* * *
Ну душе у Малики было пусто как в пересохшем колодце. Тихо, темно, холодно и пусто.
За высокими окнами Академии плыл в зное летний Лугнас, а она мерзла так, будто оказалась у ледника Солнечной горы, да еще и на ветру.
Ничего не изменилось: все та же аудитория с очерченным в углу ритуальным кругом, все те же скучающие лица юных ведьм и ведьмаков, мыслями уже греющихся на солнышке. Даже призрак, которого приходилось вызывать Малике, каждый раз неизменно оказывался тем самым призраком висельника. Он хныкал, подвывал и гремел цепями, требуя покоя, а Малику так и подмывало выпустить его из круга, чтобы будущие ведьмаки наконец попрактиковались в упокаивании духа.
Впрочем, об успеваемости своих учеников Малика не думала и вовсе. Мысли беспорядочно шныряли в темной и холодной глубине ее колодца, ускользая от Малики как раз в от момент, когда она уже вот-вот была готова сосредоточиться на одной из них.
Наконец по коридору прошелся Лягух, дребезжа колокольчиком. Малика с облегчением вздохнула, студенты сорвались с мест и пестрой стайкой выпорхнули из аудитории. Их смех взметнулся искристой волной, а потом смешался с привычными звуками перемены: с топотом, гиканьем и пустой болтовней.
– Ну, иди, иди уже, – Малика выпроводила призрака из аудитории, а заодно и из Этернии.
И осталась одна.
Усевшись на стул, ведьма еще раз попробовала собраться с мыслями – совершенно зря, только мигрень, подруга жарких дней, усилилась.
Нет, совершенно определенно ей нужно было выпить кофе. Обязательно с круассаном, или даже с куском горького шоколада, и плевать на фигуру! В конце концов, надо прийти в себя, надо забыть обо всем, что произошло близ ирисовых пустошей…
А что стряслось-то?
Да ничего особенного. Так, мелочи…
Только вот почему-то эти "пустяки" никак не желали выпускать ведьму из своих цепких пальчиков, а перед глазами так и стояло белое как простыня лицо. Простите меня, госпожа Вейн, если сможете, простите. Я не подумал, что они с легкостью нас заметят. Что мне было делать? Они бы сразу убили меня, и тогда убили бы и вас, потому что уже никто не помешал бы Нэйду. Вот ведь как… Сильный дар непременно ведет к безумию, и Хаор предпочел забрать своих потомков, это лучше, чем видеть их выжившими из ума…
"Это он вам сказал? А если бы Хаору было все равно? Вы бы позволили мне умереть?"
Он не отвечал. Выдернув колышки из земли, приник губами к вскрытым венам, прошелся легкими поцелуями по всей длине ран, которые затягивались на глазах, оставляя тонкие розовые шрамы.
"Я не хочу больше вас видеть, граф. Никогда, понимаете?"
Ей было больно. Но еще хуже было увидеть отражение собственной боли в желтых звериных глазах.
"Я отнезу вас в гостиницу, госпожа Вейн, и больше мы с вами никогда не встретимся".
"Вот и прекрасно", – думала Малика, собирая разложенные по кафедре листки с лекциями.
Но, Всеблагий, почему ей так плохо? Почему саднит сердце, а руки все еще хранят тепло чужих губ?
Она хмыкнула, стоя на пороге, еще раз окинула взглядом аудиторию и, убедившись, что все в полном порядке, вышла в коридор.
В преподавательской ее ждали кофе и круассаны. А может быть, даже шоколад.
– Госпожа Вейн!
Она вздрогнула от неожиданности, голос был низкий, мужской… А потом узнала Лягуха и, приклеив к губам приветливую улыбку, обернулась.
Он спешил к ней, быстро семеня кривыми ногами, и тоже улыбался – ведьма была готова поклясться, что Лягух так же торопливо надел эту маску вечной доброжелательности как и она.
– Вам пакет, – он остановился, умильно глядя на нее снизу вверх, – извольте расписаться.
– Вы могли бы не утруждать себя, гоняясь за мной по коридору. Я все равно шла в преподавательскую.
– Откуда же мне знать, куда вы идете, госпожа Вейн? – он развел руками, – вегодня вы здесь, а завтра – фьюить! – и вы там.
Пальцы Малики сомкнулись на пухлом свертке. Она сунула его под мышку, черкнула подпись на квитанции и побрела к своему кофе.
"А, йоргг!" – опомнившись, ведьма глянула на адрес отправки. На коричневой оберточной бумаге значилось: "Блюменс". Место, где должно было значиться имя отправителя, пустовало, и это наводило на неприятные размышления.
"Я не хочу вас больше видеть, граф. Никогда".
В том, что пакет от лунного лорда, Малика уже не сомневалась, и потому тревожно заныло под сердцем. А еще там, где прошелся ланцет Нэйда, вскрывая ее вены.
– Йоргг, – сказала она вслух, распахивая дверь в преподавательскую. И без того плохое настроение испортилось окончательно.
…Но в небольшом круглом зале уютно пахло свежесваренным кофе и булочками, косые снопы света падали на расставленные столы, золотя дубовые столешницы. Краем глаза Малика заметила, что в ее ящике лежит еще одно послание, тонкий белый конверт. Йоргг. Его она прочтет несколькими минутками позже. А сейчас – горячий, ароматный кофе в хорошей компании, тем более что как раз она и была нужна Малике.
– А, дорогая, вот ты где! – голос Элти Брунн походил на звон хрустальных вазочек, – как хорошо, что я тоже подумала о глотке хорошего кофе! Ой, а что это у тебя? Подарок? От поклонника? Я так и знала, что ты завела поклонника, так и знала! И кто он?
Элти могла говорить бесконечно долго. Слова бойко выскакивали из нее как горошины из прохудившегося мешка, и неизвестно, сколько бы еще продлился ее монолог, не поставь Малика перед коллегой чашечку дымящегося кофе.
– О! – воскликнула Элти, сделала глоток и мечтательно прикрыла глаза, – это просто блаженство, дорогая!
Малика не сердилась на чрезмерно разговорчивую Элти Брунн. В конце концов, должен же существовать в Этернии кто-то, не похожий на вечно задумчивую и погруженную в себя госпожу Вейн? Характер у Элти был легким, искристым словно шампанское разлитое по бокалам, и одевалась она подстать: в легкие светлые платья с оборками и рюшами. Возможно, на ком-то другом все это кружевное обилие выглядело бы и смешно, но на Элти оно смотрелось просто замечательно. Изящно. Радостно. И личико Элти с мелкими, приятными чертами лица как нельзя лучше подходило к кружевному воротничку, а кулон с крупным хризолитом в свою очередь – к широко распахнутым светло-зеленым глазам.
– Ну, рассказывай, – потребовала Элти Брунн, пожирая взглядом загадочный пакет, – кто он?
– Ты будешь смеяться, – Малика грустно улыбнулась, – похоже, это подарочек от одного… лунника.
– Как это романтично!
– Тебя бы это не испугало? – Малика внимательно поглядела на изящную госпожу Брунн. Солнечный зайчик прилег отдохнуть на ее золотые локоны, старательно завитые и уложенные по последней моде.
– Конечно, нет! – решительно заявила Элти, – думается мне, что нашей сестре трудно найти приличного поклонника. Уж лучше пусть это будет лунник, чем дурак.
Малика едва не поперхнулась круассаном. И кто бы мог подумать, что Элти Брунн… гм… придерживается столь прогрессивных взглядов?
– То есть, – уточнила она, – ты считаешь, что лунный лорд в виде поклонника – это здорово?
– Ну разумеется, дорогая. Надеюсь, ты тоже так думаешь?
– Никакой он мне не поклонник, – вздохнула Малика, – я из-за него чуть не вляпалась в большую передрягу. Может быть, его совесть заела, и он теперь мне подарки слать будет? Может быть, вернуть, даже не разворачивая?
– Я была о тебе лучшего мнения, – Элти надула розовые губки, – разворачивай, не тяни время!
Малика вздохнула с притворной обреченностью. Затем отставила недопитый кофе и взялась за желтую оберточную бумагу.
Под ней оказался плоский деревянный ящичек. В нем – еще один, щедро инкрустированный перламутром. Малика набрала побольше воздуха как перед прыжком в воду, нажала на защелку и…
– Ой! – с вожделением выдохнула Элти, – какая прелесть!
"Надо было отослать обратно, не вскрывая", – уныло подумала Малика.
В шкатулке, в гнездышке из черного бархата, покоилась маленькая золотая звезда о восьми лучах с крупным неограненным опалом в центре. К кулону прилагалась массивная золотая цепочка и, кроме того, небольшой клочок бумаги, густо исписанный бисерным почерком.
– Ты извини меня, – сказала Малика, – мне бы хотелось прочесть это одной. Ну, ты понимаешь?
– Бе-зу-словно! – пропела Элти, – я удаляя-а-а-а-юсь!
Элегантно поднявшись, она процокала каблучками к выходу и, на прощание махнув рукой, вышла.
А Малика взяла записку. На сердце лежал камень, а опаловая звездочка словно таила в себе скрытую угрозу.
"Дорогая госпожа Вейн", – писал граф Рутто, – "я уважаю вашежелание больше со мной не встречаться, а потому посылаю этот скромный подарок почтой. Я не успел сказать вам все, что нужно было, потому как вы слишком поспешно покинули Блюменс. По этой причине я в двух словах опишу то, что считаю нужным. Во-первых, напоминаю, что Хаор Ливори сам приказал мне убить двух его потомков, потому как убедился в их безумии. Но в любом случае мне пришлось быдождаться, когда они будут погружены в транс – иначе мои (и ваши) кости остались бы среди ирисов. Во-вторых, быть может, и вы слышали о том, как призрак Хаора указал на место, где следует копать. Я поступил в точности, как он хотел – и в результате получил сундучок фамильных драгоценностей Ливори. Кулон, который я посылаю вам, показался мне любопытным с точки зрения собранной в нем магической силы – по крайней мере, ее я смог почувствовать. Смею надеяться, что вам будет также интересно исследовать его, как и мне. Хотя, безусловно, я не человек и у меня нет способностей расшифровать наложенное на кулон заклинание. Кроме того, я надеюсь, что этот кулон принесет удачу, и вам не придется более падать в обморок от страха при виде трупа."
Малика хмыкнула. Стоит ли верить графу после злоключений в окрестностях Блюменса?
Нет, конечно же, нет.
Но золотая звезда была хороша, с этим не поспоришь.
И Малика осторожно надела ее. Никакой магии в кулоне не ощущалось, странно, что граф счел нужным об этом написать.
Ведьма потопталась рядом со столом, потом вспомнила еще об одном письме. Она быстро вскрыла конверт из дорогой, очень гладкой бумаги.
"Уважаемая госпожа Вейн!" – писал неизвестный, – "вам следует в течение десяти дней явиться в ведомство по надзору за нечеловеческими сущностями, кабинет третий. От дальнейших ваших действий будет зависеть судьба лунного лорда А. Рутто, который в настоящий момент находится в тюрьме Пражена."
Вместо подписи темнела синяком печать с императорскимвензелем.
Часть 2. Агент его величества
Перед ректором Малика чувствовала себя как студентка, испортившая академический инвентарь. Уж больно тяжелым был взгляд мэтра, в котором так и читалось: госпожа Вейн, я вижу вас насквозь, и лучше бы вам не темнить, а сказать правду.
Но – как скажешь о том, что вызывают в ведомство? Да еще и по надзору за нечеловеческими сущностями? Мало ли что заподозрит старик Ректор! Преподаватель Академии должен быть чист и прозрачен как новенький хрустальный бокал, никаких тайн, могущих опорочить светлое имя Академии. А у госпожи Малики Вейн и без того секретов скопилось предостаточно, довольно того, что ее чуть не посадили в тюрьму, обвинив в убийстве…
Обливаясь холодным потом и судорожно комкая за спиной письмо, она промямлила:
– По семейным делам, мэтр. Очень, очень нужно.
Старик поглаживал длинную и, как водится у могущественных магов, совершенно седую бороду. В роскошном камзоле из темно-синего бархата и в таком же берете маг выглядел внушительно даже невзирая на весьма преклонный возраст. И белая борода тоже смотрелась хорошо, приятно для глаза, ведь серебро и синее всегда вместе выглядят гармонично.
– Госпожа Вейн, вы пытаетесь меня околпачить, – с мягкой улыбкой сказал ректор, – какие семейные дела могут быть у ведьмы без семьи? Помню, как сейчас: привел вас бродячий ведун. Мол, девочку жалко, пропадет сама, а уж вы мне отсчитайте положенные пятьдесят фунтов вознаграждения… Так что там у вас приключилось, госпожа Вейн?
Она скривилась.
– Это личное, господин ректор.
– Совсем личное? Настолько личное, что вы отпрашиваетесь с занятий? Ай-ай, нехорошо, госпожа Вейн, – он поцокал языком, не спуская с Малики насмешливого взгляда, – если каждая ведьма Академии, занимаясь обустройством личной жизни, будет бросать студентов… Помилуйте, госпожа Вейн, кто же их учить станет?
Малика поникла. Рассказывать про ведомство и про лунников не хотелось. В свою очередь, старый маг совершенно не горел желанием отпустить преподавателя Академии с занятий.
И ведьма прибегла к последнему аргументу в споре. Заплакала, то есть.
Тут и притворяться особенно не нужно было, после всех злоключений в Ирисовых пустошах. А старик ректор, как водится, не переносил вида женских слез.
Мэтр подобрался как барс перед прыжком, насупился, сложил руки на груди.
– Что это вы здесь устраиваете, госпожа Вейн? Забываетесь, леди, вы в Академии! Йоргг, да идите, идите куда вам нужно, только прекратите разводить в кабинете сырость. И без того суставы болят. Идите, идите с глаз моих долой!
Прикрыв за собой тяжелые двери ректорского кабинета, Малика вздохнула и высморкалась в кружевной платочек. Теперь взять бы себя в руки и – бегом, бегом… В третий кабинет. На раздумья времени не оставалось, потому что пока она тут, в светлой и величественной Академии, кое-кто сидит на вонючей соломе в праженской тюрьме.
Ведьма рванула вдоль по коридору, едва не сбив с ног чувствительную и бледную как поганка госпожу Витшеп. В душе мутной тенью метался страх. За что они его схватили? Что они там с ним делают? Неужели нашли тела убитых и признали графа виновным? Йоргг!
Ходили слухи, что в праженской тюрьме сохранился в целости весь палаческий инструмент, который когда-то применялся к ведьмам и лунникам. Не для того, чтобы выдавить из несчастных какие-либо важные сведения, а скорее как часть судебной процедуры. И – да, это для тех, кого судили. Большую часть сожгли и зарубили без проволочек делопроизводства.
От мыслей о том, что кое-какие инструменты уже применяют к графу из Ирисовых пустошей, Малика похолодела. Нет, нет. Это невозможно! Времена изменились, лунники в фаворе у императора… Йоргг! Да ведь на самом деле не поменялось ровным счетом ничего, стоит лишь выехать за пределы Пражена.
Ведьма размашисто шагала по двору Академии, направляясь к боковой калитке. Оттуда можно было пройти сквозь тенистый парк, который чуть дальше сливался с лесом. Ну, а там, на опушке, и стоял уютный домик с черепичной крышей. Одинокий, как и его хозяйка.
"Ну что ты так разволновалась?" – мысленно упрекала себя Малика, трясущимися руками расшнуровывая корсаж, – "и, главное, о ком? Он же едва не дал тебя убить! И после этого ты все бросаешь и мчишься его спасать? О, Всеблагий Эо!"
Но на шее блестела золотая цепочка с кулоном, а шрамы на руках неприятно зудели напоминанием. То, что было, не стереть, не выбросить как ненужный хлам.
И именно поэтому она, Малика Вейн, неисправимая идеалистка и просто наивная дура, отправится в ведомство и сделает все возможное, чтобы один лунник вышел на свободу.
Малика переоделась в самое свое нарядное платье, из черного шелка, но с белоснежной пеной кружев у горла и по рукавам, соорудила нехитрую прическу, прибрав волосы под маленькую шляпку с вуалью. Последний взгляд в зеркало – и, слегка подкрасив губы, миловидная госпожа Вейн поспешила навстречу судьбе.
О том, как нынче становятся агентами
Ведомство по надзору за нечеловеческими сущностями занимало трехэтажное здание в западном конце Пражена, и Малике пришлось нанять экипаж. Пока ехали сквозь людный, но чинный и спокойный Пражен, она как могла гнала прочь мысли о том, что могло случиться с графом Рутто в городской тюрьме. Разыгравшееся воображение едва не довело Малику до истерики; ей мерещились окровавленные щипцы, ланцеты, а где-то на границе слуха скрипела дыба, и бодро посвистывал кнут. Из полуобморочного состояния ведьму вывел каркающий голос возницы:
– Приехали, миледи. Извольте, с вас полфунта.
Малика задрала голову, рассматривая массивную колоннаду по фасаду, облицованную черным гранитом. Один вид ее был способен внушить самые недобрые предчувствия.
– Миледи, – возница вновь напомнил о себе.
Она вздохнула, торопливо зачерпнула пригоршню мелочи из кошелька и, расплатившись, неуклюже спрыгнула с подножки.
– Ну, вот, – пробормотала ведьма себе под нос, – остался последний шаг.
Механически комкая письмо, она с трудом приоткрыла тяжелую дверь. Бронзовая ручка была отполирована до блеска сотнями рук, и этот простой факт неприятно удивил Малику. Неужели столько людей обращается в ведомство с таким длинным и не очень-то благозвучным названием?
После знойного дня в лицо приятно повеяло прохладой, и ведьма оказалась в светлом и просторном холле. По периметру, на высоких постаментах, строго взирали на посетителей бюсты монархов прошлого – впрочем, число посетителей было невелико, а точнее говоря, в этот жаркий и солнечный день в ведомство по надзору за нечеловеческими сущностями явилась только Малика.
"Кабинет номер три", – повторила она про себя.
Из холла в прохладное нутро здания уводило сразу три коридора, и Малика пошла в ближайший. Число "три" говорило о том, что нужный кабинет находится неподалеку от входа.
Один, два…
Она помедлила перед нужной дверью, тяжелой, из потемневшего от времени дуба, затем постучалась.
– Входите, – раздалось в ответ.
"Надо хотя бы не выглядеть испуганной и взволнованной", – подумала ведьма, с усилием дергая на себя бронзовую ручку, – "хотя бы…"
И все мысли вдруг выскочили у нее из головы, высыпались, как цветные стеклышки из разбитого калейдоскопа. Потому что человек, сидящий за широким столом, не был незнакомцем.
– Входите, входите, – проворчал чиновник, не отрывая глаз от каких-то бумаг, – по какому делу?
Малика смутилась. Неужели шесть лет изменили ее до неузнаваемости? А, впрочем, он еще и не присматривался к ней.
– Мне… прислали уведомление, – пробормотала она.
– Давайте сюда, – мужчина продолжал что-то увлеченно читать, лишь мельком глянул на Малику и снова прилип к исписанным пожелтевшим бумагам.
– Вот, пожалуйста, – от волнения Малика охрипла, а в голове продолжала вертеться разноцветная карусель. Узнает? Не узнает?
Ох, глупо все это. В письме указано ее имя, так что…
И она мужественно выдержала изумленный взгляд черных, как спелая ежевика, глаз.
– Малика Вейн! Йоргг, не верю своим глазам!
– Генрих Уэлш, – констатировала ведьма дрожащим голосом, – думала, ты меня так и не узнаешь.