ЧУЧАЛЬЦАМИ ХОДИТЬ (д. Бугаиха), УСЕНЬКИ (д. Корышово). Особую разновидность ряженых составляли ряженые-дети. Иногда эта группа имела и свое, особенное название - чучальця или усёньки. По нарядам и поведению эта группа ряженых мало отличалась от ряженых-взрослых. В д. Бугаиха "приходили чучальця - маленьки наряжонки: зависяцця, шубу вывернут; придут в избу, плясать зачнут: в круг станут, потопчуцця, пели что-то". В с. Устъ-Алексеево "маленьки в пляску не ходили; гуляшами оденуцця: пиджачёшко, лицо шапкой прикроют - одни глазки видно; придут, попляшут".
Если наряжонки были совсем маленькие (до 10 лет), то наряжаться им помогали взрослые: "матка набасит (=нарядит) ли кто ли" (д. Малое Коровино); "наредят всяко, хто как сможет нарядить" (д. Тырлынинская). Иногда представление с участием маленьких наряжонок разыгрывалось тут же, в доме, перед родней: "Еще до школы выряжушками ходили: рубаху наденут большую, рукава назади завяжут (сестра наряжала) - от они и скачут. "Добро, добро скачете!" - пирога им дадут" (д. Лысьево).
Дети постарше (10–12 лет) ходили уже ватажками от 2 до 5 человек не только по домам, но и на маленькие (младшие) посиделки. При этом обычно рядились стариками или цыганами (см.): "У стариков сарафаны возьмут, сажой намажуцця" (д. Бурлёво), В д. Антоновская дети этого возраста ходили циганами - в обычной одежде, но "приумажуцце". При атом ничего не просили, лишь плясали и "гадали" "что рздумают, то я врут". В д. Плесниха выпяжонки-цыганята просили у хозяев копеечку, хотя одаривали их обычно чем-либо съедобным - конфетами, орехами, пирогами. Все соранное в конце обхода честно делилось между участниками и съедалось.
Непременной принадлежностью обхода была пляска: "Маленькие ходили воряжонками. Придут старик со старухой, топают, пляшут, им на языке играли" (д. Клоково). Иногда взрослые сами включались в пляску. Например, брали детей за руки и, приплясывая, кружились с ними в хороводе под припевку: "Журавли вы журавли" (д. Дудинская). Зато если чучальця "не приходились ко двору", могли и облить их жидкой глиной (д. Кононовская), и спеть им насмешливую песенку:
- Вы ерши, да вы ерши,
Небольшие барыши,
Рыбка маленька,
Косеватенька.
Это кто рыбу ловив,
Я того бы полюбив.
Это кто уху хлебав,
Я тово бы (по)целовав.(д. Ереминская)
РЯЖЕНЫЕ НА ИГРИЩАХ
ПОКОЙНИК. Смерть и воскрешение - древнейшие мотивы новогоднего ряжения, которые занимали важное место во всей драматургии этого святочного действа. Поэтому не случайно, что, несмотря на весьма пестрый состав персона-ряженых, существенно различавшийся по районам, "покойник" встречался почти повсеместно. Исключение составляют лишь некоторые старообрядческие и вепские деревни, а также крайний восток области (В.-Уст., Кич. - Гор.). Правда, судя по воспоминаниям старожилов ("при нас не было", "до нас играли"), и там этот персонаж чаще всего был известен (хотя и осуждаем) и его окончательное вытеснение и забвение произошло на грани веков.
Довольно полное и точное описание типичной для Вологодского края сценки из Череповецкого уезда можно найти у С.В.Максимова. "Ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть "покойником", потом наряжают его во все белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб, предварительно привязав накрепко веревками, чтобы в случае чего не упал и не убежал.
"Покойника" вносят в избу на посиделки четыре человека, сзади идет "поп" в рогожной рясе, в камилавке из виней сахарной бумаги с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымятся горючие уголья, мох и сухой куриный помет. Рядом с "попом" выступает "дьячок" в кафтане, с косицей назади; потом "плакальщица" в темном сарафане я платочке и, наконец, толпа провожающих покойника "родственников", между которыми обязательно имеется мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего.
Гроб с покойником ставят среди избы, и начинается "отпевание", состоящее из самой отборной, что называется "острожной" брани, которая прерывается только всхлипываниями "плакальщицы" да каждением "попа".
По окончании отпевания девок заставляют "прощаться с покойником" и насильно принуждают их целовать его открытый рот, набитый брюквенными зубами…
Кончается игра тем, что часть парней уносит покойника "хоронить", а другая часть остается в избе и устраивает "поминки", состоящие в том, что наряженный девкой оделяет девиц из своей корзины "шаньгами" - кусками мерзлого конского помета".
Похожие сценки разыгрывались в Вологодских деревнях вплоть до 50-60-х годов нашего века. Правда, существовали некоторые местные различия в церемонии прихода покойника в дом, в его наряде, поведении и т. п. Скажем, в одних деревнях покойник ходил из дома в дом самостоятельно, а в других его возили на дровешках или даже телеге, привязав к ним. Чаще всего покойника заносили в дом на одной-двух сколоченных вместе досках, на полатнице или на скамейке, привязав к ним, чтобы покойник не упал или не убежал. Реже для этого применяли грубо сколоченное из досок подобие гроба или даже настоящий гроб, носилки или полотно -"коленкорово портно", "постильно".
Эти детали в той или иной степени отражают особенности реального похоронного обряда, нередко уже утраченные.
Покойник мог появляться и не через дверь. Скажем, в Череповецком уезде и по Широгорью парни заранее прятались в голбец и в разгар игрища выносили оттуда в корыте покойника с редешными зубами.
Наряд покойника также различался по степени архаичности. Чаще всего его заворачивали в "саван" - простыню, большое белое полотно или просто накидывали полотно на него сверху. Встречаются упоминания о том, что накрытый покрывалом "покойник" был голым (дд. Великодворская, Ростово, Халдынка, Климовская), хотя нередко под этим имелось в виду, что ряженый был в одной рубахе до колен, без штанов. Чаще, однако, покойника наряжали как настоящего мертвеца: в домотканое нижнее белое белье - рубаху, и портки (кальсоны), причем эротизм этого персонажа подчеркивался демонстративно расстегнутой ширинкой (д. Ростово) или прорехами в самом неподходящем месте (д. Ростове). Во всех описаниях особо подчеркивается цвет наряда ("во воем белом набашон"), что объясняется, видимо, тем, что это старая разновидность погребальной одежды, которая некогда символизировала "одеяние предков".
У куйско-пондальных вепсов до начала века сохранялась и такая архаическая деталь наряда покойника, как остроконечный колпак (в реальном похоронном обряде остроконечное навершие обычно имел саван). Иногда колпак заменялся ведром (д. Брюшная). Напомним, что остроконечные колпаки или заостренные головы - обязательная принадлежность ряженых и "нечистых духов", "щуликунов", которые широко распространены на Русском Севере, особенно на территории бывших Архангельской и Олонецкой губерний.
Одной из главных задач покойника было запугивание детей и девушек. Отсюда разные "устрашающие" детали его облика. Часто упоминаются огромные репные или картофельные зубы, но обычно их делали в виде полукруглой пластины, которую ряженый держал во рту и внешний край которой завершался утрированными "зубами". Нередко для пущего устрашения в выдолбленную картофелину с "зубами"-прорезями клали уголек, и ряженый-покойник время от времени раздувал его, пуская изо рта дым и искры (дд. Паршино, Калинино, Новоселово, Великая Тарн.).
Для этой же цели лицо, а иногда и весь наряд покойника, обсыпали мукой, мелом или вымарывали сажей. В д. Великий Двор (Тот.) "покойник был весь умазан в сажу и в тесто", а в д. Чеченинской - сажей и мукой. Реже покойнику подвязывали бороду (дд. Подсосенье, Копоргино) и волосы из конского хвоста (д. Спирино), а нос перевязывали ниткой (д. Аксентьевская). В д. Марачевская облик покойника дополнял свиной пятачок, который он держал в зубах. Лицо обычно прикрывалось платком, сеткой или марлей, но так, чтобы были видны зубы.
Кульминационным моментом сценки с покойником было "отпевание" и "прощание" с ним. Главными фигурами "здесь были, конечно, поп и плакальщицы (жена", "родственники" покойника). Возглавляли процессию поп с дьячком, размахивая "кадильником" - кринкой с тлеющими и чадящими угольями и брошенными сверху шерстью или пометом, иногда сушеными травами, серой, берестой, чтобы сделать чад как можно более неприятным. "Лампадочкой гридят - мовтают кругом" (д. Подсосёнье). Иногда вместо "кадильника" махали подожженым старим лаптем.
В д. Павловская бросали в "кадило" табак, а в д. Дуброва - перец, чтобы заставить всех девок чихать. В д. Окатовская "старухи окуривали покойника травкой богородской (=чебрецом)".
Любопытно, что в деревнях со значительной долей старообрядческого населения оплакивание устраивали как на настоящих похоронах. "Покойника положат на постильно и охают: "0-ох! И те мене да посмотрю да я погляжу-у! 0-охх! И те мене за сутоцьки да под око-о-шецько-о! / Да по брусовой-то лавоцьки, / Да на родново племенницька (или иная степень родства). / Да ты куда жо средивси, Да ты куда наредивси? / В платьице да не нарядное, / Да (в) платьице умиральноё!" Зависяцця платком, да и охат тут над ним… А хозяевов не заставляли прошчацця. Людно, итъ их ходит наряжонками, дак они и зацьнут прошчацця: "Простишь ли, старой-де, меня, грешную? "- "Тебя бог Простит!" Вот и все… Вот поприцитают, попрошчаюцця и опять понесли из избы-то" (д. Тырлынинская - здесь покойника носили по всей деревне).
В зависимости от степени "серьезности" оплакивания варьировались и тексты, которые распевал пол и плакальщицы. Очень часто, например, пели "Вечную память" - с большими или меньшими сокращениями и отклонениями от канонического варианта. Например, "поп" пел:
- Святы боже,
Святы крепки,
Святы бессмертный,
Помилуй мой!
Вечная память (2 р.),
Помянуть за упокой,
Человек-то был какой!
(вар.: Вецьная память,
Бесконецьная жис(т)ь!
Упокой, господи, душу нашу -д. Фоминская Верхов.)
(дд. Борисовская Кирил., Павшиха, Часовное, Лисицинская).
В дд. Цибунинская, Пеструха, Липин Бор пели "Господи, помилуй", добавляя "кто чево сумеет смешное"; "другой раз и матюки заворотят" (д. Пеструха). Брань в таких ситуациях некогда выполняла магическую роль: считалось, что она отпугивает всякую нечисть, предохраняет, в частности, участников церемонии от последствий опасного для них контакта с мертвецом. Такой же смысл имела замена имени. Например, в дд. Липин Бор, Лисицинская, Горка (Хар.), отпевая покойника, поп произносил: "Господи, помилуй / Усопшего раба (имярек)!" - называя при этом любое, произвольное имя (Сидор, Потап, Афанасий), что должно было отвести неприятные последствия "отпевания" от того, кто исполнял роль покойника.
С этой же целью перечисляли поименно ("отпевали") всех присутствующих, браня тех, кого недолюбливали:
- Господи, помяни:
Трех Матрен,
Луку с Петром,
дядюшку Захара,
Сашечку и Маню,
Починочнова Ваню,
Гришу Хомоськово,
Игнашу Притовсково,
Микиту Рогоськово,
Фиста Молодьсково,
Ваню Каличёнка,
Он же и Романёнка,
Митю колдуна,
Евдисея бя…на.
Помяни, Господи:
дядюшку Трифона,
Старушку Ф……,
Сидора да Макара,
Скривёна мать Захара.(с. Раменье Кирил.)
Оплакивание могло перемежаться шутливыми диалогами вроде: "Милушка, о чем ты плачешь? - О муже. - На ково твой муж-то был похож? - На назёмные (=навозные вилы!" (д. Ромашево Кирил.).
Этот диалог представляет из себя сокращенный вариант популярной шуточной песни, которая, видимо, также могла исполняться во время оплакивания "покойника", хотя Н.Иваницкий, записавший текст этой припевки в конце века, таких указаний не делает:
- Баба деревенска в лаптях, куда ты пошла?
- На поминки, мой батюшка, на поминки.
- А кого ты поминать-то пошла?
- Мужа, мой батюшка, мужа.
- А как у тя мужа-то звали?
- Не знаю, мой батюшка, не знаю.
- Да на что имя-то его похоже?
- На вилы, мой батюшка, на наземные.
- Так не Вилантий ли муж-то был?
- Вилантий, мой батюшка, Вилантий.
- Каким он промыслом-то занимался?
- Скрипошник, мой батюшка, балалаешник.
- Какие он песни по скрипке пел?
После этой части песни, исполнявшейся "протяжно", шли шуточные припевки, которые пели "быстро, о притоптыванием".
- Уж ты, Фёкла, белая,
Зачем глупо сделала?
Раз, два, три, люли!
Зачем глупо сделала.
Горюна прогневала,
Чёрного, горбатого,
Горюна проклятого?
Завсе вижу пьяного
У Никахи в кабаке,
В изорванном шубняке.
Зеленое вино пьёт.
Горюна домой зовет:
- Ах ты, сукин сын, мотушка,
Все ты пропил, промотал,
Всё на картах проиграл!
К столу овцу привязал,
Журавля на маште взял.
Журавли-то долгоноги
Не нашли домой дороги,
Шли стороной,
Боронили бороной.
Борона золезная,
Поцелуй любезная!(д. Печенга)
Далее, по свидетельству собирателя, шло несколько строк не для печати". Обращает на себя внимание вторая часть плясовой припевки ("Долгоноги журавли"), которую нередко напевали при встрече группы наряжонок, входящей в избу.
В дд. Григоровская, Новоселки, Середская поп, дьякон и псаломщик пели разные неприличные прибаутки, а завершалось "отпевание" репликой: "Мертвого (вар.: Помяни) за упокой, / А человек-от был какой, / Да и у-у-уме-ер!" В д. Зыков Конец "отпевание" завершалось припевкой: "Человек-от быв какой - / И с ногами, и с руками, / И с телечей головой!" О характере остальных припевок можно судить, например, по таким текстам:
- Покойничек, да умиройничок,
Умирав во вторничок.
Стали доски тесать,
Он и выскочив плясать.
Плясав, плясав,
Да и за ними побежав.(д. Ереминская)
- Быв покойничек,
Умирав во вторничек,
Стали доски тесать,
Соскоцив старик плясать.(д. Великий Двор Тот.)
- Поп кадит,
А покойник-от глядит.
Поп-от поёт,
А покойник-от (в)стаёт.(д. Сафонове)
- Дивное чудо,
В монастыре жить худо,
Игумны - безумны,
Строители - грабители,
Архимандриты - сердиты,
Послушники - косушники,
Монахи - долгие рубахи,
Скотницы - до картошки охотницы.(д. Малино)
Заканчивалось "отпевание" репликой: "Идите с покойником прошчаться - или "Надо с покойником проститься!" Сначала подходили родственники: "Прости, дядюшка! Прости, муженек!" В тех деревнях, где нравы были не слишком строги, принуждали участвовать в прощании и остальных девушек. Их подтаскивали или подталкивали к "усопшему" и заставляли целовать его в губы, в лоб или уродливые "репные" зубы: "Поцелуй родителя!" (д. Согорки). Реже целовали иконку, лежавшую на груди покойника (дд. Фоминская Верхов., Федяево). В д. Волоцкая вместо этого клали на грудь "усопшего" мелкие деньги (на настоящих похоронах эти деньги использовали для устройства поминок).
Подобного рода церемонии чаще всего практиковались, когда покойника приносили на игрища. Нередко девушек при этом поджидали всякие сюрпризы. Скажем, в одних деревнях покойник плевался в прощающихся (дд. Кожинская, Середская) или "фукал" в них набранной в рот мукой (дд. Пяжелка, Пондала). В других - колол целующихся с ним девушек взятой в рот иголкой (дд. Мезенцево, Верхняя Горка, Калитинская). В д. Спирино покойнику делали своеобразною "усы" из иголок, которые торчали из-под покрывала в разные стороны, или клали на губы щетку, потому "попращаться" с ним, не уколовшись, было весьма затруднительно. Иногда строптивых девушек вымарывали в сажу, подталкивая их лицом к лицу покойника ("приткнет, чтобы умазалася" - дд. Подсосенье, Мосеево Тот.).
Тех, кто особенно упорно сопротивлялся, пугали розгой ("вицей"), подхлестывали свернутым полотенцем или соломенным жгутом. Иногда такая участь поджидала каждую девушку, пришедшую "попрощаться": "А нешо лапцем-то бякнут по спине-то девку-ту, которая наклоницци с покойником-то прошчацци-ту… В лапоть камешок положат. Один целовек-от стоит всё времецько. Дак ты не досадила никому, дак несильно хлопнут, а как досадила, дак и посильняе" (д. Фоминская Верхов.). Те, кому было страшно, откупались пряниками, конфетами, вареными яйцами, иногда и вином (д. Спирино).
Если покойника приносили неодетым, девушек могли стращатъ и его видом. В дд. Григоровская, Климовская "как отпоют, открывали крышку гроба, а там мертвый без штанов, лицо закрыто тряпицей. Девки кто смеется, кто плюется". В д. Подсосенье, если хотели посмущатъ "прощающуюся" девушку, приподнимали ненадолго перед ней покрывало, под которым скрывался покойник (голый или в "трунине"', то есть в рванье). В дд. Ростово, Халдынка саван делали полупрозрачным, чтобы при приближении можно было рассмотреть необходимые подробности. В дд. Новинская и Фоминская девушек с завязанными глазами по очереди подводили к покойнику и "заставляли целовать, что подставят". Подобные "шалости" устраивались только на средних вечеринах.
Если в одних деревнях, как и описано у С.В.Максимова, сразу же после "прощания" покойника уносили, то в других сценка заканчивалась его "оживанием". Например, во многих районах (Нюкс., Тарн., Верхов., Вожег., Кирил., Бабаев., Вытег.) покойник вскакивал и гонялся по избе за девушками и детьми, ловил и катал их по полу ("ребятишки все из избы убегут; он под конец уж и сам побежит за йими" - д. Федяево), иногда щипал девушек за плечи: "Так нащиплет, что в кровь руки!" (д. Починок Бабаев.). В д. Хмелевица вместе с покойником ("голой, в белом во всем") приносили ведро с водой и веник. Покойник соскакивал с досок и, окунув веник в ведро, обрызгивал всех девушек. В дд. Пахтусово и Лодыгино покойник вскакивал, сдирал с себя одежду и мог опрыснуть сажей того, кто ему не нравился. Все эти действия имеют явную эротическую символику. - "оживший", полный жизненной энергии покойник стремится передать ее окружающим.
Нередко эта идея воплощалась в пляске "ожившего" мертвеца. Так, в д. Спирино покойник, вскочив, старался поцеловаться о девушкой, за которой он обычно ухаживал или которая ему изменила, измазывая их при этом сажей, а затем плясал с ними. Иногда он плясал со всеми девушками по очереди (д. Великодворская) или в одиночку (д. Клеменево).
Отметим, что существовали и другие формы покойника. Например, в д. Александровская в 40-е года нашего века покойника носили так: один клал другому, стоящему впереди, руки на плечи, а сам закидывал голову назад. Впереди-стоящий наклонял голову вперед и протягивал руки, на которые предварительно напяливал носками вверх валенки. Затем все это прикрывали простыней вместе с лицом и "ногами" и в сопровождении попа входили в избу.