- Спасибо! Спасибо! - расчувствовалась Жанна, искусно подыгрывая барону. - Я и не мечтала о такой броши.
- А теперь мама, - сказал Кендал. - Что вы для нее приготовили? Это должно быть нечто очень красивое.
- Так и есть, - ответил барон, беря меня за руку и делая вид, что надевает мне на палец кольцо. - Вот! - воскликнул он. - Не правда ли, оно изумительно! Это фамильная ценность.
- Настоящее золото? - спросил мальчик.
- Настоящее не бывает. А синий камень… это сапфир. Самый чистый сапфир в мире. Остальные - бриллианты. Это кольцо хранится в моей семье уже много поколений. Его торжественно вручают каждому продолжателю рода.
- Это такое кольцо, которое дарят невесте?
- Именно! - воскликнул барон. - Как ты это узнал?
- Узнал, и все тут, - с важным видом ответил Кендал. - Так, значит, моя мама теперь…
Он умоляюще смотрел на барона. Несколько мгновений никто не произносил ни слова.
- В таком случае, - нерешительно произнес Кендал, - вы становитесь моим папой. Я очень рад. У меня никогда не было папы. У других мальчиков есть, и я всегда только мечтал о папе.
Я едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не выбежать из комнаты, с трудом скрывая нахлынувшие на меня чувства.
Вместо этого я заставила себя произнести:
- Теперь моя очередь дарить подарки.
Мы принялись играть в "Угадайку". Это была старая игра, но Кендал ее очень любил. Один игрок загадывал какой-нибудь предмет, а остальные пытались отгадать, что он имел в виду.
Затем, в виде праздничного исключения, мы съели еще по кусочку солонины, хотя благоразумие говорило мне, что было бы лучше оставить ее на следующий день.
Но сегодня было Рождество, самое странное Рождество в моей жизни, и, несмотря ни на что, я отнюдь не чувствовала себя несчастной.
* * *
После Рождества обстановка опять изменилась, потому что возобновился обстрел. Было похоже на то, что вражеский огонь был сосредоточен на оборонных сооружениях, а не на центре города, потому что больше всего пострадали форты Ванв и Исси.
У нас больше не было ни солонины, ни других деликатесов. Барон признался мне, что хозяин "Ананаса" все эти месяцы хранил продукты специально для него. Предполагая наше пребывание в осажденном Париже, барон таким образом принял необходимые меры предосторожности.
- Я думал, что успею увезти тебя, - рассказывал он, - но решил на всякий случай подготовиться. Как оказалось, не напрасно. Я позволил трактирщику забрать себе половину всех продуктов. Просто хранить их, не имея возможности накормить голодающую семью, было бы слишком сильным соблазном. Я удивился, что он все не забрал себе. Даже при таких обстоятельствах он боялся "мсье барона"!
Последние слова были произнесены с гордостью, и я подумала: на самом деле он не изменился, его всего лишь смягчили обстоятельства, в которых мы сейчас оказались. Если жизнь вновь войдет в нормальное русло, он тут же станет прежним.
А возможно, и нет. Наблюдая за тем, как барон играет с Кендалом, нельзя было не прийти к мысли о том, что их связывают глубокие и прочные чувства. Мне это было приятно, хотя и вызывало определенные опасения.
Теперь меня радовали их взаимоотношения, но я часто спрашивала себя, что произойдет, когда мы покинем этот странный, похожий на сон мир, где оказались по воле капризной судьбы.
Наступил январь. Жанна приносила с улицы вести о людях, умирающих голодной смертью. А также о кровавых преступлениях. Парижане слишком ослабели для массовых беспорядков, но ради собственного спасения многие были готовы на все, что угодно.
У нас почти не осталось продуктов. Барон заявил, что у него огромный запас жизненных сил, поэтому он почти не нуждается в еде. Я заметила, что он часто отдает свою порцию Кендалу. Это тронуло меня, как и все остальное, что он делал для моего сына, и я почувствовала, что уже почти люблю этого человека.
Погода немного изменилась. Холодный ветер утих, и выглянуло солнце. Я ощутила непреодолимую потребность выйти на улицу, но решила никого не предупреждать о своих планах, потому что знала, что домашние неизбежно станут возражать и попытаются воспрепятствовать моим намерениям.
Вражеские пушки молчали, и в военном плане на улицах было почти безопасно. Должно быть, пруссаки поняли, что самым эффективным способом вынудить парижан к сдаче является голод.
Позже я пожалела, что отправилась на эту прогулку. Никогда не забуду того малыша. Он сидел, прислонившись к ограде, очень похожий на Кендала, по крайней мере, сзади. Сначала я решила, что ребенок от слабости потерял равновесие, и подбежала, чтобы помочь ему.
Когда я коснулась его плеча, он упал на спину, бледный и холодный. Должно быть, ребенок умер несколько часов назад… умер… от голода. Я уже ничем не могла ему помочь. Если бы у меня и была с собой еда…
Я стремглав бросилась бежать домой.
В вестибюле меня встретил Кендал.
- Ты выходила на улицу, мама?
- Да… да… совсем недалеко.
- Там солнышко, - вздохнул он.
Солнечные лучи падали на его лицо, подчеркивая бледную кожу и тусклые глаза, которые когда-то были такими яркими и живыми. Это исхудавшее личико…
Я отвернулась, потому что не могла больше на него смотреть, и прошептала:
- Господи, пусть этот кошмар закончится. Не допусти, чтобы это случилось с… только не с Кендалом.
Барон, хромая, подошел, взял меня за руку и увлек в свою комнату.
- Что случилось? - спросил он, когда мы остались одни.
Я припала к нему, едва сдерживая рыдания.
- Скажи мне, Кейт, - ласково произнес он.
- Ребенок… там, на улице… мертвый ребенок… мальчик… похожий на Кендала.
Он погладил меня по голове.
- С нашим сыном все будет в порядке. Это не может продолжаться вечно. Им придется покончить с этим. Скоро, уже совсем скоро. Иначе и быть не может. Мы выживем.
Я стояла, прильнув к нему. Он крепко обнял меня и продолжал:
- Не сдавайся. Это на тебя не похоже. Уже скоро.
Никто не смог бы успокоить меня лучше, чем он. Я поверила в то, что он всегда позаботится о нас и что он не может потерпеть поражение. То, что случилось с ним, убило бы любого другого человека. Но только не барона.
Так постепенно рос его авторитет в моих глазах. Я знала, что пока он с нами, мы не пропадем. Он смог обеспечить нас провизией. Он отдавал Кендалу пищу, в которой нуждался сам. Он любил мальчика, который был его сыном.
Я продолжала стоять, прижавшись к нему, и он коснулся губами моих волос. Перед моими глазами промелькнула какая-то сцена из жизни в башне, когда он держал меня в объятиях. Теперь все совсем иначе. Я была рада, что меня обнимает мужчина и что этот мужчина - барон.
- Кейт, - произнес он спустя некоторое время. - Нам нужно поговорить. Я уже несколько дней об этом думаю. Все это и в самом деле скоро закончится. Наступит перемирие, и тогда я хотел бы как можно скорее убраться отсюда.
- Я не могу уехать из Парижа. У меня здесь работа. Когда все войдет в норму…
- Как ты думаешь, сколько для этого потребуется недель, месяцев, а может быть, и лет? Кому потребуются портреты? Этим людям нужна еда. И немалое время для того, чтобы прийти в себя и восстановиться. Даже когда продовольствие начнет беспрепятственно поступать в Париж, сколько времени уйдет на то, чтобы удовлетворить его нужды? Париж еще довольно долго будет истерзанным и печальным городом. Как только снимут осаду, мы покинем его.
- И куда направимся?
- Для начала в Сентевилль.
- В замок… Нет… нет…
- Так нужно. Тебе необходимо восстановить здоровье… да и мне тоже… впрочем, как и любому человеку, перенесшему эту осаду… а в особенности малышу.
- Я так за него боюсь.
- С ним все будет хорошо, поверь мне. Что же касается замка… Я прекрасно знаю, что ты думаешь по этому поводу… Вот что, есть одно предложение… Небольшой домик, который все называют Хижиной. Он расположен у стены, с внутренней стороны рва. Вы с малышом и Жанной поживете там до тех пор, пока не сможете вернуться в Париж.
Я молчала.
- Придется забыть о гордости, если тебя действительно заботит благополучие сына.
- Что для меня может быть важнее?! - возмутилась я.
- Ответ на этот вопрос гласит "Ничего", и поэтому ты должна прислушаться к голосу рассудка. Ребенок истощен, он уже больше трех месяцев недоедает. Слава Богу, Кендал оказался достаточно крепким, чтобы пережить это. Но теперь он нуждается в хорошей пище… свежем воздухе… отдыхе за городом. И он получит все необходимое, даже если мне придется похитить его. Повторяю, он это получит!
Я пристально посмотрела ему в глаза и произнесла:
- Я принимаю ваше предложение.
Барон улыбнулся.
- Я знал, что ты его примешь, Кейт. Скоро мы уедем. Я это знаю точно.
- Как мы выберемся из Парижа?
- Что-нибудь придумаю.
- Не представляю, что тут можно придумать.
- Но ты же во мне не сомневаешься, а?
- Нет, - покачала я головой. - Не сомневаюсь.
Он наклонился и поцеловал меня в лоб.
- Ты будешь рядом со мной, Кейт, - прошептал он. - Мы так сблизились за эти месяцы… ты не находишь?
- Вы очень много для нас сделали.
- Ты ожидала от меня чего-то другого? Ведь вы… моя семья.
Я отстранилась от него и направилась в salon. Мрачный. Холодный. Заброшенный. Какая пародия на минувшие дни! Села на канапе и закрыла лицо руками. Передо мной продолжало стоять лицо маленького мертвого мальчика.
Но барону удалось меня успокоить. Я знала, что с его помощью нам удастся спастись.
* * *
Перемирие было заключено двадцать седьмого января. Если бы парижане не ослабели до такой степени во время осады, то непременно высыпали бы на улицы праздновать это событие. На следующий день город капитулировал.
Осада Парижа закончилась.
Барон как будто набрался свежих сил. Он уже ходил довольно быстро, а если и волочил немного правую ногу, то нельзя было сказать, что это причиняет ему особые неудобства.
Он отсутствовал целый день, так что я уже начала беспокоиться и отчаянно молилась о его благополучном возвращении.
Ближе к вечеру барон наконец-то вернулся.
Было видно, что он чрезвычайно доволен собой.
- Завтра мы уезжаем, - заявил он. - Я раздобыл лошадей.
Он взял обе мои руки в свои и поцеловал их. Затем привлек меня к себе, обнял и рассмеялся.
- Мы почти прорвались! - воскликнул он.
- Как вам это удалось? Ведь лошадей нигде нет.
- Подкуп. Как видишь, это возможно даже в самых дисциплинированных армиях.
Я затаила дыхание.
- Вы имеете в виду… немцев?
- А что, немцы не люди? Похоже, деньги по-прежнему правят миром. Как хорошо, что я располагаю достаточным количеством этого средства воздействия. Кендал! Где ты? Иди сюда! - закричал он. - Мы уезжаем! Мы едем за город! Мы отправляемся в путь на рассвете! Жанна! Жанна, где ты? Собирайся. Лошади будут здесь завтра утром. Я хочу выехать, как только взойдет солнце. Кейт, вы с Жанной поедете верхом, в мужских седлах. Я возьму мальчугана.
Как же все были взволнованы! У нас еще оставалось немного хлеба, которым мы и поужинали, макая его в вино. Больше ничего не было, но нас это нисколько не беспокоило. Ужас закончился. На следующий день нам предстояло покинуть Париж. Так сказал барон, и мы верили, что он способен на все, что угодно, каким бы невероятным это ни казалось.
Гавань страстей
С какой радостью я покинула этот некогда прекрасный город! То, что нам удалось бежать, казалось чудом. Позднее я поняла, что это чудо, как и многие другие, могло произойти лишь благодаря непоколебимой воле и кипучей энергии Ролло де Сентевилля.
Люди на улицах походили на живых мертвецов, никак не напоминая тех жизнерадостных говорливых французов, какими я знала их до осады. Выпавшие на их долю испытания сделали этих людей озлобленными и растерянными. Было видно по всему, что ожесточенными душами они готовятся к новым несчастьям.
Барон не только раздобыл лошадей, но и нанял проводника, видимо, одного из пособников неприятеля. Этот негодяй взялся провести нас через город. Я сочла за лучшее воспринимать все как оно есть и не задавать барону лишних вопросов.
Мы избрали кратчайший путь, чтобы как можно скорее вырваться за пределы умирающего Парижа.
Когда мы проезжали мимо Люксембургского сада, на меня нахлынули воспоминания. Я будто видела воочию пламенеющего в небе воздушного змея, а когда покосилась на Кендала, то была с особенной силой поражена степени изможденности своего ребенка. Его ручки были истонченными и походили на палочки, а ведь, казалось бы, совсем недавно выглядели такими гладкими и округлыми… Мальчик был сосредоточен и при этом держался очень прямо, вне всякого сомнения, представляя себя на воображаемом белом пони, которого барон "подарил" ему на Рождество. В его глазах светилась жажда жизни, и я подумала о том, что он, несомненно, будет еще и крепок, и здоров.
Барон то и дело поглядывал на меня, будто желая убедиться, что я все еще рядом. И улыбался, покачивая головой. В его лице читалась та же авантюрная решимость, которую я заметила в глазах Кендала. Они и в самом деле невероятно схожи.
И еще я знала, что у нас все получится.
Так и вышло.
Когда городские кварталы остались позади, барон расплатился с проводником и мы остались одни. Я с наслаждением вдыхала чистый деревенский воздух. Добравшись до ближайшего постоялого двора, мы сделали остановку и немного подкрепились. Здесь нам мало что могли предложить, но по всем признакам это был и не околевающий от голода Париж. Барон попросил, чтобы нам приготовили постный суп.
- Для начала, - пояснил он. - Мы теперь будем есть часто, но понемногу.
Суп показался мне необыкновенно вкусным. Еще нам подали горячий хлеб, и я подумала, что в целом мире не может быть ничего более аппетитного. Остальные, несомненно, разделяли мое мнение.
- Пора в путь, - распорядился барон. - Чем скорее мы доберемся до Сентевилля, тем лучше.
Путешествие было весьма и весьма небезопасным, так как повсюду встречались неприятельские солдаты. Но они не обращали на нас особого внимания. Мы не представляли для них интереса, мужчина-инвалид, две изможденные женщины и ребенок. Что с нас можно было взять?
- Как бы то ни было, - сказал барон, - по возможности будем избегать общения с немцами.
На очередном привале мы ели хлеб с сыром, которые барону удалось купить еще в Париже. У нас с собой было совсем мало еды, но, как сказал барон, после таких лишений все равно нельзя было объедаться.
У барона было много денег, которые он швырял направо и налево, пытаясь добыть для нас хотя бы самое необходимое. Одну ночь мы довольно комфортабельно провели на постоялом дворе, а вот вторую - в заброшенной лачуге неподалеку от какой-то фермы.
Тем не менее это было увлекательное путешествие, и осознание того, что нам удалось бежать, прибавляло решимости и сил продолжать наш спасительный путь.
Я была поражена тем, что в нынешнем состоянии мы были способны так долго ехать верхом.
- Люди могут очень многое, если их вынуждают к тому обстоятельства, - пояснил барон.
Наконец мы достигли замка.
Барон оказался прав. Его цитадель осталась нетронутой. Я видела, с какой гордостью он проезжает под аркой замковых ворот.
Наше появление вызвало переполох.
Отовсюду слышались взволнованные голоса:
- Барон! Барон приехал! Он вернулся!
Казалось, что слуги бегут во всех направлениях одновременно.
- Барон вернулся! Барон жив!
Мы были совершенно измучены. Даже барон едва держался в седле. Чтобы добраться сюда, нам потребовалось мобилизовать все свои силы, и только теперь стало понятно, сколь велико было напряжение этих сил.
- Что происходило в мое отсутствие? - спросил барон. - Здесь были немцы?
Ему ответили, что немцы побывали только в Руане. Они захватывали крупные города, не проявляя интереса к небольшим населенным пунктам.
- Мы нуждаемся в пище и отдыхе, - проговорил барон.
Я еще никогда не видела такого бурного оживления.
А Кендал был буквально потрясен. Он находился в замке, том самом, о котором ему так много рассказывал барон. Истории, которые он зачарованно слушал в Париже, превращались в живую реальность.
В камине ярко пылал огонь, а на столе стояли тарелки с аппетитно пахнущим горячим супом.
- Мне нравятся замки, - сказал Кендал.
Поев, мы с ним тотчас же упали на кровать и проспали всю ночь и все следующее утро. Помню, как я открыла глаза и лишь через какое-то время осознала, где мы находимся. Осада Парижа осталась в прошлом. Я находилась в замке барона… и под его защитой.
Кендал спал рядом со мной. От вида его исхудалых ручек у меня защемило сердце. Но на губах малыша играла безмятежная улыбка.
И тогда я заставила себя забыть обо всем… О смерти Николь, о том ужасном моменте, когда я увидела своего сына в образе маленького мертвого мальчика… И отбросила все это прочь. Я здесь, в замке, в безопасности… Барон спас нас от верной смерти. Он позаботится о нашем будущем…
Размышляя так, я снова задремала, а когда проснулась, уже вечерело.
У кровати стояла служанка.
- Вы проснулись, мадам? - проговорила она. - Нам приказано не тревожить вас, пока вы не проснетесь сами.
- Наверное, я спала очень долго.
- Вы были так измучены.
Я кивнула и спросила:
- А барон?
- Господин барон встал рано утром. Если вы проголодались, обед подадут через полчаса.
Услышав наши голоса, Кендал проснулся. Он сел на кровати, огляделся вокруг и расплылся в довольной улыбке.
- Хотелось бы помыться, если это возможно, - сказала я.
- Разумеется, мадам. Сейчас принесут горячую воду.
- Спасибо.
Кендал широко раскрытыми глазами смотрел вслед удаляющейся служанке.
- Мы останемся здесь… навсегда? Это ведь замок барона. Я хочу его осмотреть. Весь.
- Думаю, у тебя будет такая возможность, - ответила я. - Мы помоемся, потом спустимся в столовую, а там видно будет.
Вымывшись, мы, тем не менее, стали выглядеть не намного элегантнее, так как у нас не было другой одежды, кроме той, в которой мы проделали столь изнурительный и долгий путь.
Я взяла Кендала за руку, и мы спустились вниз.
- Ты все тут знаешь, - благоговейно прошептал он, озираясь на мрачные каменные стены, увешанные гобеленами с вытканными на них батальными сценами.
Я лишь крепче сжала его руку, чувствуя, что мы шагаем в неизвестность.
В большом зале нас уже ожидал барон. С ним была женщина. Я сразу же ее узнала, хотя она мало чем напоминала ту юную девушку, портрет которой я писала на улице Фобур Сент-Оноре.
- Кейт, - обратился ко мне барон, шагнув навстречу, - вы хорошо отдохнули? А ты, Кендал?
Я ответила утвердительно, а Кендал только таращил на барона круглые от изумления и восхищения глазенки.
- Вы знакомы с принцессой.
Мари-Клод протянула мне руку.
- Мадемуазель Коллисон, - произнесла она. - Как давно мы с вами не виделись. На вашу долю выпали тяжкие испытания. Барон… рассказал мне.
- Мы живы, а все прочее уже в прошлом, - ответила я.