Осторожно, чтобы не расплескать то, что еще оставалось в бокале, Уоллис перебирала брелоки прелестного браслета, словно золотое кружево свисавшего с запястья. Каждый брелок имел символический смысл, и, хотя ее ученый муж называл это суеверием, Уоллис всегда знала, что эти фигурки каким-то необъяснимым образом связывают ее с тем, что они символизируют.
Один из брелоков, который она как раз сейчас зажала в пальцах, представлял собой круг со стрелой, направленной вовне, и символизировал Марс, планету, в сферу которой входит знак Скорпиона. Это был талисман Джея. Уоллис купила эту подвеску в год его рождения. Сейчас, коснувшись заветной фигурки, она ощутила исходящее от нее тепло.
Уоллис знала, что Маффин тоже насмехалась над ней. Ее старшая невестка считала астрологию и тому подобные вещи утешением для слабых духом. Но никакие насмешки не могли обескуражить Уоллис - в этот вечер она испытывала невероятный подъем. Она была довольна, более чем довольна - она ликовала, предвидя-то, что предсказывали звезды и их посланцы. Джей вернулся, и теперь, когда на сцене появился еще один Бэбкок, все будет совсем по-другому. Семья вновь обретет подобающее ей положение в компании, и все станет на свои места. Колесо фортуны, в конце концов, повернулось так, как мечтала Уоллис.
Она опустила бокал на поднос, где уже стояло много других осушенных бокалов в ожидании, когда Милдред незаметно уберет их. В иной ситуации Уоллис выразила бы недовольство по поводу того, что на столе скопилось столько грязной посуды, но сегодня она не замечала ничего, кроме ослепительной красоты своего дома.
Освещенный мягким розовым светом, лившимся через высокие окна в классическом стиле, украшенный гигантскими букетами живых цветов, зал приемов выглядел великолепно. И гости сегодня нравились ей все без исключения, даже те, кого она втайне ненавидела. "Особенно эти, - с иронией подумала Уоллис, - учитывая повод, по которому они здесь собрались".
Надежда - вот чувство, которое определяло в этот день ее эмоциональное состояние. Будущее представлялось восхитительным, каким уже не казалось никогда с тех самых пор, как у мужа Уоллис обнаружили болезнь Альцгеймера и Колби поместил его в частную клинику. Тогда-то, насколько она помнила, и начались трагедии, хотя и не могла восстановить точную последовательность событий. От потрясения и горя, а равно и от лекарств, которые прописывал ей Клод Лоран, Уоллис жила словно в тумане. Но даже самые сильные препараты не могли подавить ужас, вызванный тем, что вся ее семья оказалась выкошенной. За несколько лет все мужчины рода Бэбкоков один за другим уходили из ее жизни, пока она не осталась совсем одна.
Сложив пальцы щепотью, Уоллис поднесла их к губам, а потом импульсивно поцеловала брелок-талисман. Теперь все позади, напомнила она себе, время ужаса миновало.
Ну, может быть, еще не совсем, одернула она себя в следующий миг, заметив одного из нежеланных гостей. Тучный и лысеющий сорокадвухлетний исполнительный директор компании Бэбкоков держал в одной руке огромный кусок белого хлеба, а другой - накладывал на тарелку гигантское количество горячего карри с крабами.
Уоллис подошла к нему поближе, так, чтобы он мог услышать ее, но при этом не желая привлекать внимания других гостей.
- Джерри, - окликнула она его, надеясь, что никто не заметил, каким поистине демоническим огнем сверкнули ее глаза. - Шампанского? - с нарочитым участием предложила она. - Выпьем за Джея. Я собираюсь произнести тост.
Поскольку рот у Джерри Уайта был набит крабами в остром соусе, он не сумел ответить - лишь покачал головой. Не слишком вежливо, отметила про себя Уоллис, но, перехватив взгляд Милдред, сделала ей знак все же наполнить его бокал. Пусть помучается догадками, решила она, стараясь не проявлять своего удовольствия. В сущности, ничто не могло доставить ей такой радости, как возможность заставить своего недруга потерять самообладание и публично выставить себя ослом.
Джерри был старшим партнером в фирме "Уайт, Векслер и Дрейфус" и одним из двух адвокатов, осуществлявших опеку над компанией Бэбкоков. Вместе со своим компаньоном Филом Векслером он в настоящее время по доверенности руководил компанией. Назначенные советом директоров возглавлять дело Бэбкоков, пока не разрешится спор относительно акций Колби и Ноя, они заняли жесткую позицию против вступления Уоллис в права наследия, ссылаясь на ее наркотическую зависимость и эмоциональную неустойчивость.
"Филистеры", - интонация, с которой произносила это Уоллис, была пропитана ядом.
Однажды она неожиданно появилась на заседании совета директоров, чтобы оспорить их главный план, предусматривавший практическое сведение на нет расходов на бэбкокские научные исследования, и с тех пор они постоянно поносили ее, Уоллис даже пришла к выводу, что Уайт страдает навязчивой идеей и, вероятно, даже эдиповым комплексом.
- Уоллис?
Ее имя было произнесено очень тихо, и она не сразу сообразила, что кто-то подошел сзади, а, обернувшись, увидела протянутый к ней бокал шампанского.
- Эл... - Ей стоило усилий не выдать своего волнения. Эллис Мартин улыбался с искренней теплотой. Эл председательствовал где-то на научной конференции, и Уоллис боялась, что он не успеет на торжество. Но верила: он сделает все возможное.
Эллис прекрасно понимал, как важно для нее его присутствие, а равно отдавал себе отчет в том, что играет решающую роль в нынешней ситуации. Доктор Эллис Мартин был выдающимся ученым, лауреатом Нобелевской премии в области нейробиологии, руководил знаменитыми научными проектами фирмы Бэбкок, именно ему принадлежала заслуга создания ординаби и клормакса - прославленных антиастматических и, противовоспалительных препаратов. Но что важнее всего - он активно поддерживал претензии Джея на руководство фирмой.
- Я не могу, Эл, - сказала Уоллис, отклоняя предложенный ей бокал. - Я уже и так почти пьяна.
- В этом твоя беда, радость моя. Никогда не останавливайся на полпути.
Он настойчиво протягивал ей бокал, пока она, рассмеявшись, не взяла его и отважно, глядя прямо в глаза Элу, не поднесла к губам. Шампанское вспенилось и перелилось через край, а подвески на браслете вздрогнули, звякнув о хрусталь, весело и беспокойно, как сердце самой Уоллис. Это доставило ей огромное удовольствие и в то же время напомнило о чувстве вины, которое она испытывала из-за того, что в последние два года они с Элом так тесно сблизились. Но если честно признаться, она не представляла, что бы делала без него.
Он был единственным утешением и поддержкой в ее утратах и страданиях. Их дружба длилась так давно, что она уже потеряла счет годам. Они познакомились еще в колледже - она, Ной, Эл и Дотти. Двумя парами ходили на свидания, стали неразлучны и непременно сыграли бы двойную свадьбу, если бы высокомерные Бэбкоки не возмутились тем, что они собираются "устроить цирк".
Теперь их осталось только двое - она и Эл. Ной жил в клинике, а когда два года назад умерла от рака Дотти, Эл стал для Уоллис опорой. Иногда Уоллис с теплотой вспоминала, как весело они все жили, но чаще ей казалось, что так, как сейчас, было всегда: она и Эл.
- Напоминает встречу влюбленных, - сказал он, поднимая бокал и так же неотрывно глядя на нее.
Уоллис зарделась, как девочка, и с ужасом подумала, что кто-нибудь может обратить на них внимание. В последнее время Эл настойчиво повторял, что их отношения напоминают любовную связь.
- Когда-нибудь я затащу тебя в постель, распутница, - сказал он ей как-то вечером, когда они ужинали на террасе. - Можешь не обманываться на этот счет.
Уоллис была не единственной, кого обескуражила его дерзость. Милдред, нечаянно услышавшая тогда их разговор, уронила чайник. Слава Богу, что больше никого дома не было.
"Неугомонный человек", - подумала Уоллис, внимая его словам.
- Не здесь, Эл. Кто-нибудь услышит.
- Не будь такой самонадеянной, - поддразнил он. - Я имел в виду Джея и Софи. - Он указал на молодых людей, казавшихся теперь еще более поглощенными друг другом, чем в первые минуты встречи.
- Ах ты, негодник, - воскликнула Уоллис, - я еще подумаю, стоит ли извинять тебя - и то только при условии, что ты произнесешь тост в честь возвращения Джея.
Выкручивать руки не пришлось. Пребывая в игривом настроении, Эл чувствовал себя бонвиваном и хозяином среди всех присутствующих мужчин. Когда он прошел в центр зала и поднял бокал, Уоллис невольно залюбовалась им.
Он был так не похож на ее скованного, официального Ноя, и она часто задавалась вопросом: что, кроме очевидного интереса к фармакологии, могло так быстро сдружить двух столь разных людей? Эл был высок и поджар, его торс представлял собой идеальный манекен для портного, в то время как на коренастом, тучном Ное любая одежда выглядела мятой и сморщенной. Эл был красив. И, как оказалось, романтичен. Но Ной всегда действовал более агрессивно, добивался того, чего хотел, в том числе и ее, с неистовым упорством, и ничто не могло его остановить. Ной был строителем империи, гигантом на фоне остальных мужчин.
И все же был. Был. Теперь она думала о Ное в прошедшем времени. Ах, если бы она могла похоронить прошлое, весь тот кошмар, который случился пять лет назад, похоронить так глубоко, чтобы этот ужас никогда больше не всплывал в памяти.
- Дорогие друзья, - громко произнес Эл, - прошу минуту внимания. Среди нас находится человек, который заслуживает того, чтобы мы приветствовали его с распростертыми объятиями.
Пока Милдред поспешно обходила гостей, наполняя их бокалы, Эл говорил о "Бэбкок фармацевтике" как лидере и новаторе в области научных изысканий и о Джее как идеальном продолжателе славной традиции. Распираемая гордостью,
Уоллис не смогла удержаться и бросила быстрый взгляд на Джерри Уайта. Адвокат, похоже, потерял аппетит. "Ну, наконец-то ему все-таки налили полный бокал шампанского", - подумала Уоллис.
Она ни на минуту не испытывала угрызений совести оттого, что собирается отобрать компанию у Джерри. Он не сделал ничего, чтобы заслужить чести ее возглавить, она досталась ему как подарок в результате безвременной кончины Колби. В силу особенностей своего характера ее старший сын считал себя неуязвимым, вот почему, когда он внезапно умер, оказалось, что завещание не было оформлено должным образом. Никто не оспаривал прав Маффин на ее часть денег и собственности, включавшей внушительный пакет привилегированных акций, который контролировал Колби и вокруг которого все теперь кружили, словно стервятники. Кроме своих собственных акций, Колби распоряжался акциями Ноя и был доверенным лицом отца, представлявшим его интересы в полном объеме.
Все это теперь контролировали Уайт и Векслер и делали все возможное, чтобы вытеснить клан Бэбкоков из дела, а если бы им это не удалось, они, скорее всего, поддержали бы Маффин, чей коммерческий подход к перспективам компании больше отвечал их собственным меркантильным интересам.
Но Уоллис оказалась той, "кто смеется последним", в буквальном смысле. Теперь, после возвращения Джея, все аргументы адвокатов становились спорными. Разумеется, они потребуют доказательств, вероятно, даже доказательств того, что он действительно Джей Бэбкок, что он умственно полноценен и эмоционально уравновешен, но Уоллис не предвидела здесь никаких сложностей.
В настоящее время в "Бэбкок фармацевтикс" проходил стадию клинических испытаний препарат, который обещал стать действенным средством от посттравматических расстройств. Джей настоял, чтобы препарат испытали и на нем, и таким образом намеревался доказать свою веру в компанию и рассеять все сомнения по поводу своего здоровья - умственного и физического. А поскольку за ходом лечения Джея наблюдал лично Эл, Уоллис до некоторой степени была уверена в благополучном исходе.
- За Джея! За Джея! - хором подхватили гости, когда Эл закончил свой тост, и, подняв бокалы, окружили Джея, выражая ему добрые пожелания. Зазвучали новые тосты, а Эл незаметно возвратился к Уоллис.
- Ты уверена? - шепотом спросил он, когда Джей, оказавшись в кругу гостей, начал произносить свой собственный тост. - Ты уверена насчет всего этого? Насчет Джея?
- О да! - кивнула Уоллис, не задумываясь ни на миг. - Абсолютно уверена.
Все произошло на редкость своевременно для всех, в том числе и для Софи. Она убереглась от ужасного замужества, вновь обрела настоящего мужа, а Уоллис - сына, о возвращении которого не переставала мечтать. Если Уоллис о чем-то и сожалела в тот момент, так только о своей рабской приверженности правилам приличий. Будь она немного более похожа на Маффин, обожавшую находиться в центре событий, устроила бы пресс-конференцию и объявила на весь мир: Джей Бэбкок вернулся! Мой сын вернулся! А вместе с ним и я сама.
Маффин же в этот момент как раз была вполне довольна тем, что не находится в центре событий. У наблюдателя есть преимущество перед участником, а у нее на глазах сейчас разыгрывалась небольшая драма. Маффин желала наблюдать за ней из первого ряда на тот случай, если кто-нибудь решится бросить вызов столь долго отсутствовавшему Джею Бэбкоку и его притязаниям на королевство.
Удивительно, что никто этого не сделал. Пока.
Удивительно также, что каких-нибудь пять минут назад Софи, любящая жена, глазела на него так, словно видела впервые в жизни, и напоминала испуганное животное, на которое вот-вот накинут сеть. "Да и кто бы не испугался на ее месте, черт возьми, - честно призналась себе Маффин, - высокий, черный, наводящий ужас и самодовольный, а эта повязка на глазу вообще кого хочешь до обморока доведет". У нее у самой все внутри перевернулось, когда она его увидела, хотя и стояла в другом конце комнаты.
Когда он направился к Софи, Маффин, как и все присутствовавшие, застыла в благоговейном ужасе. Их взгляды излучали энергию, которой было бы достаточно, чтобы вывести на орбиту космический корабль. Она волнами исходила от них, особенно от него. И при этом Софи все же действительно напоминала маленькую, беспомощную зверюшку, загипнотизированную большим злым волком, и Маффин ожидала, что она вот-вот сорвется и убежит, стоит ему раскрыть пасть.
Но это было бы опасной ошибкой, решила Маффин, потому что Джей - или кто там он был, - похоже, воспринял бы это как личное оскорбление. Да уж, он бы бросился за ней и преследовал ее, пока она не упадет.
Маффин не могла отвести от них взгляда, как ни старалась, хотя ей было при этом очень не по себе. Она бы предпочла оказаться в спальне и снимать их медовый месяц на видео, чем наблюдать за этой сценой. По крайней мере, можно было бы отвлечься на созерцание обнаженных частей тела.
Ее плечи покрылись гусиной кожей, и стало трудно дышать. Она даже почувствовала слабость в ногах, что уж совсем было на нее не похоже: Маффин Бэбкок - женщина не робкого десятка.
Маффин напомнила себе: она здесь вовсе не для того, чтобы приветствовать возвращение наследника. Она хотела выяснить, что за противник ей предстоит и является ли он угрозой для ее планов на будущее. А еще ее интересовала реакция Софи на воскресшего мужа. В первый момент Софи показалась ошеломленной, как если бы он оказался для нее совершенно незнакомым человеком. А уж если Софи Бэбкок не узнала собственного мужа... Что ж, это может быть очень интересным,
Маффин привычным жестом поднесла запястье внутренней стороной к носу и вдохнула терпкий аромат духов. "Танжерская ветреница" - один из ароматов, входивших в коллекцию духов, изготовленных на основе натуральных растительных масел, которую разрабатывала сейчас ее новая партнерша, Делайла, владелица косметического салона, обслуживавшего многих звезд - она была известна всем просто под именем, без фамилии, - смешала апельсиновое масло с вытяжкой экзотических трав, аромат которых подавляет аппетит, и Маффин решила испытать сегодня эти духи, чтобы убедиться, что экстравагантный продукт Делайлы действует именно так, как об этом вещает реклама.
К тому же, прикрывшись рукой, Маффин могла незаметно понаблюдать за свекровью, выглядевшей весьма оживленно, и попытаться понять, не употребляет ли она снова наркотики. "Жаль, что не это оказалось причиной веселого хихиканья старой пьянчужки", - злобно подумала Маффин. При виде душещипательной сцены воссоединения матери с сыном ей захотелось сжевать все цветы.
От расстройства Маффин почувствовала голод, а ведь предполагалось, что он ей не грозит, для того она и надушилась этими духами. Аромат был довольно сильным, но считалось, что именно благодаря своей насыщенности он притупляет чувствительность органов обоняния и "отбивает" аппетит. Маффин так надеялась, что он убережет ее от соблазна приблизиться к блюду лиможского фарфора и набить желудок разложенными на нем креветками.
Что ж, придется огорчить Делайлу.
Уоллис взглянула в ту сторону, где стояла Маффин, и улыбнулась, явно довольная тем, что заметила, как та исподтишка за ней наблюдает. Маффин не улыбнулась ей в ответ. "Эгоистичная старая склочница достаточно богата, чтобы удалиться навсегда куда-нибудь в Палм-Бич со всеми своими погаными наследниками. Она вообще могла бы жить припеваючи где только пожелает. Так нет же! Покой не для этой неугомонной матриархини рода Бэбкоков из Ньюпорт-Бич. Теперь она, совершенно очевидно, попытается вернуть контроль над компанией, воспользовавшись возвращением младшего сына".
- Шампанского? - Милдред снова обходила гостей с подносом.
"У меня прямо метаболизм начинается, как у лабораторной крысы, от зависти к ее худобе, - подумала Маффин, - даже при том, что худоба эта не так уж и эстетична". Эстетика мало тревожила Маффин после той отчаянной борьбы, которую пришлось вести с самой собой, чтобы в соответствии с модой сильно похудеть. Приходилось следить за каждой калорией, каждым граммом жира, в то время как нервозная маленькая Милли оставалась тощей, как зубочистка, без всяких усилий и вечно носилась как угорелая.
- Нет, спасибо, Милдред, - подчеркнуто отказалась было она, но тут же передумала и схватила бокал с подноса, когда домоправительница уже отвернулась, извинившись. У Маффин не было повода что-либо праздновать, и калории ей были ни к чему, но лучше уж бокал шампанского, чем полное блюдо креветок.
Шампанское было сухим, почти острым на вкус. Маффин предпочитала более сладкие дешевые сорта, хотя не призналась бы в этом ни одной живой душе, тем более никому из близкого круга своих респектабельных друзей. Никто, кроме Бэбкоков, не знал, что происхождение Маффин отнюдь не столь высоко, как она это представляла, но они никогда не выдадут ее тайны. Уоллис скорее спрыгнула бы с моста в реку, чем позволила, чтобы кто-то узнал, что Колби встретил свою теперь уже вдову в пресловутой задней комнате массажного кабинета. Быть может, именно поэтому Маффин относилась с некоторой подозрительностью к высокородным гостям, присутствовавшим на вечеринке. Только самозванец может распознать самозванца. А Маффин была среди них асом.