А ведь он, сам того не ведая, попал в яблочко! Этот магазин на Кутузовском нужен ей так сильно, что ради него она готова наступить на горло собственной гордости, готова торговаться. Впрочем, о чем это он? Она же торговка, спекуляции – это ее хлеб. Но все равно, приятно, что удалось найти ее слабое место, экономическую ахиллесову пяту. Найти бы еще и болевую точку… У каждого человека есть болевая точка.
– Не тебе решать, что для меня выгодно, а что нет, – сказал он ласково. – Послушайся доброго совета, не играй во взрослые игры. Лучше найди себе какого-нибудь очередного престарелого покровителя и тяни из него денежки. Ты же собаку на этом съела, у тебя все получится. Конечно, второго такого, как Борис Иванович, тебе отыскать вряд ли удастся, но если сильно постараться – чем черт не шутит?
– При чем тут Ремизов? – спросила она растерянно.
– Ну, это же Ремизов должен был оплатить твой маленький каприз, купить магазинчик на Кутузовском проспекте…
– Борис Иванович обещал нам кредит. – В ее голосе зазвенела сталь. – Он не собирался нам ничего покупать.
– Ой ли? – Клим недоверчиво покачал головой.
Она пожала плечами, мол, думай, как хочешь.
– И кто же спонсирует тебя на сей раз?
– Я же говорю: мы взяли кредит. Ты рассмотришь мое предложение?
Клим долго молчал, рассматривал Алису с мрачной задумчивостью, а потом сказал:
– Нет.
Он не думал, что одно короткое слово может изменить человека до неузнаваемости. От лихорадочного румянца не осталось и следа. Она даже не побелела, она посерела, слилась цветом со стенами в его кабинете, на ее висках и подбородке выступила испарина. Клим испугался, что она грохнется в обморок, похоже, дело шло именно к этому.
– Ты в порядке? – Он встал из-за стола.
Алиса Волкова посмотрела на него таким взглядом, что приближаться к ней враз расхотелось – хрен с ней, пусть валится в обморок! Ему-то что?
Она не потеряла сознания, скорее всего, исключительно назло ему. Она секунду-другую посидела, а потом встала, направилась к двери.
Климу что-то мешало, чувство какой-то неудовлетворенности. Он ведь так и не узнал, почему Алисе нужен именно тот магазин. Если у нее есть кредит, можно купить что-нибудь равноценное, и не заморачиваться, и не унижаться. Ведь очевидно, что ей очень неприятен этот разговор.
– Почему ты пришла сама? – бросил он вдогонку. – Почему не прислала вместо себя свою подружку-мегеру? Она ведь позубастее тебя будет.
Алиса Волкова замерла у двери, медленно развернулась, подошла вплотную, уперлась руками в стол Клима. С его позиции открывался замечательный вид на вырез ее блузки, но он, дурак, не воспользовался дармовым зрелищем, предпочел смотреть на ее лицо. Оно было близко-близко, руку протяни – и коснешься ямочки на подбородке. Он бы и протянул, не отказал бы себе в этом маленьком удовольствии, если бы она не заговорила:
– Как ты смеешь?! Как у тебя только язык поворачивается так шутить?!
Клим ничего не понимал, но твердо знал, что она теперь не остановится, разъяснит ему все популярно.
– Твоей подружке не нравится, когда ее называют мегерой? – Он не удержался, скосил глаза в вырез блузки.
– Ты же не просто так купил магазин, ты наверняка наводил справки. – Ее зрачки расширились, от этого глаза стали почти черными. – Значит, ты должен знать, что Зинон уже почти месяц в коме!
Он не знал. Да, он наводил справки, но его интересовала только Алиса Волкова, на ее подружку ему было наплевать. А она, оказывается, в коме… Теперь понятно, почему Алиса так плохо выглядит, но все остальное – совершенно неясно.
– Я ничего не знал, – сказал он. – Сочувствую.
– Сочувствуешь?! – эхом повторила она. – Так у тебя есть реальная возможность выразить свое сочувствие. Мне плевать на этот магазин, но он очень много значил для Зинон! Это был ее проект, ее детище…
– И ты хочешь подобрать упавшее знамя, открыть магазин в ее честь?
– Что значит "в ее честь"? – Голос Алисы упал до едва различимого шепота. – Зинон жива! Я надеюсь, что магазин поможет ей вернуться…
– Похвальное человеколюбие, но при чем здесь я?
– Клим. – Никогда раньше она не называла его по имени. – Хоть раз в жизни сделай доброе дело, уступи мне магазин.
Он не стал думать и размышлять, он сразу сказал "нет". Так будет лучше. Все эти мелодраматические истории не для него. Он живет по собственным правилам…
… Пощечина застигла его врасплох, но почему-то не разозлила.
– Иди с богом, – сказал он устало. А ведь мог и обидеться, наломать дров. Мог скрутить эту… Алису Волкову в бараний рог. Не обиделся, не скрутил, просто отошел к окну – от греха подальше.
– Я пойду, – сказала она бесцветным голосом. – Только тебе теперь с этим жить. Ты мог помочь – и отказался…
Хлопнула дверь. Клим скрипнул зубами. Спокойно! Ничего страшного не случилось. Просто Алиса Волкова пошла своим излюбленным путем – в качестве аргумента выбрала шантаж. Он ей ничего не должен! И вообще, при чем здесь он?! Это не его проблемы…
Она вышла из вражеского бастиона с гордо поднятой головой. Она даже нашла в себе силы пройти два квартала и дать волю чувствам только оказавшись в машине.
Как глупо! Как она могла подумать, что Панкратов пойдет ей навстречу?! Она унижалась, просила, она рассказала ему о Зинон. А он сказал – иди с богом… От него зависит жизнь человека, а ему плевать. Неужели он так сильно ее ненавидит?…
А ей теперь нужно что-то говорить Зинон, как-то объяснять подруге, что магазин на Кутузовском проспекте им не светит. И что дальше? Как найти тот "крючок", который сможет выдернуть Зинон из комы? Что ей пообещать?
Можно, конечно, попробовать соврать про магазин, сказать, что все в порядке, но, скорее всего, в том месте, где сейчас Зинон, легко отличить правду ото лжи. И потом, она дала зарок, пообещала несбыточное. Ей теперь тоже придется с этим жить…
Прошел еще один месяц, а ничего не изменилось. Зинон так и не вышла из комы. Прогнозы врачей с каждым днем становились все более пессимистичными, а Алиса так и не решилась рассказать подруге правду. Она приезжала в клинику каждый день, рассказывала Зинон всякую ерунду. О том, как Леночка снова угробила комп, что Мелиса делает первые успехи, что она работает на совесть и держит персонал их магазинов в ежовых рукавицах, чтобы тот не распустился к возвращению Зинон, а вот про сам магазин ничего не рассказывала.
Каждый день вместе с Алисой в клинику приезжал Александр, включал любимую музыку Зинон, тайком от персонала зажигал ее любимые сигареты. Александр тоже страдал и тоже искал "крючки". Пока что у них ничего не получалось. Чтобы продолжать верить в чудо, Алисе уже приходилось делать над собой усилие.
А следствие так ничего и не выяснило. Возможно, произошедшее – попытка суицида, а, возможно, просто несчастный случай. Выбирайте, что вам больше по вкусу.
В попытку суицида Алиса не верила: Зинон слишком любила жизнь и всегда презирала малодушие. Оставался несчастный случай…
А жизнь не прекращалась, жизнь шла своим чередом. В фирме как-то незаметно научились справляться без Зинон. Мелиса как-то незаметно стала незаменимой, и Ольгерд уже начал подыскивать помещение под новый магазин…
* * *
Ох, как ей не хотелось идти на этот показ! Она бы и не пошла, но Ольгерд настоял: "Алиса, это очень перспективный проект. Не просто так вбухали столько денег в раскрутку этого Вильгельма Лойе. Ты обязательно должна сходить. Вдруг это действительно золотая жила?"
Честно говоря, Алиса вовсе не была уверена, что субтильный паренек с чисто славянской внешностью и вычурным псевдонимом окажется золотой жилой, но денег на его раскрутку не жалели – что правда, то правда. Фото в глянцевых журналах, выступления на TV в прайм-тайм, презентация первой коллекции в недавно открывшемся, но уже суперпопулярном клубе "Блиндаж". Пригласительные высылались только избранным, забавные такие пригласительные, в виде писем-треугольничков времен Великой Отечественной. Наверняка и клуб выбран не случайно. "Блиндаж", военные "треугольнички" – Алиса была почти на сто процентов уверена, что коллекция Вильгельма Лойе будет в стиле "милитари". Ей никогда не нравилась эта тема, она считала ее скучной и малоперспективной, но если новоиспеченного гения так активно продвигают, то вполне вероятно, что цвет "хаки" и камуфляж очень скоро окажутся на гребне популярности. А она просто обязана держать нос по ветру. Хочешь – не хочешь, придется идти…
Клим натянул джинсы и водолазку, сердито посмотрел на свое отражение в зеркале. Даше, может быть, и удалось уговорить его принять участие в этом безобразии, но ей ни за что не заставить его надеть костюм. "Демократический стиль" станет его маленькой местью за то, что она прожужжала ему все уши с этим чертовым показом.
Подумаешь, событие века – презентация очередной пропиаренной кем-то звездюльки! Вильгельм Лойе – одно только имечко чего стоит! Будущий гений мог бы обозвать себя как-нибудь попроще. Еще и таинственности напустил, сопляк! И пригласительные, дурацкие треугольнички-похоронки, пришлось добывать. Да Климу было в десять раз легче заключить договор с англичанами, чем достать эти чертовы "похоронки"!
А Дашка была счастлива. За возможность побывать на показе она простила ему все их бесконечные размолвки. Все-таки, женщины – странные существа, для счастья и душевного покоя им нужна такая ерунда. Мужчины организованы намного сложнее. Вот, к примеру, он сам уже целый месяц не может понять, куда подевался его душевный покой. Всегда был при нем, прогуливался под ручку с мужественностью и деловой хваткой, а тут взял – да и подался в бега. А под ручку с мужественностью и деловой хваткой теперь прогуливается бессонница.
Со сном полный аут. Если и получается заснуть, то только ближе к рассвету. Да и тогда сны снятся такие, что, кажется, лучше бы и не засыпал. "Кошмары на улице Вязов" – просто невинные мультики по сравнению с его снами. Если так и дальше пойдет, придется сдаваться на милость психоаналитика, искать глубинные корни проблемы, так сказать.
А что тут такого ужасного?! Первый шаг он уже сделал, прикупил брошюрку с неброским названием "Тайны сновидений" и прочел, между прочим, от корки до корки. Узнал много бесполезной ерунды и не вычитал ничего стоящего. Вторым шагом на пути к психоаналитику, наверное, станет покупка сонника, Клим уже присмотрел один, размером с Большую Советскую Энциклопедию…
Даша его "вольный стиль" не одобрила – по глазам было видно, – но промолчала. И на том спасибо, ему и так предстоит испытание не из легких, потому как с недавних пор он лютой ненавистью ненавидит всякие гламурные тусовки с обязательными лобзаниями и фальшивыми улыбками. Может, постарел?
Ночной клуб с идиотским названием "Блиндаж" находился в настоящей осаде. На подступах к заветной двери, стилизованной под люк, клубился народ: гости, папарацци, зеваки. Клим тяжело вздохнул, чувствуя, что в клуб придется прорываться с боем. Еще одна креативная идейка устроителей этого безобразия?…
А Даша была вне себя от счастья, Даша взирала на происходящее с восхищением. "Улыбайся, Климушка, нас снимают!". Клим улыбаться не желал и хмурился, назло врагам. Растолкал зевак и папарацци, молча сунул "похоронки" одному из двух вышибал, по случаю торжества выряженных в военную форму без опознавательных знаков, крепко сжал Дашину ладонь, нырнул в полумрак "Блиндажа".
Он спускался по узкой лестнице, скудно освещенной полудохлыми лампочками, и мысленно чертыхался. Не стоило поддаваться на Дашины уговоры. Она вполне могла бы сходить в это чудное заведеньице и без него, с одной из своих многочисленных подружек, а он бы тем временем повалялся с книжкой на диване.
Клим уже приготовился увидеть ужасный интерьер в духе "А мы пережили ядерную войну!", но за очередной похожей на люк дверью оказался неожиданно просторный и роскошный зал, по контрасту с "военной" лестницей выглядевшей просто потрясающе. Выходило, что те, "кто пережил ядерную войну", устроились с максимальным комфортом. Даже эстета и эпикурейца Виктора во внутреннем убранстве клуба устроило бы абсолютно все, но Виктор показ проигнорировал, а Клим изначально был настроен негативно, поэтому восхищаться и хлопать в ладоши не спешил.
Почтенная публика, по большей части представители богемы и шоу-бизнеса, прохаживалась вдоль длинного, обитого темно-зеленым бархатом подиума. Разговаривали в основном шепотом, попивали французское шампанское, пребывали в эстетском томлении. Клим общего ажиотажа не разделял, заграбастал с подноса бокал шампанского, уселся в кресло.
– Ну что же ты, Климушка? – зашипела Даша. – Тут такие люди, а ты…
– Какие люди? – Он обвел зал раздраженным взглядом, никого особенного не увидел. Парочка кинокритиков, с десяток дизайнеров, тройка-другая "папиных дочек", один новомодный писатель, переквалифицировавшийся в литераторы из виноторговца, разномастная свита. Может, "такие люди" еще не подошли?…
– Дундук, – проворчала Даша, впрочем, не слишком сердито, – ну и сиди тут сиднем, а я пошла.
Она поправила складки на платье, критически осмотрела свое отражение в огромном напольном зеркале и упорхнула. Клим понаблюдал, как Даша обменивается поцелуями и взаимными комплиментами с одной из "папиных дочек", посмотрел на часы. До начала показа оставалось двадцать минут. Скорее бы! Не то чтобы он воспылал любовью к моде, просто исходил из смысла одного афоризма – частички народной мудрости, гласившей – раньше сядешь, раньше выйдешь.
Алиса спускалась по крутой бетонной лестнице, щурилась от истеричного мигания полудохлых лампочек и проклинала все на свете. Во-первых, стоило сразу сообразить, что заведение с красноречивым названием "Блиндаж" и располагаться должно под землей, а это значит, что теперь до конца показа она будет страдать от приступов клаустрофобии и нехватки воздуха. А во-вторых, она надела длинное, слишком узкое платье и теперь, спускаясь по этой чертовой лестнице, чувствовала себя в нем стреноженной. Дизайнера, оформлявшего "Блиндаж", за одну только эту лестницу можно было бы дисквалифицировать. Неужели кому-то нравится этот железобетонный ужас?
Она слегка расслабилась, лишь очутившись в зале. Простор, много света и воздуха, интерьер – слава тебе, Господи! – ничем не напоминающий Великую Отечественную. Ну, разве что неоштукатуренными кирпичными стенами и узкими полукруглыми окнами под самым потолком. Алиса сделала глубокий вдох, огляделась в поисках кого-либо из знакомых.
Знакомый сидел в кресле недалеко от подиума, потягивал шампанское и не сводил с нее лениво-задумчивого взгляда. Панкратов… Этого-то какие черти сюда занесли?! Наверное, сопровождает на показ свою даму сердца. А вот, кстати, и сама дама, шепчется о чем-то с дочкой нефтяного магната. Алиса не стала отвечать на приветственный кивок Панкратова, демонстративно отвернулась. Она не обязана быть с ним любезна, особенно после того, как он отказался помочь Зинон. Она может позволить себе роскошь вообще не обращать на него внимания.
Вечер не обещал ничего хорошего, и Клим решил вручить судьбу случаю, предаться своему некогда любимому, но уже порядком подзабытому увлечению. Он вперил взгляд в дверь, похожую на люк, такую узкую, что войти в нее можно было только поодиночке. Значит, так, погадаем. Что ему светит в ближайшем будущем?
Если пятым в зал войдет молодой мужик, то в бизнесе его ждут успех и процветание. Если мужик окажется стариком – а это, учитывая специфику показа, почти исключено – то бизнес забуксует.
Если пятой войдет дамочка, молодая и хорошенькая, что вполне вероятно, – то в личной жизни его ждут приятные перемены. Если дама окажется стара и нехороша собой – это, кстати, тоже крайний случай, так как публика тут собралась небедная, а пластическая хирургия нынче творит чудеса, – то в ближайшее время на любовном фронте ничего хорошего ему не светит.
В общем, Клим подстраховался. По закону вероятностей под номером пять должна была оказаться либо юная дева, либо, на худой конец, мужик. И то и другое означало, что он в любом случае ничего не теряет. Можно начинать отсчет.
Первым в зал нырнул щегольски одетый старикан. Этого не спасла бы никакая пластическая операция – столетнего дедусю, как ни старайся, в добра молодца не превратишь. Уф, с бизнесом все будет в порядке, потому что вряд ли во всем клубе сыщется второй такой старец. Дедуся тем временем обернулся, нетерпеливо помахал кому-то рукой. В зал вплыло субтильное существо в узких брючках и шелковой рубашечке ярко-желтого цвета. Существо томным жестом смахнуло со лба длинную челку, взяло дедусю под руку, что-то шепнуло ему на ухо. Клим, наблюдавший за этим безобразием, поморщился. Голубые в его расклад не входили. Хорошо, что "это" оказалось всего лишь вторым номером.