- Потому, что ты уже бросил меня. Я чувствую это. Не знаю, почему ты не уходишь, Гарри. И знаешь, что самое печальное? Ты сам не можешь этого понять. Ты не способен разобраться в том, что тебе со мной делать. Ты обо мне забыл.
Я отрицательно покачал головой, хотя понимал, что все это правда.
В какой-то момент я совсем забыл, почему мы вместе. И поэтому так легко увлекся другой.
- Я не могу больше вариться во всем этом, Гарри. Я тебя с самого начала предупреждала. Это не для меня. У меня есть дочь, и мне нужно думать о ней. А в том состоянии, в котором наши отношения находятся сейчас, ты рано или поздно встретишь какую-нибудь подружку-шлюшку.
- Подружку-потаскушку?
- Шлюшку. Кого-нибудь, с кем ты сможешь заниматься необременительным сексом. Это когда-нибудь произойдет. А может быть, ты уже ее встретил. Я не знаю и не хочу знать. Гарри, мы ведь даже больше не спим вместе. Так что где-то там есть шлюшка, которая тебе принадлежит.
Смешанные семьи и подружки-шлюшки. Это был целый новый мир. Моему отцу он показался бы незнакомым. Я и сам его не узнавал.
- Сид, меньше всего мне нужна подружка-шлюшка.
Она изучающе посмотрела на меня. Наверное, она поняла, что это правда, потому что сказала:
- Тогда ты найдешь себе кого-нибудь, кого ты полюбишь, и тогда все станет еше более запутано. Не для тебя, конечно, а для меня и моей дочери. Помнишь ее? О ней-то я и беспокоюсь в данный момент. Ты встретишь какую-нибудь молодую женщину и будешь делать то, что всегда делал, - говорить ей, что она самая замечательная девушка на свете.
- Я так делаю?
Моя жена утвердительно кивнула:
- И ты сам будешь верить тому, что говоришь, Гарри. И она тоже будет тебе верить. А может, это уже произошло. Так ведь, Гарри? Ты уже встретил самую замечательную девушку за всю мировую историю? Или она просто последняя в длинном перечне?
Я посмотрел на Сид, перевел взгляд на разложенные повсюду чемоданы, потом опять взглянул на нее. Она уже упаковала альбомы с фотографиями Пегги, на которых заметно, как она росла, наши свадебные фотографии, снимки, которые мы делали во время отпуска в разные годы. Она все это упаковала.
- Не уезжай, пожалуйста! - Мнение хотелось, чтобы вес закончилось таким образом. Вообще ничего не должно было заканчиваться. Что-то внутри меня сжалось и не позволяло окончательно все оборвать.
- Почему нет? У нас ничего не получается, Гарри. Ни у тебя, ни у меня.
- Пожалуйста…
Я сделал движение по направлению к ней, но она вытянула перед собой руку:
- Ты неплохой парень, Гарри. У тебя доброе сердце. Я искренне в это верю. Но мы оба можем испортить себе жизнь, стараясь быть хорошими по отношению друг к другу. Можем прожить вместе двадцать лет, так и не узнав, зачем мы вместе. Знаю, что тебе хочется той же жизни, что была у твоих родителей, такого же брака. И знаешь что? Не только тебе.
- Последнее время было очень тяжелым. Все эти дела с мамой, с нашими детьми, с работой.
- Трудные времена должны были сплотить нас. Я вовсе не ожидала, что буду только петь и веселиться. Это брак, а не увеселительный клуб. Держаться друг за друга в трудные времена, становиться ближе друг другу и сильнее - вот в чем смысл. Но у нас так не получается, Гарри. У нас - нет.
Я понимал, что не имею никакого права чувствовать себя так плохо. Но ничего не мог с собой поделать. Быть свидетелем того, как Сид пакует свои чемоданы, означало для меня самую большую потерю в моей жизни. Но хуже всего было то, что я осознавал ее правоту. Она заслуживала большего, чем мог дать ей наш брак.
- Я ухожу потому, что ты не можешь уйти, Гарри. Потому что ты не так жесток, чтобы взять и уйти. Только не иди ни на какие уступки, ладно? Не оставайся только потому, что тебе меня жаль или из чувства собственной вины. Не оставайся только потому, что нет сил уйти.
- Я остаюсь, потому что ты мне небезразлична. Она мягко улыбнулась, дотронувшись рукой до моего лица:
- Если я действительно тебе небезразлична, то ты мне поможешь выбраться из этого.
- Но куда же ты пойдешь?
- Домой. В Хьюстон. К маме и сестрам. Здесь меня больше уже ничего не держит.
- Когда?
- После свадьбы Джима. Пегги очень ждет этой свадьбы, на которой она будет подружкой невесты. Я не хочу ее расстраивать.
Я взял из раскрытого чемодана альбом в кожаном переплете и раскрыл его на том месте, где была фотография Пэта на его пятом дне рождения. С тех пор прошла, казалось, целая жизнь. В саду моих родителей. Пэт со свежим прекрасным лицом. Пегги, которая немного, но ощутимо старше, с серьезным и мрачным видом изучает клубничное желе, стоящее перед ней. Мои мама и папа, здоровые и улыбающиеся в объектив, довольные, что день удался. И Сид, с улыбкой машущая мне рукой, с бутербродом с рыбным паштетом, в то время как я делал этот снимок. Высокая стройная красивая женщина. Мать-одиночка, которая только что осознала, что она справится с этим испытанием - знакомством с родителями друга - и получит от этого удовольствие. Какими же молодыми мы казались тогда!
- Помнишь это? Помнишь день рождения Пэта? Ему пять лет.
Она рассмеялась:
- Я запомнила, как твой отец чуть не подавился пирожком с сосиской, когда я сказала ему, что мой бывший муж встречается с девушкой-стриптизершей из Таиланда.
Я улыбнулся этому воспоминанию. Не туда попало. Это было одним из самых любимых выражений моего отца.
Я закрыл альбом и положил его в чемодан.
- Извини, Сид. Прости, что не смог сделать тебя счастливой.
Я говорил искренне.
- Иди сюда, - сказала она.
И я подошел к ней, мы обнялись и стояли так очень долго.
- Останемся друзьями? - сказал я.
- Навсегда, Гарри. - Она ласково отстранила меня и снова занялась упаковкой чемоданов. - Но я, пожалуй, уйду, пока между нами еще осталось немножко любви.
* * *
Маме понравилось носить парик в стиле Долли Партон.
Хотя потеря волос после химиотерапии была единственным, что с ней не произошло. Большой золотистый парик использовался сейчас вовсю. Когда она открыла нам с Пэтом дверь, он обрамлял ее все еще красивое лицо, блестя и переливаясь в солнечных лучах, как рыцарские доспехи.
- Что случилось с твоей головой? - удивился Пэт.
- Это мои волосы от Долли Партон, дорогуша.
- С тобой все в порядке, да? - спросил я. - У тебя волосы не начали… ну, ты знаешь?
- Совсем нет. Он стоил пятьдесят фунтов в магазине "Хэрродз". Не хочется, чтобы он просто лежал без надобности. К тому же, как сказал Род Сюарт, блондинкой быть веселее.
Она на самом деле выглядела великолепно в этом парике. Но когда Пэт занялся просмотром видеофильмов, я ушел в сад с мамой и там она сказала мне, что парик не имеет ничего общего с желанием быть блондинкой.
- Я изменилась, - сказала она. - Все думают, что у меня все позади. Но для меня никогда это не закончится. Как только где-нибудь заболит или кольнет, то я сразу думаю, не возвращается ли болезнь. Подхватываешь простуду и думаешь, что снова обострился рак. Не слушай меня. Мне просто себя жалко.
- Совсем нет, мама.
- Парик Долли Партон, - грустно улыбнулась она, касаясь золотых кудрей. - Таким образом, я пытаюсь показать миру, что я уже не та. Я изменилась. Мне говорят: "Пришла в норму, Лиз?" - Мама покачала головой. - Я так сержусь. Не могу притворяться, что этого со мной не было. Как сказать всем? Как объяснить? Жизнь никогда больше не будет нормальной. Нормальность ушла.
Я знал, что она имела в виду. По крайней мере, мне так казалось. Всегда оставалась вероятность возвращения болезни. И так будет всегда.
- Но я стала сильней. Взгляни на меня в этом большом парике. Я иду в магазин, и мне все равно, кто на меня смотрит. Меньше всего нас заботит то, что говорят другие, правда? Сейчас я стараюсь жить сегодняшним днем. Жить полной жизнью. По-своему, тихо и мирно. Я не строю планов на десять лет вперед. Если нужны гарантии, можно купить тостер. Теперь я стараюсь ценить то, что я имею. - Она взяла меня за руку. - И ценить, как меня любят.
- Ты еще много лет проживешь, мам. Ты победила эту штуку. Ты еще увидишь, как Пэт вырастет.
Мне так хотелось в это верить.
- Для людей это трудно, - продолжала она говорить, как будто не слышала, что я сказал. - Я думаю, что твой отец чувствовал себя точно так же, когда вернулся с войны. С кем он мог поговорить по-настоящему о том, через что он прошел? Только с теми, кто испытал то же самое. С теми, кто знал.
Она показала мне брошюрку. Это оказалась одна из тех розово-фиолетовых брошюр про рак. Но эта была новой.
- Можно научиться, - сообщила мама, открывая ее. - Проводятся занятия по подготовке консультантов. Для того чтобы беседовать с женщинами, которые проходят то же лечение, через которое проходила я. Теперь я знаю, что мне хочется заниматься этим. Хочу помогать женщинам, которые пытаются победить рак груди. Слышишь, Гарри? Я уже могу об этом говорить. Раньше я не могла даже произнести этого слова. Рак. Как будто я чего-то стеснялась, как будто я была в чем-то виновата. Помнишь молоденькую блондинку в больнице? Такую симпатичную? Немного моложе тебя. У нее было двое мальчиков, двое прелестных ангелочков. Приблизительно возраста Пэта.
Я с трудом вспомнил бледную молодую женщину, лежавшую в той же палате, что и мама.
- Так вот, она умерла. - Мамины глаза неожиданно наполнились слезами.
- Ты не умрешь.
- Я хочу беседовать с такими вот девушками. Я имела в виду - женщинами. Нужно называть их женщинами, да? Для меня она была просто девушкой.
В сад вышел Пэт, ему надоело смотреть кино. Сегодня он не хотел ехать к бабушке. Его звал к себе в гости Берни Купер. И я чувствовал себя виноватым, забирая его сюда, но убедил его в том, что мы необходимы бабушке. Мама права. Все, что раньше было нормальным, изменилось. И мне не дано знать, как много времени нам всем отпущено.
- Мои красивые мальчики, - пропела она, раскрывая нам объятия, - обнимите меня. Оба. Ну же. Я не рассыплюсь.
Мы с Пэтом обняли ее и рассмеялись, потому что уткнулись носами в ее парик Долли Партон, понимая, что в этот момент она нам дороже всех на свете.
Пэт пошел в гостиную, а мама похлопала меня по плечу, улыбаясь одновременно печально и радостно.
- Отец гордился бы тобой. Я рассмеялся:
- Не знаю. Почему?
- Потому, что ты заботился обо мне все это время и любишь своего сына. Потому, что ты хороший человек. Всегда сравниваешь себя со своим отцом и все время обнаруживаешь, что чего-то недостает. Ты ошибаешься, Гарри. Как бы высоко ни поднялся твой отец, тебе все равно нужно расти самому.
- Но как вам с отцом удалось это, мам? Как можно любить кого-то всю жизнь? И как сделать так, чтобы брак сохранился все это время?
Маме не нужно было даже раздумывать над этим.
- Просто надо все время влюбляться, - ответила она. - Влюбляться снова и снова в одного и того же человека.
* * *
У Джины в доме принято всегда снимать обувь у порога. Поэтому, когда Пэт открыл дверь своим ключом, я увидел их сразу же - мужские туфли огромного размера, занявшие в прихожей весь коврик с надписью "Добро пожаловать". Эти туфли были немного сбиты на каблуках и нуждались в чистке. Они скорее походили на приземлившийся самолет, чем на простые туфли.
"У нее новый мальчик", - подумал я. Ничего удивительного. Она никогда не останется надолго одна. Джина не выглядит одинокой женщиной. Все еще.
Помогая Пэту снять пальто, я подумал о том, о чем часто думал, находясь поблизости от моей бывшей жены.
А как насчет моего мальчика?
Если Джина начнет встречаться с кем-нибудь, что это будет значить для Пэта? Не будет ли он ее раздражать?
Джина вышла к нам. Лицо у нее было красным и возбужденным. Я почувствовал вспышку неприязни по отношению к бывшей жене. Какого черта она делает тут с этим парнем, носящим такие огромные ботинки?
- У бабушки новые волосы, - сообщил ей Пэт.
- Очень хорошо, милый, - сказала она, не слушая его, глядя, как я рассматриваю гигантские туфли.
- Они желтые, - продолжал Пэт.
- Замечательно.
Пэт уже освободился от пальто и снимал свои ботинки.
- Проходи в комнату, там кто-то хочет тебя видеть. А мне надо поговорить с папой.
Пэт взбежал по лестнице. Я услышал мужской баритон, говорящий с ним, и нежный высокий голосок Пэта, который ему что-то отвечал.
- Ричард, - сказала Джина.
- Ричард?
- Похоже, что мы попытаемся попробовать еще раз.
Я слышал, как наверху разговаривали Ричард и Пэт.
А как насчет моего мальчика?
- Ты удивляешь меня, Джина.
- Правда?
- Как же быть с твоей теорией старой коровы?
- Теорией старого быка.
- Все равно. Я считал, что когда ты порываешь с кем-то, то делаешь это окончательно.
Она рассмеялась:
- Может, я думала о тебе, Гарри. Я вздохнул, а затем спросил:
- Что случилось?
Она пожала плечами:
- Наверное, я почувствовала себя одиноко. И немного испугалась. Ты знаешь, каково это - оказаться одной с ребенком на руках.
- Да, я это знаю.
- Становишься одинокой. Правда. Как бы ни любила своего ребенка, все равно появляется чувство одиночества. А встретить кого-то нового не так-то просто. Очень даже трудно, Гарри. И я совсем не уверена, что хочу опять начинать все заново. Свидания… Господи, упаси меня от свиданий. У кого хватит энергии на всю эту ерунду в нашем возрасте?
- Я столкнулся с Ричардом. Он тебе говорил?
Она кивнула, но в ее глазах не появилось и намека на то, что она знает о нас с Казуми. Значит, Ричард не выдал моей тайны. А может, ему просто все безразлично.
Ему нужно было всего лишь вернуть назад свою жену.
- Между нами все не так уж плохо, - убедительно говорила Джина. - Переезд был ужасен, а потом мы пытались зачать ребенка и ничего не получилось. Все стало еще хуже. Но мы решили попробовать еще раз способом искусственного оплодотворения.
- Это какое-то лечение бесплодия?
Она кивнула:
- Мне прописали лекарства, которые способствуют выделению большего количества яйцеклеток. Ричарду же надо будет… ну, ты знаешь… мастурбировать.
Не так уж много требуется от Ричарда.
Я пристально посмотрел на нее. Только что она порвала с этим парнем, а в следующее мгновение уже готова сверхурочно производить яйцеклетки, чтобы родить от него ребенка. Я совсем ее не понимал. Неужели те, с кем мы делим нашу жизнь, настолько случайны? Неужели так просто разорвать, а потом сложить все опять?
Джина неправильно истолковала мое молчание: она решила, что я сомневаюсь в методике лечения бесплодия.
- В наши дни это очень распространено, Гарри. В некоторых специализированных клиниках, очень хороших, есть гораздо большая возможность зачатия при помощи искусственного оплодотворения, чем древним естественным способом. Правда.
- Не знаю, Джина. Я слышал, что лечение этим методом очень дорого стоит. И к тому же не всегда срабатывает.
- Может, эти трудности сплотят нас, сделают сильнее. Помогут нам стать настоящими мужем и женой. Разве не к этому мы все стремимся?
- Но ты ведь больше его не любишь, Джина. Ты не можешь жить с кем-то, быть за ним замужем, иметь от него ребенка только потому, что тебе одиноко.
- Разве? А что мне делать? Ждать, когда появится мистер Правильный? У меня, Гарри, не так много, времени и энергии. Иногда именно так я и думаю: тот, с кем ты сейчас, это просто человек, с которым живешь. Только и всего. Точка.
- Ты старая идеалистка.
- Не так уж это и плохо. Это партнерство, когда держишься друг за друга, поддерживаешь друг друга. Совсем не так, как в старой песне. Ну и что? Взрослый человек не может без конца влюбляться, как какой-нибудь придурочный подросток. Представляешь, как можно тогда запутаться?
- Невозможно выбрать того, в кого влюбишься.
- Какой ты наивный. Конечно же, ты выбираешь, Гарри. Несомненно.
Мне хотелось думать, что мы все еще друзья и она мне небезразлична. Но эта забота о моей бывшей жене не могла длиться бесконечно. В конце концов, мои мысли всегда возвращались к одному и тому же.
- А как насчет моего мальчика?
- Твоего мальчика? - тихо возмутилась она. - Тебе нужно было думать о твоем мальчике до того, как ты трахнул ту потаскушку со своей работы, не так ли?
И тут вдруг я понял, что нет более чужого человека на всей Земле, чем бывшая супруга.
26
- Один человек садится в переполненный самолет, - говорил Эймон, расхаживая по сцене в прокуренном зале. - Самолет заполнен до отказа. Но место рядом с ним почему-то пустует. - Он подносит ко рту ладонь и покашливает в духе Вуди Аллена. - Он думает: интересно, кто сядет рядом со мной? Мы все так делаем, правда? Тут по проходу идет самая красивая женщина, которую он когда-либо видел в своей жизни. С лицом ангела, ноги растут от ушей. Конечно же, она садится на пустующее место. - Он ссутулился в свете софитов. Публика внимательно слушала. - Наконец, он набирается смелости и заговаривает с ней: "Извините, куда вы направляетесь?" - "Видите ли, - говорит она, - я еду в Килкари, на Съезд по проблемам секса. У меня доклад по основной теме. Развенчание некоторых мифов о сексе". - "Каких, например?" - "Ну, например, многие считают, что чернокожие мужчины наделены большими сексуальными способностями, чем все остальные. А на самом деле это американские индейцы обладают такой уникальной-физической особенностью. Еще принято считать, что лучшими любовниками являются мужчины-французы. Хотя статистика показывает, что самое большее сексуальное удовлетворение доставляют своим партнершам греческие мужчины". Тут она покраснела и произнесла: "Я говорю вам все это, а даже не знаю вашего имени". Наш герой протянул ей руку. "Виннету, - представился он. - Виннету Папандопулос".
И когда зрители разразились смехом, я подумал, что сам похож на этого героя и это шутка про меня.
В мои планы никогда не входило стать человеком, который лжет не задумываясь. Я совсем не хотел быть таким. Но сейчас я обнаружил, что мне необходимо солгать, чтобы как-то уравновесить мою жизнь. Просто какое-то безумие.
Поэтому меня смело можно называть. Виннету Папандопулос.