- Оно весьма недвусмысленно, - сказал он, внимательно прочитав письмо. - Король сейчас охотится недалеко от Виндзора и желает сделать там свою первую остановку. Сегодняшнюю ночь он проведет в своем охотничьем домике в глуши, а завтра - 12 июля - пожалует к нам.
- А сколько человек его сопровождают и кто они? - подозрительно спросила Анна.
- Он говорит - всего около дюжины.
- Кто они?
- Его Светлость, несколько придворных, Фрэнсис… и леди Анна.
Роза подумала, что сейчас леди Вестон взорвется от негодования.
- В таком случае меня не будет в замке Саттон, когда они прибудут сюда, - сказала она с рассерженным, как у ребенка, лицом. - До тех пор, пока покинутая королева остается в Виндзоре, я не участвую в их встрече. Если ему хочется повсюду выставлять напоказ свою проститутку, он может это делать, сколько угодно, но если она остановится под нашей крышей, она не встретит здесь хозяйку дома, готовую приветствовать ее.
Даже Ричард смотрел на нее потрясенный.
- Придержи свой язык, - сказал он. Он не мог выразиться резче.
В ответ Анна топнула ногой.
- Через два часа меня здесь не будет. Сначала поеду навестить Кэтрин, а потом - Маргарет. Я не знаю, на сколько уезжаю. Возможно, на несколько месяцев.
Сэр Ричард посмотрел на ее удаляющуюся фигуру и покачал головой.
- Она всегда была очень предана Ее Светлости, - сказал он, и в этот раз в его голосе звучали нотки оправдания, чего Роза никогда раньше не слышала у него. - Она познакомилась с ней, когда Екатерина впервые приехала в Англию. Тогда еще была жива королева Елизавета Йоркская. Анна была одной из ее фрейлин.
- Королева очень страдает, сэр Ричард, - сказала Роза.
- Жизнь всегда приносит нам большие огорчения, Роза. Часто мужчины и женщины могут быть мучительно несправедливы даже не по своей вине, - сказал Ричард. - Вина королевы в том, что она постарела и не может одарить короля наследником, ну а вторая причина в том, что король ее разлюбил. Но это ведь не зависит от них.
- Да, но почему нет закона о благодарности?
- Если бы у меня был на это ответ, моя дорогая, то я бы разрешил тайну смысла жизни. Все мы во власти обстоятельств. Я, конечно, сочувствую королеве, но ничем не могу ей помочь. Ни яростные протесты от ее имени, ни благородные жесты вроде того, что сделала моя жена, не могут изменить положение. Его Светлость желает Анну Болейн. И однажды, как я полагаю, она тоже наскучит ему. И тогда все повторится снова, и никто из нас не сможет помочь уже ей.
- Вы переживете любую бурю, сэр Ричард, - сказала Роза.
- Если буду вечно сидеть в своей норке, не высовываясь, моя дорогая.
Она рассмеялась.
- Я бы хотела иметь такой же ум, как у вас, сэр.
- А я думаю, Роза, что уже так оно и есть! Ты знаешь, я счастлив за Фрэнсиса, что он женился именно на тебе.
- Я люблю его.
- А он любит тебя. Мотылек - вот что он представляет собою. Моя дорогая, ради него я прошу тебя выступить в роли хозяйки дома, когда прибудут Его Светлость и миледи. Будет немного людей, и Жиль Коук справится со всем сам.
- Конечно, я все сделаю. - Она повернулась и пошла в дом посмотреть, не может ли она чем-либо помочь леди Вестон, но внезапно остановилась и вернулась к сэру Ричарду.
- А вам нравится миледи? - спросила она.
- Это полезно в настоящее время.
- А в действительности? Что в вашем сердце?
- В моем сердце ее не существует, Роза.
Она сказала: - Я понимаю, - и пошла в дом. В пять часов леди Вестон, ворча, что она скорее проведет ночь на постоялом дворе в Гилдфорде, чем останется еще хоть на минуту под этой "проклятой крышей", покинула замок. Сэр Ричард и Роза обедали вдвоем в небольшой комнате.
На следующий день около шести часов появилась королевская свита; придворные волочили двух оленей-самцов, трех олених, множество зайцев, кроликов и мелкую дичь. Роза распорядилась незамедлительно отправить туши на кухню, чтобы уже во время ужина Его Светлость смог отведать свежего мяса из своей добычи.
Казалось, король находится в странном настроении, которое колебалось от сверхсердечного - слишком громко смеялся и дружелюбно похлопывал своих спутников по спине - до крайне нервозного - беспокойно дергал плечами и осматривался с почти тревожным выражением на лице.
С другой стороны, леди Анна была в приподнятом настроении. Ее темные глаза сверкали от внутреннего жара, будто она только что выиграла большую ставку в игре, от которой уже стала уставать.
Когда Роза держала чашу и полотенце, чтобы помочь миледи умыться в уединении в своей комнате, Анна спросила ее:
- Вы можете хранить тайну, госпожа Вестон?
- Думаю, что да, моя госпожа.
- Тогда слушайте меня. Вчера утром, когда Его Светлость уезжал из Виндзора, был положен конец его супружеству. Он намерен отдать распоряжение, чтобы до его возвращения королева покинула свои апартаменты.
Роза постаралась сохранить на своем лице бесстрастное выражение, как у сэра Ричарда, когда в ответ спросила:
- И куда поедет Ее Светлость?
- Я не знаю. Возможно, в одну из резиденций Уолси, так как он умер.
"Умер и уничтожен! Как сладко звучат эти слова! - подумала Анна. И как в итоге судьба играет мне на руку, ведь именно Гарри, Гарри Перси, в ноябре прошлого года приехал арестовывать Уолси. Хотела бы я знать, вспомнил ли он обо мне, когда произносил слова "государственная измена", помнит ли он, что этот чудовищный церковник - палач нашей любви?"
Роза Вестон сказала:
- Удивительно, что кардинал умер на пути в Тауэр. Словно ему никогда не была предопределена казнь на плахе.
Анна холодно взглянула на нее.
- А жаль! - сказала она.
Этим вечером во время обеда в Большом зале - где также находился герб Екатерины Арагонской, вызывающе сверкающий с камина - все обращались к Анне так, как если бы она уже стала женой монарха. Она первой ступила на большой красный ковер, разостланный в честь приезда Генриха, и сидела во главе стола по правую руку от короля. Роза, сидящая от него с другой стороны, была только рада, что леди Вестон не было. Умышленно или по иной причине, но все открыто говорили о том, что король навсегда оставил свою жену, и девушка, сопровождающая сестру короля, Марию-Розу, утверждала, что все скоро закончится супружеским венцом.
А как все вокруг нее виляли хвостом: "Не хотите ли, миледи, этого?", "Не хотите ли, миледи, того?", "Не осчастливит ли миледи нас своим пением?" - и Фрэнсис старался больше других. Розе хотелось знать, как долго она сможет выдержать эту бесконечную трапезу, наблюдая, как ее муж не сводит глаз с миледи, и все это время ее терзала печаль. И как бы она ни крутилась в своем кресле, от этой боли невозможно было избавиться, и не было сил ее выносить. Но положение хозяйки дома, принимающей короля Англии, не позволяло ей ерзать на своем месте.
Наконец ужин кончился, и в зале появился шут. Испанец Пабло вышел на смену музыкантам, которые играли на балконе на протяжении всей трапезы. Вращая своими темными глазами, он подошел к леди, опустился перед ней на одно колено, и зазвучала чувственная песня, рожденная в его родных краях, песня, которая вызывала в воображении прекрасные картины: балконы, увитые диким виноградом, сады с фонтанами, где в лунные ночи встречаются влюбленные. Должно быть, именно из этих мест и прибыла принцесса Екатерина, чтобы выйти замуж за принца Англии Артура. Возможно, такая мысль мелькнула и у Его Светлости, потому что он слегка поморщился. Или ему, как и Розе, не понравилась развязность шута? Тем не менее, какова бы ни была причина, он захлопал в ладоши и крикнул:
- Эй, парень, давай что-нибудь повеселее. Этот вечер не для грусти.
Кланяясь, Пабло быстро переменил мелодию, и зазвучало одно из произведений Его Светлости. Проделка шута возымела успех, потому что король снова заулыбался и потянулся к руке леди Анны.
Роза, наблюдавшая все происходящее словно в тумане, запомнила самое последнее впечатление перед тем, как потерять сознание. Она видела удовлетворенную, едва заметную улыбку на губах сэра Ричарда и поняла, что он выбрал своего нового покровителя: она видела короля, черты которого становились расплывчатыми, и он из-за своей одержимости напоминал великовозрастного школьника, она видела Фрэнсиса с обожанием и поклонением не сводящего глаз с девушки, которой предстояло взять власть над всеми присутствующими.
Было даже к лучшему, когда она почувствовала, что не в состоянии говорить, и стала медленно сползать со стула, а то она могла бы выкрикнуть то, что чувствовала на самом деле: "Будь ты проклята, Анна Болейн!" Она словно провалилась в темноту. Падать в обморок - как это было не похоже на Розу! Она, которая всегда считала себя самой сильной, выросшая на природе, жизнерадостная и неунывающая. Но эта боль, становящаяся все сильней, переходящая в агонию, заставила ее осознать, что она теряет ребенка: плоду их любви с Фрэнсисом не суждено родиться.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Все на ней сияло, переливаясь, начиная с головы, сверкающей драгоценностями, до атласных туфелек на ногах. С первыми лучами солнца фрейлины Анны Болейн уже были на ногах и крутились в ее апартаментах в Виндзорском замке, помогая своей госпоже подготовиться к самому важному дню в ее жизни. И теперь она стояла перед ними в своем торжественном одеянии из темно-красного атласа с богатой меховой отделкой из горностая, ее кожа блестела от ароматических масел; в волосах сверкали узорные сплетения бриллиантов. Было 1 сентября 1532 года, она готовилась стать пэром; в Англии женщина была удостоена такой чести впервые.
Другая была уже средних лет, толста и с одутловатым лицом, к тому же немодно одета, начиная с обносившегося головного убора до заметно изношенных туфель. С раннего утра королева Екатерина находилась со своим маленьким трогательным "двором" в Море - бывшей резиденции покойного кардинала Уолси. Две из оставшихся у нее служанок - по приказу короля ее свита была сокращена до абсолютного минимума - поднялись вместе с ней. Они старались делать для королевы все возможное, но их ухищрения не могли скрыть заштопанный халат, морщинистое лицо, измученное безысходностью, седые, похожие на солому волосы под шляпкой. Это было 1 сентября 1532 года, и королева, дочь Кастилии, была лишена всех почестей, за исключением своего титула и добродетелей своего смиренного духа.
* * *
Розе, стоявшей несколько поодаль, но внимательно наблюдавшей за леди Анной, казалось, что еще никогда ни к кому она не испытывала такой неприязни, какую чувствовала в тот момент. Все в Анне было обманчиво и лживо: ее постоянное торжество, чрезмерное превознесение себя, преувеличенное ощущение победы. Роза боролась с желанием ударить это умное смуглое лицо и крикнуть: "Вот! Это за королеву Екатерину, это за моего мертвого ребенка, а это за моего мужа, который прожигает свою жизнь, очарованный тобой. А это - за то, что ты слишком самодовольна, и это в тебе не переменить".
Но такие мысли - а их стало слишком много после того, как у нее случился выкидыш - необходимо было гнать от себя. И если уже Фрэнсиса надо защищать - а Розе казалось, что с каждым днем он все больше погружается в лень и праздность, - она должна вести двойную игру. После потери младенца, примерно год тому назад, с разрешения доктора Бартона Роза вернулась в свиту Анны. Без всякой логики, сама понимая в глубине души, что это несправедливо, Роза обвиняла в том, что лишилась ребенка, свою госпожу. Доктор Бартон нахмурился и посмотрел на Розу, когда она стала странно настаивать на том, что это леди была причиной ее выкидыша.
- Кто может знать, госпожа Вестон, что в действительности стало причиной вашего несчастья? Езда верхом, потребовавшая большого напряжения, конечно, сказалась на вашем состоянии, но мы не можем все объяснить только этим. И почему вы не хотите оставить жизнь при дворе и поселиться в поместье Саттон? Скоро вы бы смогли снова зачать ребенка, я в этом убежден.
- Значит, все в порядке?
- Да, уверяю вас.
- И я могу быть вместе с Фрэнсисом при дворе?
- Да. Но зачем?
- Я нужна ему, - уклончиво ответила Роза. "Ему быстро надоест, если вы будете давить на него", - подумал доктор Бартон, отвернувшись и вытирая полотенцем руки. Но свои мысли он держал при себе. Эта молодая женщина полна решимости. Зачем напрасно тратить слова?
А Фрэнсис действительно сопротивлялся, ощущая упорство, с которым Роза затягивала на нем ярмо. Сама же Роза, понимая, что их отношения заметно охладели, не могла придумать ничего лучшего, как свалить всю вину на Анну Болейн - самую подходящую для этого фигуру. Но сейчас Роза вынуждена была улыбаться ей льстивой улыбкой и говорить вздорные комплименты вместе с другими фрейлинами.
Пока они рассматривали ее и восторгались, Анна мысленно возвращалась к августовскому вечеру, месяц тому назад, когда они вдвоем с королем прогуливались в парке дворца Гемптон.
- Так больше не может продолжаться, - внезапно сказал он, и в его голосе исчезла обычная нежность.
Она вернулась из мира грез, в котором ей снилось, что где-то черный дрозд напевает: "Гарри, Гарри" - и она снова гуляет со своим возлюбленным… О Боже, неужели это действительно было восемь лет назад?.. Под этими же самыми деревьями, среди такого же благоухания цветов.
- Генрих? - Она повернулась к нему и посмотрела в его глаза, искренне не понимая, что же он имеет в виду; но что-то в глубине этих холодных голубых глаз Тюдора пробудило в ней тревогу. Она, имеющая возможность делать с ним все… все… была в опасности.
- Не делай вид, что не понимаешь. - В его тоне звучала та же резкость. - Или ты забыла, что я не только твой король, но и мужчина?
Эти слова тоже пугали ее. "Твой король". До этого только однажды он разговаривал с ней подобным тоном: это было, когда она крикнула ему, что они никогда не поженятся и что она напрасно принесла в жертву свою молодость. Он неожиданно приказал ей тогда, чтобы она замолчала, а на следующий день к ней пришел дядя, Норфолк, для конфиденциального разговора и настоятельно советовал ей попридерживать свой язык, потому что Его Светлость выразил недовольство. Даже королева Екатерина никогда не разговаривала с ним так дерзко.
- Я предупреждаю тебя, племянница, - сказал Говард, - чтобы ты не очень-то витала в облаках.
И то, каким образом ей было сказано об этом, вселило в нее тревогу. Такое же чувство она переживала и сейчас.
Инстинктивно она сделала правильный жест. Она положила свою правую руку с длинными изящными пальцами на руку короля и сказала:
- Ваша Светлость, я чем-то огорчила вас? - Как всегда, он сдался.
- Нет, любимая, нет. Я понимаю, что ты - добродетельная женщина… хорошая женщина…
И он начал говорить, перескакивая с одного предмета на другой, о сексуальном расстройстве, о том, что страстное желание обладать ею стало для него пыткой. И что-то внутри нее подсказало ей, что это конец так тщательно сохраняемому ею целомудрию; что ее козырная карта, которую она рассчитывала разыгрывать еще очень долго и которая помогла ей добиться многих побед на пути к конечной цели - венчанию с королем, теперь могла сыграть с ней плохую штуку, если она не воспользуется ею в скором времени.
- Но, дорогой… - Она должна сделать одну последнюю попытку - если он лишит ее девственности, сокрушит ее хрупкое тело своей громадной фигурой, какая еще власть над ним тогда останется в ее руках? Заботливо взлелеянная таинственность исчезнет, она перестанет быть загадкой и превратится в обыкновенную женщину из плоти и крови.
Он повернулся и с такой страстью посмотрел на нее, что в подобной ситуации другая женщина с другим мужчиной нашла бы все это очень трогательным и доставляющим удовольствие, но в ней вызвало только раздражение, потому что в ее глазах он всегда был и всегда будет нежеланным.
- Дорогой, а если у меня будет ребенок? Давай посмотрим фактам в лицо. Наша женитьба не предвидится в скором будущем. Я не хочу стать еще одной Бесси Блаунт.
Он слегка поморщился. Бесси Блаунт. Постельное имя Элизабет Тейлбуа - матери его внебрачного ребенка, Генри Фитцроя, герцога Ричмондского.
- Об этом я уже подумал, - поспешно отозвался он. - Конечно, моя любимая, я в долгу перед тобой за твое терпение. Я хочу возвести тебя в достоинство пэра Англии, утверждая твои права. Тогда, если и будет ребенок…
Он не закончил предложение. В этом не было необходимости. Он говорил ей о том, что любой его отпрыск с рождения будет носить титул. Ее охватило отчаяние. У него не было никакого намерения жениться на ней. Он был утомлен этой затянувшейся историей. Он отделается от нее возведением в пэры.
Но потом в ней возобладал здравый смысл. Если все обстоит таким образом, тогда зачем ему избавляться от Екатерины? Почему он зашел так далеко, так много страдал, пытаясь получить развод? Анна Болейн взяла себя в руки. Она поняла, что их отношения с монархом были на перепутье. Она должна либо даровать ему его вымученную победу, либо потерять его навсегда, уступая, она может лишиться короны, до которой, казалось, можно было дотронуться рукой и которая была единственной вещью, ради чего стоило сражаться. Собрав все свое прежнее обаяние, она ухитрилась заразительно рассмеяться.
- Как изволите, мой повелитель, - сказала она. - Я поднимусь в вашу спальню только в тот вечер, когда меня произведут в пэры.
- А до тех пор я должен ждать? - с вымученной шутливостью и не без раздражения спросил он.
Она кокетливо взглянула на него.
- Разве не впервые Его Светлость будет у себя в постели принимать женщину в звании пэра королевства, не правда ли?
Ее взгляда было достаточно, чтобы взволновать его кровь. Он так сильно прижал ее к себе в безумном поцелуе, его руки жадно хватали ее груди, ее бедра.
Все еще смеясь, она отстранилась от него, и он, как и много раз прежде, вздохнув, согласился с этим. Ее отказ уже стал привычным для него.
- Срок - первое сентября! - заверил он. - Запомните это хорошенько, миледи Анна.
И вот этот день наступил. Она знала, что члены королевского двора уже собираются в приемной, чтобы стать свидетелями церемонии, и было слышно, как они гудели, переговариваясь между собой. Сломлено ли наконец превосходство леди? Приравнивалось ли возведение ее в пэры к пожизненному обеспечению? Или это было еще одним знаком безумного обожания королем леди Анны? А пока они, перешептываясь, ломали головы над этими вопросами, она стояла в своих покоях - невысокая смуглая женщина в ярко-красной одежде - и сама себе не могла ответить ни на один из них.
Роза Вестон, Маргарет Ли и Нэн Сэвиль присели перед ней в реверансе с выражением ожидания на лице.
- Да? - произнесла она рассеянно.