Bonus! #Голландия #Амстердам Ночной дозор
Tags: Гостиные без занавесок на окнах. – Столицы имперские и неимперские. – Торговля, туризм, синтетическая сперма и немыслимый безопасный разврат.
Когда Господь создавал мир, он отписал Голландию занудам.
Нет страны добродетельнее и аккуратнее. Здесь не вешают в гостиных шторы, подчеркивая непорочность быта: вот вадер читает газету, электрический камин горит, мудер вяжет, маленький Йост играет с котенком. Через два часа плывешь мимо этого аквариума: все так же читает, вяжет, играет, и все то же полено горит в очаге.
Подлинная, но тайная столица Нидерландов – Гаага. Чистенькая, вылизанная, Den Haag утопает в парках, скрывая дворец королевы, резиденцию правительства и посольские особняки. На домах нет дощечек с номерами и названиями улиц, а на улицах – общественного транспорта. Здесь уютно сидеть на скамейке у озера, кормить голубей да закладывать для агента капсулу с шифровкой.
Однако столичную нагрузку Голландии держит не благовоспитанная Гаага, а портовый, торговый, порочный, веселый, обкуренный, справляющий малую нужду прямо на улицах Амстердам: мировой притон, общеевропейский отстойник.
Этот образ не сильно шаржирован. Первый музей на пути от Central Station – музей секса. В полночь в витринах района Red Lights демонстрируют себя доступные женщины. А в любой сувенирной лавчонке, помимо открыток с буколическими ветряками, деревянных башмаков и дельфтского фарфора, предлагается еще и, по-русски говоря, неназываемое.
И Амстердам не просто сдувает пылинки со своего порочного наряда – он сдувает их для того, чтобы освободить место экологически чистой грязце.
В местной газете – дискуссия о производстве экстази: спорят не о разумности производства, а о том, по какой цене продавать. В первом попавшемся кофе-шопе – компания не очень молодых, пирсингованных, крашеных блондинов, прерывающих воркование – ах, милый! – страстными поцелуями. Во втором попавшейся кофе-шопе – такие же точно блондины. Они же, впрочем, и в третьем: мужчины иного толка в Амстердаме – наверняка иностранцы.
Русский турист, привыкший если к страсти – то по Толстому, если к пороку – то по Достоевскому, теряется в догадках. Коли подлинная Голландия добродетельна до зевоты, то откуда взялся всетерпимый Амстердам? А если Амстердам – изнанка голландской души, то почему так уныло добродетельны Нидерланды?
Ответ банален.
Буржуазная революция 1566 года сыграла с Голландией странную игру, вроде "переводного" дурака. С одной стороны, она развязала руки торговле, подтолкнула промышленность и превратила патриархов торговых домов в патрициев. (Любой обитатель дома с патрицианской историей на Keizersgracht подчеркнет эту деталь, объяснив, как отличать хозяйский дом от бывшего склада: последний легко узнать по широким окнам, через которые грузился с воды или на воду товар). Однако та же революция уничтожила аристократию с неизбежно сопутствующей ей монархической, имперской идеей.
Амстердам – самая неимперская столица Европы. Особняков нет и в помине, узкие домики экономично выстроены в линию, трамваи ходят по одной колее, пропуская встречный состав на остановках, королевский дворец отдан под универмаг, и даже выходцы из Суринама и Антильских островов напоминают не о колониальном прошлом, а о детской игре в путешествия.
Империи всегда избыточны. Это они распускают павлиний хвост искусств, пуская миру золотую пыль в глаза нерасчетливым (на первый взгляд) жестом: расчет и состоит в нерасчетливости, коль на кону – слава в веках.
Другое дело – буржуазный Амстердам. Широкие жесты смешны. Ничего подобного Champs Elysées, Невскому проспекту или Тверской. Яркая, но короткая Damrak вряд ли может претендовать на main street: какая же она main без мешанины ресторанов, магазинов, театров, банков, контор и праздно фланирующей публики, что составляют основу любой главной улицы?
Амстердамский житель вопроса про главную улицу вообще не понимает, интересуясь вашей конечной целью: шопинг? ужин? live-show с неприкрытой любовью на вращающейся сцене? Но в Амстердаме не едят в тех местах, где делают шопинг, и не делают шопинг там, где делают любовь.
Коли хотите услышать пульс Амстердама, отправляйтесь на Kalverstraat – узенькую, забитую туристами улочку, на которой нет ничего, кроме торговли. Башмаки, джинсы, платья в раблезианском великолепии заполняют эту улицу-ущелье, пузырятся, лезут наружу и плотно забивают нутро магазинов, зеркальные стены которых множат эффект торгового ада. Но в этом аду – душа Амстердама.
В Париже, Лондоне и Москве можно прожить год, так и не поняв, что нынче в моде. Но стоит пройти сотню метров по Kalverstraat, как ясно: ныне носят фиолетовое и коричневое (так пять лет назад носили оранжевое и зеленое, а десять – розовое и голубое).
Идеально приходить на Kalverstraat ближе к шести, когда она бурлит, шумит и людской пеной дней бьет в тесные свои берега. Но ударяют городские часы, и раздается мерное жужжание: на всех магазинах одновременно опускаются жалюзи. Пять минут – и Kalverstraat пуста и тиха, как и полагается быть маленькой straat в небольшом городке. Лишь несколько итальянских подростков-туристов подпирают стену, блаженные от марихуаны и пива. Мимо них проезжает на лошади полицейский. "Carabineri", – говорят подростки. Цокот копыт гулко разносится по улице. Подростки смеются. Слова "sex, sex" ночными птицами вылетают из кустов их болтовни.
Вечер – идеальная пора для прогулок по Амстердаму, ибо ночной дозор дает понимание города, днем обозримого скорее через частые переплеты музейных окон. Rembrandt-Plein ночью залита мигающими огнями. Весь город стекается сюда, чтобы в одном из утрамбованных, как хор Пятницкого, баров под Калли Миноуг, Эминема или "Тату" дернуть для разминки вездесущего "Хайнекена". Самые нетерпеливые идут в расположенные тут же стрип-шоу с выцветшими фото перед входом.
Но имеет смысл проследовать дальше: мимо клуба April с перекрывшей улицу толпой мелированных блондинов, мимо знаменитой дискотеки It с еще более мелированной толпой (вас предупреждали!) – в какой-нибудь Beach Club, где пятиметровая акула под потолком, пристающие к девушкам почти голые негры и еще более голые бармены, танцующие знойные мужские танцы прямо на барной стойке.
Имперский турист теряется в этом адике, как голландец путается в анфиладах и ризалитах растреллиевского барокко. Но спросите у негра разрешения на фотографию – он охотно попозирует с вашей подружкой, подойдите к бармену – он дернет зиппером, предлагая выжать fresh juice не отходя от кассы. И эта готовность обнажает пружинку скрытого мотора: негр – жиголо. Бармен – актер. Вместе они наняты раскручивать публику, которая ждет от ночного Амстердама немыслимого разврата и будет разочарована, немыслимого не получив. Не исключено, что в прочее время их пристрастия вписываются в круг с гостиной, котенком, камином.
Раскрутка идет хорошо: упитанные американские студентки изображают милашек, белобрысые скандинавки – распутниц, а невозмутимые японцы, удовлетворенно посверкав вспышками, под руководством гида отправляются дальше по тропе порока в Red Ligts, где с любой витринной проституткой можно провести быстрый fuck & suck, и где в крохотных зальчиках live-show пары делают любовь с усердием борцов полусреднего веса.
Однако амстердамский разврат – всего лишь торговля, продолжение Kalverstraat. В "веселом районе" давно нет преступности, продажная любовь защищена латексом, льющаяся на шоу в зал сперма – синтетическая. И даже мужчины из April’а и It похоже на кордебалет Бориса Моисеева: голландский гомосексуализм имеет отношение не к страсти, воспетой Уайльдом и Кузьминым, но к преимуществам однополого брака (дотируемое молодоженам жилье), клубного времяпрепровождения (все свои) и социальной защиты (представителя меньшинства уволить никто не рискнет).
Претензии к голландскому разврату не этические (за отсутствием предмета претензий), а эстетические: не работает вентиляция, кисло пиво, не найти сортира, лыс бархат крохотной, как в жэковском красном уголке, live-сцены. В ночном Амстердаме хорошо понимаешь подлинный масштаб городка, который был бы мало кому не интересен со своими давно отсверкавшими революциями и тихими домиками над каналами. И никакой Рембрандт его бы не спас, как не спасает, допустим, Иваново наличествующий в местной галереи Тициан.
Но Амстердам, как мог, поставил, разрекламировал, раскрутил ту пьесу, что была ему по плечу и карману. Ведь "порок", "разврат" – категории мелкомасштабные: "пороком" называет житель уездного городка нравы, про которые житель столицы пожимает плечами: ну и что?
Амстердамская индустрия разврата нацелена, по большому счету, на кошелек сельского парня, удачно продавшего корову, хватанувшего на радостях хмельного, выкурившего "косячок", погыкавшего на витрину секс-шопа, потаращившегося на гей-клуб, и в завершение забредшего к девкам в бордель, где его смущает одно – непостижимое предназначение биде. Компания таких деревенских парней, оставившая на паркинге BMW и орущая у опущенных на витринах жалюзи (должно быть): "Давай, Вася!" – и есть самый распространенный визитер района Red Lights.
Именно здесь, где бьют фонтаны фаллических форм и белье продажных дев светится мертвенно-голубым, как в цирке, и понимаешь, наконец Амстердам.
Этот город каждый вечер ставит свою пьесу, где злодеев и распутниц играют вполне добропорядочные главы семейств. Можно шутить над их трогательно-серьезной игрой, но нельзя не признать, что туристские аншлаги следуют один за другим.
Мы возвращаемся из Амстердама домой, как возвращаются из оперетты в оперу, с малой сцены – на большую, и как с сельской ярмарки возвращаются в городскую квартиру, недоумевая, зачем же купили под шумок толпы рушник с петухами, глиняную кринку и расписную оглоблю. Мы, чертыхаясь, прилаживаем оглоблю на комод, прячем купленные хм-хм… открытки и говорим друзьям, что, конечно, самое сильное впечатление от Амстердама – это коллекция Вермеера в Rijksmuseum.
Но, ежевечерне натыкаясь на оглоблю взглядом, про себя улыбаемся, поскольку знаем, зачем рано или поздно приедем в Амстердам еще.
1997
Comment
Когда я первый раз приехал в Голландию – в 1991-м – меня познакомили с питерским парнем Сеней. Он стоял на Кальверстраат в советской шинели и пел про поручика Голицына. Сеня дико страдал без оставленной в Ленинграде семье, дочурок и пытался заработать хоть какие-то деньги. Он говорил, что прохожие стали скупы, подают неохотно. "Сеня, не будьте дураком, снимете шинель – Горбачев ввел танки в Ригу!"
Не очень быстро реагировал на перемену обстановки Сеня, вот что.
Когда я просил про Сеню спустя шесть лет, то услышал, что он вышел замуж. "Женился", – уточнил я. "Нет, вышел замуж за Джона, – был ответ. – Ну, помнишь такого блондинчика?"
И, видя мое изумление – от Сени меньше всего можно было ожидать однополой склонности – объяснили, что брак решал все Сенины проблемы. Квартиру паре дадут как молодой семье, работу Сене поможет найти гей-комьюнити, а что касается жизни под одной крышей – так стерпится-слюбится. Мужчины и женщины, что, всегда по любви женятся? А ведь нередко потом хорошо живут! И вообще – не наше дело.
Я промолчал.
Кажется, был такой сюжет – про однополую псевдопару по причине выгоды – веком назад у Тэффи.
2012
#Кипр Послать тещу подальше
Tags: Дикий туризм против организованного. – Правила выбора правильного острова. – Фламинго, православие, велосипеды и автобаны.
Я лет двадцать путешествую по миру самостоятельно, но этот текст пишу в групповом туре на Кипре. И многое для себя в этой поездке открыл.
Но вначале, товарищи дорогие, позвольте обратиться к своей теще напрямую – а то, чего доброго, Марь Николаевна отлучит меня от блинов, приняв заголовок буквально (а ее подруги, освоившие интернет, про статью ей сообщит). Под "посыланием подальше" я не прячу второй смысл – поверьте, когда родственников (для которых "юг" – это путевка, Сочи и колоннадно-статуйное великолепие санатория Орджоникидзе), требуется послать на море, отправлять их действительно следует подальше, чем в Краснодарский край. И Кипр вполне замечательный для этого вариант, в силу целого ряда причин, а каких – скажу позже.
Пока же – о преимуществах индивидуального туризма перед готовым, упакованным, каковой продается и покупается, как все в наше время. Я тоже когда-то отдых себе покупал. И судился-рядился, когда зимой в Риме селили в номере для паломников, умерщвляющих плоть, так что отопления и теплых одеял не полагалось. А в другой раз, поддавшись уговорам жены, провел "милый уютный вечер в типичной греческой деревушке", оказавшейся конвейером по околпачиванию тысяч двух человек, учащихся пьяно танцевать сиртаки.
Ну, там много чего в этих турах было, вроде опаздывающих чартеров, или трансферов из аэропорта, развозящих всех-всех-всех по разным отелям (и твой, понятно, последний), или назойливых уговоров скинуться по 100 евро с носа за "незабываемый ужин с лучшими итальянскими тенорами", а еще экскурсий, напоминающих перекидной календарь: в таком-то году это, в таком-то году то…
И в один прекрасный день, когда морс из этнической клюквы встал поперек горла, мы ответили "нет" всем предложениям турфирмы и взяли напрокат машину, чтобы сгонять из Праги в Карловы Вары. И радовались приобретенной свободе, и дрейфили, когда ветер сдувал нашу "Шкоду" на обледеневшем перевале в Татрах. А потом стали брать машины напрокат регулярно. А потом у турфирм стали просить минимум: перелет, отель. А потом и это стали заказывать сами, потому что, выбирая рейс самостоятельно, в Париж можно лететь через Мюнхен или ту же Прагу, проводя там денек. А бронировать жилье благодаря интернету оказалось так же забавно, как поворачивать тубус калейдоскопа.
Последний раз, собираясь в Лион, мы с женой выбрали гостиничку на краю лежащего вдалеке от туристических троп парка Тет д’Ор, "Золотая Голова", где и бегали поутру между альпийских сосен, живых слонов, каких-то невероятных араукарий и – не поверите! – калифорнийских черепах, выпущенных в местный пруд с целью адаптации к европейскому климату. Ну, и когда добрался бы я до Золотой Головы, когда бы не подумал своей головой?
Я не хочу насильно никого обращать в свою веру. Просто у индивидуального, частного туризма есть, мне кажется, три важных особенности – а вы уж сами решайте, считать их преимуществами или нет.
Особенность первая: отдыхая самостоятельно, избегаешь мест русских гнездовий. Я же селиться вместе с соотечественниками за границей не хочу ровно по той причине, по какой не хотел бы селиться с соотечественниками, будь я немцем или шведом. Толпа компатриотов на чужбине непременно воспроизводит вокруг себя родину – зачем тогда было уезжать? По той же причине я, летя с коллегой в командировку, регистрируюсь на рейс порознь. Если летишь на соседних креслах, дорогу проводишь в болтовне, а так – можно дочитать книгу, досмотреть фильм. Если путешествуешь "дикарем", можно отправиться паромом не из Хельсинки в Стокгольм, как все русские, а из Турку на фантастические Аландские острова, бывшую северо-западную оконечность Российской империи, где водится огромная морская щука, бьющая хвостом так, что надувная лодка качается на волнах.
Особенность вторая: "дикий" туризм позволяет сохранить идею путешествия как путешествия, ныне убитую "пакетированными" предложениями. Нет-нет, я не про путешествие как авантюру. Диких, неоткрытых мест в мире не осталось, и кипрское местечко Айя-Напа, из рыбацкой деревушки за считанные годы превратившееся довольно шумное курортное побережье, – одно из тому подтверждений. Идея путешествия – это идея выбора, как перед камнем на распутье. Налево или направо? Из Барселоны в Андорру или во Францию в Каркассон, с его гигантской средневековой крепостью? Снять на ночлег комнатку в винодельческом хозяйстве или доехать до города? Кораблем или самолетом? Выбор наполняет путешествие весом событий.
Ну, а третья особенность очевидна – снимая комнату у местных хозяев, пользуясь сайтами местных железных дорог или авиалиний, невольно начинаешь пользовать тем, чем пользуется местный житель, а оттого лучше понимаешь устройство местной жизни, приходя к очевидному (но все равно ошарашивающему выводу), что устройств этих великое множество, так что монолитные "Европа" или "Азия" дробятся на глазах. Что заставляет тебя относиться по-другому к собственной стране: с одной стороны, иронически, а с другой – извинительно.
В общем, я бы и дальше пел панегирик самостоятельному туризму, если бы компания MIBS, когда-то открывавшая Кипр для Греции, а затем распространившая это открытие на тьму стран, включая Россию, не пригласила в поездку по острову.
Знаете, я люблю острова – достаточно большие, чтобы требовалась машина для исследования, но все же достаточно маленькие, чтобы, выбравшись на полуостров или мыс, сказать: ого, тут конец местного света. Кипр – третий по величине в Средиземном море – из таких.
Вот представьте себе, граждане, гитару, заброшенную в море под палящее солнце на широту, где месяц не имеет вида букв "р" или "с", а висит себе рогами вверх и в таком же виде повторяется на куполах мечетей. Расположите в центре гитары гору в две тысячи метров, где пару месяцев в году горнолыжный сезон. Отдавайте этот остров век за веком попеременно грекам, римлянам, Византии, франкам, венецианцам, персам, туркам, англичанам, и следите, чтобы все оставляли свой след, но как бы слегка, карандашом, без пышущего изобилия. Разделите, наконец, остров границей на православно-греческую и турецко-мусульманскую часть, превратив переход границы по причине безвизовости в аттракцион. Добавьте соленые озера с фламинго, античные развалины, скалы из мягких пород, видом напоминающие губку; прошейте остров автобанами, дорогами и велосипедными дорожками, которых на Кипре едва ли не больше, чем дорог в России (да, Кипр всерьез говорит о себе как о рае для велосипедистов. Я проехал километров 25 по кромке моря до мыса Греко, где дайверы ныряют в морские пещеры, – фантастика!). Ну, и, наконец, наложите на южный Кипр легкий отпечаток православной цивилизации, неуловимо роднящей Кипр с Сочи, с ее ленцой, умением договориться, в том числе и по-русски, потому что нет места, где бы на Кипре не говорили по-русски…
Повторяю: я отвык от радостей организованного туризма. Чем говорить по-русски, мне интереснее выучить десяток фраз по-гречески. Но, видимо, кое-что в развитии туриндустрии я упустил. Грандиозный пятизвездочный отель St. Rafael близ Лимассола, где я дописываю текст – он да, огромен, только ресторанов 6 штук. Но первую фразу я написал в отельчике So Nice на окраине освоенного бурной молодежью поселка Айя-Напа, и это не даже не отель, а горстка дизайнерских домиков-бунгало. И таких отелей-бунгало, обеспечивающих тишину и приватность даже в шумном месте, на Кипре строят все больше.
А главное – поскольку наша группа очень разная – я увидел, что то, что не очень нравится мне, является для других отличным вариантом. Да, Кипр немножечко напоминает Сочи – только море прозрачнее, пляжи лучше, музыка тише, дорог больше, а цены раза в два ниже. И это, кстати, важная причина, по которой, если вы всерьез намерены отправить тещу подальше, Кипр хорош: в Сочи, в Геленджике, в Анапе тещи способны разорять не хуже жен.