Медвежат или собак обычно было несколько: "И медвежатка ведь были - два-три; мальчики, пометит которые (лет десяти, послушные) - большие-то сговорят, подкупят, a им ведь интересно, как девок-то мнут туточки да катают, оне и лают, бегают, уркают…" Иногда собаки приходили отдельно от медведя. Б д. Харино их приводили сворой (5–7 "собак") на поводках, и они всех комкали, как и медведь. В д. Окатовская собак, как медведя, наряжали в вывернутый тулуп, на шею делали что-то вроде ошейника, морду сооружали из соломы, обвязанной сверху тряпицей. Собаки бегали на четвереньках и тыкались девушкам в ноги.
БЫКОМ ЗДОБИЦА (д. Истомило, д. Харино), БЫКА БИТЬ или УБИВАТЬ (д. Власьевская, д. Васино, д. Маслово), БЫКА ЗАПРЯГАТЬ (д. Колотовщина). Ряжение быком относится к числу древнейших из известных в Европе. Сценки с быком, как правило, завершались его "забиванием", что, видимо, является пережиточной формой ритуального жертвоприношения быка, которое на Русском Севере в прошлом веке и приурочивалось к крупным праздникам (Петрову, Николину, Ильину дню). Ряжение быками (турами) было известно на Руси еще в XVII веке.
В западных районах Вологодского края ряжение быком тяготеет к ареалу расселения вепсов, хотя самим куйско-пондальским вепсам в 20-30-е года нашего века оно не было известно. Именно в этих районах (Бабаев., Белов., Вытег.) быка чаде всего водили на святки. На крайнем востоке области (В.-Уст., Кич. - Гор.) быка убивали обычно во время пиров, приуроченных к крупным общественным праздникам, к окончание совместных работ (=помочам) и к свадьбе.
Сценки продажи и купли быка очень напоминают действия со святочной козой, распространенные в более южных областях России, Белоруссии, Украины. В дд. Истомине, Харино, Новая (Бабаев.) быка приводил вожатый или хозяин с наведенными сажей усами, в вывернутой шапке и шубе, подпоясанный ремнем. Сначала бык под руководством поводыря бодал (комкал) тех, кто ему не нравился, а потом кудеса начинали его продавать: "Кто купит?" Кто-нибудь говорил в шутку: "Я куплю! - Почем? - За десять!" Кудеса назначали свою цену - сто рублей, а то и больше. Те рядились (=торговались) как цыгане: "Дорого! - А почем возьмешь? - Хоть за пять!" Хозяин быка хвалил, а "покупатели" всячески хулили. Так торговались, пока не договорятся. Тогда говорили: "Кокни!" - хозяин палочкой и кокал по горшку ("кукшину"). Горшок вдребезги, а бык из избы бегом.
Сопоставление и противопоставление быка и медведя довольно характерная деталь свадебных сценок в Велико-Устюгском и Кичменгско-Городецком районах, хотя это встречается и на западе области. Например, в д. Сергеево (Вашк.) на святки водили и быка, и медведя. Еще, зайдя в избу, буткал привязанными к его голове коровьими рогами девушек, валял их в растоптанных по полу угольях. Потом появлялся стрелок и пулял в него горохом из деревянного ружья. Бык ревел и падал замертво. Когда в избу вваливался медведь и начинал свое озорство и шутки, бык "оживал" и дрался с ним.
Из деталей одежды ряженого-быка можно выделить горшок, изображавший его "голову". Чаще всего горшок вешали на палку, которую ряженый держал перед собой (д. Пожарово) или между ног (дд. Васино, Новая Бабаев.).
В других деревнях горшок с прикрепленными к нему "рогами" из соломенных жгутов, морковок или настоящих коровьих рогов вешали на конец' палки, привязанной к спине ряженого-быка. Интересно, что у южных вепсов, проживающих на территории, прилегающей к западным границам области, горшок ("голову быка"), надевающийся на голову ряженого, наполняли пеплом, который после "забивания" быка рассыпался по всему полу. В восточных районах горшок разбивали обухом топора, в западных - поленом или дубиной.
В д. Пахтусово бык, выскочив из "шкуры", приводил в смущение всех девушек, так как был обычно "в чем мать родила". В д. Пахомово хозяин, вооруженный топориком, прежде чем хлестнуть быка обухом, садился на него верхом и, понукая и подхлестывая, с прибаутками катался на нем по комнате ("по кругу походит, посмешит").
Именно в таком, шутливо-пародийном ключе решена оценка с быком, описанная Н.С.Преображенским. "На игрище бывает много мужиков из довольно дальних волостей…. Мужика, не знавшего кудес с. Никольского, уговорили поучаствоватъ в местных кудесах….. Ведут мужика на веревочке на четвереньках; мужик мычит. Все хохочут. Мужик еще сильнее ревет. Но в это время мужика шлепнули в лоб чем-то мягким. Он вскочил, как обваренный кипятком: лицо и пушистую бороду, которые были похожи на физиономии коров после пивного праздника, когда они становятся рогами под те отверстия, в которые валят всякий сор и нечистоты, ему, я думаю пришлось долго промывать. Эта выходка с мужиком означала, что "убили быка".
КОЗА (Нюкс., Тарн., Boжег., Тот., Кирил., Сямж.), КОЗЁЛ (Кирил., Ник., Бабуш., Вашк.), БОРАН (Кирил. Вашк.), ОЛЕНЬ (д. Меньшиковская). Исследователи справедливо считают, что этот святочный персонаж мало характерен для Русского Севера. Действительно, если в средней и южной России, да и у других славянских народов святочная коза распространена почти повсеместно, то в Вологодском крае она встречается, в основном, в Присухонье и в некоторых центральных и западных районах. Чаще всего этот персонаж мало отличался по своим действиям и облику от медведя и. быка. Козла наряжали в вывернутый тулуп, на лицо напяливали маску ив овчины, реже накидывали на двух парней козлиную шкуру (дд. Кокино, Кузеево, Брызгалово). Иногда для козы изготавливали голову из дерева (д. Сухонский Дор, д. Брусенец) или напяливали ряженому препарированную и высушенную козлиную голову (д. Новоселки). Внешность козе старались придать устрашающую: "Роги деревянные, вместо зубов гвозди, челюсть стучит" (д. Брусенец). Особого страху нагоняли болтавшиеся на стороны в сторону длинный огненно-красный язык и косматая льняная борода, открывавшаяся и закрывавшаяся пасть, которой коза "хамкала" на девушек, будто пытаясь их укусить, и рога - настоящие, козьи, или из вил, падок, ухвата и т. п.; ими коза пыталась наподдать всем, кто встречался ей на пути.
В Бережнослободской вол. в конце прошлого века коза ходила так: "Накрывают одного парня постилкой, привязывают деревянную голову с большими рогами, парень этот на четвереньках скачет но избе и тычет рогами без бережи кого попало; поднимается визг, крик, рев, а поводыри хохочут". Коза блеяла, скакала но избе, шевелила рогами, трясла бородой, щелкала челюстью и, наконец, бодала девушек.
Интересно, что в Вологодском крае не встречались сценки с забиванием и оживанием козы, продажей ее шкуры или туши, которые так характерны для южнорусских, белорусских и украинских вариантов. Здесь такие сценки разыгрывались с быком или лошадью. На близость вологодских разновидностей козы с лошадью указывает, например, обычай накрывать козу полотном ("пологом", "постилахой" - Кирил., Бабуш., Тот.).
Вот одна из характерных сценок с участием козы, относящаяся к середине 20-х годов нашего века. В ней козу изображал мужчина в вывернутом полушубке. В руке, которая была засунута в рукав, он держал палку о "козьей головой", укутанной куделью и увенчанной длинными рогами. Нижняя челюсть козы открывалась при дерганьи за веревочку. "От он сидит, мужик тожо, сидит и смотрит - де те ребятишки на полатях? Матки туда пёхнут робятишок маленьких, лет семи-шести: "Там много места, дак лежите там!" Мудрушкам (=ряженые) придут как, дак они хохоцют тожо, робятишки, не боялись. От он смотрит, смотрит, за верёвоцькю дёргает, она эдак пастью-то хлопает, хлопает. Дак он встанет и эдак-то - раз! - махнёт на полати, дак робятишки-ти отскочат туда. Уханье, дак это, ой ты! Девки-ти тожо ухают, убегают тожо все. Смешно! Он девкам рогам грозився. Они поивкали, да друг за дружку попрятываюцця, под баб - баб-то не товкав, а всё молодяжку. Ой-ты потруса' (=шалости) у нас в деревне были тамока, потруса цистые!
И доили её, козу. Шайкя - шайки принесут с водой (шайки-те вот были деревянные раньше, и руцъкя тутока) - водици линут и идут доить. А коза-та стоит середи полу, всё оставила тутаё, всё уш набаловала она. От подходят: "Надо подоить козу-ту!" Как станет доить, она - раз! - ногой-то стегнёт, воду-ту прольёт. Вода-та по полу-то! Ак-от смехота у нас-то ведь была в деревне-то, всех цишче!" (д. Пирогово).
Встречались и более редкие разновидности козы. Например, в д. Меньшиковская подобный персонаж назывался оленем, в д. Патракеевская коза рогозенная вылезала в разгар игрища из подпола, внося сумятицу в ряды пляшущей молодежи, а в д. Сухонский Дор на спину козе привязывали решето (ср. южнорусские варианты козы с лукошком).
В д. Калитино кудеса ходили козлам и бораном, которые бодались друг с дружкой и с девушками. Южнее, в д. Оносово, ватага из 5-10 кудесов, обходившая всю деревню, наряжалась баранами: натягивали два старых шубника - один на ноги, другой на руки, посередине перевязывали юс ремнем. По поведению бараны напоминали собак: "На карачкаф ходят, бодаюцца; ведро с извёсткой повалят среди полу, где хозяева злые".
ЛОШАДЬ, ЛОШАДЬЮ ХОДИТЬ, ЛОШАДЬ ПРИВОДИТЬ (В.-Уст., Бабаев., Белоз., Вашк., Верхов., Бабуш., Нюкс., Тарн., Кирил., Сямж., Кадуй., Череп.), КОНЯ или КОНЕЙ ВОДИТЬ, КОНИКОМ, С КОНЕМ ХАЖИВАТЬ, НА КОНЕ ЕЗДИТЬ (Белоз., Верхов., Вытег., Нюкс., Кирил., Тот., Сямж.), ДУГУ СРЯЖАТЬ, НА ДУГЕ или НА ДУГАХ ЕЗДИТЬ, ДУГИ ЗАПРЯГАТЬ (д. Пеструха, д. Титовская, д. Фоминская Верхов., д. Середская). Этот персонаж святочного ряжения был известен практически повсеместно. О том, что речь идет о типе ряжения, издавна распространенном на Руси, свидетельствует челобитная нижегородских священников патриарху Иоасафу (1636 г.), в которой говорится: "И делают, государь, лубяные кобылки и туры, и украшают полотны и шелковыми ширинками, и повешивают колокольцы на ту кобылку".
"Всадники" или "рыцари" известны уже по средневековым европейским карнавалам. Их включению в состав вологодских святочных ряженых могли способствовать представления скоморошьего цирка. В качестве еще одного прототипа укажем обычай вождения по домам во время праздников и пиров и ритуального угощения живой лошади, известный в некоторых районах Русского Севера.
Можно выделить три основных типа святочной лошади. Один из них хорошо известен и описан. Лошадь изображали от двух до четырех ряженых. В разных деревнях они становились по-разному. Чаще всего за талию ряженого, стоявшего первым, хватался второй, за него третий и т. д. Иногда на плечи ряженых клали жерди, синхронизировавшие их движение и служившие опорой для всадника (дд. Конецкая, Паршино, Максимово), либо деревянную или плетеную зыбку (=колыбель) на головы (д. Новец).
В дд. Аистово, Першинская два парня становились "задниця в задницю", их связывали вместе в поясе, после чего они нагибались каждый в свою сторону, один держал голову лошади, другой - хвост. Сверху ряженых накрывали длинным пологом или попоной, реже - настоящей лошадиной шкурой (д. Першинская). Лошадь такого типа старались сделать внушительных размеров ("голова до потолка"). Головой служила прялка, которую держали копылом вперед, обмотанная тряпками палка, набитый соломой или тряпками мешок с нарисованными на нем глазами и ушами, который ряженый, стоявший первым, напяливал себе на голову, или корзина.
Иногда лошадью рядился один человек, накрытый сверху лошадиной шкурой или вывернутой шубой и державший в руках "голову коневую из шерсти", прикрепленную к палке. В д. Скородумово ряженому надевали на спину корзину, в руки давали ухват с привязанным между рожек снопом ("головой"), а сверху накидывали полог. В д. Марачевская ряженый, накрытый пологом, ходил, слегка наклонившись вперед и опираясь на дугу, которой он постукивал, как копытами.
Второй тип лошади хорошо известен по детской игре "в лошадки". В этом случае лошадь изображала палка между ног "всадника" с надетым на нее валенком, пучком соломы или тряпок - "головой". В дд. Кузьминская (Кадуй.) и Осташевская всадник выезжал верхом на снопе соломы с прикрепленной к нему соломенной "головой", на которой болтались "уши" из набитых соломой рукавиц. На шею лошади вешали колокольцы (боркуны или боркунцы, подгарники и колоколец), сзади прикрепляли пучок соломы, льняных оческов, (повесмов), мочала или старый, обтрепанней березовый веник-"хвост".
В ряде деревень Верховажского, Тотемского, Сямженского и Тарногского р-нов ездили на дугах: "На дугу посадят одново (в шубе, в шапке), полотенце ли верёвку петлей с одново и с другого края заденут, повесят ему церез плецё. Впереди катаник на дугу вместо головы, гриву сделают из повесма, глаза, обратъ наложат, подгарник с колокольциками, сзади виник-лиственик привяжут и сажой ёво умажут… Дуга цем-то обверцена - тряпками ли, сеном, товстинькая посередине" (дд. Середская, Аверинская, Пелевиха). В д. Фоминская (Верхов.) на дугу - один рукав на один конец, другой - на другой - напяливали два полушубка, полы которых собирали сборками.
Сценки, разыгрывавшиеся с участием лошади в этих двух вариантах ряжения, были довольно однотипными. Основной их смысл - запугивание девушек, их избиение, обливание водой, вымарывание сажей. "Лошадь скачет на кого попало (девок больше подсовывали)" (дд. Ганютино, Митъкино). В д. Середская "огонь погасят, он и ржот, бегает по кругу, по коленкам дугой бьёт; девки-те ухают, на лавки поскачут, за робят спрячуцца… Он не толькё хвостом-то там мельтяв, да и катаником клюнёт: он на деревине катаник тот, ак товкнёт так и больно".
Важную роль при атом играл всадник (ездовой - д. Скородумово) или тот из ряженых, который держал в руках "хвост"; именно он определял, кого мазнуть веником: "Второй сзади держит веник-лиственик в саже, вертит им, мажет девок, которые изменили" (д. Титовская). Иногда это действие имело явно эротический смысл: "Один на лошади сидел: привяжет из соломы пучок или в штаны напихает и водит им" (д. Оносово). В других случаях лошадью командовал вожатый (вожак, цыган, хозяин, ямщик), который водил лошадь под уздцы и тех девушек, которые ему не нравились, хлестал плеткой (дд. Ногинская, Середская, Аистово). Всадник и вожатый одевались как все "страшные кудеса" - в вывернутую шубу, шапку, иногда "в балахон от дождя" (д. Пустошь Верхов.), со "скаляной личиной" или марлей на лице. Порой один вид всадника приводил всех девушек в ужас: "Приезжал мужик на лошади: наверху сидел и крутом по избе ездил; лошадь с ожералами, брякает; девки как увидят, так все разбегутся (с беседы)" (д. Орлово). "Лошадку делали: иду крутом, да кто сидит на ей, понукает её, боркуны боркают; кто боицца - убегает из избы-то" (д. Осташевская).
В сценки с лошадью часто вводились и элементы, характерные для бродячего цирка: "Лошадь плясала, всяко выкомаривала" (д. Митькино). "В беседа лошадь приводили в хомуте, сбруе; её хозяин водил - верхом седет в седло. Лошадь фыркает, ржот, поднимаецца на людей, пляшет, лягаецца" (дд. Костино, Максимово). В д. Аистово парни, изображавшие лошадь, "во снегу поваляюцца" и приходят в избу; тут "как поцънут лягацця", "на средине топавцця", пляшут вприсядку по команде вожака. Вообще лошадь делала все, чтобы рассмешить и повеселить окружающих. Например, в д. Дивково "лошадь ходит по девицам - нюхает, нюхает", в д. Сергееве (Вашк.), остановившись возле неугодной девушки, лошадь выбрасывала на нее конский помет и т. д.
Еще один тип ряжения лошадью связан с мотивом ее купли-продажи, который обычно возникал, если лошадь водил цыган. Сценки такого рода, как правило, были построены на импровизированном диалоге "покупателей" и "продавца", поэтому они трудно воспроизводимы вне ситуации. Устойчивостью отличались лишь отдельные этикетные формы, например, входя в дом, цыган кричал: "Разрешите с лошадью заехать!" (д. Скородумово). Поводив лошадь по избе, цыган предлагал хозяину: "Давай, дяденька, коням менять!" (д. Новоселе), или "Давай коня менять, у нас лошадь хорошая" (д. Побережье), после чего шел торг и цыган вымогал у хозяина то жену, то дочку, то корову, а когда тот наконец соглашался на его условия, лошадь ржала, лягалась, вырывалась из рук и убегала из избы.
Иногда, впрочем, лошадь даже не присутствовала в сценке, цыган только вел о ней разговор. Например, говорил: "Вы загнали во двор наших коней. Пришел я их выкупить. Давайте-ко сюда коней надо мне коней подковать!" (д. Данилково). Речь в данном случае, видимо, шла о девушках, что подтверждается, в частности, сценкой с "продажей кобыл", разыгравшейся молодежью в Череповецком уезде (?) и напоминавшей игру в солдатский набор или в женитьбу: парни подбирают себе девушек ("покупают кобыл"), а затем "подковывают" их: "Один из парней зажигает пук лучины ("горн"), другой раздувает его ("мехи"), третий колотит по пяткам ("кузнец"), а покупатель держит кобылицыны ноги на своих, чтобы не ушла".
ГУСЬ, ГУСЁМ (Верхов., Белоз., Кирил., Hюкс., Тарн., Тот.), ЖУРАВ(ЛЬ), ЖАРАВ (Белоз., Верхов., Вожег., Сямж., Бабаев., Кирил., Тот.), ЦАПЛЯ, ЧАПЛЯ (д. Тимонино, д. Серединская). Названия этого персонажа указывают по крайней мер на два источника его происхождения. Если первое (ГУСЬ) ближе к древней символике аборигенного населения, о чем свидетельствуют, в частности, данные археологических исследований и местная мифологическая традиция, то второе (журавль) встречается и в Южной и Средней России и в Белоруссии.
Водили гуся (журавля) как на беседы, так и по домам. Наряд ряженого журавлем обычно состоял из вывернутого наизнанку тулупа или пальто, которые накидывались на голову так, чтобы один рукав приходился над головой. В этот рукав вставляли палку с крючком на конце (клюшку - ею цепляли бельё, когда полоскали его в проруби), либо с привязанным к ней веретеном, зубом бороны или иглой, швейкой. Часто засовывали в рукав обе руки с зажатыми в них ножницами, серпом или даже косой-горбушей. Клюв цен могли делать из задвинутого в рукав катаника (=валенка), хотя обычно предпочитали клюшку или ножницы, Иногда изготавливали из дерева подобие настоящего птичьего клюва, который ряженый держал в руках и щелкал им как ножницами (д. Малое Коровино). Шею журавля старались сделать повыше, порою до воронца.
Существовали и местные особенности ряжения. В д. Гридинская "гусем ходили - большую фигуру делали, голову из ухвата, с клювом, за спину привязывали да два кожуха вывернутых надевали". В д. Александровская "гуся наряжали": руку просовывали в рукав, брали в нее ножницы для стрижки овец и наматывали сверху "голову" из тряпок, а вторую руку держали сзади как "хвост". В д. Середская "журавлю крылья какие-то привяжут из соломы, из-под крыла-то клюшка, мотаецци". В д. Тырлынинская "гусем ходили: возьмут постилахи такие довгие, холшчёвы, он руки вместе сложит, ему и подадут туда веретёшку, носок; ево увьют-то етим постильником, и еттак увьют - у ево и рук нет тутока".
Действия гуся (журавля) были незамысловаты. "Ево приведут так на вецерину, он и ходит эк, клюёт. Нициво не говорит, только клюёт. Ходит, только нос поёт - веретёшко-то брякат. По полу на вецерине поводят, да опеть в двери": (д. Тырлынинская). "На ково рассердится - тово поболе поклюёт" (д. Исаково Вожег.). Если на столе что-нибудь лежало - хлеб, пирог - то журавль это тоже расклёвывал. Б дд. Будрянская, Цибунинская гусь ползал на четвереньках, толкая девушек "клювом" в колени или угрожая раскроить им ножницами подол. В первую очередь от журавля доставалось, конечно, девушкам, особенно тем, которые досадили парням ("если девка загуляет, так клюнет"), хотя иногда ряженый-парень использовал эту возможность и для сведения счетов с соперником (д. Гридинская).