* * *
У Форда впереди предстояла ночь за покерным столом, и это было отличным прикрытием для моей первой вылазки. Каждую среду его коллеги по работе собирались у него для игры. Даже теперь, когда я попривыкла к этому, вид восьми припаркованных у дома полицейских машин вызывал у меня мгновенное головокружение, а несколько месяцев назад я чуть не въехала в пожарный гидрант, когда передо мной предстало это зрелище. Первой мыслью было, что полиция внезапно обнаружила мою историю поиска в интернете, или кто-то написал донос, возможно из-за одного из тех случаев нескромных прикосновений в школьном коридоре, которые я пыталась выдать за неуклюжесть. На минуту у меня даже проскочило невероятное предположение, что полиция как-то прослушала мои мысли.
Сигаретного дыма было достаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя не в своей тарелке. Через раздвижную дверь он казался вторым слоем сетки. Форд любил пошутить, что это облако заставляет комаров держаться подальше. Я находила этот запах вульгарным и отвратительным. Это занятие делало Форда еще более древним в моих глазах, как будто он курил прах самого себя, кремированного в будущем. Насколько же противоположен ему запах на губах мальчиков: сладчайшая смесь плохого и хорошего: жевательная резинка, леденцы "Red Hots", сироп "Кола", запрелый сон, резинки для брекетов, иногда сигареты, которые оставляют запах скорее мха, чем табака.
Я проскользнула на задний двор через приоткрытую дверь, театрально, разодетая в свое самое лучшее. Я открыла для себя, что чем больше приятного я делаю для Форда публично, тем меньше мне приходится делать для него лично. "Привет, ребята", - окликнула я компанию. Они все расплылись в слишком широких улыбках, чему причиной был алкоголь, делающий их лицевые мышцы чересчур подвижными. - "Я собираюсь залететь в спортзал на чуточку, Фордси".
"Возьми и мою жену с собой, а?" - отозвался Билл, напарник Форда. В прошлом году на мероприятии по сбору средств для полиции города он, нажравшись в стельку, положил мне руку на зад, незадолго до того, как его вырвало прямо за пультом диджея. - "Ее единственное упражнение - вставлять в пульт батарейки". Мужчины усмехнулись в свои кружки, оружие позвякивало вокруг талий и грудей, сверкая в свете заходящего солнца. "Направила бы ты ее усилия на тренажер, что ли", - продолжил он. Я закрыла дверь и помахала на прощание Форду, который сделал вид, что разглядывает вслед мою задницу. По этой самой причине он и женился на мне, и именно поэтому я могла чувствовать себя лучшей женой для него, чем любая другая женщина, которая могла бы его действительно полюбить; любовь заставляет людей думать, что они живут в согласии, и поэтому они начинают расслабляться и нарушать правила, как жена Билла. Для меня очертания нашего брачного контракта были куда более ясными, чем для большинства других женщин: Форду хотелось, чтобы я была в форме, хорошо выглядела перед его друзьями, что в свою очередь позволяло хорошо выглядеть ему.
На улице я встретила мистера Джеффриса, нашего соседа. Он поливал растения, держа шланг на уровне паха, словно это была глупая шутка. Я помахала ему, и он проводил меня долгим взглядом, из-за чего шланг опустился и обильно окатил его штаны водой. Он попытался сделать вид, что не заметил этого. "Если вам нужно, то я купил тонну яда от красных муравьев, хватит чтобы отправить кусачих тварей в ад, всех до единого", - предложил он.
"В вопросах к экзаменам по естествознанию для восьмого класса есть, по меньшей мере, восемь упоминаний о красных муравьях", - ответила я. Мистер Джеффрис прищурился, словно силился что-то прочитать во мне. - "Их королева живет шесть-семь лет, а самцы - лишь четыре или пять дней", - продолжала я. - "Единственная цель их жизни - спаривание с королевой, после чего они умирают". Произнося это, я не смогла не представить соответствующие варианты, в которых кроме меня фигурировали сразу несколько четырнадцатилетних мальчиков. Я начала гадать, какой процент учеников средней школы Джефферсона согласились бы заняться со мной сексом, даже перед лицом неизбежной смерти через 48 часов, если бы я явилась к ним в комнату посреди ночи, голая. Я сделала заключение, что хоть несколько согласились бы.
Мистер Джеффрис убавил напор воды до слабой, бессильной струйки. Несмотря на то, что он поливал свои грядки теплой водой, три установленных в их середине гнома так и остались стоять заляпанными птичьим пометом. "Какое несправедливое устройство", - заметил он.
Я помнила местонахождение дома Джека; онлайн-справочник показал, что это одноэтажный пятиспальный дом со сводчатыми потолками. Жилье выше среднего класса обнадеживало меня - я надеялась, что у него будет пара занятых работой родителей, у которых нет времени разбираться во лжи или устраивать для сына гиперопеку. Онлайн-карта выдала, что мне предстоит проехать 5,3 мили. Перед тем как завести машину я еще раз проверила показание счетчика, чтобы увериться в точном расстоянии. Любой новый факт, относящийся к Джеку, был для меня как этап прогресса.
Из-за серии красных сигналов светофоров и быстрого роста пригородных районов короткая поездка отняла все четверть часа, которые тянулись одновременно и с пользой, и слишком мучительно долго. Припарковаться я смогла только на противоположной стороне от дома Джека, и под углом, так что мне был виден кусочек их двора через щелку между его домом и домом единственных соседей. Стоило мне заглушить мотор и отключить кондиционер, как моя кожа стала покрываться влагой. Но каждая капля пота, образующаяся на моих губах была приятным чувственным опытом. В старших классах, где мне приходилось встречаться с ужасными парнями (по социальным причинам), я часто предпочитала секс в душной машине из-за того, что сдавленный воздух делал меня легкомысленной и добавлял приятный оттенок эротической асфиксии в целом непримечательную для обычной ситуации встречу. Сегодня я хотела подъехать к его дому с наступлением темноты, когда жара не будет столь мучительной, но у меня не хватило терпения ждать. Я решила, что приблизилась достаточно. Солнце проваливалось за горизонт, через тонированное стекло казалось, что оно медное. Я представила, что огромная фигура Джека стоит надо мной, а солнце - раскаленная металлическая пуговица на его джинсах. Огромные пальцы спускаются из облаков и расстегивают ее, и джинсы цвета горизонта начинают складываться в складки и спадают вниз, освобождая его подростковое достоинство размером с небоскреб. Я начинаю движение вперед, к пальцам его ноги, так, чтобы он мог наклониться рассмотреть меня, и нечаянно убить, когда головка его члена размером с секвойю пробьет лобовое стекло машины. Вся моя надежда - на то, что это станет последним увиденным перед смертью, фоном для нашей вечности.
Пот вскоре начал каплями стекать по моему телу, и у меня возникло неприятное ощущение, будто по мне ползают муравьи. Я здесь, Джек, сижу в этой преисподней, ради тебя. Я с тоской посмотрела на защищающий задний двор забор и на крытый бассейн. У меня привычно защемило в желудке, - как несправедлива жизнь. Нельзя было просто дождаться ночи, проскользнуть во двор, поплавать в бассейне в белом лифчике и трусиках, а затем появиться в его окне, тихонько постучать, пока он не очнется от эротического сна. Отодвинув жалюзи, он увидит меня, со стекающими по телу каплями воды, и впустит меня. Это ли не то, о чем мечтает любой гетеросексуальный подросток? Меня поразила неожиданная мысль о том, как несправедлив мир, игнорирующий потребность Джека в женщине в трусиках, стучащейся к нему в окно посреди ночи. В беспокойстве, я потянулась за спортивной сумкой, в которой были спрятаны мои шпионские принадлежности - бинокль, вибратор, Полароид, полотенце и бутыль с водой.
Я сфокусировала бинокль на окна, насколько это было возможно. Большинство жалюзи было опущено, но квадрат матового стекла в левой стороне дома навел меня на мысль о расположенной за ним ванной. В гостиной горел свет, хотя диван был пуст - может быть, Джек дома один? Я недостаточно хорошо знаю его, чтобы рискнуть постучаться и сказать "привет". Если он отреагирует плохо, или возникнут неправильные вопросы, то это может разрушить все. Хотя он и выделяется среди своих одноклассников, я напоминала себе, что он все равно еще может оказаться в тупике. Не стоит рисковать так опрометчиво. В одном из окон на задней стороне дома мигнула яркая вспышка; я направила бинокль туда и испустила протяжный благодарный выдох: там сидел он, перед телевизором, в низком кресле-подушке; еще одна яркая вспышка подтвердила, что это был он. Его напряженная поза подсказывала, что он играет в видеоигру, а не смотрит телепередачу. Я попыталась приблизить, но линзы уже были на максимуме.
Хотя прохожие вряд ли могли увидеть что-то, даже прижавшись носом к окну машины, мастурбировать на открытом пространстве казалось мне безвкусным. Я развернула полотенце и положила его на колени, словно собираясь съесть ланч, а сама скользнула пальцами в шорты. Отлепив ноги от сиденья, я мастерски расположила их в позу - иначе бы они сразу слиплись с горячей кожей сиденья, а мне было важно, чтобы оргазм не потребовал дополнительных телодвижений. Мне понадобилось лишь мгновение, чтобы идеально расположить бинокль в левой руке, а вибратор - в правой. Но едва приступив, я услышала голоса. Оторвавшись от бинокля, я увидела двух женщин, занимающихся спортивной ходьбой, поворачивающих из-за угла.
Я вернулась к биноклю, ожидая что они минуют дом Джека. На миг размытые очертания их увеличенной одежды внезапно заполнили оба окуляра. Когда их шаги затихли, я включила вибратор и приступила.
Время от времени Джек на пару секунд поднимал игровой контроллер над коленями и я могла видеть его сжатые руки. Он был одет в майку, но что было внизу я разобрать не могла. Может быть, когда-нибудь я смогу доставить ему удовольствие, когда он будет играть, полулежа в этом кресле-подушке, пока я спущу его штаны, лягу перед ним на ковер и стану удовлетворять его.
Хотя я все еще слышала голоса женщин, огибающих тупик и приближающихся к машине с противоположной стороны, мысль о налитом кровью члене Джека в моем рту заставила меня быстрее облизывать губы. Даже в духоте моего закрытого кабриолета мысли о его половом органе накаляли атмосферу. Не сомневаюсь, что некоторая часть мистических вымыслов с моей стороны может стать правдой, когда тому придет время. Плоть между его ног, вероятно, будет самым горячим что прежде бывало в моих устах.
Я все еще помню те приятные чувственные моменты моих первых подростковых минетов, до того как это стало вынужденной рутиной. Гладкость тел заставляла чувствовать себя невесомой, будто мой рот производил особую слюну, устраняющую плотность, делающую мои кости полыми и невесомыми, как у птиц. Когда я представила горьковатый вкус - безошибочный, как воздух перед грозой, признак того, что Джек близок к кульминации, мои ноги конвульсивно дернулись, точно проверяя рефлексы.
"Слово тебе даю", - раздался возражающий женский голос, - "Все приготовила в долговарке!" Я выключила вибратор, так как голоса сзади приближались к машине. Я отметила про себя широту их бедер, растягивающих спортивные логотипы на их тренировочных шортах, как будто они отражались в кривом зеркале. Их фигуры закрыли мне обзор и я оторвалась от бинокля, чтобы рассмотреть получше, как они прохаживаются, оттопырив локти и загребая ими, как бессильными крыльями. Оставалась ли в этих женщинах хоть часть от их души? Сомнительно. Душа всегда казалась мне чем-то слишком неустойчивым для того чтобы держаться в теле: аристократка, которая в любо момент сбегает от скучной компании. Какие соблазны и какие перспективы у нее с этими людьми? Складывание в стопку носков и поиск очередных диет на интернет-форумах? Их гусиные конечности не попадали в ритм. Для одержимой души тела этих женщин были бы клеткой из плоти.
Я закончила осматривать их. Джек проходил сложную часть: брови сосредоточенно сдвинуты, два крепких белых зуба закусили нижнюю губу. Этот момент самодоминирования заставил меня кончить легко - куда быстрее, чем мне хотелось. Пытаясь вернуть ощущения, я несколько раз ударилась головой о руль, и начала вяло мастурбировать снова, но вскоре пот с окуляров бинокля начал разъедать мне глаза. Отпустив вибратор и позволив ему гудеть внутри, я вытерла лицо полотенцем, лежащим на коленях. Духота в машине вдруг показалась мне угрожающе сильной. Я завела машину, чтобы кондиционер мог поработать пару минут. По-настоящему прохладно не станет, но мне не нравится, когда машина работает, если я не еду. Я слышала, возможно, городские легенды, но все-таки пугающие меня, о людях, задохнувшихся угарным газом в машине даже на открытом воздухе. Скорее всего, то были несчастные случаи, а несведущие обыватели поспешили обвинить во всем неисправную технику. Я подумала, что умереть молодой и красивой, в корвете, даже если он припаркован на обочине, со спущенными штанами и секс-игрушкой - не самый худший жизненный финал. Но все же, лучше избегать этого, если есть возможность.
Переваливающаяся, как бассет-хаунд, пара завернула с дороги за угол, чтобы, сделав круг, снова вернуться. Они двигались в темпе, который сложно было отличить от обычного шага. Я испытала чувства, испытываемые ребенком, обнаружившим, что и его родители тоже занимаются сексом - во мне снова поднялись страх и отрицание. Какую часть их тел было бы приятно трогать или хотя бы видеть, даже в темной комнате? Секс представился мне морепродуктом с самым коротким возможным сроком хранения; ему подобает быть очищенным и съеденным незамедлительно после созревания. Мне кажется, что к семнадцати, даже шестнадцати годам люди слишком свыкаются со своими потребностями, чтобы объективно оценивать свою вульгарность. Они закрывают глаза, чтобы спрятать выражение лица при оргазме, надевают на свои несовершенные тела модельное белье, сделанное для манекенов. Как же звали ту королеву, которая купалась в крови девственниц, в надежде вернуть ускользающую молодость? Ей следовало вместо этого заняться с ними сексом; ну или по крайней мере, до того, как убивать их. Многие могут усмотреть в этом противоречие, но я вижу здесь простую иронию: с моей точки зрения, секс с подростком - единственно возможный способ получить полную гамму впечатлений от секса. Они наблюдательны, они отмечают каждую деталь, на которой зацикливаются. Они одержимы от природы. Разве нужно что-то еще кроме такого секса? Я вспомнила, как однажды сняла футболку перед младшим братом моей подруги по колледжу. Его глаза загорелись, точно он увидел снег впервые в жизни.
Неожиданно на дорожку к дому Джека заехал серый "Бьюик", дверь гаража открылась, показывая внутреннее убранство из мешанины домашних инструментов и спортивного инвентаря. Из тени гаража показался невзрачный мужчина среднего роста, в брюках, подпоясанных ремнем и сидящих немного высоковато на его талии. На нем была клетчатая рубашка, не поддающаяся временной оценке, - она могла быть родом из любого года последних трех десятилетий. У него определенно было десять рук. В одной он держал мобильный телефон, поднеся его к уху, другой тащил за собой большой зеленый мусорный бак, - так легко, будто вез багаж к терминалу аэропорта. Было что-то показательно отталкивающее в этом разговоре по телефону во время выноса мусора. Почему все притворяются, что человеческие взаимоотношения имеют ценность?
Через секунду после того как он выставил мусор к обочине, я отвела взгляд и увидела двух бегущих людей, двигающихся по улице навстречу друг другу. Их движение казалось синхронизированным, когда они огибали угол чтобы продолжить путь вниз по улице. Мгновение спустя появился третий. Они бежали по направлению к выставленному баку, и мне пришло на ум, что они похожи на енотов, весь день дожидавшихся именно этого момента выноса мусора. На минуту я представила, что этот бак заполнен одними только невесомыми ватными комками "Клинекс", - свидетельствами лихорадочной мастурбации Джека на этой неделе. Там может быть, рассудила я, настоящее сокровище среди груды мусора - один завязанный пакет из переработанного пластика, мусор из комнаты Джека. Внутри - конфетные фантики, стружка от карандашей, неуклюжие начинания домашних заданий, скомканные в отчаянии, и еще, быть может, прекрасный комочек из тканевой или бумажной салфетки, затвердевший посредине, пахнущий металлической соленостью. Будь сейчас час позднее и улица безлюднее, я бы с радостью рылась в сгустках прогоркшего кофе и клочках оставшихся на расческе средневозрастных волос, ради того, чтобы найти этот комок.
Отец Джека возвратился в гараж, оставляя за собой хвост громкого хохота, который, казалось, активировал разбрызгиватели на лужайке, в то время как автоматическая дверь гаража заботливо опустилась. Один из бегунов, женщина лет тридцати с лишним, тяжело дыша, протопала мимо. У нее был затравленный вид человека, пришедшего с плохими новостями, и попавшего в еще более худшее место. Это выражение сильно контрастировало с ее кофейного цвета хвостиком, восседавшим на верхушке черепа, как перо на шляпе пехотинца армии Наполеона. Нет никакой возможности, ни для женщин, ни для кого, стареть изящно. После определенного момента любая деталь, как эта молодежная прическа черлидерши, выглядит смехотворно. Несмотря на ее спортивную самоотверженность, целлюлитные бедра намекали на скорейшую смерть, чем на выживание. Не знаю, сколько еще осталось до того, как это окно настойчиво прищемит и мне пальцы, - возможно, лет десять. Чем старше я становлюсь, тем сложнее мне будет получать то, чего я хочу. Впрочем, это относится ко всем и каждому.
Еще один бегун обогнул мою машину, его мясного цвета лицо сильно загорело. Грудь была обильно покрыта потом, как может быть покрыта кровью кровоточащая рана. Волна отчаяния охватила меня, чуть не заставив выскочить из машины и побежать, как есть, со спущенными на лодыжки шортами, теряя по пути выпадающий вибратор, - к окну Джека, и стучать кулаком в его окно; потом прижаться задом к стеклу, повернуться лицом и отчаянными глазами молить, без лишних слов и объяснений: "Возьми меня, прямо сейчас, через окно! Ты слишком молод, чтобы понимать, что у нас нет времени ждать".