- Ричард, - твердо сказала она, - я не пойду за него замуж. Ни за что! Так и передай своим сарацинам: я скорее прыгну вниз с городской башни, чем стану женой нехристианина.
- Но, может, нам удастся убедить его принять христианство, - неуверенно предположил Ричард.
Джоанна расхохоталась, как безумная.
- Скорее они потребуют, чтобы я стала магометанкой.
- Нет, - серьезно возразил Ричард. - Я на это не соглашусь.
- Как это великодушно с твоей стороны! - саркастически хмыкнула Джоанна. - Тебе не жаль выдать меня за дикаря, у которого, наверное, целый гарем. Но поскольку ты у нас такой добренький, ты предложишь ему принять христианство. Представляю, как он будет над тобой потешаться!
- Ты просто несговорчива сегодня, сестра.
- Да! - вскричала Джоанна. - Да! И не уступлю тебе. Не надейся!
Поняв, что толку от нее все равно не добиться, Ричард поспешил убраться восвояси.
А Беренгария и Джоанна бросились утешать друг друга.
Джоанна истерически рыдала, Беренгария была бледна и печальна.
- Джоанна, - прошептала Беренгария, - а вдруг он будет настаивать?
- Нет! - убежденно ответила Джоанна сквозь рыдания. - Он знает, что я не изменю своего решения.
- Неужели ты и вправду готова… покончить с собой?
- Да, если меня будут принуждать выйти замуж за сарацина!
- Ах, Джоанна! Как ужасно быть принцессой! Мы игрушки в чужих руках… А я-то думала, что мне повезло с мужем.
- Теперь ты в этом сомневаешься?
- Джоанна! Зачем нам притворяться друг перед другом? Я ему совершенно безразлична. Он изобретает любые предлоги, лишь бы не оставаться со мной наедине.
- Но Ричард пренебрегает тобой не ради женщин. Пусть это послужит тебе хоть каким-то утешением.
Беренгария поджала губы и еле слышно произнесла, глядя в одну точку:
- Может, я должна ревновать его не к женщинам?
Увы, уныло подумала Джоанна, бедняжка повзрослела и сделала неприятное открытие, что мир не такой, каким он ей являлся в мечтах…
С этого мига из их отношений полностью исчезла фальшь. Джоанне уже не нужно было оправдывать Ричарда. Беренгария понимала, что Ричард равнодушен к ней и исполняет свои супружеские обязанности только из чувства долга.
Обе были несчастны, но Беренгария страдала неизмеримо больше. Джоанна хотя бы сопротивлялась и не собиралась покоряться.
Киприотская принцесса затаилась, как мышка, в своем уголке и молча наблюдала за ними. Она сидела так тихо, что о ней все позабыли.
Да, думала девушка, быть принцессой действительно грустно.
Ее сердце тоскливо сжималось, когда она пыталась представить себе свою судьбу. Отец ее был в цепях, пусть даже серебряных; Кипр принадлежал Ричарду. Увидит ли она когда-нибудь отца и родной дом? Найдут ли для нее мужа? Навряд ли… Кому она такая нужна?
* * *
Постепенно Ричард понял, что Джоанна никогда не согласится выйти замуж за брата Саладдина. Тогда он вспомнил про свою племянницу и предложил ее в жены Малек-Абдулу. Естественно, король предпочел не называть истинную причину отказа Джоанны, а написал в своем послании, что ей потребовалось бы получить согласие папы римского, а это долго и хлопотно.
Услышав это, Саладдин покатился со смеху. Он и не надеялся, что сестра Ричарда выйдет замуж за его брата. Султан никогда не относился серьезно к этой затее.
Он послал Ричарду ответ, в котором говорилось, что столь высокородный человек, как Малек-Абдул, считает ниже своего достоинства жениться на ком-либо, кроме сестры короля. И Ричарду скрепя сердце пришлось примириться с тем, что породниться с Саладдином не удастся.
Саладдин же воспринимал брачные переговоры как неожиданную передышку. Пока они шли, осень успела смениться зимой, а это время года считалось неблагоприятным для войны.
Оставив Беренгарию и Джоанну в Яффе, Ричард отправился во главе своей армии в Рамлех. Саладдин же вернулся в Иерусалим и начал готовиться к обороне города.
В лагере христиан начались раздоры. Возвращение султана в Иерусалим могло означать только одно: мирные переговоры закончились ничем.
Часть крестоносцев высказывалась за то, чтобы поскорее дойти до Иерусалима и начать осаду. Однако они не были достаточно вооружены, и Ричард не сомневался, что их ждет полный разгром.
Провал мирных переговоров и попытки Ричарда устроить брак своей сестры с Малек-Абдулом несколько пошатнули веру солдат в его непобедимость. А кое-кто даже начал подвергать сомнению приказы короля!
Наконец Ричард все-таки уступил настояниям большинства и объявил, что войско выступает в поход на Иерусалим. Конечно, ему и самому очень хотелось поскорее увидеть святой город; он жаждал славы и говорил, что, если ему удастся водрузить христианский флаг на городских воротах, он сможет умереть спокойно.
Двадцать второго декабря Ричард покинул Рамлех и отправился в Иерусалим. Проливной дождь шел стеной. Крестоносцы еще такого не видели. А когда с неба посыпался крупный град - некоторые градины были размером с голубиное яйцо! - они дружно вспомнили про кары египетские и задрожали от ужаса. Горные речки вышли из берегов, бурные потоки текли и по дорогам. Воины с трудом продвигались вперед по колено в грязной, ледяной воде.
Вскоре стало ясно, что до Иерусалима им не дойти. Все были страшно подавлены. Оставалось только вернуться в Рамлех.
Усталое, деморализованное войско повернуло назад. Ричард даже не подозревал, что на самом деле его шансы на успех были велики как никогда, поскольку состояние духа у воинов Саладдина тоже оставляло желать лучшего. Сарацины голодали, и султан с ужасом ждал появления Ричарда…
В Рамлехе английский король устроил военный совет, на который пригласил герцогов и благородных рыцарей. Все, кто был хоть немного знаком с палестинской зимой, в один голос твердили, что следует подождать до весны. Они пугали Ричарда проливным дождем и сильными холодами. Ричард внял их советам и отдал приказ восстановить за зиму крепостные стены, разрушенные Саладдином.
Король был страшно угнетен неудачами. Он рассчитывал захватить Иерусалим до Рождества, и - на тебе, на дворе уже январь, а город до сих пор не взят!
Вскоре возникла острая необходимость пополнить запасы провизии, и Ричард приказал выступить в Аскалон, где стояли на якоре английские корабли.
Этот переход оказался еще тяжелее предыдущего. Дождь заливал глаза, поклажа солдат тонула в грязи; они проклинали суровый климат, когда неизвестно, что было хуже - удушливая летняя жара, проливные дожди или пронизывающий холод.
В Аскалоне их ждал очередной удар. Стены были полностью снесены: догадавшись о планах крестоносцев, Саладдин постарался сделать город непригодным для жилья. Правда, корабли с продовольствием оказались на месте, но пришвартоваться к берегу они не могли, потому что море постоянно штормило. Близок локоть - да не укусишь!
Но Ричард не пал духом и приказал занять город, заявив, что стены они починят, а волны рано или поздно улягутся, и тогда можно будет разжиться продуктами.
В трудные минуты он всегда вдохновлял солдат собственным примером. Вот и теперь Ричард вместе с ними принялся возводить вокруг города новые крепостные стены.
Но тут произошло непредвиденное. Ричард заметил, что Леопольд Австрийский не желает работать вместе с остальными.
- Почему ты не принимаешь участия в нашей общей работе, герцог? - нахмурился король.
- Потому что не желаю! - дерзко ответил Леопольд. - Я не сын каменщика или плотника.
Ричард вскипел. В последние недели он особенно старался сдерживаться, понимая, что все на взводе и нужно проявлять снисходительность. Но тут буйный нрав Плантагенетов дал себя знать, и в припадке гнева Ричард ударил герцога ногой. Да так сильно, что тот растянулся на земле.
Такого унижения Леопольд, конечно, вынести не мог.
- Будь ты проклят! - в ярости заорал он вслед удаляющемуся королю.
И через несколько дней все германские полки покинули войско Ричарда.
* * *
Зима принесла Ричарду сплошные разочарования. Вскоре примеру Леопольда Австрийского последовал герцог Бургундский, который попросил Ричарда ссудить его деньгами, но получил отказ. Герцог сказал, что он рассчитывал на свою долю выкупа, который Ричарду должны были уплатить за пленных, захваченных в Аккре. Но Ричард их казнил и тем самым оставил всех без денег…
Однако герцог еще не вернул Ричарду предыдущий долг, и потому король не пожелал его выручить. Разъяренный герцог ушел, прихватив с собой всех французских солдат, и присоединился к Монферрату.
Планы Ричарда рухнули. Победа была далека как никогда. Но он все равно не терял надежды. Томясь бездействием, король мечтал, чтобы зима поскорее кончилась и можно было выступить в поход на Иерусалим.
Но тут пришло письмо от Альенор. Королева была очень встревожена. В Англии назревал мятеж. Народ сетовал на долгое отсутствие короля, Филипп Французский заигрывал с Джоном, братом Ричарда, и тот явно нацеливался захватить корону.
"Ежели ты не хочешь ее потерять, - писала мать Ричарда, - сейчас же возвращайся в Англию. Медлить более невозможно".
Ричарда охватили сомнения. То он решал вернуться домой, то говорил себе, что глупо бросить все, не дойдя совсем немного до Иерусалима…
Однажды, в момент тяжких раздумий, Ричарду доложили, что к нему пожаловал Конрад Монферратский. Король поторопился его принять.
О, какой же ненавистью пылали глаза Конрада. Ричард вдруг почувствовал страшную усталость. Столько сил потрачено понапрасну!
Стоявший перед ним человек был виновником раскола, начавшегося в армии.
- Ты сражаешься не ради Господа, а ради себя, - сказал Ричард.
- Я в этом не одинок, - парировал Монферрат. - Только некоторые добиваются больших побед - к примеру, захватывают Кипр, - а другие довольствуются малым. Выполняя наш долг перед Богом, мы не должны забывать и себя.
- Надеюсь, ты осведомлен о нашем договоре с французским королем: Ги де Лузиньян будет править Иерусалимом до самой своей смерти, а затем корона перейдет к тебе и к твоим наследникам.
- Я тоже хочу быть пожизненным правителем Иерусалима.
- А если я не соглашусь?
- Множество солдат уже перешло на мою сторону. Меня поддерживают герцог Австрийский и герцог Бургундский. Но и не только они!
Да, печально подумал Ричард, и не только они.
Но на сей раз он умерил свой пыл и не стал оскорблять Монферрата, а сухо сказал:
- Я подумаю.
Когда Монферрат ушел, король снова вспомнил про письмо матери. Пожалуй, она права. Ему пора вернуться домой. А то вдруг он отвоюет у мусульман Иерусалим, но при этом потеряет Англию?
- Нет! Такого не может быть! - гневно воскликнул Ричард, но внутренний голос подсказывал ему, что двух зайцев поймать не удастся… во всяком случае, пока…
Поэтому, когда советники Ричарда принялись уговаривать его позабыть про обещание, данное Ги де Лузиньяну, и отдать иерусалимский престол Конраду Монферратскому, он, к своему собственному удивлению, моментально согласился.
Призвав к себе Ги, Ричард устало сообщил ему о своем решении.
- Но не отчаивайся, друг мой, - добавил король. - Во-первых, иерусалимский престол еще надо завоевать, а во-вторых, он все равно не достался бы твоим наследникам. Я хочу сделать тебе более заманчивое предложение: стань королем Кипра, и твои дети смогут наследовать престол. Как ты на это смотришь?
Ги ответил, что, конечно, с иерусалимской короной никакая другая не сравнится, но для него главное услужить королю. Тогда и Господь будет им доволен. Поэтому он согласен стать правителем Кипра и одобряет ловкий ход короля, ведь, согласившись отдать еще не завоеванный иерусалимский престол Конраду Монферратскому, Ричард лишил коварного изменника повода покинуть ряды крестоносцев.
Ричард обнял Ги и прочувствованно сказал, что он не сомневался в верности друга.
СТАРИК-ГОРЕЦ
Ричард вбил себе в голову, что если убить Конрада Монферратского, Бог не осудит убийцу, ибо Ему не угодно, чтобы изменник Конрад стал королем Иерусалима.
В ту пору в ливанских горах жило племя, которое исповедовало свою религию, непохожую на другие. Этими людьми правил деспот, которому они не осмеливались перечить, поскольку тот, кто дерзал возвысить против него свой голос, мог сразу же распрощаться с жизнью. Причем это касалось не только членов секты.
Время от времени они спускались с гор и принимали участие в делах, которые почему-либо вызывали их интерес.
Этих людей прозвали ассасинами, что означает "убийцы". Они употребляли наркотик, который удваивал силы и делал человека бесстрашным.
Уязвлять самолюбие этих людей было очень опасно, и Монферрат поступил крайне безрассудно, напрочь испортив с ними отношения. Произошло это так. Возле тирского берега корабль, принадлежавший одному из предводителей секты, которого прозвали Стариком-Горцем, попал в шторм. А Монферрат мало того, что отказался помочь Старику, так еще и забрал с корабля весь груз. Все матросы, плывшие на корабле, утонули - Монферрат и пальцем не пошевелил, чтобы их спасти.
Но Старик был не простым старцем. Это почетное имя давалось исмаилитами главе секты, которому все беспрекословно подчинялись. А секта эта была одной из самых могущественных на Ближнем Востоке.
О ее членах ходили разные легенды. Говорили, что она существовала еще при жизни Христа и за одиннадцать столетий мало изменилась. Еще говорили - и это было больше похоже на правду, - что у Старика был сад, который считался живым воплощением мусульманского рая. Там было изобилие цветов и фруктов, среди зеленых кущ пестрели прекрасные дворцы. Писаные красавицы пели и танцевали, развлекая гостей. Воздух был напоен чудесными ароматами. Более сказочного места нельзя было себе и представить.
Согласно древнему обычаю, члены секты разыскивали в городах и деревнях юношей, чьи доблести могли бы приумножить славу этого могучего племени. Старик приглашал их на ужин, во время которого их одурманивали, и они погружались в тяжелое забытье. Просыпались молодые люди уже в саду, где проводили несколько недель, затем ими снова овладевал беспробудный сон, а придя в себя, они обнаруживали, что выдворены из рая.
Но тому, кто познал мусульманский рай, все остальное было уже не мило.
И тут на сцену опять выступал Старик.
- Ты заслужишь право вернуться в рай, - говорил он, - если исполнишь мое задание.
А это всегда означало только одно - убийство. Таким образом Старик устранял своих врагов. Убив неугодного Старику человека, юноша снова попадал в дивный сад. Затем получал новое поручение, и так могло продолжаться очень долго.
Поэтому убийцы, подосланные Стариком, рыскали по всему Ближнему Востоку, и спасения от них не было нигде.
Окрестные правители беспрекословно платили Старику дань - иначе их ждала суровая кара.
Чем больше богатела секта, тем больше молодых людей приходило в сад. И вскоре уже за малейшую провинность обидчиков Старика настигала неотвратимая кара.
Конраду Монферратскому следовало сто раз подумать, прежде чем обкрадывать корабль. Приди он на помощь морякам, никакой трагедии не произошло бы.
В вечер убийства Монферрат сытно поужинал в компании епископа Бове и вместе со своими друзьями возвращался домой.
Но когда он уже собирался войти во дворец, из-за колонны неожиданно возникли две тени. Они набросились на Конрада и пронзили его кинжалами.
Одного убийцу дворцовая стража прикончила на месте, а второй убежал, но, как вскоре выяснилось, вовсе не для того, чтобы спасти свою жизнь. Он спрятался в алтаре, и когда покойного Монферрата внесли в церковь, выскочил из своего укрытия и принялся остервенело вонзать нож в бездыханное тело.
Его схватили и подвергли ужасным пыткам: вздергивали на дыбу, жгли огнем и каленым железом, но он никого не выдал и даже не издал ни единого стона.
Многие считали, что убийство Конрада подстроил Ричард, однако скорее всего за молчаливыми убийцами маячила тень грозного Старика.
После гибели Монферрата Ричард хотел вновь предложить престол еще не завоеванного Иерусалима Ги де Лузиньяну, но неожиданно объявился новый претендент - граф Анри Шампанский, который доводился племянником одновременно и Ричарду, и Филиппу Французскому. Ричард решил, что это будет идеальная фигура: Анри пользовался почетом и уважением, а когда он вдобавок дал согласие жениться на вдове Монферрата, королю стало ясно, что лучшего нечего и желать.
Так что убийство Монферрата было на руку Ричарду. Поэтому, вероятно, и поползли слухи, что он, а не Старик-Горец - вдохновитель разразившейся трагедии.
ПРОЩАЙ, ИЕРУСАЛИМ!
Ричард был страшно угнетен, хотя только что одержал очередную победу. Впрочем, захватить Дарум оказалось совсем не трудно.
Едва тараны начали пробивать толстые стены, Ричардом овладела дикая ярость. Он вдруг люто возненавидел мусульман за то, что войне не видно было конца. Порой ему даже казалось, что сарацины непобедимы. Он собирался взять Иерусалим до Рождества, но прошла зима, а достичь заветной цели так и не удалось. Она была не ближе, чем в дни падения Аккры.
А все потому, что рядом с ним почти нет людей, заслуживающих доверия! Он перессорился с половиной союзников. Хотя… на французов и раньше нельзя было положиться, они всегда норовили его предать. Да… как непохожа реальность на его красивые мечты! Сейчас эти мечты казались Ричарду недостижимыми.