- Фу, Витка! А я тебя потеряла, - появилась на дорожке Свергина. - Залюбовалась на сосну, подсвеченную розовыми софитами, оглянулась, а тебя и след простыл.
- Розовыми? Я что-то не заметила.
- Разве? Пойдем посмотришь, всего шагов десять, красота необыкновенная. - Зоя взяла Виту за руку. Но та заупрямилась:
- Мы тогда на мельницу не успеем. Слышишь, уже собаки начали лаять. Чувствуют, что скоро их выпустят, - она с силой потянула Зою за собой.
- Да тут совсем рядом, - начала было Зоя, но, поняв, что Виту не переупрямить, пошла за ней. - А может, лучше не надо? - спросила она. - Что-то собаки так страшно лают. Давай вернемся!
- Еще одиннадцати часов нет. И потом, сначала по всему парку должен раздаться "Вечерний звон"… А!.. - ни с того ни с сего завопила Вита с остановившимися от ужаса глазами. Она только и успела, что обхватить руками голову и втянуть ее в плечи.
- А!.. - завопила Зоя, вжавшись в дерево.
На ее глазах немецкая овчарка набросилась на Виту, перегрызла ей горло и принялась играть ею, как тряпичной куклой.
Зоя онемела от страха. Все, что творилось на ее глазах, казалось ей ирреальным. Но страх за собственную жизнь вернул ее в действительность. В шумной гостиной зазвонил телефон Анны.
Анна сидела за преферансом и обдумывала следующий ход.
- Это твой звонит, Аня! - сердито заметил Максим Данилович, у которого не шла масть. - Ответь или выключи.
Анна потянулась за телефоном, лежавшим на столике с напитками.
- Да! Алло! Что?! - от ужаса Анна открыла рот, а потом закричала во весь голос: - На девчонок напали собаки! Они на аллее, что … к мельнице… Скорей! Охрана!
Все мгновенно вскочили со своих мест и бросились на веранду.
- Стойте! - преградил путь своим гостям Максим Данилович. - Они и вас загрызут. - Он дал команду охранникам, и сам, захватив из кабинета ружье, последовал за ними.
Когда они примчались на место происшествия, собака терзала безжизненное тело Виты. Зоя, без сил привалившись к дереву, безумными глазами наблюдала за происходящим.
Овчарку обездвижили выстрелом с мгновенно действующим релаксантом. А Зою с большим трудом оторвали от дерева, но идти она не смогла.
Когда Свергину внесли в гостиную, Шуркин бросился к ней.
- Витка! Что с Виткой?! - но по ее отсутствующему взгляду понял, что она его не слышит.
- Максим Данилович, - остановил он Беззубцева. Тот, с трудом переводя дыхание, проговорил:
- Нету Виты… собака загрызла… насмерть…
Женщины заголосили. Шуркин побледнел и покачнулся.
- Как?.. - он сделал шаг, чтобы выйти и увидеть свою жену, но Максим Данилович и охранники удержали его.
- От нее ничего не осталось, - шепнул он Антону, чтобы женщины не расслышали. - Ничего… Мясо…
Шуркину стало плохо. Он неловко повалился в кресло и закрыл глаза.
Анна вызвала "скорую". Шуркину и Зое ввели успокоительное. Мать Анны привели в чувство с помощью нашатырного спирта. Остальные сами "накачались" алкоголем.
Пробуждение было ужасным. Зоя не могла оторвать голову от подушки, ее мутило, тошнило…
Антону Шуркину в черном блестящем пакете предъявили останки его жены. Он был не в состоянии осознать это и потребовал открыть пакет.
- Не надо! - воспротивился Максим Данилович. - Даже если увидишь, все равно не поверишь, а вот жутко станет на всю жизнь.
Беззубцев устроил настоящее дознание "с пристрастием" среди своих охранников и смотрителей собак. Никто из них не мог высказать даже отдаленного предположения, каким образом Ольгерд, а именно он напал на Виту, сумел выбраться из своей клетки.
- Максим Данилович, - приложив руку к сердцу, говорил старший смотритель, - этого объяснить, кроме как действием мистической силы, невозможно.
Начальник охраны уверенно заявил, что посторонние на территорию дома не проникали.
Беззубцев терялся в догадках. Шуркин пребывал в состоянии шока.
- Что делать будем? - вечером того же дня, запершись в кабинете, спросил у Антона Максим Данилович. - Виту не вернешь, - вздохнул он. Шуркин согласно кивнул. - Для меня, как для хозяина, было бы лучше, если бы Вита оказалась виновата сама. Подошла к клетке и, кто ее знает, отчего-то решила выпустить собаку. Может, та показалась ей не страшной. Ведь, по сути дела, Ольгерд еще считается щенком. Ему всего год и три месяца. Может, она хотела нас удивить: появиться в гостиной с ним на поводке… Неплохой вариант, - вздохнув, подчеркнул Беззубцев. - Если же ты обратишься в милицию с просьбой начать расследование, то меня замучают. Во-первых, в доме уже не жить. Начнутся следственные эксперименты. А во-вторых, все мы будем числиться фигурантами. Ольгерда заставят пристрелить. А чем он виноват?.. Но здесь решаешь ты. Только хорошенько подумай над тем, что я тебе скажу. Основным подозреваемым, то есть потенциальным убийцей, у ментов будешь ты сам. - В глазах Шуркина промелькнуло что-то похожее на понимание. - Всплывет твоя связь с этой… Ну все знают…
- Но у меня с Витой был подписан брачный контракт, по которому в случае развода она ничего особенного не получает. Мне не было смысла убивать ее.
- Но зато ментам есть прямой смысл доказывать, что ее убил ты. Сколько они с тебя потянут!..
- Да как бы я выпустил этого Ольгерда? Я его сам боюсь.
- Очень просто. Взобрался на крышу клетки, повернул ручку дверцы, собака выскочила и помчалась по парку.
- Но вы же все подтвердите, что я не покидал гостиную ни на минуту.
- Я подтвержу, но прислуга!.. Ведь ты выходил. Звонить или в туалет. Вспомни!
- Верно, выходил позвонить своей…
- Ну вот!
- Черт, действительно, лучше с ментами не связываться.
- Я тебе свое мнение уже сказал.
- Слушай, Максим Данилович, а что, если собаку выпустила эта… Зоя. Она ведь тоже наследница Ильховской.
Беззубцев отрицательно покачал головой.
- Она сама чудом осталась жива. И то только потому, что Ольгерд пес молодой и глупый. Матерый им бы обеим глотки перегрыз. А этот заигрался. Ты сам видел, что с девкой стало. Хорошо еще, если все обойдется. А то на всю жизнь психика может нарушиться. - Максим Данилович прикрыл глаза и тотчас открыл, отгоняя страшную картину. - Я только представил, и мне жутко стало, а у нее все на глазах произошло. Да она собственную смерть тысячу раз успела пережить.
- Тогда, - уставил на него немигающий взгляд Шуркин, - заявление с просьбой о расследовании писать не буду. Сойдемся на несчастном случае. Вероятно, так оно и было на самом деле.
- Вероятно, - кивнул Максим Данилович.
Зоя пришла в себя только на третий день. Сестра милосердия, приглашенная Беззубцевыми, сообщила об этом Анне. Та вошла в ее комнату, улыбнулась и протянула:
- Зоенька, тебе лучше?!
- Да. Я начала соображать. Не надо мне больше этих лекарств, - капризно указала она на прикроватную тумбочку. - Муть от них в голове.
Анна присела на край кровати, не зная, что сказать: предложить погулять в парке, вряд ли стоит. Позавтракать!
- Зоя, давай вместе позавтракаем.
- Давай, - согласилась Свергина, но какая-то мелькнувшая мысль заставила ее сосредоточиться.
Анна постаралась переключить внимание приятельницы.
- Я журнал тебе принесла с моей статьей. Хочешь прочту?
- Да.
Анна собралась читать, но Зоя, схватив ее за руку, шепотом спросила:
- А Вита?.. Ее… ее нет?!
Рука Анны дрогнула.
- Нет, - тихо ответила она.
- Совсем? - сдвинув брови, словно плохо понимая или плохо расслышав, переспросила Зоя.
- Совсем, - опустив голову, подтвердила Анна.
- А… ну да, - проговорила Зоя. - Удалось выяснить, как это могло случиться?
- Удалось. Вы с Витой пошли в парк, - осторожно подбирая слова, начала Анна. - Так?
- Так.
- Гуляли… потом ты случайно пошла в другую сторону…
- Нет. Я на сосну подсвеченную засмотрелась…
- А?.. Да, точно. Вита оставалась некоторое время одна.
- Недолго.
- И, вероятно, решила удивить всех нас. Она с чего-то взяла, что… ну та собака, еще почти щенок, и захотела ее привести в гостиную… и даже поводок, который она брала с собой, нашли. Она ведь много шампанского выпила. А у нее от шампанского всегда фантазии. Вот, собственно…
- Ужас! - замотав головой, откинулась на подушку Свергина и повторила: - Ужас!..
- Зоя, постарайся не вспоминать об этом, - глядя ей прямо в глаза, проговорила Анна. - Я тебя очень прошу.
- Да-да, надо забыть. Все забыть. Аня, я бы хотела к родителям поехать. Давно не была.
- Конечно. Когда скажешь, я тебя отвезу.
- Завтра! С утра!
- Хорошо, не волнуйся. А сейчас давай позавтракаем, и я тебе прочту свою статью. Очень интересная статья получилась…
ГЛАВА 21
Гибель Виты Шуркиной наделала много шума в столице. Газеты и журналы пестрели ее фотографиями под громкими заголовками: "Проклятое наследство", "Случайность или преднамеренность?", "Кто следующий?", "Месть с того света"…
Зоя не была на похоронах Виты, она еще не настолько пришла в себя, но ее очень интересовало, появлялся ли опять на кладбище блондин, выдающий себя за журналиста Сидоренко?
Несколько дней спустя после похорон она позвонила Павлу.
- Не знаю, - мрачно ответил он. - Я не смотрел по сторонам. Меня больше волнует, почему собака набросилась на Виту, а не на тебя!
- Очень тактичный вопрос, - усмехнулась Зоя. - Но я отвечу. Я стояла, прислонившись к дереву, а Вита посреди аллеи. Собака, выскочив из-за кустов, налетела прямо на нее.
- Прости. Вообще, полагаю, собака не оправдала намерений Чегодаева. Он, несомненно, хотел одним махом избавиться от вас обеих.
- Ты думаешь, что это Чегодаев? - не могла скрыть своего удивления Зоя. - Но каким образом? На территорию дома невозможно проникнуть постороннему.
- Но возможно подкупить кого-нибудь из обслуги.
Зоя не нашлась, что ответить.
- Очередь за нами, - продолжал тем временем с наигранной веселостью Мельгунов. - "Кто следующий?" Ясное дело, либо Свергина, либо Мельгунов, третьего не дано.
- И что же нам делать?
- Хочешь совет? Убить Чегодаева прежде, чем он убьет нас.
- Совет хороший. Только как его исполнить?
- Тогда ложись на дно. Заройся в тину и не дыши до 18 января. Лично я так и собираюсь поступить.
- Да я, собственно, уже считай, что залегла, - натянуто рассмеялась Зоя.
- Ну, тогда до встречи у адвоката. Только не забывай, Чегодаев до последней минуты будет пытаться избавиться от нас.
- Ой! Ну и влипли мы. Короче, Павел, удачи нам с тобой!
- Если встретимся, значит, она будет с нами, если нет… - он не стал вдаваться в подробности.
* * *
Павел виделся с Чегодаевым на похоронах Виты. Они молча взглянули друг на друга и предпочли не сходиться, чтобы избежать рукопожатия. Кладбище Павел покинул одним из первых. Заскочив домой, он взял дорожную сумку и, ни с кем не попрощавшись, уехал из Москвы.
Мельгунов очень грустил по Вите, хотя, положив руку на сердце, не мог с уверенностью сказать, не расправилась бы она с ним, останься они одни в живых из наследников.
Лора любила его, но тем не менее не только не сделала единственным наследником, но даже не допускала мысли о возможности брака с ним. Она делала Павлу дорогие подарки, но ее совершенно не волновало, каким образом ему удается хорошо одеваться, иметь деньги, необходимые для достойной жизни. Однажды Павел привел Лору в изумление, предложив ей стать его женой.
Она зажмурила глаза от такой невероятной наглости с его стороны. "Он что, полагает, будто я не знаю, каким образом он зарабатывает? Зарплата директора - это фиговый лист, под которым все знают, что находится. Он, по сути дела, самый обыкновенный бич-бой. Красивый, умный, образованный, может, и талантливый, но альфонс. Я не ставлю это ему в минус. Но делать мне, Лоре Ильховской, предложение - это наглость. Любовь любовью, но стать мадам Мельгуновой!.. Это, как говаривали в старину, моветон".
Лора, еще не желая расставаться с Павлом, по возможности постаралась замять его предложение. Но Павел не захотел выслушивать общие фразы.
- Хорошо, если тебе неловко выходить замуж за директора Дома-музея, помоги мне занять то положение, какое считаешь достойным твоего мужа. У тебя есть связи, деньги… Мне нужно совсем немного помочь. Дальше я пойду сам. Ты же прекрасно понимаешь, что без протекции ничего невозможно добиться.
Лора пообещала, но так, лишь бы он отвязался от нее. "Надо же, чего захотел! Чтобы я, как самая примитивная женщина, которая и стол накроет, и бутылку поставит, и ляжет, как ему удобно, стала бы лезть в глаза высокопоставленным людям с просьбами о протекции моему никчемному любовнику. Да я и мизинцем не пошевелю. Мне что, девяносто лет, чтобы я за мальчиков просила. Любишь меня и люби! Больше от тебя ничего не требуется".
С таким настроением они отправились отдыхать на Лазурный берег. Павел чувствовал, что от Лоры ничего не дождется, а быть альфонсом у дамочек, которые, соблюдая такт, якобы давали ему деньги на музей, становилось день ото дня противней.
Павел колесил по дорогам Подмосковья, дожидаясь сумерек. Когда совсем стемнело, он повернул в сторону одного городка. Машину оставил в гараже, который специально для этого снял, и пешком направился в Дом-музей. Музей был уже закрыт для посещений. Ремонт, которым Павел занимался все лето, так и не удалось окончить.
"Теперь мне все равно. Пусть новый директор голову ломает, где добывать средства, а я здесь только до 18 января. В управлении взял отпуск, если кто сунется, так я, мол, сам реставрирую, ремонтирую. Энтузиаст этакий… Ничего, поживу три месяца затворником в знаменитых стенах. Даже хорошо, о многом на досуге подумаю. Устрою себе "болдинскую осень". Может, осенит меня. Сочиню что-нибудь…"
Павел устроился в мезонине, в своем кабинете. Окно закрыл плотными шторами, чтобы не был виден свет от лампы, диван застелил пледом, подушку вынул из шкафа. Продукты он припас заранее: консервы, супы пакетные, печенье, конфеты. И, конечно, чайник. А книг, журналов здесь было предостаточно. Читай, размышляй о жизни, о смерти.
Так как музей был законсервирован в состоянии неоконченного ремонта до весны, то все самые ценные экспонаты и даже рояль были перенесены в просторный флигель, который был сдан на охрану. Сам же дом заперт на множество замков, ключи от которых находились у Мельгунова.
Павел прилег на диван, взял книгу и принялся читать. Но усталость быстро взяла свое, и он крепко заснул. Проснулся поздно. Потянулся. Огляделся по сторонам.
- Н-да, - произнес тоскливо. Надел спортивный костюм и спустился вниз, где находился туалет.
"Хорошо, что я успел предупредить отключение воды. Сказал слесарю, что все уже в порядке, - подумал, умываясь. - Может, бороду отрастить? - посмотрел он на себя в зеркало. - А что? И для конспирации, и удобно. Решено!"
Умывшись, Павел поднялся в кабинет. Расхаживать по дому было опасно, приходящий сторож мог заметить. Вообще-то он должен был охранять музей постоянно, но по смете ему смогли выделить только половину оклада, вот он наполовину и охранял.
Выпив кофе с печеньем и джемом, Павел подумал, что такое житье и такое питание ему за три дня надоест. А надо было выдержать в заключении три месяца. Он стал приводить себе примеры из истории об узниках, проведших долгие годы в заточении. Вроде помогло. Когда стемнело, спустился вниз, чтобы поразмяться. Отжимался, работал с гантелями, эспандером, потом пошел освежиться в туалет. Заснул под утро.
"А что, если по ночам мне бодрствовать: заниматься физическими упражнениями, гулять по парку, опять же читать, а днем спать?" - подумал он и перешел на новый режим жизни.
Но пять дней спустя и новый режим надоел. Павла грызла тоска и приступы страха.
"Ведь я ничего не знаю. Жива ли Свергина? Может, я уже остался один? И Чегодаев повсюду рыщет, стремясь напасть на мой след. Если даже Свергина убита, об этом сообщать не станут. Кому она нужна?.."
С такими невеселыми мыслями Павел накинул велюровый халат и пошел умываться, его утро начиналось в одиннадцать ночи. Холодная вода освежила и придала бодрости.
"Как-нибудь дотяну. Главное, чтобы меня не вычислил Чегодаев!" - посмотрел он в зеркало на свое небритое лицо.
Вышел из туалета и прошел в гостиную, которая через окна освещалась парковыми фонарями. Вспомнились музыкальные вечера. Восторженные глаза многочисленных поклонниц, их жаркий шепот с предложением о встрече, о пожертвовании какой-то суммы музею…
Вначале жадные женские взгляды льстили его самолюбию, давали надежду найти богатую невесту. Однако Ильховская ему кое-что объяснила: молодые, богатые женщины ни за что не станут трамплином даже для красивого мужчины. Они слишком уважают себя. Пусть сначала он станет личностью, вот тогда они вступят за него в настоящую борьбу. А пока забавы ради охотятся за его телом. Только оно влечет их. Правда, выход всегда можно найти, если, к примеру, он надумает жениться на семидесятилетней Аиде Ивановне. Она вдова, богата, имеет связи. Но у нее два сына, соответственно, две невестки и трое внуков. Они разорвут на части любого, кто посмеет приблизиться к их вожделенному наследству. Аида Ивановна ведет себя как свободная женщина, но в глубине души отдает отчет, что потомки держат ее на поводке. Она была влюблена в Павла. Но когда потомки узнали, что она перечислила на счет музея некоторую сумму, они чуть не сжили ее со свету своими попреками.
"Ничего, вот получу наследство, я вам всем покажу!.." - послал Мельгунов мысленную угрозу охотницам за его телом.
Услышав едва уловимое поскрипывание полов, Павел насторожился и направился к лестнице. Сначала он подумал, что это сторож. "Но сторож включил хотя бы фонарик. Значит…" От этого "значит" Мельгунов похолодел.
На пороге залы возникла фигура в плаще и шляпе. Правая рука была опущена в карман. "Пистолет! У него пистолет!", - определил Павел и хотел осторожно подняться в кабинет. Но убийца заметил его. Он вынул руку из кармана, навел пистолет с глушителем на Мельгунова и выстрелил. Пуля пролетела мимо. Павел бросился наверх. Убийца следом. В небольшом низком коридорчике перед кабинетом в потолке был сделан люк. Павел подпрыгнул, открыл крышку, хотел влезть на чердак, но передумал и спрятался в кабинете, втиснувшись в угол за огромные старинные часы.