- Отчего же. Я не против, но далеко не всегда изреченное слово есть правда. Далеко не всегда… Ты думаешь, я не знаю, что, возьми я тебя сейчас… как сделал это тогда… ты не возликовала бы, но, разумеется, тщательно скрывая это от меня… и от себя. Но я хочу, чтобы на этот раз все было по-другому. Хочу, чтобы ты сама пришла ко мне. Вот о чем я теперь мечтаю. Я становлюсь сентиментален. И безумно хочу жениться на тебе.
- Легко делать предложение, которое невозможно осуществить.
- Это не всегда будет невозможно.
- Почему бы вам действительно не взглянуть правде в глаза? Вы женаты. Ваш брак нельзя считать обычным, так как ваша жена принцесса. Вы не забыли, что женились на ней ради королевских кровей? Но у вас нет детей, и голубую кровь невозможно использовать. Однако эту причину нельзя считать уважительной для расторжения брака, а ваша супруга никогда не пойдет на это. Таким образом, как можно всерьез рассматривать предложение, которое вы делаете другой женщине?
В его глазах сверкнула холодная решимость.
- Ошибаешься, Кейт. И слишком рано примирилась с поражением. Одно я тебе скажу: ты все равно будешь моей.
И тут мне стало страшно.
- Вы покажете мне, наконец, манускрипты? - как можно более хладнокровно произнесла я.
- Разумеется, - ответил он.
Мы склонились над старинными книгами. Эти удивительные документы хранились здесь на протяжении многих столетий. Ролло был уверен, что их передал его семье монах, отрекшийся от своего духовного звания и вернувшийся в мир. Он жил некоторое время в замке, где и создавал эти манускрипты.
- Пятнадцатый век. Как ты считаешь? - спрашивал Ролло.
- Возможно, даже раньше. А вот это поистине изумительная работа. Отцу очень нравилось реставрировать манускрипты…
При упоминании об отце мой голос дрогнул. Бедный отец… Слепая жизнь показалась ему настолько невыносимой, что он решил расстаться с ней. Затем я подумала о Мари-Клод, которую также посещали подобные мысли. Какой жестокой бывает жизнь!
Ролло пристально наблюдал за мной.
- У тебя такое выразительное лицо, - заметил он. - По нему пробегает столько различных чувств… Сейчас ты грустишь, вспоминая об отце. Милая Кейт, тебя выдают не глаза, а губы. Вот откуда я знаю, что под яростным негодованием, которое ты мне демонстрируешь, скрывается любовь… истинная любовь.
Я уставилась на манускрипты.
- Будет нелегко добыть краски, необходимые для реставрации.
- Мы попытаемся.
- Это очень нелегко. Те, кто изготавливал манускрипты, сами смешивали краски, и ни один художник не разглашал своих секретов.
- Будем пытаться вместе. Съездим в гости к художнику, о котором я тебе рассказывал. Он живет в этих краях с самой юности. Хороший художник. У него вполне могут найтись необходимые материалы. А у тебя появится занятие, чему я буду очень рад, так как, работая, ты бываешь довольна жизнью и забываешь о своем смехотворном стремлении мчаться куда глаза глядят.
Затем он привлек меня к себе и нежно поцеловал. Я знала, что он прав. Несмотря ни на что, я думала о нем постоянно. Если это и называлось любовью, я ничего не могла с этим поделать.
* * *
Теперь я каждое утро приходила в замковую библиотеку. И была так поглощена работой над манускриптами, что даже не замечала, как мелькает неделя за неделей. Кендал и Вильгельм в это время занимались с Жанной, и каждый день был похож на предыдущий.
Пришла весна. Беспорядки в Париже не утихали, и мой переезд туда был так же невозможен, как и сразу же после бегства оттуда.
Впрочем, перемещаться по стране стало несколько безопаснее, а с наступлением мая был подписан документ, получивший название Франкфуртского мирного договора. Наконец-то наступил долгожданный мир. Французы были недовольны навязанными им условиями этого мира, потому что пришлось отдать Германии Эльзас и значительную часть Лотарингии, не говоря уже об огромной денежной контрибуции.
Теперь уже скоро, думала я. Скоро поеду в Париж.
Интересно, уцелел ли дом, в котором мы жили.
В конце мая Ролло отправился в столицу, чтобы узнать, как там обстоят дела. Я с нетерпением ждала его возвращения.
На протяжении последних недель мы с Мари-Клод несколько раз беседовали, и я пришла к выводу о том, что она, похоже, и в самом деле была рада нашему присутствию в замке. Наверное, оно в некоторой степени оживляло угнетавшую ее атмосферу средневековой цитадели. Я знала, что она наблюдает за мной. Возможно, даже развлекается, строя различные предположения относительно моих отношений с ее мужем.
Скорее всего она считает, что мы с Ролло в прошлом были любовниками, хотя относительно наших нынешних взаимоотношений можно было лишь догадываться. В любом случае, она была заинтригована, и это доставляло ей какое-то удовольствие.
Большую часть времени она посвящала занятию, именуемому отдыхом. Ей нравилось считать себя хрупкой и болезненной. Я была уверена, что таким образом она заполняла пустоту своей жизни, а также использовала болезненность как предлог держаться подальше от Ролло. Сам он отличался богатырским здоровьем, а следовательно, с пренебрежением относился к болезням. Собственная слабость вызывала у него лишь негодование, и хотя ранение временами причиняло барону сильную боль, он всячески скрывал это.
Зато никак не пытался скрывать глубочайшее презрение, которое он питал в отношении Мари-Клод.
Барон вернулся из Парижа с безрадостными новостями. Обстановка в городе оставалась неспокойной, хотя со временем жизнь, несомненно, должна была войти в привычное русло. Наш дом был уничтожен вместе со всей обстановкой. Видимо, его подожгли бунтовщики.
- И все из-за этой идиотской войны, - гневно повторял Ролло.
Итак, в Париже мне жить было негде. Быть может, стоило на какое-то время вернуться в Англию? Я могла пожить у Клэр. Видимо, она еще не получила мое письмо, поскольку ответа по-прежнему не было…
Близился к вечеру очаровательный майский день. Мальчики играли где-то в окрестностях замка. Все утро и часть дня я работала над одним из манускриптов, пользуясь прекрасным солнечным освещением. После долгих часов кропотливой работы я пребывала в блаженном состоянии, чувствуя приятную усталость и даже гордость. В тот день я придумала новый способ получать венецианскую красную краску и кобальтовую синюю, без которых нельзя было продолжать работу. Завтра можно будет испытать мое изобретение, которым, пожалуй, действительно стоило гордиться.
Я вышла из Хижины, чтобы насладиться бархатной погодой, и присела на траву возле рва. Занятая своими мыслями, я не сразу услышала голос одной из служанок, которая звала меня.
Вскочив на ноги, я подошла к ней.
- Мадемуазель Коллисон, - сообщила она, - в замок приехала какая-то дама и спрашивает вас.
Я обернулась. К нам приближалась другая служанка, а рядом с ней шла женщина. Я не поверила своим глазам.
- Кейт! - воскликнула она.
Я подбежала к ней, и мы крепко обнялись.
- Неужели это ты, Клэр?
Она кивнула.
- Я должна была повидаться с тобой. От тебя так долго не было вестей. Но потом пришло письмо… Судя по дате, оно очень долго меня искало, но хоть сообщило, что ты жива и где находишься. Я решила не доверяться почте и приехать собственной персоной.
Мы прильнули друг к другу, смеясь и едва не плача.
Обе служанки наблюдали за нами.
- Это моя мачеха, - сообщила я им.
Девушка, которая привела ко мне Клэр, поставила рядом с ней ее дорожную сумку, и они обе поспешили оставить нас одних.
- На станции я наняла что-то вроде коляски, - сообщила Клэр. - Но едва сумела объяснить кучеру, куда мне надо…
- Путешествие было трудным?
Мы не могли наглядеться друг на друга и произносили какие-то банальности, потому что были слишком взволнованы и не способны на большее.
- Пойдем в Хижину, - сказала я. - Мы там живем… временно.
- Милая Кейт! Через что тебе пришлось пройти! Я так беспокоилась. И беспрестанно повторяла себе: как хорошо, что твой отец не знает об этом. Он бы сошел с ума от тревоги.
- Это было трудное время, Клэр, - признала я, затем забрала у нее сумку и распахнула дверь Хижины.
- И как давно вы здесь живете? - спросила Клэр, войдя в дом и осмотревшись.
- Сразу же после снятия осады. Нам удалось вырваться из Парижа.
- Слава Богу, теперь вы в безопасности.
- Да, нам очень повезло. Моя бедная подруга, Николь де Сент-Жиль, - ты ее знала, - погибла во время обстрела.
- Какой ужас! А… Кендал?
- С ним все хорошо. В период осады нам пришлось несладко. Мы чуть не умерли от голода.
- Я все время беспокоилась о вас, пыталась связаться, но оказалось, что нечего и думать о том, чтобы переправить письмо через Ла-Манш.
- Я знаю. Чего еще можно было ожидать во время войны? Но сейчас это уже не имеет значения. Ты здесь, Клэр, и я так рада тебя видеть. Ты хочешь есть? Приготовить кофе? Мальчики куда-то убежали играть.
- Мальчики?
- Ну да… я имею в виду Вильгельма. Сына барона и принцессы… Они с Кендалом подружились и всегда играют вместе.
- Никто не будет возражать против моего приезда?
- Конечно, нет. Ты будешь жить в Хижине. Тут хватит места.
- Ты здесь работаешь?
- Да, реставрирую манускрипты, и еще написала портрет Вильгельма… мальчика, сына принцессы…
- И они с Кендалом хорошо ладят?
- О да!
- Вы приехали сюда прямо из Парижа? Кажется, этот замок был первым местом, куда ты попала, впервые приехав во Францию. Тогда, с отцом…
- Да, тогда мы приехали сюда… А после снятия осады барон снова привез нас в этот замок.
- Что он делал в Париже?
- Приезжал по каким-то делам. Он спас Кендалу жизнь. Ты себе и представить не можешь, что тогда творилось. Прусская артиллерия обстреливала Париж, и стена рухнувшего дома упала бы на Кендала и задавила бы насмерть, если бы барон не оказался рядом и не закрыл его своим телом. Барон был ранен, и я ухаживала за ним… а потом, когда осада окончилась, нам удалось покинуть Париж. Мы приехали сюда, потому что нам больше некуда было. Все это очень трудно объяснить…
- И ты совершенно случайно встретила его в Париже в тот самый момент, когда Кендалу угрожала опасность. Как это замечательно, что он там оказался!
- Слава Богу, что он там оказался. Если бы он не помог нам и не привез сюда, мы бы никогда не выбрались из Парижа. После нашего отъезда обстановка в городе только ухудшилась. Начались бои на улицах, беспорядки, поджоги. Дом, где мы жили, сгорел.
- Бедная моя Кейт! Я так много о тебе думала. Мне было так одиноко, и я пообещала себе, что как только появится малейшая возможность, тут же увижусь с тобой. И передать тебе не могу, как я обрадовалась, получив твое письмо… хотя оно шло ко мне очень долго.
- Давай я все-таки сварю кофе, - перебила ее я, - а потом еще поговорим.
Мы пили кофе и болтали без умолку. Мне было очень трудно все ей объяснить, и я отлично понимала, что она находит чрезвычайно странным то, что, когда Кендалу грозила смертельная опасность, барон вдруг оказался рядом. Это было совершенно ясно… Отец, конечно же, не сомневался в том, что Кендал - сын барона, и, весьма вероятно, обсуждал эту тему с Клэр. В конце концов, она была его женой…
Понятное дело, она убеждена в том, что барон жил со мной в Париже, и поэтому так осторожно формулирует вопросы, чтобы не поставить меня в неловкое положение.
Затем я пожелала выслушать ее рассказ.
- У меня все по-иному, Кейт, - вздохнула она. - С тех пор как твой отец… ушел, мне было очень одиноко. Казалось, что жизнь окончена. Мы так любили друг друга… с самого начала.
- Я знаю. Ты была прекрасной женой. Он не раз говорил мне об этом. Я так рада, что вы тогда нашли друг друга. Ты стала утешением для него.
- Слабым, пожалуй, - проговорила Клэр. Ее губы дрожали, а в глазах стояли слезы. - Я часто спрашиваю себя, правильно ли себя вела. Видишь ли… я должна была сделать его счастливым… хотя его слепота усиливалась с каждым днем. Но он не мог смириться с этим, Кейт. Его глаза значили для него так много, намного больше, чем для других людей. Ты знаешь, что я имею в виду, Кейт, потому что ты такая же. Он просто не смог принять будущее, погруженное в полную темноту.
- Не вини себя. Ты сделала все, что могла. Я понимаю, что он чувствовал. Отец жил только работой. Никогда не забуду, в каком он был отчаянии, когда рассказывал о том, что его ждет. Я тогда надеялась, что он сможет писать если не миниатюры, которым он посвятил всю свою жизнь, то хотя бы обычные полотна.
- Но он очень быстро терял зрение, Кейт. Еще несколько месяцев, и он бы полностью ослеп. Я так надеюсь, что сделала для него все возможное. И так часто об этом думаю. И терзаюсь мыслями о том, что могла еще что-нибудь сделать… или, быть может, наоборот, сделала что-нибудь такое, чего как раз и не следовало делать…
- Не надо мучить себя, Клэр. С тобой он был намного счастливее, чем до встречи с тобой.
- Я утешаюсь такими мыслями. Просыпаюсь ночью и убеждаю себя в этом.
- Милая Клэр, ты не должна терзаться. Вспоминай счастливое время, проведенное с ним. Должно быть, это накатило на него внезапно… как грозовая туча. Мне легко себе это представить. Он ведь наверняка почти не спал последнее время… А затем, в момент отчаяния, просто проглотил пригоршню пакетиков со снотворным…
- Именно так это и случилось.
- Ты должна забыть об этом, Клэр.
Она повеселела.
- Я пытаюсь. Хочу забыть. А теперь я должна рассказать тебе вот что… Он все оставил мне, Кейт. Кроме миниатюр. Оставил мне даже дом. Он сказал: "У Кейт все хорошо. Она способна о себе позаботиться. Да и, пожалуй, не захочет возвращаться в Англию". Но миниатюры твои, Кейт. Для сохранности я поместила их в банковский сейф. Мне кажется, они очень ценные, гораздо ценнее, чем думал твой отец. Это ведь целое состояние. Мы много беседовали с ним, и он говорил: "Если Кейт когда-нибудь придется трудно, у нее будут миниатюры. В случае необходимости она сможет продавать их по одной и жить по два или три года с каждой". Он мог быть очень практичен, если речь шла о близких людях. Я надеюсь, ты не против того, что он оставил мне дом?
- Милая Клэр, я этому очень рада!
- Кроме дома у него мало что было. Он отложил немного денег, но ты же знаешь, что ваша семья жила на доходы от его работы. Он оставил мне и дом, и эту небольшую сумму денег. На жизнь мне хватит. Скромную, конечно.
- Значит, ты хоть как-то обеспечена?
Она кивнула.
- Мне хватит. Но я хочу сказать, что Коллисон-Хаус по-прежнему твой дом, Кейт. Я не считаю его своим. Он много лет принадлежал твоей семье. Он твой, Кейт, так же, как и мой, и если тебе когда-либо захочется приехать… Короче говоря, он всегда будет твоим домом…
Так мы беседовали, пока не прибежал Кендал. Его весьма заинтересовала гостья. Я объяснила, кем ему приходится Клэр, потому что он был еще слишком мал, когда она приезжала в Париж, и, конечно же, не мог ее запомнить.
Я была чрезвычайно горда тем, что он очень понравился Клэр.
Вернулась Жанна. Она хорошо помнила Клэр и обрадовалась неожиданной встрече, а той было приятно убеждаться в нашей радости по поводу ее приезда.
Жанна приготовила ужин, и мы все сели за стол, даже Кендал, которому по такому особому случаю было позволено лечь спать попозже.
В Хижине оставалась одна свободная спальня, поэтому с размещением гостьи проблем не возникло. Жанна постелила постель, а я проводила Клэр в ее комнату, нежно поцеловала и пожелала спокойной ночи на новом месте.
Сама же я еще долго не могла уснуть. Приезд Клэр всколыхнул воспоминания об отце. Заново оплакивая его, я пыталась представить себе, в каком состоянии он находился, когда принял решение расстаться с жизнью…
Внезапно меня осенило.
Ведь приезд Клэр решает мою проблему! Я могу покинуть Францию вместе с ней. Вернуться в Коллисон-Хаус и там начать новую жизнь. Если даже я и не смогу обзавестись богатыми заказчиками, у меня будут миниатюры. Я знала их ценность. Некоторые датированы шестнадцатым веком и стоят уйму денег.
Если продать одну… или даже две, это позволило бы открыть мастерскую в Лондоне. Разумеется, мне не хотелось их продавать, но в случае необходимости я должна буду это сделать.
Да, это выход.
До сих пор проблема казалась абсолютно неразрешимой. И вот все изменилось. Наконец-то был получен исчерпывающий ответ на сакраментальный вопрос: "Куда?"
Теперь было куда ехать.