мной? Ну, поцеловать, например, - Питер улыбнулся. - Ты же хочешь, чтобы я помог, так ведь?
- Не настолько.
- Ну ладно, расслабься, я шучу. - Он обнял ее за талию и повел к эллингу. - Топаз не понравится, если мы поссоримся.
Вопреки желанию, Ровена напряглась от его прикосновения. Питер Кеннеди улыбнулся.
- Ровена, Питер! Скорее! - крикнул Джеймс Ган, их приятель, и потащил обоих в толпу Крайстчерч. - Вы пропустите старт!
Ровена оказалась среди студентов, одетых в цвета колледжа. Здесь несколько сотен человек. И все рвались к берегу. Они вопили и хлопали в ладоши. Кто-то обнял ее, кого-то обняла она. Колледж неистовствовал.
Уже отвязывали лодку. Ровену зажали среди голубого цвета. Вместе с толпой ее швырнуло к причалу.
- Ничего не вижу! - пожаловалась она сама себе.
Вдруг Ровена почувствовала, как кто-то сзади легко поднял ее, будто куклу, и вознес над толпой. Удивленная, она глянула вниз - Питер нырнул между ее ног и усадил к себе на плечи. Теперь Ровена видела отлично и лодку, и реку - все, все.
Шея Питера Кеннеди плотно прижалась к ее белым хлопчатобумажным трусикам.
Приятнейшее ощущение.
- Опусти меня, - неуверенно попросила Ровена.
Он улыбнулся и посмотрел на нее снизу вверх:
- Потом.
Под крики толпы лодка Крайстчерч рванула от причала, гребцы работали синхронно. Восемь пар рук действовали в полной гармонии. Весла взбивали воду с потрясающей скоростью, преследуя лодку Ориела. Болельщики встрепенулись и побежали по берегу, громко вопя, подбадривая своих и беззлобно ругая чужих. Питер бежал с Ровеной на плечах, его руки намертво впились ей в бедра, он не обращал внимания на ее протесты. Похоже, ее вес для него пустяк.
Испуганная, Ровена орала вместе со всеми. Было весело. И еще - она понимала - абсолютно все видят: Ровена Гордон пришла болеть за свой колледж, ее нельзя не заметить - она сидит верхом на Питере Кеннеди, а длинные волосы развеваются на ветру, словно знамя.
Победный вопль - лодка Крайстчерч безжалостно врезалась в хвост лодки Ориела.
- Бам! - завопил Питер, и одной рукой аккуратно снял Ровену с плеч.
Она коснулась ногами земли, поправила платье, внезапно смутилась, не зная, что сказать.
- Мы снова выиграли, - объявил Питер.
- Спасибо, Питер, - сказала она.
Он поднес ее руку к губам и осторожно поцеловал.
- А неплохо, да? Давай как-нибудь повторим, - предложил он.
Ровена Гордон вспыхнула, кивнула как можно холоднее и пошла прочь по дорожке.
В "Червелл" все гудело. До выборов оставалось две недели, всего ничего. Каждый колледж отлавливал голоса днем и ночью, дебаты с противниками походили на настоящее сражение. Каждый день приносил урожай слухов - новые предательства, грязные сплетни, кандидаты-соперники устраивали потасовки друг с другом. Топаз все это нравилось. Мечта редактора!
Конечно, самой удивительной сенсацией было то, что Питер Кеннеди и Ровена Гордон, похоже, готовы заключить сделку. Если такое случится - полетят все ставки. Ровена легко добьется своего и станет первой женщиной-президентом "Юнион" на пять лет. Джилберту Докеру Питер до зарезу необходим, чтобы выстоять.
Как только Ровена или Джилберт приближались к Питеру, новость тотчас летела в "Червелл". Топаз хотела помочь своей лучшей подруге и старалась переключить внимание читателей на идеи сексизма, которые исповедовал Джилберт, и на бандитскую тактику его сторонников. Один из авторов Топаз, малый из Сент-Энн, принес в то утро статью о кандидате в секретари Джилберта, известном в колледже шотландце, изучавшем право, который всадил десятидюймовый мясницкий нож в дверь своего соперника - женщины из команды Ровены. Топаз просто зашлась в экстазе. Это же динамит! Гвоздь пятничного номера!
Себастьян был малахольный, безалаберный, но талантливый журналист, обладающий воистину собачьим нюхом на стоящие сюжеты. Именно Себастьян первый поздравил ее с успехом в "Таймс". Единственный из всех сотрудников "Червелл" он понимал - такая публикация ценнее чека на полторы сотни баксов.
Единственное, чего она по-прежнему не желала, - лично вмешиваться. На этой неделе Ровена раза три просила ее взять на себя Питера. Топаз отбивалась. Она знала, что такое президентство для Ровены, но рисковать любовником не собиралась.
- Ты не видела макет моей полосы? - спросил Руперт, махнув рукой с полной чашкой кофе в сторону фотокопировального устройства. - Я оставил его у себя на столе…
Топаз покачала головой, погрузившись в мысли о ноже… Его уже вынули из двери Лизы, и Топаз думала, нельзя ли воткнуть точно такой, чтобы заснять.
- Ты просто кошмарный тип, Руп, - сказала Гэрет Келли, - на той полосе у нас объявление от Маккинси, это две тысячи фунтов стерлингов.
- Да я найду ее, - бодро пообещал заместитель редактора, но в голосе слышалось беспокойство.
- А, вот эта несчастная полоса! - закричала Джейн Эдвардс, редактор отдела очерков.
Руперт с благодарностью перегнулся через стол, схватил макет, прижимая к плечу телефонную трубку, беседуя с кем-то, кофе плескался на бумаги.
- "Червелл". Да. А кто это? - Передал трубку Топаз и подмигнул: - Джеффри Стивенс из "Таймс".
Топаз выхватила трубку, перекинула длинные ноги через стол, чтобы оказаться поближе к телефону. Мужчины дружно вздохнули…
- Мисс Росси? - спросил вежливый голос.
- Да, я, - ответила Топаз, пытаясь говорить развязно и независимо. Она послала статью по почте два дня назад. А вдруг им не понравилось?
- Говорит Джеффри Стивенс. Вчера мы получили вашу статью о студенческих стипендиях и подумали, может, вы не будете против, если мы распорядимся ею иначе?
Сердце Топаз екнуло. Значит, очерк не годится для приложения по образованию.
- Что вы имеете в виду? - спросила она.
- Видите ли, материал слишком хорош, чтобы засунуть его в приложение. Я показал его редактору отдела очерков, он согласился. Мы хотели бы дать статью в основном выпуске.
Топаз оперлась рукой о стол. Сообщение так ошеломило, что она не могла выговорить ни слова.
- Я знаю, о чем вы думаете, - продолжал Стивенс. - Вы думаете, когда мы ее дадим. Вы правы, конечно, но это проблема. Все забито. Если подождете две недели, то в понедельник напечатаем. Вас устроит?
- Прекрасно, - сказала Топаз, стараясь сдержать отчаянную радость в голосе.
- Вот и отлично. Я надеялся, что мы можем на вас рассчитывать. Присылайте еще материалы, нам нужны новые таланты.
- Спасибо, пришлю, - сказала Топаз. Она положила трубку, оглядела шесть лиц, выжидающе уставившихся на нее.
- О Боже мой! - воскликнула она. - Взяли!
Ровена планировала свою избирательную кампанию с такой тщательностью, как если бы это была военная операция. В каждом выступлении должна быть четко обозначена проблема. Каждый туалет должен выглядеть сексуально. Каждый сборщик голосов в ее пользу имел конкретное задание и строго выполнял его. Ровена выяснила все слабые звенья и исключила их. Усилия своих поклонников направила на небольшие колледжи. Ровена Гордон не собиралась рисковать.
Она хотела быть президентом "Оксфорд юнион".
Очень хотела.
И ради этого готова была почти на все.
А вот тут-то и подстерегала опасность. В данном случае "все" включало и Питера Эдварда Кеннеди, любовника лучшей подруги, от которого зависел успех Джилберта. Питер Кеннеди мог вручить ей желаемое на голубой тарелочке с золотой каемочкой.
Настроение Питера качалось то в одну, то в другую сторону подобно маятнику. Да, он бы поддержал ее. Нет, он же дал слово другому.
Конечно, Джилберт отчаянный сексист и к тому же сноб. Конечно, ее можно бы поддержать. Да, безусловно, но он не уверен…
Ровена понимала, она не должна упустить случай, надо подавить раздражение, не показывать сумятицу, царившую в душе. Уж что-что, а держать себя в руках она умела. Если бы ей удалось победить Питера Кеннеди, остальное - пустяки, и ради этого стоит ходить к нему по четыре раза в неделю.
Но в этом-то и состояла настоящая проблема.
Ровена Гордон, известная всем как холодная неприступная девица, столкнулась с чем-то совершенно новым. Сперва она даже не догадалась, что это. Ровена с каждым днем все больше влюблялась в Питера, как ни старалась держать себя в руках.
С каждым днем ей было все труднее справляться с собой. Он заставлял ее сидеть у него в комнате и говорить о политике - предмете, всегда воодушевлявшем ее. Но с Питером Кеннеди, замечала Ровена, она отключается, не слушает, а просто следит за движением его губ, не может отвести глаз от сильного квадратного подбородка. Какие густые соломенные волосы… Какие сильные мускулы перекатываются под свежей здоровой кожей…
При Питере она впадала в транс. Такой умный, такой уверенный в себе и такой… ну, словом, настоящий мужчина. Обычно Ровена презирала мужчин своего класса - этих слабых, бесхарактерных мечтателей. Питер Кеннеди - другой: джентльмен, но сексуальный. Сильный, способный постоять за себя. Спортсмен и очень образован. Он интересовал ее. Он возбуждал ее.
- Чего ты хочешь от жизни? - спрашивал Питер.
- Всего! - отвечала Ровена. - Я хочу всего.
- Ну что ж, когда ты умрешь, на могильном камне выбьют: "Мечтательница", - сказал Питер, глядя на нее с обожанием. - Слушая тебя, я вспоминаю одно высказывание Генри Форда: "Можешь ты или не можешь - думай как хочешь, но ты все равно всегда прав".
Ровена засияла от удовольствия.
Она понимала - это опасно. Понимала - это неправильно. В конце концов, Топаз в него влюблена! Но как ей быть? Без помощи Питера она может проиграть. А проигрыш - не для Ровены Гордон.
Она начала сердиться на Топаз. Ну почему, почему? Ведь Питер ее любовник, и, если бы подруга поговорила с ним, ей не приходилось бы мучиться. Но она напрочь отказалась посредничать. В их отношениях возникла первая трещина, Топаз и слушать ни о чем не хотела, с головой окунувшись в свою проклятую газету, сердито думала Ровена. Лучший журналист года. Лучший молодой редактор года. Будущий автор "Таймс".
И вот, пожалуйста: Ровена ходит к Питеру четырежды в неделю, потому что Кеннеди не собирается отпускать ее с крючка. Он хотел, чтобы за ним бегали, уговаривали, он уверял Ровену, что наслаждается ее обществом - умной, очаровательной девушки, и, поскольку он хозяин положения, Ровена вынуждена ему потакать.
Ровена пыталась убедить себя - встречи с Питером ее только раздражают.
Шелк. Атлас. Струящийся шифон. Над лужайками перед Сент-Хилд парят бальные платья. Блестящие ткани туго обтягивают юные тела, в глубоких и не очень разрезах мелькают крепкие стройные ножки. Царственные старомодные кринолины позволяют ниспадать до земли и призывно шуршать подолам платьев, касаясь низко подстриженной травы. Единственный женский колледж Оксфорда готовился к балу в "Оксфорд юнион".
- Ну, как тебе? - спросила Топаз, принимая дерзкую позу возле дуба, оплетенного цветущим шиповником.
- Очень сексуально, - сказала Ровена.
На Топаз было маленькое голубое бархатное платье, прелестно контрастирующее с рыжими волосами и здоровой загорелой кожей. Платье обтягивало ее шикарную грудь и на шесть дюймов не доходило до колена, открывая взору упругие бедра. Полный нокаут - даже старики-дворецкие не могли отвести глаз.
Ровена попыталась скрыть неодобрение - ну и Топаз! Выглядит как проститутка. Лоскут ткани едва прикрывал нижнее белье. И как мог - она попыталась справиться со снобизмом, но безуспешно - настоящий джентльмен Питер Кеннеди встречаться с ней? Она такая вульгарная.
- Ты не думаешь, что немного коротковато? - холодно добавила Ровена.
- Ну и что? Я тебя смущаю? - Топаз засмеялась. - Интересно поглядеть на Питера, когда он увидит меня в этом.
Ровена покраснела.
- Эй, да я шучу, - сказала Топаз. - Слушай, в последние дни ты какая-то напряженная.
- Все из-за выборов, - вздохнула Ровена, сама себя стыдясь, что позволила ревности омрачать дружбу с Топаз.
- Ты выглядишь прекрасно, - тепло улыбнулась Топаз. - Фантастика! Правда, на мои вкус слегка консервативно, но я уверена, ты завоюешь сотни голосов. Кто не захочет проголосовать за такую девушку?
Ровена выбрала старинное семейное платье времен Регентства, из бледно-розового шелка с вышитыми веточками вереска на груди. Прямые волосы каскадом падали на спину, прикрывая плечи. Атласные туфельки на каблуках от Шанель, в руках новенький веер и элегантная сумочка, длинные перчатки касались локтя. Золушка могла бы гордиться таким туалетом.
- Спасибо, - улыбнулась Ровена. - На то и рассчитываем.
Топаз еще раз оглядела ее, медленно и неспешно.
- Ну ты и хитрая бестия, - сказала она с обожанием. - Вообще-то твои фотографии можно помещать в словаре рядом со словом "леди". Короче, этот туалет - часть большого плана, я права? Выглядеть женственно и говорить о феминизме? Женщин ты заловишь в свои сети через уши, а мужчин - через глаза.
Ровена рассмеялась:
- Для иностранки ты слишком быстро соображаешь.
Шаркая ногами по безупречной лужайке, к ним спешил дворецкий.
- Мисс Росси. Такси, - доложил он.
- Ну и когда же ее напечатают?
- Через две недели, - сказала Топаз. Такси преодолевало Магдален-бридж, замечательное сооружение в готическом стиле справа от колледжа. Студенты в вечерних туалетах спешили по Хай-стрит, но Ровене не хотелось идти пешком. Не потому, что все будут обращать внимание; каждое лето происходит этот ритуал с бальными платьями, вечерними костюмами, пьяными студентами. - И попросил меня написать еще, они, видишь ли, постоянно ищут таланты…
В голосе ее бурлило радостное возбуждение.
- Стало быть, сразу после выборов, - заметила Ровена. Значит, скоро. Волнение стиснуло желудок. Она должна выиграть. Должна! Президент "Юнион" - вот пока ее главное достижение. А после окончания учебы она все бросит и целиком окунется в рок-музыку. Ее герои - там. Но это немного подождет. Целеустремленность - главное в характере Ровены Гордон, и если она решит выйти из игры, то только как победитель. А президентство станет главным призом.
- Ага, - согласилась Топаз. - Значит, я вышла на свою дорогу. Знаешь, никак не могу переварить - ты ведь такое для меня сделала, попросив отца заставить Джеффри Стивенса посмотреть мой материал. Теперь я смогу и дальше писать для "Таймс".
- "Таймс"? - смутившись, спросила Ровена. - Ты не собираешься обратно в Нью-Йорк?
- Я собиралась, но теперь нет, - сказала Топаз и, с удовольствием потянувшись, добавила: - После встречи с Питером.
Машина повернула направо, на Корнмаркет, в сторону "Юнион". Воздух раннего вечера был мягкий и теплый, самая лучшая погода для бала. Все билеты проданы, и студенты, занимающиеся политикой, будут агитировать толпу. Ровена мысленно оторвалась от Питера Кеннеди. Сейчас есть кое-что поважнее.
- Джеймс! - воскликнула Ровена, протискиваясь через толпу нарядной молодежи, заполнившую вестибюль, волоча за собой Топаз.
- Познакомься, это Джеймс Уильямс. Наш казначей.
- Как будто я не знаю, - и Топаз протянула руку красивому молодому второкурснику в военной форме.
Джеймс Уильямс - восходящая звезда, очень популярный красавчик. Он учился на военную стипендию в Оксфорде и даже среди левацки настроенных студентов пользовался завидным уважением.
- Я просто восхищен, - Джеймс крепко пожал руку Топаз. - От недели к неделе "Червелл" становится все лучше. И говорят, ты уже собрала кучу наград.
- Знаешь, как обаять репортера, - сказала Топаз. - И любого другого, как я слышала.
- В чем дело, Уильямс? - строго спросил Питер Кеннеди, подходя к ним сзади. - Болтаешь с моей девушкой? Этого мы не позволим. Так ведь?
Джеймс улыбнулся, Питер был на год старше его по Итону.
- Когда ты наконец будешь вести себя как следует и поддержишь нас, Кеннеди? - спросил он.
- Это покрыто мраком тайны, - как бы извиняясь, сказала Ровена. Питер улыбнулся ей, повернулся к Топаз и поцеловал руку.
- Не платье - сенсация!
"И ты почти голая", - молча закончила за него Ровена. Смотреть, как Питер Кеннеди поедает глазами Топаз, - Это чересчур. Ровена сгорала от зависти, похоже, она не в его вкусе. Боже мой, Топаз состояла из одних округлостей, а она - палка палкой. В постели Топаз, наверное, мечта Питера, она же - презренная девственница. И как ей могло прийти в голову соревноваться с шикарной американкой! Единственное, что в ней интересовало Питера, - политика. Но не она сама.
- И какова Ровена! Ну-ка отойди, дай поглядеть, - сказал Питер.
Ровена отступила на шаг, беспокоясь, что толпа наблюдает за ней, в том числе и несколько сторонников Джилберта Она разволновалась, заметив дружеский взгляд Питера Кеннеди. И тут же изобразила сияющую улыбку.