- Почему бы тебе не закончить то, что ты начала, Лана?
- Да, сэр, - отвечаю я, и снимаю его брюки.
- Разденься и сядь спиной ко мне. Я хочу видеть, как мой член вколачивается в тебя, и твою прелестную попку, ласкающую мой пах.
Я стягиваю с себя ночную рубашку, и опускаюсь на его жесткий стоячий член.
- Скачи на мне сильно и быстро, - говорит он, и я опускаюсь еще ниже.
- О, да, - стонет он.
Он пьян, поэтому доставление ему оргазма, заставляет меня затратить больше времени, чем обычно. Когда он наконец кончает, я вся мокрая от пота и обессиленная. Я так и не кончила, но единственное, что я хочу сделать, это лечь рядом с ним на пол. Я соскальзываю с него, и чуть не падаю на бок, когда он машинально ловит меня.
- Я хочу, чтобы ты потерлась своей киской о мой пах, пока не кончишь, и лицом ко мне, чтобы я мог видеть.
Я сажусь на его бедра, наши соки хлюпает подо мной. Волосы в его паху щекочут меня, и создают странное ощущение моей открытой киски. Я начинаю скользить по его паху и лежащему члену, и он наблюдает за мной жадными глазами. Волна оргазма накатывает на меня быстро, закручивая мое измученное тело. Я падаю на него, грудью вжавшись в его ребра, а щекой прислонившись к его груди.
- Как может быть у женщины, которая родила ребенка, такая тугая киска? – его голос с трудом произносит слова, и звучит как-то заторможено.
Я широко улыбаюсь сама себе.
- Женщина-врач, которая принимала Сораба сказала, что она всегда делает пару лишних стежков для мужа.
Блейк смеется.
- Это стоит сделать обычной стандартной практикой.
Я спокойно вздыхаю, уткнув свой подбородок в его грудь.
- Почему ты напился сегодня?
Он тяжело вздыхает.
- Потому что сегодня мне пришлось принять очень, очень трудное решение.
Я поднимаю голову и заглядываю ему в глаза.
- Под давлением твоей матери?
Он подносит палец к моим губам.
- Ш-ш-ш...
Я громко выдыхаю, и роняю голову обратно на его грудь. Опять одни его секреты. Почему он не может просто довериться мне и рассказать.
Его голос, словно шепот.
- Забавная вещь запах, не так ли? Знаешь, что я потерял больше всего после того, как ты ушла?
- Секс?
- Секс? Я спал с сотнями женщин.
Я чувствую жгучую боль от его слов.
- По началу я имел их всех; шатенок, брюнеток, желтых, рыжих, блондинок, и всех не перечислишь. Накачивал себя полностью спиртным и укладывал их всех. Потом я стал более разборчивым. Они должны были выглядеть, как ты, по крайней мере, со спины. Если я выпивал достаточно, и делал тусклый свет, то мне удавалось обмануть себя, по крайней мере на какое-то время, что это ты, но, когда я просыпался, я прекрасно понимал: что тебя нет. Все они, от каждой из них, пахло несвежим сексом. Ни одна не имела твоего запаха. И я фактически израсходовал себя.
Если он подразумевал, что его слова прозвучат как утешение или будут льстить мне, то они наоборот имеют явно противоположный эффект. Мне не нравится сама мысль о сотни женщин, которые мелькают перед моими глазами. Все, что он сделал со мной, он тоже самое делал и с другими. Ни осталось ничего особенного, то что было исключительно только между нами.
- Трахать мой запах! Получается, что у нас нет ничего, что мы делали вместе, и то, что ты не сделал больше ни с кем?
Мгновение он просто смотрит на меня, как будто умоляя меня отречься от своих слов, но я молчу. Он резко садится, и мука отражается на его лице. И в какой-то момент мне кажется, что он не пьян, а полностью трезв.
- Иди в кровать, - говорит он.
Я немедленно повинуюсь. Этот Блейк напоминает мне слишком сильно того прежнего Блейка. Далекого и сдержанного, холодного незнакомца. Я почти начинаю сожалеть о произнесенных словах. Он поднимается, подходит к прикроватной тумбочке, где находятся все секс-игрушки, которыми мы так больше и не пользовались, но они продолжают храниться там, и достает вибратор. Этот вибратор белый, не тот огромный и черно-оранжевый, которым он унижал меня, этот же по форме напоминает ракету, и небольшого размера. Он снимает рубашку.
- Ложись, - говорит он и его голос звучит отрывисто и совершенно жутко. Так разговаривает не мой Блейк. И тем не менее, он мой. Этот Блейк живет внутри того Блейка, которого я знаю, и я хочу этого Блейка тоже. Этот Блейк - мой противник, который полон секретов. Секретов, которые я хочу узнать. Я не полна настолько светом, а он не полон настолько тьмой. Чтобы понять его полностью, я должна узнать его всего целиком, и я готова прижать его темноту к своей груди и сделать ее своей.
Хватит ли у меня храбрости?
Конечно, я сделаю это.
Я возьму свой свет и пойду туда, куда поведет меня любовь.
Он оставляет вибратор на прикроватном столике рядом. Затем передвигается так, что его член повисает над моим ртом. И мне удивительно его таким видеть, что он по-прежнему пребывает в расслабленном состоянии, но его это почему не особенно волнует. Все, что он делает сейчас - это только для меня. Медленно, он опускает свой член ко мне в рот. И мне несколько непривычно, поскольку до сих пор, я никогда не ласкала его в таком расслабленном состоянии, это заставляет меня действовать более решительно.
Я начинаю усердно сосать, и он быстро увеличивается в размере, чуть ли не в два раза, по-прежнему оставаясь у меня во рту. Он вставляет вибратор в мое мокрое влагалище, крутя и поворачивая его внутри, затем вытаскивает и кладет в мою руку. Я смотрю на него широко отрытыми удивленными глазами, держа вибратор в руке, не понимая, что я должна сделать.
- Давай. Трахни меня, - приказывает он.
Я парализована от шока. Это не мое, мне не нравится, это ни сексуально, ни эротично. Я не хочу делать этого, но я вижу в его глазах, что это неидеализированная сторона его. Он берет мою руку и, толкает зажатый вибратор в свой анус, фактически без смазки, только с имеющимися моими собственными соками. Он дергается и морщиться от боли, и скрежещет зубами.
- Жестко соси меня и трахай одновременно. Используй обе руки, - приказывает он, и его голос такой резкий и чужой.
Но я не могу, для меня это невозможно, причинить ему боль.
- Давай жестче трахай, - рычит он, и его глаза такие колючие, яростные, неузнаваемые. На этот раз я подчиняюсь, и действую обеими руками, сильнее настолько, насколько могу. Только когда я принимаю его темноту... я вижу, как он напрягается от боли и неоспоримого темного наслаждения. Я знаю, что это такое, потому что уже испытывала его.
От того с каким остервенением я сосу его член, мои губы и рот начинают болеть, но я не могу остановиться, поскольку для него это очень важно. Раз или два он толкается так глубоко в мое горло, что я давлюсь своими слюнями. Наконец, я чувствую, что он уже на грани. Его бедра начинают напрягаться, вибрировать и сжиматься. Я увеличиваю скорость, чтобы он достиг оргазма. Всегда, в этот момент он выкрикивает мое имя, но не в этот раз.
- Нет, отец, - почти плачет он высоким, непривычным голосом, словно у испуганного ребенка.
Я замираю от шока, продолжая держать его член во рту.
27.
Его кульминация несет для нас, его ужас, его стыд, его тайны, его гордость и мой шок. Он выгибается всем телом, и горячее семя выстреливает в мое горло. Я извлекаю вибратор, и он вынимает свой член из моего рта. Он пытается отодвинуться от меня, но я ловлю его за руку. Он замирает, по-прежнему стоя на коленях, и смотрит, опустив глаза на меня, высокомерие читается в его глазах, в каждой черточки его лица.
- Блейк?
- Что?
- Прости.
- Не стоит. Ты хотела того, что я не делал ни с одной другой женщиной. Теперь ты получила это.
- Нет, я имею в виду твоего отца, - я до сих пор помню наш разговор год назад, когда он не осуждал педофилов, сказав, что такими их создал Бог, и именно Бог, может их судить. - Твой отец подвергал тебя сексуальному насилию, да?
- Мой отец делал это не для сексуального удовольствия.
Я хмурюсь.
- Что ты имеешь в виду?
- Он делал это, чтобы установить прочный контроль надо мной.
- Что?
- Он сделал меня тем, кто я есть на сегодняшний день. Он должен был научить меня дисциплине. Наши методы отличаются от ваших.
У меня в прямом смысле слова отваливается челюсть. Он что не живет на той же планете, как и я? Научить его дисциплине? Наши методы разные?
- О чем, черт возьми, ты говоришь, Блейк?
- Тебе не понять.
- Черт возьми, я не знаю. Твой отец насиловал и жестоко обращался с тобой, когда ты был ребенком, и ты думаешь, что это форма дисциплины?
- Мое образование было...интенсивным и очень-очень тяжелым. Я не желаю, чтобы такое образование пережил кто-то еще, но без него я не был бы пригодным для осуществления вопросов, которые стоят на повестке дня ил вернее сказать определенной программы действий?
- И какова программа действий?
- Не считая наших банковских услуг с незаконным оборотом наркотиков, которые останавливают сердце в одно мгновение. Не считая нашей экономической политики, мечтающей ликвидировать нищету или голод. Не считая наших денег, поддерживающих войны, без которых никогда бы не велись военные действия. При необходимости мы должны быть холодными и бесчувственными.
И в этот момент я понимаю, что это находится за гранью моего понимания, мой мозг отказывается это переваривать. Эти люди – настоящие монстры, которые сознательно обучают своих детей быть такими же монстрами.
- И твой отец применял такие же методы дисциплины для двух твоих братьев тоже?
- Не для Куинна.
- Почему не для него?
- Куинн никогда не должен был стоять у руля. Только Маркус и я возьмут на себя штурвал империи.
- И ты планируешь тоже самое проделывать с нашим сыном?
- Нет. Никогда, - в его глазах появляется боль, но опять же, то, что храниться глубоко в них, для меня закрыто. Фактически, его секреты находятся на поверхности, но я не понимаю их. Это явно еще не все. Какого черта он скрывает от меня?
И я выкладываю мой последний козырь.
- Твой отец Кронос?
В нем происходит настолько мгновенная и сильная перемена, что я с трудом верю своим глазам. Он нагибается и словно кошка, ползет ко мне, пока его лицо не нависает над моим, и его палец ложится мне на губы, но то что, я вижу в его глазах, заставляет меня почувствовать первый раз настоящую дрожь от поднимающегося ужаса. Его глаза отчаянно молят меня, пока он отрицательно качает головой. Я понимаю его безмолвную мольбу. Мне нужно молчать, я ни скажу ни слова. Я чувствую, как начинаю дрожать от страха. Что же такое есть ужасное, что даже появилось в его глазах?
Какие столь опасные секреты скрывает мой любовник?
Я вспоминаю, как в Венеции он сказал, что стены слишком тонкие и, могут иметь уши. Он все еще смотрит на меня с тем же выражением наполненным опасением, словно я могу не подчиниться его молчаливому призыву. Когда я незаметно киваю, он холодно и бес эмоционально говорит:
- Meine Ehre heisst Treue. (Meine Ehre heißt Treue! - (нем. Моя честь называется верность, другой возможный перевод Верность - моя честь) девиз на клинках Кинжалов СС)
- Что это значит?
- Моя честь - верность.
И я мгновенно понимаю, что эти слова не предназначались для меня, они предназначаются для стен, которые имеют уши. Мои брови удивленно взлетают, и я пытаюсь выяснить, что происходит, поэтому хватаюсь за дневник, лежащей на тумбочке и быстро пишу:
Эта комната прослушивается?
Он медленно качает головой, и я понимаю, что это не ответ, а всего лишь напоминание о его предыдущем призыве. Больше ничего не скажу и не на пишу.
- Я устал, - нежно говорит он, - просто никакой. Давай спать, - он поднимает пальцы к моим губам.
- Да, давай спать. Утром всегда все выглядит лучше, - успокаиваю я его, хотя мой голос очень тихий.
Он улыбается мне с благодарностью. Для чего? Почему? Затем он целует меня в губы.
- Спокойной ночи, моя дорогая.
- Я люблю тебя, - почти выдыхаю я в его рот.
Он грустно улыбается и накрывает нас одеялом. Я засыпаю, прижатая к его горячему телу, но сплю очень плохо. Мне сняться кошмары, какие-то разбитые и разрозненные куски. Я зову его, но он не поворачивается ко мне, а смотрит в сторону сильного ветра и зазубренных скал. Я ужасно боюсь за него, я чувствую опасность, которая угрожает не мне, а ему.
Я просыпаюсь, и вижу Блэйка, сидящего рядом поджав под себя ноги, небо окрашивается утренней зарей.
- Я должен идти на работу, - говорит он.
- Хорошо, - я чувствую себя очень маленькой и потерянной.
Я стою у двери гардеробной, наблюдая, как он одевается.
- Ты знаешь, что осталось всего лишь десять дней?
Он встречается с моими глазами в зеркале.
- Да, - говорит он, завязывая галстук.
- Кофе-машина должно быть уже приготовила кофе. Хочешь один?
- Спасибо, - отвечает он с улыбкой.
Когда я ставлю чашку с эспрессо на стол, заходит Блейк. Несмотря на то, что на моем сердце лежит тяжесть, он заставляет его биться сильнее. Он выглядит немного бледным, но таким мужественным, таким великолепным, что я почти забываю о том, что произошло прошлой ночью. Забываю тот тонкий детский голос, умоляющий отца остановиться. Я наблюдаю, как движется его горло, пока он пьет кофе. Удивительно осознавать, что внутри этого абсолютно уверенного в себе мужчины живет пострадавший ребенок, с жутким тонким голоском. Но сегодняшний день не похож ни на один из предыдущих, потому он изменился, он стал другим, и я это чувствую. Он изменился не по отношению ко мне, а внутри себя. В нем чувствует стальная решимость, закончив свой кофе, он подходит ко мне.
- Что ты будешь делать сегодня?
- Не знаю. Наверное, просто бездельничать.
Он рассеянно кивает, Блейк уже не здесь, он уже в другом месте, там, где необходима его стальная решимость. Он целует меня, и открывает рот, собираясь что-то сказать, качает головой и вдруг спрашивает:
- Ты веришь мне, Лана?
Маленький вопрос, наполненный большим смыслом.
- Да, я доверяю тебе.
Он нежно улыбается и уходит.
День тянется бесконечно, он закончится, пока не пройдет большое количество часов. Я чувствую беспокойство, граничащее со страхом. Я сажусь за компьютер в Google и ищу про Кронаса. Что-то я упустила? Бог, который съел своих детей. Отец Времени. Другое название Сатурн. Что я пропустила? Я начинаю углубляться в Google, заходя на пиратские сайты, которые вещают всякую ерунду, так что мозги закипают.
Я сдаюсь, и пытаюсь найти "Блейк Лоу Баррингтон ранние годы". Ничего. Ни одной фотографии или новости о нем. Я пытаюсь представить его ребенком, который немного старше Сораба, и вдруг чувствую, как на моих глазах появляются слезы. Бедняжка. Я никогда в своей жизни не сталкивалась с чем-то подобным. Ребенок, который подвергся насилию со стороны своих родителей, вырастает в человека, защищающего своего обидчика в такой преданной манере. А что если то, что делал его отец было правильным. А его мать знала? Эта мысль для меня совсем не возможна.
Я не понимаю, во что я впуталась.
Оставшуюся часть утра и полдня, я бесцельно брожу по квартире, бесконечно обдумывая и прокручивая в голове непонятные мне события. Я даже испытываю соблазн попытаться связаться с матерью Виктории. Но перед глазами встает ее пронзительный взгляд, наполненный страхом, у меня создалось такое чувство, как будто она балансирует на гране безумия, как будто в ловушке своего собственного ада.
В четыре часа я слышу, как открывается входная дверь, что-то Блейк рано. Я выбегаю, чтобы поприветствовать его, я так соскучилась по нему. Я влетаю и резко останавливаюсь в середине коридора. Это не Блейк стоит перед дверью и смотрит на меня, а его отец.
28.
"Мир управляется совсем другими людьми,
о которых даже представления не имеют те,
кто не заглядывает за кулисы."
Премьер-министр Англии -
Бенждамин Дислайли, 1844 г.
- Привет, мисс Блум.
- Привет, - шепчу я.
- Можно мне войти?
- Вы уже вошли.
Его рот высокомерно искажается в улыбке.
- Правда.
- Блейка здесь нет.
- Я пришел не к нему.
Он проходит мимо меня, направляясь в гостиную, останавливается в нескольких футах, и спрашивает:
- Приступим?
Я следую за ним, чувствую такую ярость на этого человека, что костяшки моих пальцев белеют, из-за той силы, с которой я сжимаю кулаки. Я на самом деле думаю, что ненавижу его. По сути, это первый человек, который встретился на моем пути, и у меня возникает совершенно отчетливая мысль, об убийстве, причем эта мысль меня действительно согревает. Этот мужчина энергично взялся за ребенка и под давлением спрессовал из него холодную, бездушную машину по выкачиваю денег. Но я знаю лучший способ, чем не впускать его в дом или показывать свою ярость. Я согласна, что именно он находится в конце лабиринта, в котором я заблудилась.
Он останавливается посреди гостиной, не садится, и я не предлагаю ему сесть.
- Что вы хотите?
- Вы взяли что-то очень дорогое для меня, и я пришел просить вас, чтобы вы вернули это мне назад.
Я отрицательно качаю головой.
- У меня нет ничего вашего.
- Не играйте со мной в игры, мисс Блум. У меня нет на это времени и желания. Я хочу, чтобы вы оставили моего сына.
- Что это с вами, люди? Не кажется ли вам, что Блейк уже достаточно взрослый, чтобы смог сам решить, с кем он хочет быть?
- Я видел вас. Я наблюдал за вами, когда вы умоляли моего сына, чтобы он причинил вам боль, - негромко говорит он. Но яд в его спокойных словах потрясает меня гораздо больше, чем если бы он накричал на меня. Я делаю шаг назад. Его холодные глаза, не мигая следят за мной, словно змея, которая караулит свою добычу. Он делает шаг по направлению ко мне.
- Первый раз, я видел что-то подобное. Когда женщина умоляет мужчину совершить насилие над ней. Я должен признать, мне понравилось, я получил удовольствие, даже если мой сын не доставил вам его. В следующий раз, когда вы захотите боли, спросите меня. Я точно знаю, как заставить вас закричать.
Я смотрю на него ничего не выражающими, пустыми глазами. Стены имеют не только уши, они также имеют и глаза, Блейк. Ты не знал об этом, не так ли? Мой разум пытается найти выход из этого кошмара. Что видел этот мужчина? Меня с широко разведенными ногами, с черно-оранжевым вибратором, похороненным внутри меня. Но я не чувствую стыда или унижения, единственное, что я чувствую это страх. И чтобы подавить его, я изображаю смелость и задираю подбородок вверх, и наплевать мне, на то, что он думает обо мне.
- Если вы считаете, что ваш сын не должен быть со мной, почему бы вам не отправиться прямиком к нему и не сказать ему об этом?
Он смотрит на меня как-то странно, словно я существо с очень низким интеллектом, которому он старается изо всех сил что-то втолковать.
- Потому что мне не нужно этого делать, вы отдадите мне его сами.
- Я скорее умру, чем возьму хоть копейку у вас.
Он улыбается.