Может, Диана ожидала гостей? Странно, что она об этом не упомянула, если это так. Обычно она говорит нам, если кто-нибудь собирается прийти к чаю, предупреждая нас, давая нам возможность сбежать. Обычно Эндрю так и поступает, потому что ее гостями, в согласии с истинно английским ритуалом, были либо женщина, которая руководит церковным кружком, либо викарий и его жена, глава клуба садоводов или еще какой-нибудь местный деятель.
Машина поехала медленнее, а затем остановилась у подножия каменной лестницы. Я прошла через площадку наверх крыльца и стояла, выжидательно глядя вниз.
Наконец дверца "ягуара" открылась, и из машины вышла женщина.
Она была высокой и тонкой, с копной темных вьющихся волос, падающих по обе стороны узкого, но привлекательного лица. Ее глаза были темными, взгляд пристальным, а нежный рот выглядел как свежая рана из-за яркой помады.
На первый взгляд ее одежду можно было принять за цыганский наряд, но когда я скользнула глазами по стройной фигуре, то поняла, что в ее одежде есть какая-то закономерность. Хотя бы в том, что касается цветов. Она была одета в длинное, широкое шерстяное серое платье, сверху которого был короткий жакет, сшитый из красных, зеленых, лиловых и желтых кусочков. Разноцветная одежда Иосифа. Или так мне показалось. Длинные шарфы желтого, лилового и красного цветов были обмотаны вокруг ее шеи, и их концы развевались у нее за спиной. Сапоги были красные, а сумка желтой.
Мне не надо было представлять эту многоцветную женщину.
Я точно знала, кто это: Гвендолин Рисс-Джонс собственной персоной.
Любовница моего отца.
17
Мы пристально смотрели друг на друга. Какую-то долю секунды мы молчали.
По выражению ее глаз я понимала, что она знает, кто я, - догадалась, что я дочь Эдварда Джордана, - но я не думала, что она в этом признается. Не было никакого сомнения, что она не сообщит мне о своих отношениях с моим отцом и даже о том, что они были друзьями. Я поняла это интуитивно.
Она заговорила первой.
Подойдя ближе к подножию лестницы, она сказала:
- Я ищу миссис Кесуик. Это бесцеремонно - предварительно не позвонив, приехать. Пыталась, но ваш телефон был очень долго занят. Миссис Кесуик дома?
Я отрицательно помотала головой:
- Нет, к сожалению, она уехала за какими-то покупками, но должна вернуться с минуты на минуту. Не желаете ли зайти и подождать ее?
Гвенни закусила губу, и по ее узкому лицу промелькнуло тревожное выражение.
- Не хочу навязываться.
- Я уверена, что Диана скоро будет. Думаю, она будет очень расстроена, если вы ее не дождетесь.
- Очень мило. Да, хорошо, и, хм, спасибо. Может быть, я немного подожду.
Она начала подниматься по лестнице. Поравнявшись со мной, она протянула руку.
- Гвендолин Рисс-Джонс.
- Мэллори Кесуик, - ответила я, пожав руку.
В тот же момент я повернулась, шагнула вверх к парадной двери, открыла ее и пропустила гостью в маленькую прихожую.
- Можно взять ваш жакет? - вежливо спросила я.
- Только шарфы, спасибо, - ответила она, разматывая все три шарфа, обмотанные вокруг шеи.
Повесив их в гардероб, я провела ее в гостиную, находящуюся рядом со столовой. Это была маленькая удобная комната, очень уютная, проникнутая викторианской атмосферой, в некотором роде убежище. Этой гостиной мы пользовались постоянно: смотрели телевизор и обычно пили послеполуденный чай и аперитивы перед ужином.
Парки зажгла свет и развела огонь в камине. Дрова весело загорелись, и комната приняла приветливый вид.
- Пожалуйста, располагайтесь поудобнее, - сказала я. - Извините меня, я должна пойти снять сапоги и сказать Эндрю о вашем приезде. Он сейчас присоединится к нам, если кончил говорить по телефону.
- Никакой спешки. Занимайтесь вашими делами.
Она взяла свежий выпуск "Деревенской жизни", который лежал на простеганном пуфе, и уселась в кресло у огня.
Сняв с себя Дианин жакет и сапоги и надев туфли в прихожей, я отправилась искать мужа. Эндрю все еще говорил по телефону в кабинете Дианы, но на этот раз, когда я приоткрыла дверь, он увидел меня, улыбнулся и вопросительно приподнял брови.
- У нас гость, - сказала я, округляя глаза.
- Одну минуту, Джек, - пробормотал он в трубку и взглянул на меня, слегка нахмурившись.
- Кто это? - спросил он.
- Не догадаешься и за тысячу лет, поэтому я сама тебе скажу: Гвендолин Рисс-Джонс. Она приехала к твоей маме. Она сначала пыталась дозвониться, но не смогла прорваться, - засмеялась я. - По очевидным причинам.
- Гвенни! - воскликнул он. - Черт меня подери! Поскольку ма еще не вернулась, предложи ей чая, я буду через несколько минут. Я заканчиваю с Джеком.
Я кивнула:
- Передай ему привет.
- Передам.
Когда я уже уходила, услышала, как он сказал:
- Это была Мэл, она шлет тебе привет. Ну, как насчет того, о чем мы говорили, старик? Хочешь управлять всем этим?
Парки была в кухне и расставляла чашки и блюдца на огромном подносе; когда я прошла через кухню и остановилась у того стола, где она возилась, она подняла голову.
- Парки, - пробормотала я, - вам придется добавить еще одну чашку с блюдцем. Только что приехала подруга миссис Кесуик, мисс Гвендолин Рисс-Джонс. Уверена, что вы ее знаете. Во всяком случае, она будет пить чай вместе с нами.
- Ох! - Парки поджала губы. - Мы не ожидали мисс Рисс-Джонс, иначе миссис Кесуик должна была бы меня предупредить перед своим отъездом. Миссис Кесуик очень точна в подобных случаях.
- Мы ее не ожидали, Парки.
- По мне, это слегка бесцеремонно, - буркнула Парки, - обрушиться на голову вот так. - Она прошла в буфетную и вернулась с еще одной чашкой с блюдцем. - Большинство людей вначале звонят по телефону.
- Она пыталась дозвониться, - объяснила я, пряча улыбку; меня позабавило раздражение Парки. Но ведь она ярый сторонник хороших манер: я это хорошо знала. По непонятной мне причине, я чувствовала, что должна защищать Гвенни, поэтому я добавила: - Мистер Эндрю разговаривал по телефону с Нью-Йорком более часа, Парки, и поэтому мисс Рисс-Джонс не смогла дозвониться.
- М-м… - Все, что сказала Парки, продолжая возиться с заварным чайником и другими принадлежностями чаепития. Но через несколько секунд она одарила меня теплой улыбкой и, подойдя ближе, сказала:
Я приготовила пирог к чаю - любимый кекс мистера Эндрю. И маленькие бутербродики. Он обожал их, когда был маленьким. Четырех сортов: с помидорами, с огурцами, с кресс-салатом и яичным салатом. Домашние булочки с домашним клубничным джемом и корнуэльским кремом.
- Бог ты мой, мы не захотим обедать! - невольно воскликнула я и осеклась. - Так много еды, Парки.
- Но я так всегда подаю, миссис Эндрю, и я это делаю вот уже тридцать лет, - объявила она, отступая на шаг, при этом выглядела слегка обиженной.
Поняв, что невольно могла задеть ее, я быстро исправилась:
- Все, что будет к чаю, просто восхитительно. Я уверена, что мистеру Эндрю все понравится, и мне тоже. Господин, у меня уже слюнки потекли.
Смягчившись, она широко улыбнулась:
- Во всяком случае, обед сегодня очень простой, миссис Эндрю. Просто консервированные креветки, запеканка из мяса с картофелем и зеленый салат.
- И без десерта? - поддразнила я ее.
Приняв все всерьез, она воскликнула:
- Ну нет! Я всегда готовлю десерт для мистера Эндрю. Вы знаете, как он его любит. Но я еще окончательно не решила - английский бисквит или открытый пирог с заварным кремом.
- И то, и другое одинаково замечательно, - пробормотала я и поспешила к двери. - Пойду составлю компанию мисс Рисс-Джонс. Кстати, Парки, миссис Кесуик сказала, когда она вернется?
- Она никогда не приезжает позже четверти пятого, чтобы успеть к чаю. Никогда.
- Как только она приедет, вы, наверно, можете подавать, - предложила я.
- Хорошо. И я полагаю, что мистеру Эндрю потребуется к тому времени подкрепиться: он все время работал, бедняжка. И в субботу тоже.
- Да, - согласилась я и выскользнула из кухни.
Когда я вернулась к гостиную, Гвенни была погружена в чтение журнала.
- Эндрю присоединится к нам через минуту, - сказала я ей, закрывая за собой дверь. - А Диану ожидают с минуту на минуту; так что, я надеюсь, вы составите нам компанию за чаем, мисс Рисс-Джонс?
- Как любезно! Очень хотела бы.
- Хорошо.
Как будто полагая, что она должна объяснить свой неожиданный приезд, она откашлялась и сказала:
- Работаю в Лидсе. Делаю "Сон в летнюю ночь" в королевском театре - оформляю постановку.
- Диана сказала мне, что вы театральный художник.
Она опасливо взглянула на меня.
- Отправилась сегодня в Килбурн. Знаете это место?
- По-моему, да. Это не там, где огромных размеров лошадь высечена в склоне холма?
- Совершенно верно. Со стороны Роулстон-Скар. Хотела заказать обеденный стол в мастерской Роберта Темпсона. Великий йоркширский мебельщик и резчик по дереву, ныне покойный. Мастерской управляют его внуки - продолжают его дело. Думала, неплохая мысль заглянуть на обратном пути в Лидс, чтобы повидаться с Дианой.
- Я рада, что вы заехали. Кстати сказать, мне только вчера Диана говорила о вас.
- Говорила?
Я глубоко вздохнула и решилась:
- Она сказала мне, что вы знаете моего отца, Эдварда Джордана, что вы его друг, очень хороший друг.
Гвенни вздрогнула и посмотрела на меня. Ее лицо и даже шея залились ярким румянцем.
- Хороший друг, да, - согласилась она, быстро отвернувшись и уставившись на огонь.
У меня было ужасное чувство, что я ее смутила, - я вовсе не собиралась этого делать. Я просто хотела, чтобы все было в открытую. Я сказала поспешно:
- Рада, что вы с папой - друзья. Я беспокоюсь о нем, о том, что он одинок. Мне приятно будет знать, что здесь, в Лондоне, у него есть возможность дружеского общения, мисс Рисс-Джонс.
- Зовите меня Гвенни, - сказала она и одарила меня широкой улыбкой.
Мне показалось, на ее лице отразилось чувство облегчения, когда я улыбнулась ей в ответ.
В этот момент открылась дверь и вошел Эндрю.
- Здравствуйте, мисс Рисс-Джонс, вы меня помните? - сказал он, улыбаясь во весь рот. - Вам приходилось держать меня на коленях, когда я был маленьким мальчиком.
Он подошел к ней и пожал ей руку.
- Я вас и не забывала, - улыбнулась она, глядя на него с нежностью. - Озорник. - Она взглянула на меня: - Озорной мальчик.
Прежде чем я смогла что-либо на это ответить, дверь снова распахнулась, и вошла Диана, по всей видимости, вовсе не удивленная при виде Гвендолин Рисс-Джонс, сидящей в ее гостиной. Без сомнения, она заметила ее машину у входа.
- Привет, Гвенни, дорогая, - сказала Диана, подходя к камину.
Гвенни вскочила, чтобы обняться с Дианой.
- Очень бесцеремонно - свалиться на голову вот так. Хотела тебя повидать.
- Пожалуйста, не извиняйся, очень рада тебя видеть. - Голос Дианы звучал тепло. - Ты должна остаться на чай. Я только загляну в кухню и скажу Парки, чтобы она приносила чай. Извини, я на минуту.
- Я пойду с вами! - воскликнула я, направляясь к двери. - Помогу.
Диана с любопытством на меня посмотрела, но ничего не сказала, и мы вместе вышли из гостиной.
Разумеется, позже, вечером, после отъезда в Лидс Гвендолин Рисс-Джонс, мы произвели ее подробное обсуждение. Я полагаю, это было только естественно, учитывая обстоятельства.
- У нее такая странная манера говорить, - сказала я Диане, покачивая головой. - Что-то похожее на стаккато.
- Да, она говорит маленькими вспышками и предпочитает предложения из одного слова. Но она очень славная, ужасно добрая и тактичная, дурного слова ни о ком не скажет и совершенно незлопамятна, - ответила Диана.
- Она мне очень понравилась, - призналась я.
- А ты ей, - ответила Диана. - Кроме того, она почувствовала большое облегчение, что ты знаешь о ее отношениях с твоим отцом.
- Надеюсь, я ее не смутила, я просто хотела быть с ней откровенной, дать ей понять, что я знаю. - Я изучающе посмотрела на Диану. - Она что-нибудь вам сказала, когда вы провожали ее к машине?
- Только то, что ты ее удивила, когда упомянула об Эдварде, а еще о том, какая ты милая молодая женщина, такая хорошенькая. Она любовалась твоими красивыми рыжими волосами.
- Я считаю, что она тоже очень привлекательна, и я могу представить себе их вдвоем с папой. Я одобряю его вкус: она очень мила.
- Но и чертовски эксцентрична! - воскликнул Эндрю. - Настоящая оригиналка. И всегда, когда я слышу имя Гвендолин, я вспоминаю о шарфах. Она всегда носила массу шарфов, в любую погоду, и, насколько я припоминаю, они были из всех возможных видов ткани. Гвенни - это современная Айседора Дункан, так мне кажется. - Он засмеялся и встал. - Хочешь еще бокал вина, мама?
- Пока не надо, дорогой, - сказала Диана. - У меня еще половина осталась.
- А я хочу, - сказал он и подошел к столику в углу гостиной, куда Парки поставила поднос с бутылкой белого вина в ведерке со льдом и сифон с газировкой. - А ты, Мэл?
- Превосходно, Эндрю, и пока мы не пошли обедать, я хочу вам показать свои находки.
- Находки? Что ты имеешь в виду? - Эндрю повернулся и с любовью улыбнулся мне.
- Сегодня днем я рылась в библиотеке и нашла дневник жены вашего предка, Летиции Кесуик, который она вела в семнадцатом веке. На самом деле, то, что я нашла, была копия с оригинала, заполненная прекраснейшим каллиграфическим почерком. Это было сделано Клариссой Кесуик в 1893 году, чтобы сохранить его.
- Боже правый! Вот что, оказывается, ты делала все это время - копалась в этих допотопных старых книгах. Лучше уж ты, чем я, моя любовь. - Эндрю сжал мое плечо, нагнулся и поцеловал меня в макушку. - Уверен, что ты натолкнешься на что-нибудь необычное.
Вмешалась Диана.
- Но ты сказала "находки", Мэл, во множественном числе. Что еще ты там нарыла? - У нее было удивленное лицо, когда она посмотрела на меня из дальнего конца комнаты.
- В действительности, я нашла подлинный дневник и его копию, сделанную Клариссой, - сказала я и принялась рассказывать о своих занятиях перед обедом.
Затем, поднявшись и подойдя к двери, я закончила:
- Пойду и принесу их. Они в библиотеке. Когда вы увидите обе книги, вы поймете, о чем я толкую.
Отблески пламени плясали на стенах и потолке, наполняя нашу спальню розовым мерцанием. Больше не было никакого света, и я чувствовала себя расслабленной, сонной, заключенной в кокон тепла и любви в кольце рук Эндрю.
Еще раньше поднялся сильный ветер, и теперь я могла слышать, как он завывал над болотами. Издалека доносились раскаты грома, временами вспыхивали молнии, освещая спальню яркими белыми сполохами.
Я слегка дрожала, несмотря на тепло постели; я обвила рукой моего мужа и придвинулась к нему ближе.
- Я рада, что мы не снаружи. С тех пор, как мы поднялись наверх, разразилась настоящая буря.
Он усмехнулся:
- Да, в самом деле; к тому же мы находимся в самом лучшем месте, мы вдвоем, и нам очень уютно. Но знаешь, что я тебе скажу? Когда я был маленьким, я всегда хотел наружу, под дождь и град, на ветер, не спрашивай почему. Я любил бури. Может быть, внутренний драматизм такой ужасающей погоды задевал во мне какие-то струны. Однажды, когда мне было около семи, отец сказал мне, прислушиваясь к шуму бури, что это наши предки в доспехах, сражающиеся на небесах, что их призраки скачут на конях в погоне за своими врагами, как сотни лет тому назад. Я уверен, что это явилось толчком для моих фантазий, когда я был ребенком.
- И когда ты был маленьким, ты убегал на улицу в бурю?
- Иногда мне удавалось выскользнуть из дома, но если только мама не замечала. Она всегда излишне меня опекала.
- Все матери таковы. Во всяком случае, я ее не осуждаю; буря - это опасно. Иногда молния ударяет в людей…
- Меня ударило молнией, когда я встретил тебя! - перебил он, кладя свою руку на лоб и повернув мое лицо к себе. Он нежно, легко поцеловал меня в губы, затем оторвался от меня. - Французы называют "coup de foudre" любовь с первого взгляда. - Он щелкнул пальцами. - Другими словами: удар молнии.
Я улыбнулась и уткнулась ему в грудь.
- Я знаю, что это означает.
Мы немного помолчали. Нам нравилось так лежать вместе в полном согласии.
Потом я сказала:
- Это был такой замечательный уик-энд, Эндрю. Я довольна, что мы поехали в Йоркшир, а ты?
- Я тоже, во всяком случае, он еще не закончен. Еще воскресенье здесь проведем. Мы можем завтра утром поехать кататься верхом, если захочешь, можем галопом, как я тебе обещал. А потом, до конца дня, можем ничего не делать, просто отдыхать. У нас будет хороший воскресный ланч, почитаем газеты, посмотрим телевизор.
- Ты не собираешься завтра работать? - спросила я, и мой голос неожиданно для меня самой зазвучал громче.
- Конечно, нет. В конце концов, я сделал, сколько мог. Теперь мне надо дождаться Джека - он приедет из Нью-Йорка на следующей неделе.
- У меня такое чувство, что ты обнаружил что-то ужасное, касающееся Малколма Стенли.
Он молчал, и я продолжила:
- Что-нибудь… неприятное, гадкое, быть может?
Вместо ответа он издал глубокий долгий вздох.
- Что это такое? Что он наделал? - настаивала я, сгорая от любопытства. Я повернулась, чтобы в неверном свете камина разглядеть его лицо, но не могла ничего на нем прочесть.
- Я не хочу сейчас в это углубляться, дорогая, честно, не хочу. - Он снова вздохнул. - Но всегда помни: не доверяй типам, которые продают средство от всех болезней.
- Он мошенник, Эндрю? Ты это имеешь в виду?
Приподнявшись на локте, он наклонился надо мной, отвел мои волосы с лица и поцеловал в губы. Затем он посмотрел мне глубоко в глаза.
- Я не хочу это обсуждать. У меня в данный момент голова занята более важными вещами.
- Например, какими? - поддразнила я его.
- Ты знаешь, какими, миссис Кесуик, - пробормотал он с легкой улыбкой.
Я взглянула на его лицо, любимое лицо, такое дорогое для меня. На нем было напряженное выражение, а его необыкновенно голубые глаза казались темнее, почти синими, в свете камина; они излучали силу.
- Тобой, - наконец ответил он. - Я все время думаю о тебе. Я так тебя люблю, Мэл. В тебе весь смысл моего существования.
- Я тоже тебя люблю. - Я погладила его по лицу. - Давай будем любить друг друга.
Наклонившись надо мной, он поцеловал меня долгим поцелуем в губы; сначала его прикосновение было нежным, но затем желание овладело им, и его поцелуи становились страстными, даже дикими.
- Ох, Мэл! Ох, моя любимая! - говорил он между поцелуями. Затем, откинув одеяло прочь, он приспустил бретели моей ночной рубашки и освободил мою грудь, поглаживая ее. - О, посмотри на себя, любимая, ты так прекрасна, моя прекрасная жена! - Опустив ниже голову, он целовал мои соски, а его рука скользнула вниз вдоль моего бедра, по шелковой ткани ночной рубашки. Он поднял ее до уровня моей груди и начал целовать мой живот, затем внутреннюю часть бедер. И все это время его рука гладила мое тело, лаская его, а я трепетала под его прикосновениями.