– Короче, так, – Лена рывком захлопнула дверь на кухню и ледяными синими глазами посмотрела на растрепанную заплаканную женщину, – Я знаю, что для вас это шок. Но и для неё тоже. Скажу вам прямо – это не лечится. Невозможно вылечить от любви. Её хорошо со мной. Мне с ней. Мы счастливы, понятно? И если вы и дальше будете заставлять Лизу плакать, я больше не пущу вас на порог. Простите. Постарайтесь это пережить, потому что она всё равно осталась вашей дочерью. Ведь вы же отказались бы от неё, если бы она стала инвалидом? В ней многое бы изменилось, многое было бы ненормальным, но вы бы её не бросили. И уж точно не стали бы издеваться.
– Лесбиянство – это болезнь!
– Хватит, – рявкнула Лёка, – Идите домой, Тамара Федоровна и делайте выводы. Подумайте о том, что если вы не измените своего отношения – то можете потерять дочь.
– Не смей так со мной разговаривать!
– Уходите, – отрезала, – Это мой дом. Я хочу чтобы вы ушли.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Женщину поразил лёд Лёкиных глаз. Их холод и стальной отблеск. Бормоча что-то, Тамара Федоровна подняла с пола упавшую сумку, поправила плащ и ушла.
Заперев дверь, Лена глубоко вздохнула и прислонилась спиной к стене. В её груди до сих пор клокотала ярость. И обида. Не за себя.
Приготовив чай, девушка задумчиво почесала затылок и зашла в комнату. Лиза лежала на диване и тихонько плакала, уткнувшись носом в подушку. Лёка присела рядом, поставила чашку на журнальный столик и обняла жену.
– Она ушла, детка. Успокойся.
Лиза в ответ на эти слова только всхлипнула и заплакала еще горче. Она не ревела, не изображала мировую скорбь – она плакала так, словно только потеряла что-то очень важное и дорогое. Лена растерялась. Она не переносила женских слез и не знала, что делать в таких случаях.
– Малыш, всё будет хорошо, – неуверенно пробормотала девушка и, махнув рукой на слова утешения, прилегла рядом с Лизой. Обняла крепко и прижала к себе. Погладила ладонью по спине, – Детка… Родная… Я рядом. Всё пройдет. Всё пройдет, детка…
Кончики пальцев легонько скользили по спине, успокаивая. Губы касались волос нежным дыханием и постепенно слёзы высыхали, грудь перестала сжиматься спазмами и глаза сами собой закрылись в нежном целительном сне.
Лёка приоткрыла глаза и застонала беззвучно. Спина болела просто немилосердно, а шея категорически отказывалась двигаться. Скосив взгляд, девушка разглядела Лизин затылок, опутанный длинными светлыми волосами. Стало легче. Лена зевнула и медленно сползла с дивана. Поясница тут же отозвалась болью. Что ни говори, а пару лет назад ночевки на диване не вызвали бы таких ощущений.
– Стареем, – хмыкнула девушка и прикрыв Лизу покрывалом пошлепала в ванную.
Плотная струя воды ударила о белую эмаль и вода быстро поднялась до середины ванны. Лёка как старушка осторожно опустилась в горячую воду и откинула голову назад. Она даже застонала, почувствовав как расслабляются затекшие за ночь мышцы. Девушка думала. Пожалуй, впервые в жизни она не знала, что делать дальше. Это напрягало. И пугало немножко.
Лена не была готова потерять Лизу. Она понимала, что, возможно, ситуация с родителями разрушит их отношения, но этого так не хотелось.
В кармане домашних штанов длинной мелодией отозвался мобильный. Девушка поморщилась, но всё-таки дотянулась до телефона и поднесла его к уху.
– Привет, Дэн. Дома. Не знаю… Слушай, у меня в семье сейчас несчастье случилось, я нужна тут. Да пошел он! Серьезно. Ну и пусть увольняет. Лиза сейчас важнее. Ладно, давай… Твою мать…
Телефон упал на брюки, а Лена снова откинулась на край ванны. Сейчас ей только проблем с работой не хватало для полного счастья.
Как так случилось? В какой момент всё стало так сложно? Ведь были же времена, когда всё было просто и понятно. Были летние ролевые игры, была необременительная учеба, влюбленности и увлечения, друзья, были Юлька и Яна, была Женя, эдакая имитация семейной жизни… Всё было. И ушло куда-то. Почему? Зачем?
И родители… Да, такого кошмара как с Лизиными родными не было, но до сих пор мама не до конца смирилась с тем, что её дочь не такая как все.
– Лёк, ты завтракать будешь? – громкий стук в дверь вырвал Лену из воспоминаний.
– Буду.
Выползти из ванны, вытереть безупречно-красивое тело, секунду полюбоваться собой в зеркале, натянуть белье, штаны, майку. Майку обязательно с длинным рукавом – чтобы скрыть горящую на плече татуировку. Причесаться, посмотреть в стену исподлобья – и вперед, в настоящую жизнь. В реальную.
На кухне Лиза жарила яичницу и параллельно варила кофе. Лёка подошла к ней сзади, обняла за талию и нежно поцеловала в шею.
– Ты так вкусно пахнешь… – прошептала.
– Ты тоже… – Лиза откинула голову назад и с улыбкой потерлась щекой о Лёкину щеку.
– Что ты жаришь? – губы скользнули к мягкой коже и оставили на ней влажный след. Застучало сладко сердце, и ладони нежно погладили плотный живот.
– Завтрак, – засмеялась Лиза и отстранилась, – Нужно поесть и на работу.
Лёка была разочарована. Не так часто случалось, чтобы её жена так откровенно отказывалась от близости. Но всё-таки все эти проблемы, мама, родные… Вполне понятно.
– Я не пойду сегодня на работу, – заявила Лена за завтраком, – Отпросилась.
– Зачем?
– Хочу с тобой этот день провести. Погулять сходить, или в кино там… Ну, в общем, вдвоем.
Эта идея привела Лизу в состояние эйфории. И они действительно провели этот день вдвоем. Съездили в дельфинарий, потом долго бродили по парку, собирая пожухлые желтые листья. Целовались на безлюдных аллейках и бегали наперегонки до ближайшего фонарного столба. Прохожие любовались такими непохожими и такими красивыми женщинами: обе они были в джинсах и коротких коричневых куртках. Та, что пониже – блондинка – силилась догнать другую. А другая – коротко стриженная брюнетка поддавалась и давала себя догнать. И смыкались объятия, и Лёка радостно кружила Лизу на руках, поднимая целые тучи листьев. И громкий смех нарушал осеннюю парковую тишину, и так сладко сливались губы с губами, и подкашивались ноги от того, что эмоции переполняли тело и рвались наружу.
Закружившись до тумана в глазах, Лена прижала Лизу к дереву и пристально посмотрела ей в глаза. Лиза в который раз ощутила, что жизненные силы покидают её, уступая место огромной и бесконечной страсти. Теплой. Нежной. Сильной. Невыразимой.
– Я люблю тебя, – сами собой вырвались слова и Лёка содрогнулась от надрыва, который прозвучал в них.
И совершенно неожиданно что-то взорвалось в голове и Лена ответила эхом:
– И я люблю тебя…
Лиза ахнула. Её глаза расширились, а губы приоткрылись. Сердце взорвалось ощущениями, которые никто и никогда еще не сумел описать точно и правильно.
Но это было не так важно. Важны были губы, слившиеся в поцелуе, важны были влажные ладони, сжимающие друг друга и бесконечное счастье. Счастье, ради которого не страшно было бы и умереть.
9
Прошла неделя. Жизнь как-то стабилизировалась и устоялась. Тамара Федоровна перестала терроризировать девушек звонками и как-то затихла. Лена снова вышла на работу, приходила домой уставшая, но довольная собой.
А Лиза летала. Она снова и снова перебирала в памяти четыре слова, произнесенные тогда в парке Леной, и хоть девушка больше никогда их не повторяла, всё равно факт состоялся – признание было произнесено. Лиза понимала, что скорее всего это были просто слова, что Лёка просто поддалась эмоциональному фону момента, но услышать то, о чем мечталось не один год – это ли не радость? Это ли не счастье?
Каждый день Лиза встречала жену с работы, утыкалась носом в её плечо и дожидалась, когда её потреплют ласково по макушке и проворчат: "А поесть у нас есть чего-нибудь". И тогда – рывком на кухню, вынимать из духовки горячее, а из холодильника салаты. И устроиться за столом напротив любимой, смотреть, как она сосредоточенно жует, изредка откидывая со лба непослушную челку, и что-то говорить, и слушать, пропуская мимо ушей все подробности, налить чаю и снова смотреть, ловя редкий взгляд этих восхитительных синих глаз, и улыбаться усталым чертикам в них…
– Кристинка звонила?
– Да. Толик сегодня опять пришел пьяный…
– Урод. Детка, как ты думаешь, может, мне с ним поговорить?
– Может…
– Хотя с другой стороны, это не моё дело.
– Тоже верно…
– Но Кристина моя подруга, значит, это и меня тоже касается.
– Да…
– Ты зачем меня за ухо кусаешь?
– Мм…
– Детка… Ты меня слушаешь?
– Мммм…
– Детка… Детка…
И снова понеслись дни. Сменяли друг друга словно кадры в кинопленке и только изредка позволяли всмотреться, вдуматься и осознать – а что дальше? Что потом?
А потом была жизнь. Кристина к началу зимы всё-таки ушла от Толика, сняла квартиру и устроилась на работу в художественную школу. Лизина мама успокоилась и начала изредка звонить дочке, бросая трубку, если к телефону подходила Лёка. Светлана больше не объявлялась и Лена совсем успокоилась, решив: что было – то было.
Но размеренная жизнь не может длиться долго. Это правило. Аксиома. И на смену спокойствию всегда приходит нечто иное. Так и случилось.
Пятого декабря Лёка пришла домой поздно. После работы выпила с Денисом пива, поиграла в компьютерные игры и в итоге за руль садиться не стала. На пороге её встретила заплаканная Лиза.
– Что случилось? – Лёкины глаза вспыхнули, а руки сжались в кулаки.
– Всё, – ответила Лиза, – Случилось всё. Мама с папой приехали.
– И?
– Поговорить хотят с тобой и со мной. Вместе.
– Хорошо, идем говорить.
Хмель как будто выветрился из организма и зайдя в комнату Лёка уже взяла себя в руки и ощутила уверенность и спокойствие. Лиза присела на подлокотник кресла, в котором устроилась Лена. Тамара Федоровна и Петр Игнатьевич сидели на диване. Все молчали. Наконец Лёке надоела напряженная тишина. Она взяла Лизину руку, сжала нежно и исподлобья глянула:
– Ну и?…
– Мы пришли поговорить, – Тамара Федоровна словно отмерла и заговорила прерывисто, – Но нужно подождать еще…
– Чего ждать? – холодно удивилась Лена.
– Сейчас твои родители приедут, – буркнул Лизин папа, – Все вместе поговорим.
– Охренеть… А при чём здесь мои родители?!
– Не выражайся, пожалуйста, – с упреком попросила Тамара Федоровна, избегая Лёкиного взгляда, – Это дело касается нас всех.
– Это дело касается только Лизы и меня. При чём тут вы или мои родители – я не понимаю.
– Ленка, перестань. Давай попробуем, – примиряющее шепнула Лиза, – Пожалуйста…
– Прекрасно, – процедила, – Шоу маст гоу он. Ну валяйте. Посмеемся.
Все присутствующие, как ни странно, проглотили насмешливый Лёкин тон. Её родители приехали минут через двадцать, но эти минуты показались всем вечностью.
Надежда Андреевна и Борис Сергеевич расположились рядом с Лизиными родителями. Посмотрев на них, Лёка удивилась резкому контрасту между людьми одного возраста. Её папа и мама смотрелись на фоне Тамары Федоровны и Петра Игнатьевича как рафинированные интеллигенты рядом с тружениками сельского хозяйства. Улыбались легко, ласково посматривали на девушек, попросили чаю и радушно познакомились с Лизиными родителями.
Наконец, напитки были поданы, дверь в коридор прикрыта, и Тамара Федоровна начала разговор.
– Я очень прошу вас всех реагировать спокойно. Давайте разберемся в сложившейся ситуации и поймем, как быть дальше.
– А что случилось? – удивился Борис Сергеевич. – Мы до сих пор не можем ничего понять.
– Случилось то, что ваша дочь соблазнила мою девочку! – вспылил Петр Игнатьевич и осекся под настойчивым взглядом жены. – Она была нормальная, пока не познакомилась с ней. Повлияйте наконец на свою дочь!
– Погодите, – вмешалась Лиза, – Вначале скажу я. Я люблю Лену. Очень. Я счастлива рядом с ней. И не было в моей жизни мужчины, к которому я испытывала бы даже сотую долю этих чувств. Я очень прошу… Мама, папа… Примите нас такими, какие мы есть. Нам действительно очень хорошо вместе.
– Лизонька, но эти отношения ненормальны!
– Мама, я прошу тебя, давай не будем сейчас говорить о нормальности или ненормальности. Я такая, какая я есть. То, что для меня нормально, может быть ненормальным для тебя. И наоборот. Я не брошу Лену. Я люблю её.
– И вы это принимаете? – Пётр Игнатьевич посмотрел на Лёкиного отца. – Вы тоже считаете, что это нормально?
– Она моя дочка, – пожал плечами, – Плюс к этому она взрослый человек и вольна сама выбирать, что есть правильно, а что нет. Поначалу я также как вы был против. Но нельзя переделать человека насилием. Если это ошибка – это будет её ошибка. А если мы заставим их расстаться и они проведут жизнь в мучениях – это уже будет наша ошибка.
– Ошибка то, что они спят друг с другом! – вспылила Тамара Федоровна. – Это не нормально! Женщина не должна спать с женщиной!
– Опять двадцать пять, – тихонько простонала Лёка и прикрыла глаза. А спор разгорался. Лизин папа доказывал Лёкиному, что женщина должна жить с мужчиной. Лёкина мама пыталась объяснить Тамаре Федоровне, что главное – чтобы девочки были счастливы. А сами девочки молчали. Лиза – встревожено. Лёка – равнодушно.
Постепенно разговор поднялся до повышенных тонов.
– Бог создал мужчину и женщину и велел: плодитесь и размножайтесь!
– Бог велел в первую очередь любить и быть любимыми.
– Такие извращенки как ваша дочь и сбивают с толку девочек?
– Откуда вы знаете, кто из них кого соблазнил?
– Как вы её воспитывали? Вы что, считаете, что это нормально?
– Да не считаю я, что это нормально! Но чтобы не потерять дочь я вынужден с этим мириться.
– Значит, вы согласны, что это неправильно?
– Согласен. И жена согласна. Но что мы можем сделать?
– Их нужно отправить лечиться. Я уже узнавал. К психотерапевту. И они обе смогут вернуться к нормальной жизни.
– Вы уверены, что это поможет?
– Мы должны хотя бы попытаться. Помочь нашим детям… Кто сможет это сделать кроме нас?
– А какие методы лечения у этого врача?
Тон разговора снизился. На глазах у Лёки и Лизы их родители обсуждали способы и методы лечения любви. Лена кипела. Её зубы сжались до такой степени, что казалось – еще немного и они раскрошатся в порошок. Лиза мертвой хваткой вцепилась в её плечо. На глазах выступили слёзы.
– А как вы думаете, может, нам всем вместе сходить к этому специалисту? – спросил Лёкин папа и плотина прорвалась.
Лена рывком поднялась из кресла, вспыхнули глаза, загорелись ледяным огнем и от резкого пинка ноги опрокинулся журнальный столик.
– Вашу мать! – почти заревела девушка. – Какого черта вы тут обсуждаете? Это МОЯ жизнь. Моя и Лизина. Пошли вы все к черту с вашими советами! Мы будем жить так, как решим сами! Какого хрена вы пытаетесь слепить из нас? Мама! Ты мать мне или кто? Ты не желаешь мне счастья? Какого черта ты хочешь из меня сделать? Собственный слепок? Отец! Ты же понимал. Ты же был на моей стороне. Какого черта?
– Леночка, подожди, дай сказать, – успокаивающе пробормотала ошарашенная Надежда Андреевна. Она услышала в голосе дочери то, чего никогда не слышала раньше – неприкрытую ярость и ненависть. Но Лёку было уже не остановить.
– Вы уже достаточно сказали! Кто вы такие, чтобы решать, что правильно, а что нет? – девушка уже почти кричала. – Кто вы такие, чтобы диктовать мне, как жить? Это МОЙ выбор. Это МОЯ жизнь, вашу мать! Я не робот, я не могу приказать себе, кого любить и с кем быть рядом. Ты до хрена нашла счастье рядом с отцом, мама? Думаешь, я не знаю, что вы вместе только потому, что привыкли друг к другу за столько лет? Думаешь, я не знаю, что вы поженились только потому что ты, мама, залетела? Какого хрена я должна жить с мужиком, который всю жизнь будет мне чужим? Вы часто говорите о том, что главная свобода каждого человека – это возможность самому делать выбор и принимать решение. Так какого черта вы хотите лишить меня этого права? А если вас отправить к врачу лечиться от гетеросексуальности? Как вам это понравится?
– Гетеросексуальность – это нормально! – возразила срывающимся голосом Тамара Федоровна. На неё тоже произвела впечатление пламенность в Лёкином голосе. Остальные вообще молчали, ошарашенные.
– Вы Бог? Вы что, Бог, вашу мать? Откуда вы знаете, что нормально, а что нет? Вы так решили потому что вам с детства внушали, что девочка должна любить мальчика. А если всё не так на самом деле? А если Бог создал женщин для женщин и большинство заблуждается?
– Большинство заблуждаться не может!
– Да что вы? Значит, когда большинство в мире думало, что сифилис – это приговор, они были правы? Значит, сифилитикам оставалось только расставаться с жизнью добровольно, чтобы не затруднять общественное мнение?
– Не путай! – взревел Петр Игнатьевич. – Это разные вещи!
– Да ни хрена это не разные вещи! Ваше большинство может идти в задницу, а я всё равно буду жить так, как хочу! Так, как хочу Я, а не кто-либо еще! И мои ошибки будут именно моими, ясно? Лечить меня вздумали? Значит, я опасность для общества? Ну хотите, я пойду вены себе вскрою? Этого добиваетесь?!
– Ленка, хватит, – сквозь слёзы попросила Лиза.
– Да ни хрена не хватит! – закричала в ответ Лёка. – Как ты не понимаешь, что они пытаются сделать из нас себя! А так никогда не будет, слышите? Я не буду жить черт знает с кем только потому, что так надо. Мне наплевать на ваше большинство, на общество и всё остальное. Для себя я нормальная. А на ваше мнение мне плевать, ясно?
– Ясно, – голос Бориса Сергеевича перекрыл голос дочери, – Мне неясно одно – ты ни разу не сказала, что любишь Лизу. Это так?
– Нет! – выплюнула Лёка. – Нет, я её не люблю. Но я влюблена, мне тепло рядом с ней, и этого достаточно.
– О чём ты тогда говоришь? – укоризненно кивнул мужчина. – Ты не любишь её даже. О какой свободе выбора идет речь?
– О самой обычной…
– Хватит, – прошептала Лиза и неожиданно все смолкли, – Хватит, я прошу вас. Уходите все отсюда. Я больше не могу. Хватит.
– Детка, я…
– Ты всё сказала! – Лиза оттолкнула протянутую Лёкину руку, спряталась в угол комнаты и тоже закричала. – Хватит! Слышите? Уходите все! Оставьте нас в покое! Мы сами разберемся! Во всем! Мама, папа… Если я вас такая не устраиваю – значит, прощайте. Не будет Лёки – будет другая женщина. Мужчины не будет. Не нравится – значит вон! Насовсем! Не смейте превращать мою жизнь в кошмар… Не смейте… Не смейте…
Лиза обхватила свои плечи руками и, плача, сползла вниз на пол. Лёка озверела. Обернулась к родителям и гостям, склонила голову, сверкнула глазами:
– Довольны, мать вашу? Уходите. Вон из моего дома. Все.
– Лена…
– Вон, – выплюнула, – Все вон.
Расширенные от гнева Лёкины глаза закончили разговор. Все четверо быстро собрались и ушли, пообещав еще вернуться к этому разговору. Лена с грохотом захлопнула за ними дверь и метнулась в комнату. В её груди клокотал гнев и ярость. И она впервые в жизни искренне жалела, что эти люди – родственники. Что нельзя ударить их и сбить эту спесь и уверенность в своей правоте.
Лиза сидела на полу, прижавшись щекой к стене и горько плакала. Лена присела на корточки рядом и протянула руку.
Рывок – и её рука оказалась отброшена резким ударом.