Возвращаюсь в нашу комнату. Мой "господин и повелитель" еще изволят почивать. Притомились от вчерашних забот.
Сталь в рукаве приятно холодит кожу. Я больше не чувствую себя беззащитной. Развлекаюсь мыслью, как достану нож и ударю своего сторожа, пока он так беспечно спит. Как он резко выдохнет, раскрыв в изумлении голубые глаза, попробует что-то сказать и не сможет. А потом его взгляд остекленеет и всегда горячая кожа начнет холодеть.
И все – свобода.
Я знаю, что не убью его. Я нуждаюсь в нем. Мой побег показал, как я слаба и зависима.
Но мечтать об этом приятно. Надоело быть жертвой.
Я сделаю это потом. Когда все спланирую и подготовлюсь. Когда у меня будут деньги, чтобы нанять охрану. Когда я придумаю, что делать дальше.
Больше никаких глупостей. Я хорошо подготовлюсь в следующий раз. И подарю ему удар ножом на прощанье.
Я не убивала до вчерашнего вечера. Изабелла Вимано не считается, она не была человеком. Но теперь я знаю – убить не сложно. Совсем не сложно. И не страшно.
Даже приятно.
Я хочу, чтобы кто-то заплатил за вчерашнее! Тот, кто по-настоящему виноват во всем.
Элвин
Проснулся я в одиночестве – девица как-то сумела выбраться из объятий, не разбудив меня. Пока валялся в кровати и думал – седлать лошадей или дать Франческе еще денек отлежаться, объявилась моя пропажа.
Я рассматривал ее, не показывая, что не сплю. Вид у девчонки был боевой и какой-то сердитый. Это хорошо, значит, переживет, выкарабкается.
Она – настоящий боец.
В пику вчерашней слабости сегодня Франческа изображала леди Совершенство. Одета не просто аккуратно – воплощенная аккуратность. Прическа волосок к волоску, пудра на лице. Строгое темно-синее платье – этот вдовий цвет делал ее старше. Губы решительно сжаты, глаза сощурены и злы.
Весь ее вид заявлял, почти кричал "Я в полном порядке! Я – Франческа Рино". Правда, впечатление несколько портил черневший под глазом фингал.
– Вставайте, сеньор Эйстер. Или вы так утомились от вчерашних трудов, что намерены весь день провести в постели?
Аж опешил от этого ядовитого тона. Вроде ничего не успел сделать, чтобы вызвать у нее такой настрой с утра.
– Милое платьице. В тон к синяку подбирали?
– Солнце уже высоко. Мы едем или нет?
– Смотрю, вам не терпится.
– Раз судьбы не избежать, я хочу поскорее узнать, какую подлость вы для меня приготовили. Ожидание невыносимо.
Я почувствовал себя оскорбленным. Не то чтобы ожидал благодарности, но все же… Я вчера был редкостным паинькой. Непонятно, чем заслужил такое с ее стороны.
– Сеньорита, почему вы так уверены, что я подготовил именно "подлость"?
– Потому что давно не жду от вас ничего, кроме подлостей.
Думаю, она сказала это специально, чтобы уязвить. И, чтоб я сдох, ей это вполне удалось!
– Да уж. Простите, что вчера подло прервал свидание с обходительными кавалерами. В следующий раз обещаю не вмешиваться.
Она сверкнула глазами:
– Это ты виноват!
– Вот это новость. Я виноват в том, что сеньорита сбежала? Или в том, что дура?
Она смотрела на меня с яростью. Ну точно дикая кошка! Ох уж этот разеннский темперамент. И хуже всего, что я завелся в ответ. Вчерашнее беспокойство, бессильный гнев перед тем, что уже свершилось, и возмущение от ее нелепых обвинений натолкнули на неожиданную идею. Я расплылся в нехорошей улыбке:
– Что же, раз вам невыносимо ждать, познакомлю вас с вашей судьбой.
– Здесь? Сейчас?
– Ага.
Не торопясь, я вылез из-под одеяла и начал одеваться. Поначалу мысль выглядела дикой, однако чем больше я ее обдумывал, тем более разумной и, что греха таить, соблазнительной она казалась. Так я буду уверен, что она никуда не денется и не перережет мне ночью глотку. Непредсказуемость пленницы, конечно, приятно щекотала нервы, но вчерашние последствия показались слишком дорогой платой за развлечение.
И главное – так я смогу добиться подчинения без лишнего насилия. Франческа станет восхитительно послушной. Очень-очень послушной и покорной.
– Итак, моя любительница запретных знаний. Помните ли вы, с чего все начиналось? Артефакт де Бриена, – пояснил я в ответ на ее недоумевающий взгляд. – Не успел рассказать, мне удалось заполучить его. Изящная штучка, интереснейший сплав двух разнородных заклятий, причем одно из них динамическое. Де Бриен сумел его закольцевать и сделать константой. Ладно, что-то меня заносит. Не будем вдаваться в детали, они не важны.
Я порылся в дорожном мешке.
– Забавно, что вы считаете меня в ответе за глупости, которые сделали. Пусть так, я не против – мне не привыкать отвечать за других. Но я больше не желаю подвергать вашу жизнь риску, поэтому хочу быть уверен, что вы точно никуда не денетесь.
– Я не буду больше…
– Нет-нет! Никаких обещаний, которые вы не в силах исполнить. Очевидно, лишь вам покажется, что представился удачный случай, как вы предпримете новую попытку. Некоторые люди просто неспособны учиться на своих ошибках. К тому же мне хочется испытать эту вещицу. К слову, перевод "венец подчинения" был несколько неверным.
Я наконец откопал на дне мешка то, что так искал. Ее глаза расширились:
– О нет! Вы же не наденете на меня… это?
– Именно, что надену. Знаете, никогда не мечтал о собаке. Трусливые надоедливые твари. Но волчица – это гораздо, гораздо интереснее.
Она отступила к окну:
– Я буду кричать.
– Кричите. Все окрестные деревни в курсе, что моя жена – чокнутая.
Я щелкнул гибкой полоской кожи в руках и продолжил тоном университетского профессора:
– На самом деле форма не так важна. Вся магия вот в этом небольшом камушке, видите. Это могло быть кольцо. Или действительно венец. Или кулон. Однако мне в подобном исполнении видится изумительный символизм. Учитывая ожидаемый эффект.
В последнюю минуту Франческа рванулась в сторону двери, но я перехватил ее, заломил руку за спину и впечатал лицом в стену. Из рукава платья выпал нож, звякнул о пол.
– Это для меня? А что не пустила в ход?
– Не успела, – прошипела она и забилась, как свежепойманная рыба.
– Милая, ну неужели нельзя обойтись без предварительных игр? Просто расслабься и дай мне сделать это.
Застегивать ошейник одной рукой – адски неудобно.
– Думаю, теперь сеньорите придется перейти на закрытые платья и шарфики. Мы же не хотим объяснять каждому встречному такое странное украшение.
Полюбовался результатом. Тонкая полоска черной кожи на ее бледной шее смотрелась волнующе.
– Я ничего не чувствую, – Франческа даже прекратила сопротивляться.
– Ах да! Активация.
Я положил руку на маленький камушек, лежащий в ложбинке между ключиц, и направил в него силу. Артефакт завибрировал и отозвался, признав меня хозяином.
– В теории, теперь я – единственный, кто сможет снять с вас это. Так что будьте послушной девочкой и, может быть, заслужите свободу. – Я отпустил девицу, и она немедленно начала дергать и тянуть за ошейник. – А сейчас хочу посмотреть на эффект. Морф!
Это было совсем не так, как обычно происходит у фэйри со способностью к трансформации. Пару раз довелось наблюдать – жутко неаппетитное зрелище. И, если верить отзывам, довольно болезненное. Нет, ее тело не корежило и не сминало, переплавляя заново по иной форме. Не рвалась одежда, не прорастала шерсть сквозь кожу. Все произошло без лишних эффектов, чисто и мгновенно. И все же результат обескураживал.
Я расхохотался:
– Кошка? О Наместники, ну и шутка! Франческа, милая, я рассчитывал хотя бы на рысь, раз уж она на вашем гербе. Но это?
Она съежилась, прижала к голове округлые широко расставленные уши и зашипела.
– А впрочем, – я поднял ее на руки и с наслаждением запустил пальцы в густой мех. – Пожалуй, что и кошка. Гордая, своенравная, шипит по любому поводу и всегда готова к драке.
Из нее получилась очень странная кошка. Размерами она казалась крупнее обычной домашней, но когда я взял пушистую бестию на руки, то понял, что это было иллюзией из-за невероятно густого и длинного меха серых и палево-охристых оттенков, белого на кончиках, словно присыпанного снегом. Огромные злющие глаза с круглыми, а не щелевидными, как у обычных кошек, зрачками. Черные отметины на лбу и узкие черные полосы по пушистым бакам. А хвост! Не хвост, хвостище – толстенный и полосатый. Хороша! Просто невероятно хороша. И удивительным образом похожа на себя в человеческом обличии – такой же свирепый, мрачный и в то же время несчастный вид. Франческа-кошка вызывала восхищение и легкую опаску вкупе с желанием почесать за ушком.
Сейчас она страдальчески терпела мои прикосновения, зло щурила глаза и шипела, но магия, заключенная в ошейнике, не позволяла ей причинить вред хозяину.
– Отлично, пусть будет кошка. Может, дать вашему alter ego какое-нибудь занятное прозвище? Например, Пушинка? Ладно-ладно, не надо так реагировать. Признаю, это уже не смешно и жестоко. Кроме того, мне не хватает ваших ответных реплик, так что возвращайтесь-ка в привычное состояние. Морф.
Она кубарем скатилась с моих колен, тяжело дыша. Я присел рядом.
– На что это похоже, Франческа? – мне и правда было любопытно.
Девица молчала.
– На что это похоже? – на этот раз я сопроводил вопрос легким всплеском силы, направив магию в соединившую нас нить.
– Ни на что. Мир видится по-другому. Запахи и звуки рассказывают больше, чем глаза. И все огромное, – выговорила она против своей воли.
– Интересный опыт. Я вам почти завидую, леди Пушинка. Что, не называть вас так? Хорошо, не буду.
Она молчала, отвернувшись. Закусив губу, ощупывала тонкую полоску кожи, украшенную неброским серым камнем, на своей шее.
– Давайте собираться, сеньорита. Время к полудню, а еще нужно найти для вас лошадь.
Франческа подняла на меня тяжелый взгляд:
– Я знала, что ты – подлец, для которого нет ничего святого. Но это… это слишком даже для тебя. Лучше бы ты меня убил.
Ее слова задели, но со своей точки зрения пленница была права.
– Да-да. Мы это уже проходили. Я – подлец, сволочь, негодяй и вообще аморальный тип. И если бы я вас убил, получилось бы не так весело. Вставайте, Франческа, нас ждет дорога.
Франческа
До дня, когда он надел ошейник, я не знала вкуса ненависти.
Я думала, ненависть знакома мне, но то была не она – гнев. Гнев ярок, но недолог и проходит без следа. Ненависть жжет душу раскаленным железом днем и ночью.
Говорят, кто не любил, тот не жил. Я же скажу – не жил тот, кто не пробовал ненавидеть. Знаю это, потому что испытала и первое, и второе. Ненависть сильнее и ярче, она приходит в двери сердца незваной, и ее не прогнать так просто. Она дает силы жить и ждать.
На шее моей ошейник. Как у скотины, как у шелудивого пса. И тот, кто рядом, тот, кого я ненавижу сильнее жизни, может отдать мне приказ, который я не смогу не исполнить. Я – его рабыня, животное, вещь. И я клянусь, мысленно клянусь себе в сотый раз, что он поплатится за то, что сделал со мной.
Я ненавижу его даже больше, чем ублюдков, которые надругались надо мной. Они сделали это над моим телом, он же – над моей волей, душой, свободой.
Он ничем не лучше них. Даже хуже.
– Если бы взглядом можно было пытать и убивать, сеньорита… О-о-о-о, страшно представить, какая участь ждала бы меня тогда.
Я не отвечаю. Я опускаю взгляд. Я умею терпеть, ждать и скрывать свои чувства. Отец долго воспитывал во мне эти умения розгой и горохом, рассыпанным по полу.
– Суп из утки просто изумителен, попробуйте. Кто бы мог подумать, что в этой дыре умеют так готовить.
Я молчу. Успела заметить, что молчание раздражает его куда больше любых дерзостей.
– Что, прелестная Франческа, решили назло мне уморить себя голодом?
Он прав. Мне надо есть. Мне надо выжить и набраться сил. Чтобы отомстить.
Мы движемся сквозь села и города на север. Не знаю, куда везет меня мой враг, и не стану задавать вопросов. День за днем в седле. Холодно. В Рино так холодно не каждую зиму.
Обед в очередном трактире, неизвестно каком по счету в череде постоялых дворов. Мы проезжаем сквозь деревенскую ярмарку. Он покупает маленькую глиняную грелку с узким горлышком и протягивает мне:
– Грейтесь, сеньорита.
Беру ее. Глина слегка шершавая, удобно лежит в руках. От нее расходится приятное тепло, ласкает озябшие пальцы. Разжимаю руки. Грелка падает на землю и разбивается. От пролившейся горячей воды поднимается пар:
– Ой, – говорю. – Надо же, какая досада.
Он хмурится:
– Видно, вам нравится мерзнуть, леди кошка.
Сгущаются сумерки. Мы останавливаемся на ночь в гостинице. Ужин. Его болтовня, мое молчание.
Он придирчиво проверяет чистоту простыней, щелчком пальцев заставляет сдохнуть клопов в перинах и требует у трактирщика постелить свежее, только что выстиранное белье. Тот повинуется.
Это повторяется из раза в раз. Мой враг любит комфорт. Он всегда требует себе лучшего: комнат, еды, овса для лошадей. И всегда получает желаемое.
Я не знаю, зачем нужна этому человеку. Мы спим рядом уже месяц, но с того, первого, раза он не делал попыток овладеть мною. Должно быть, он бережет меня для какого-то невероятного, невозможного унижения и издевательства.
Мне снова приходится ложиться в одну кровать с тем, кого я так ненавижу. Отползаю к самому краю. Холодно. Одеяло пахнет сыростью и мокрой шерстью. Можно пожаловаться тому, кто спит рядом, он велит принести грелку, но я стараюсь не заговаривать с ним первой.
Я лежу в постели, слушаю сонное дыхание своего врага и думаю, что стоило быть настойчивей в попытках добыть кинжал, пока мою шею еще не стягивал ошейник. Сейчас не в моей власти причинить ему вред, как бы ни мечтала я вонзить нож ему в сердце и стереть наконец выражение насмешливого превосходства с породистого красивого лица. Но я знаю – у такого, как он, должно быть много недругов. Я найду их и предложу свою помощь. Я буду лазутчиком, шпионом, соглядатаем. Я узнаю пределы своей свободы, я отомщу так, как будет позволено заклятьем. И когда он будет умирать, когда я загляну в его глаза, возможно, тогда ненависть покинет меня, чтобы оставить лишь тоску и чувство утраты.
Часть вторая. Изнанка свободы
Глава 1. Рондомион
Франческа
Город кутается в обрывки тумана, как нищенка в ветхий плащ. Издали он выглядит унылым и серым. Низкое небо хмурится, угрожая пролиться дождем. Тяжело влечет темные воды Темес – слишком широкий и непокорный, чтобы позволить заковать себя в камень дамб, набережных и мостов.
Рондомион – столица Дал Риады. Полуостров Альба.
Север.
Мне не нравится здесь. Серые дома, серые улицы. Я всегда ненавидела зиму и холод, но Разенна и зимой остается прекрасной. Здесь же все бледное, словно злой волшебник украл у мира вокруг иные краски, кроме серой.
– Какой отвратительный город. Мне стоило догадаться, что ты мог выползти только из такой дыры, – я говорю это, чтобы уязвить своего спутника.
Нет, я вовсе не хочу вывести Элвина из себя! Когда он приходит в ярость, когда щурит холодные глаза и улыбается – неприятно и предвкушающе, мне становится по-настоящему страшно.
Я стараюсь злить его по мелочам. Чтобы не был таким довольным.
– Вы ошибаетесь, леди. Моя родина еще севернее. Но вы правы в том, что Рондомион будет нашим домом в ближайшие годы. Так что привыкайте любить его.
Слово "годы" отдается тоской в груди, оно пахнет безнадежностью, но я гордо вскидываю голову. Мой враг слишком самоуверен, он уже забыл, как я провела его один раз. Посмотрим, чья возьмет!
– И не подумаю.
– Зря. В нем есть особая суровая прелесть, которую не разглядишь с первого взгляда.
Мы проезжаем через город. Сначала грязные окраины, потом каменная мостовая центральных улиц. Сворачиваем в проулок настолько узкий, что полы моего платья отирают стены справа и слева. Минуем районы с домами знати и зажиточных горожан, под копытами снова раскисшая грязь, а впереди черной полосой перечеркивает небо шпиль часовой башни.
За мастеровыми кварталами начинаются трущобы. Я с удивлением поглядываю на Элвина – трудно поверить, чтобы он, с его требовательностью и сибаритскими привычками, собирался жить в одной из этих ужасных хибар, крытых гнилой соломой. Вслед нам летит лай собак и с любопытством смотрят чумазые дети в обносках.
А потом жилые дома заканчиваются. Впереди изглоданные временем развалины дворца – черные провалы окон, патина времени на полуобрушенных обгорелых стенах. И одинокая башня затмевает полнеба.
Камень башни оплетен пожухлым, лишенным листвы вьюнком. Циферблат без стрелок – как символ: время превратилось в безвременье.
Здесь спокойно, и печаль разлита в воздухе эхом, флером, отзвуком пения окарины. Я пробую тишину на вкус. Она горчит.
– Нравится? – тихо спрашивает маг.
Я не отвечаю. Не хочется врать, что нет.
– Старина Честер.
– Что?
Он кивает на башню:
– Так называют ее местные жители. Символ Рондомиона. Последний свидетель эпохи правления королей Альбы на всем северо-востоке. Когда горел дворец, огонь сумели потушить раньше, чем тот перекинулся на башню.
– Зачем мы здесь?
– Хочу показать вам кое-что интересное.
– Уверена, что не хочу этого видеть.
– Франческа, вы дуетесь всю дорогу. Ну хватит, не будьте букой. Помнится, я рассказывал вам про княжества фэйри, и вы спросили, как они могут соседствовать с людьми, не привлекая внимания? Вам представится возможность самой убедиться как.
Он кладет руку на шею моей лошади.
– Смотрите, сеньорита. Вот она – Изнанка мира.
Мир вокруг моргает. И вдруг становится нереально, невозможно четким, наполняется глубокими холодными цветами. По сумрачному, напившемуся ультрамарина небу плывут клубы графитовых туч. Каждая веточка, каждая трещинка на камне делается контрастной, резкой и до невозможности реальной.
Сдержать восхищенный вздох не получается, как я ни пытаюсь, и Элвин довольно улыбается.
– Я знал, что вам понравится. И это вы еще не видели дворца княгини. Впрочем, человеческий город тоже хорош. Если будете послушной девочкой, я покажу вам его.
Я молчу, но в этот раз не для того, чтобы позлить его. Смотрю во все глаза на башню и не могу наглядеться.
Здесь она совсем другая.
Толстая одеревеневшая лоза обнимает камень подобно спруту, карабкается вверх по телу башни до циферблата. Древесная плоть врастает в камень, а камень вырастает из дерева, и уже невозможно отделить одно от другого.
– Это дерево крепче стали. А люди удивляются – почему Старина Честер не спешит рассыпаться, – маг подмигивает. – Считается, что все дело в предсмертном проклятии последнего короля Древней Альбы. Я потом расскажу легенду. Вы же любите страшилки.
– Но как… – я осекаюсь, не зная, о чем спрашивать сначала.