– Детка… Ты что? – прошептала Лёка удивленно.
– Иди к черту! – выплюнула Лиза. – И не смей называть меня так больше. Иди к черту. Навсегда!
Лёкины ладони сжались в кулаки. Она помедлила секунду, справляясь с гневом, а потом рывком поднялась на ноги, схватила куртку и выскочила из квартиры. Вслед ей летели сдавленные Лизины рыдания.
Лена вернулась домой только следующим вечером. Прошла, не разуваясь, прямо на кухню. Посмотрела на сидящую за столом зареванную Лизу. Вздохнула. Тяжело присела напротив.
– Это конец? – спросила просто.
– Да, – кивнула девушка.
– Почему?
– Потому что я так больше не могу. Вчера на секунду я почувствовала, что ненавижу тебя. Я не могу больше бороться твоим детством, Лена. Ты ребенок еще. Я не могу так больше.
– Значит, я слишком маленькая для тебя? – сверкнула глазами Лёка.
– Да. Ты импульсивна, ты совершаешь поступки не задумываясь о последствиях. Ты оскорбляешь людей. Унижаешь. Ты эгоистка.
– Понятно, – кивнула сумрачно и, сжав губы, доверху застегнула молнию на куртке, – И ты больше не любишь меня?
– Люблю. Но я так больше не могу. Я устала от тебя. От твоей неразумности. От твоей лжи.
– В чем я тебе лгала? – процедила.
– Во многом, – вздохнула Лиза, – Ты говорила, что любишь, не любя. Ты изменяла. Этого достаточно.
– Когда я тебе изменяла? – вскинулась Лёка возмущенно.
– Со Светой. Или это не измена?
Это было словно удар под дых. Будничность Лизиного голоса сказала Лене то, чего не сказала бы и сотня слов. Бесполезно было бы что-то доказывать и в чем-то убеждать.
– Откуда ты знаешь? – спросила отрывисто.
– Я давно знаю. Она позвонила мне на следующий же день после того, как это произошло. И в подробностях рассказала, как ты занималась с ней любовью.
– Почему ты не прогнала меня раньше? – сердце сжалось и заколотилось быстро-быстро.
– Не знаю. Наверное, потому что я дура. Ты вчера оскорбила всех, Лена. Меня, твоих родителей, моих. Ты сделала это не потому что НАС обидели. А потому что задели ТЕБЯ. Ты. Ты. Только ты. Всегда и во всем – только ты. Я устала. Я больше так не могу.
– Дай мне шанс, – попросила, – Я всё исправлю.
– Ты не сможешь. Ты не любишь меня. И не можешь заставить себя полюбить. Потому что тебе в принципе не знакомо это чувство.
– Скажи еще, что я иду по трупам.
– Так и есть. После тебя остаются только покореженные сердца. Я хочу своё попытаться спасти. Если еще не поздно.
– Тебя послушать – так я просто монстр получаюсь! – вскипела Лёка.
– Так и есть, – кивнула Лиза и вытерла слёзы, – Я перееду к маме сегодня же. Очень тебя прошу – дай мне уйти спокойно. И не останавливай. Я не переживу больше ни одного скандала.
– Ты не хочешь даже поговорить со мной?
– Почему же? Давай поговорим. Вот только о чём?
– А тебе кажется, что говорить не о чем? Ты так просто перечеркиваешь год нашей жизни?
– Ой, Ленка, – простонала Лиза и закрыла глаза ладонями, – Ты хочешь сейчас меня виноватой сделать? Пусть я буду виновата, пусть. Потому что причины нашего разрыва уже больше не имеют значения.
– Почему?
– Потому что НАС нет. Есть ты. И есть я. А нас нет. И никогда не было. Я со многим мирилась, Леночка, весь этот год. Многое прощала, многое проглатывала, но я так не могу больше. Ты оскорбила меня, моих родителей, своих родителей. Ты лгала. Ты предавала. Но всё это я могла бы простить, наверное, если бы ты меня любила. А ты не любишь. Я не нужна тебе и наши отношения тебе не нужны тоже.
Лёка не нашлась, что ответить. Она помогла Лизе собрать вещи, вынесла сумки на улицу и упаковала в багажник машины. Они почти не разговаривали – одной было просто нечего сказать, а другая боялась, что если заговорит – начнет плакать.
Ехали тоже молча. Лена крепко сжимала ладонями руль, исподлобья вглядывалась в дорогу и рывками переключала скорости. Магнитола отзывалась в её сердце мягкими звуками какой-то песни:
Прощай… От всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края.
Прощай… Мы расстаёмся навсегда
Под белым небом января
Прощай… И ничего не обещай
И ничего не говори
А чтоб понять мою печаль
В пустое небо посмотри
Лёка припарковала машину прямо у подъезда. Помедлила несколько секунд, собираясь с силами, потом выскочила на улицу и открыла багажник. Лиза вышла следом. Они стояли друг напротив друга, такие непохожие и в то же время такие одинаковые.
– Занести сумки? – тихо спросила Лёка.
– Нет, я сама, – прошептала в ответ Лиза. Она медлила, вглядываясь в родное лицо, силясь как-то запомнить, оставить навсегда в памяти синие глаза, густые брови, челку, упавшую на лоб. И изогнутые губы. Изогнутые. Губы.
– Тебе хоть чуть-чуть жаль? – выдавила из себя Лиза, едва сдерживая слёзы.
– Да. Мне очень жаль.
– Я пойду.
– Иди.
Лёка не двигалась и Лиза тоже не пыталась сделать ни шага. Она летела взглядом навстречу таким любимым глазам и ощущала такую боль, которой в её жизни до сих пор не было. Наконец Лена вынула сигарету, стиснула её зубами и рывком захлопнула багажник.
– Я пошла, – кивнула Лиза и подхватила сумки, – Пока.
– Пока.
Девушка поднялась по ступенькам к подъезду и начала набирать код на домофоне. И в Лёкиной голове ярким взрывом вспыхнуло:
– Обернись! Просто обернись! Обернись – и я остановлю тебя, схвачу в охапку и увезу домой! Тебе нужно только обернуться!
Пропищал что-то домофон, и опущенные плечи исчезли в темной подъездной дыре.
Не обернулась.
Лена тихонько докурила, глядя на горящие желтым светом окна, выбросила окурок и села в машину. Нужно было куда-то ехать. Только вот куда?
Мотор заурчал, автоматически включилась магнитола и из окна ударил в лицо свежий ветер. Лёка сунула в рот еще одну сигарету и выключила мобильный. Ей не хотелось сейчас никого видеть, ни с кем разговаривать.
Девушка вырулила из центра, поездила немного по студгородку, притормозила у Октябрьской площади, откровенно завидуя шатающимся без дела студентам. И вдруг засмеялась, выскочила из автомобиля и рванула к магазину "Копейка", прямо напротив первого общежития.
Магазин встретил её еще несколькими течениями из студентов и студенток, и богатым ассортиментом пива.
– Две бутылки невского. Классического. Пожалуйста, – улыбнулась продавщице.
– Что, сессия не скоро, гуляем? – улыбнулась в ответ девушка за прилавком.
Лёка вздрогнула. По всему телу растеклась какая-то радость и веселье. Она вдруг снова ощутила себя юной девчонкой, которая когда-то эпатировала весь студгородок одним своим видом.
– Да ну нафиг эту сессию, – хохотнула Лена, – Пивка попить никогда не помешает. Присоединитесь?
– Нет, спасибо, – продавщица показала белые зубы и красивую улыбку, – Может быть, в другой раз.
– Может быть, – кивнула, забирая сдачу, – Очень может быть.
С двумя бутылками в руках Лёка выскочила из магазина, сунула в задний карман джинсов зажигалку и отправилась к лавочкам на Октябрьской площади. Её взгляд и слух отчаянно искал знакомых. Но эти люди были слишком молоды чтобы знать Лену. Слишком. Молоды.
Наконец, девушка нашла свободное местечко на длинной лавочке в тени деревьев, приземлилась, даже не проверив сиденье на степень чистоты и прислушалась к разговорам компании рядом.
– Загоруйко – урод! – доказывал молодой парнишка, находя среди своих слушателей полное понимание и сочувствие. – Я ему на два вопроса ответил, а он, козел, сказал, что тема доклада не раскрыта до конца. И влепил зачет. Вместо "отлично".
– Да он молодых пацанов вообще терпеть не может! Ой, а наша вахтерша вчера вообще сбрендила! Мы пришли в час, а она дверь не открывает. Коза, блин!
– А ты где живешь? В тройке?
– Ну да! Полина вообще сука. Да и Тамара тоже. Там только Альбина нормальная – даже если спит уже, всё равно впускает.
– Ой, жрать хочется… Может, пойдем к нам пельменей наварим?
– Да сколько можно эти пельмени жрать? Давайте лучше паштета?
– Ностальгируешь? – чей-то голос сзади заставил Лену вздрогнуть. Это был очень знакомый голос. Очень.
– Ты? – протянула Лёка ошарашено. – Откуда ты здесь?!
10
Они устроились в небольшой кафешке, недалеко от Октябрьской площади. Лена смотрела на девушку, сидящую перед ней и не верила своим глазам.
– Хватит таращиться, – засмеялась Ксюха, – Не так уж я и изменилась.
– Да нет, изменилась… Сколько лет мы с тобой не виделись?
– Понятия не имею. Года два-три точно. Чего ты паришься? Таганрог – это одна большая деревня. Может, нам суждено было встретиться?
Да-да, это была та самая Ксюха, бывшая девушка Виталика, с которой Лена встречалась в далекой студенческой юности. Они потеряли друг друга когда Ксюша уехала из Жениного дома и пропала, перестала звонить и приходить в гости.
Оказалось, с тех пор многое изменилось. Ксюха (теперь уже Ксения) стала другой и внешне, и внутренне. Побывала замужем, развелась. Начала работать в сфере шоу-бизнеса, носила теперь короткую причёску окрашенных в рыжий цвет волос и преподносила себя с некоторым шиком и блеском.
Лёка слушала рассказы девушки и поражалась – даже голос её изменился, манера речи, жесты, взгляды – всё. Из невинной угловатой девочки выросла эдакая роковая стерва. Шикарная стерва.
Около полуночи Ксения широким жестом оплатила счет, вызвала такси и потащила Лёку за собой.
– Ты чего? Ксюх, офигела совсем?
– Поедем в клуб наш! Покажу, где я работаю. Тебе же всё равно делать нечего. Ой, Ленка, там такие девочки… Непаханое поле. Некоторые, правда, не первой свежести, но на перепихон сойдут.
– Да пошла ты… Я ничего не хочу.
– Поехали-поехали! Хотя бы напьемся.
Клуб "Клеопатра" был самым шикарным в Таганроге. И по оформлению, и по шоу-программе, и по ценам. Поэтому для Лёки было новостью то, что Ксения работает именно здесь.
Они зашли с черного хода, приветливо кивнув охраннику и быстрым шагом миновали длинный темный коридор. Потом Ксюха втолкнула Лёку в какую-то дверь.
Оказалось, что это гримерная. У Лены даже голова закружилась от количества обнаженных и полуобнаженных женских тел. Девять человек ходило по небольшому помещению, кто-то красился, кто-то курил, кто-то изображал танцевальные па. Мат стоял такой, что даже у видавшей виды Лены покраснели уши.
– А ну заткнулись! – закричала Ксения неожиданно резким голосом и в комнате воцарилась тишина. – Шоу только через час начнется, зачем вы как всегда тут кипиш поднимаете? И выражайтесь попроще, не на панели всё-таки!
– Ксюх, у тебя недоебит? – среди общего хохота поинтересовалась высокая блондинка, "не первой свежести".
– Она перед подругой выпендривается, – возразила невысокого роста рыжая девушка. Лена заставила себя отвести взгляд от её обнаженной полной груди.
– Да пошли вы, – Ксения показала всем язык и потянула Лёку за собой, – Я у себя если что.
Ксюха ногой пнула очередную дверь и они оказались в маленькой комнате, без окон. В этом помещении места хватало только для стола, двух стульев и небольшого дивана. Девушка бросила на пол сумку, присела на краешек стола и уставилась на Лену.
– Это мой рабочий кабинет. Капелька тишины среди этого дурдома.
– Я поражена, – хмыкнула Лёка, – Кто бы мог подумать…
– Ой да ладно тебе! Давай текилы шарахнем?
– А есть?
– О, бэби, у нас как в Греции – есть всё!
Ксюха обогнула стол и вытащила откуда-то бутылку. Следом за ней на столе появились два бокала, спичечный коробок с солью и нарезанный лимон.
– Как в лучших домах, – ухмыльнулась Лена и плеснула текилы в бокалы, – За что выпьем?
– За встречу, Леночка. На брудершафт?
– Ты надеешься, что я сойду с ума от твоих губ и трахну тебя прямо на этом славном столе?
– Дура, чтоли? – захохотала Ксюха. – Нужна ты мне была! Хрен с ней, с встречей. Давай выпьем за твоё удивительное самомнение! Ты поражаешь меня еще больше чем раньше.
– Лучше за встречу, – кивнула Лена, – Чин-чин?
– А то!
За полчаса девушки прикончили всю бутылку. Сидели на диване друг напротив друга, о чем-то говорили, чему-то смеялись. В этом разговоре не было места реальности – они говорили обо всем, избегая темы своих жизней.
Лёка пьяно смотрела на Ксению. Она давно перестала удивляться этой встрече, и расслабилась, и умилялась этой новой – непривычной – Ксюхе.
– Шоу будешь смотреть? – спросила вдруг девушка, перебивая Ленин рассказ о её проделках в детском саду.
– Какое шоу? – удивилась.
– Ты в своем репертуаре. Я же тебе объяснила: я режиссер-постановщик шоу-программ здешних. Через минут пятнадцать начнется само шоу. Хочешь посмотреть?
– А оно того стоит? – изогнула брови Лёка.
– Ты даже не представляешь!
Это было удивительно. Лизина нижняя губа рисовала круги на Лёкином животе, а язык нежно проникал в ямку пупка. Соски напряглись и из розовых стали ярко-красными. Ноги обвили спину и внизу живота Лёка ощутила Лизину грудь.
– Оо, детка… – застонала сладко. – Как хорошо…
– Где хорошо? Блин, как плохо… – простонала в ответ Лиза и Лёка от удивления открыла глаза.
Лучше бы она этого не делала. Яркий солнечный свет ударил в зрачки и отозвался в затылке тяжелой болью. Лена перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку.
– У нас есть минералка? – спросил чей-то незнакомый голос слева.
– Иди к черту, – пробормотала Лёка, – К черту минералку.
– Дура, чтоли? Пить хочется…
Пить, и вправду, хотелось немилосердно. Во рту образовалась огромная выгребная яма, а в голове – центр ядерной войны.
– А ты кто? – спросила Лена, не открывая глаз. – Я где?
– По рифме. Притащи минералки, а?
– Где я её возьму?
– Дура, мы же у тебя дома. У тебя что, нет минералки?
– Вроде была…
– Вот и неси.
Усилием воли Лёка заставила себя перекатиться на кровати и упала на пол. Что-то в голове встало на место и глаза приоткрылись, пуская в разум свет.
– Ксюха? А ты что здесь делаешь? – удивилась Лена, оглядывая взглядом собственную кровать и обнаженную девушку на ней. – Ой, твою мать… Мы что, напились вчера?
– Иди к черту… Минералки… – простонала Ксения и Лёка поползла на кухню.
Добравшись до холодильника, Лена распахнула дверцу и засунула голову в спасительный холодок. В мозгах повеял ветерок и мысли как-то уложились в нужные пазы.
– Я что, спала с ней? – пьяно икнув, спросила Лёка. – Ну мля, не в первый раз – и ладно.
Она прихватила пару стеклянных бутылок с минеральной водой и на коленках поползла обратно в комнату. Ксюха ждала, откинувшись головой на подушку и сладко сопела.
– Подъем, – прохрипела Лена и пнула девушку рукой, – Минералка прибыла.
Ледяная вода обожгла горло и охладила желудок. Глаза, наконец, раскрылись до конца и даже появилась возможность встать на ноги. Лена присела на край кровати и поставила на пол пустую бутылку. Ксения сделала то же самое.
– Мы переспали? – вяло поинтересовалась Лёка.
– Вроде нет, – посомневалась Ксюха.
– А что мы вчера делали?
– Я помню до того момента, когда ты с барменом танцевала медленные танцы. А ты?
– Я помню как ты целовалась с какой-то девкой… Ксю… Мы что, еще водку вчера пили?
– А хрен знает… Может и пили…
– Млиин…
Лена упала на кровать и прикрыла глаза. Ей не было стыдно, не было больно, ей было – никак. И душа почему-то ощущала, что это "никак" теперь надолго задержится в её жизни.
Лёка открыла глаза и удивилась – почему комната не расплылась привычно в зрачках, а сосредоточилась в собрании атомов и молекул. Неужели вчера не было очередного застолья? Неужели она вчера не напилась и не стала звонить Лизе, родителям, друзьям, чтобы еще разок излить им прогнившую от алкоголя и бессмысленности душу?
– Пошли все к черту, – прошипела Лена и подпрыгнула на кровати. Это оказалось весело. Она еще раз подпрыгнула. И еще.
– Ты говорила, что я не люблю тебя? А ты сама понимаешь, что такое есть эта ваша затасканная сука любовь? Ты думаешь, что любовь – это счастье? Ты думаешь, что любовь – это радость, свет, парное смотрение на звезды и восхищение: "Ах, твою мать, как офигенно смотрится сегодня это созвездие! Видишь, любовь моя, это звезды очерчивают нашу дорогу в будущее, нашу дорогу к искреннему, безоблачному счастью… Так вот, детка, любовь – это другое. Пошла она к черту вся эта ваша романтика, потому что любовь существует вне её! Любовь – это понимание. Любовь – это принятие. Любовь – это ни хрена не ответственность, а то, что не приносит боли. Это любовь. Ты ни хрена не поняла… Ну и иди к черту!
Лёка сползла с кровати и улеглась на жестком холодном полу.
– Или к черту, слышишь? И все люди, которые твердят, что я живу неправильно – тоже пусть идут к черту! Мне не нужна спокойная размеренная жизнь. Я хочу эмоций, ощущений, радости, счастья – да чего угодно! А вы… Да пошли вы все… Ты думала, что меня можно купить тарелкой борща? Да это ни хрена не так! Тебе бы у Женьки поучиться. Она бы тебе рассказала, как можно, а как нельзя меня любить.
Она закрыла глаза и зачем-то высунула наружу язык. Алкоголь еще гулял по венам и предлагал совершить что-то безумное, нелепое, смешное – такое, чтобы все ахнули и, наконец, перестали лезть в чужую жизнь.
Пошел к черту Денис. Пошла к черту работа, с которой её уволили еще две недели назад. Пошла к черту мать, которая звонила каждый день и наговаривала что-то бессмысленно-правильное на автоответчик. Все. Пошли. К черту.
– Я не хочу жить так, как вы живете. Это не моё. Мне всё равно. Я хочу чтобы всё было по-другому. Чтобы сияло солнце. Чтобы бутылка пива не была пьянкой, а была чем-то другим. Я не хочу оправдываться и говорить, что моя любовь – это нормально. Даже если это не любовь. Я хочу жить! Жить без вас всех! Сама! Хочу… Так, как хочу… Вашу мать…
Лёка каталась по полу и сквозь зубы повторяла одни и те же слова. Она чувствовала себя так, словно не один день работала с утра до ночи на каменных рудниках. Сил не было.
Ей кто-то постоянно звонил. Приходили смски, электронные письма, еще что-то… А она день за днем проживала в алкогольном анабиозе и всех посылала далеко и надолго.
Пока в один прекрасный день не позвонила Кристина.
– Ты что, совсем охренела? – зазвенел в трубке знакомый голос и Лёка сползла на пол, невзначай разбрасывая по кухне пустые бутылки. Почему-то сегодня посылать Кристину не хотелось.
– Кристя, – пьяно ухмыльнулась и засмеялась, – Приезжай! У меня есть еще полпузыря.
– Ты соображаешь, что ты делаешь?
– Соо… Сообр… Да то бишь. Я того… Нормально.
– Дверь открой, пока совсем не отрубилась. Я сейчас приеду.
Телефонная трубка упала на пол. Лёка попыталась сконцентрировать взгляд хоть на чем-нибудь. Не получилось.
– План "бэ" – промычала она и встала не четвереньки. С размаху шлепнула себя ладонью по щеке. – Есть контакт. По крайней мере, я вижу дверь, а не она меня. Погнали!