Мне рассказали, что Эссекс готовился к побегу много дней. Скрытничал, делал вид, что ведет обычную светскую жизнь, приходил обедать к своему зятю лорду Ричу, а в назначенный день в сопровождении секретаря и конюха тайно ускакал в Плимут. Они мчались без остановки девяносто миль, потом Эссекс пересел на почтовую лошадь, а своих спутников отправил обратно в Лондон, чтобы передать Ричу ключ от ларца с письмом.
Я надеялась, что Дрейк и Норрис вернут ослушника - ведь оба они знали о моем запрете. Но Эссекс не стал показываться им на глаза. Он договорился с капитаном Роджером Уильямсом, что тот возьмет его на свой корабль "Свифтшур".
Итак, Эссекс сумел обвести меня вокруг пальца. Я разгневалась не на шутку и твердо решила, что впредь подобных выходок не допущу.
* * *
Я всегда знала, что от войны ничего, кроме убытков, не дождешься. На эту авантюру я согласилась, лишь устав препираться со своими советниками. Единственное, что меня в этой затее привлекало, - надежда на богатые трофеи.
Меня очень беспокоила судьба Эссекса. Ведь я знала, как он горяч и безрассуден. Будет там попусту рисковать головой, а ведь он нужен мне здесь, при дворе. Глупо, конечно, уделять столько внимания мальчишке, но я так тосковала по моему Роберту, хотела хоть чем-то заполнить образовавшуюся в сердце брешь. Нельзя жить без любви, и я выбрала Эссекса. Увы, мой выбор был неразумен.
Конечно, я никогда и мысли не допускала, что он может стать моим возлюбленным, но Эссекс относился ко мне иначе, чем остальные придворные, любил меня по-своему. Я знаю, что он не прикидывался - слишком уж был прям и нельстив.
Я послала вдогонку эскадре гонцов, предписав Дрейку и Норрису немедленно вернуть беглеца в Англию. Однако "Свифтшур" шел в отрыве от основных сил, а когда присоединился к эскадре, возвращать Эссекса обратно было уже поздно.
Но я не смирилась и послала ему письмо такого содержания:
"Эссекс!
Вы должна сами понимать, сколь оскорбителен Нам ваш внезапный и дерзкий отъезд. Вы пренебрегли милостями, коими Мы вас столь щедро осыпали. Вы забыли свой долг верноподданного - ничем иным ваш поступок объяснить невозможно. Мы не намерены мириться с вашим дерзким своевольством, а потому повелеваем Нашему Тайному Совету немедленно вернуть вас обратно, и знайте, что Мы выражаем вам Наше крайнее неудовольствие…
Посему извольте немедленно по получении сего письма безо всяких отговорок и проволочек отправляться в обратный путь. Такова Наша воля. Если же вы решитесь пойти против нее, то знайте, что на вас падет Наш гнев и вас ожидает неминуемая кара".
Тут уж даже Эссекс не посмел ослушаться. Пришлось ему возвращаться несолоно хлебавши.
Впрочем, и экспедиция оказалась непродолжительной. Португальцы встретили своего дона Антонио менее радушно, чем тот рассчитывал. Им и в самом деле не нравились их новые испанские хозяева, но бунтовать и рисковать жизнью португальцам не хотелось.
Предприятие можно было бы счесть полностью провалившимся, если бы не добыча, которую захватил Дрейк.
Я ждала возвращения Эссекса с нетерпением, готовая устроить ему хороший нагоняй, а затем отослать прочь с глаз, но когда он предстал передо мной, бледный и изможденный, когда пал на колени и поднял на меня свои прекрасные темные глаза, полные любви и восхищения, мое сердце дрогнуло. Слава Богу, он вернулся живым и здоровым.
- Никогда больше так не поступайте, - сказала я. - Иначе вы поставите крест на своем будущем.
Вот и весь нагоняй. Уже через несколько дней Эссекс вновь блистал при дворе. Чтобы избавить его от необходимости искать Фортуну за пределами королевства, я пожаловала ему лицензию на производство сладких вин, прежде принадлежавшую Роберту. Эта монополия давала такой доход, что Эссексу хватило бы и на уплату долгов, и на будущие расходы.
* * *
Однако он был все так же непоседлив, жизнь при дворе его томила. Эссекс в отличие от Лестера был начисто лишен не только такта, но и честолюбия; ума, к сожалению, тоже. Как могло мне прийти в голову, что этот человек может занять в моем сердце место Роберта?
И все же я любила его, как любят непутевого сына. Я была спокойна, только когда он находился рядом. Он умел улучшить мне настроение, с ним я чувствовала себя молодой.
Эссекс считал себя поборником справедливости. Например, он прямо заявил мне, что я некрасиво поступила со своим секретарем Дэвисоном. За что бедняга сидит в Тауэре? Ведь он невиноват в смерти Марии Стюарт. Этот призрак все еще тревожил меня, и я не желала думать о Дэвисоне, никто не смел упоминать его имени в моем присутствии. Эссекс отлично это знал, но все же потребовал, чтобы я освободила Дэвисона, да еще и назначила его статс-секретарем - эта должность после смерти Уолсингэма оставалась вакантной. Временами мне просто делалось страшно за Эссекса, так он был неосмотрителен и безрассуден. Позднее выяснилось, что он вступил в переписку с шотландским королем Яковом, надеясь, что сын казненной поддержит его ходатайство за Дэвисона. Неужели мальчик не понимал, что переписка с иностранным государем может быть представлена как государ- ственная измена?
Он чуть было не убедил меня. Я и в самом деле чувствовала, что обошлась со своим секретарем несправедливо. Пост статс-секретаря, с которым он вполне справился бы, послужил бы ему компенсацией за обиду.
Я поделилась своими соображениями с Берли, но он воспротивился этой идее, считая, что Дэвисон не может быть статс-секретарем - исполнителен, но недостаточно даровит. Я попыталась спорить с Сесилом, но потом до меня вдруг дошло, что он прочит на эту должность своего сына Роберта. Что ж, Берли прав: коротышка Роберт, горбатый и хромой, унаследовал от своего великого отца государственный ум. Сесил с раннего детства готовил сына к большой политике, и я поняла, что, ответив отказом, могу поссориться с главным своим советником.
Дэвисон статс-секретарем не стал, но из Тауэра его выпустили. Он отправился в свое поместье и жил там в глуши долгие годы.
У Эссекса же появилась новая идея. К нам за помощью обратился король Генрих IV, взошедший на французский престол после смерти Генриха III, и Эссекс стал упрашивать меня, чтобы я отпустила его во главе отряда солдат на подмогу нашему единоверцу. Гугенот Генрих Наваррский вел войну с Католической лигой, отказывавшейся признавать королем еретика.
- Мы должны ему помочь, - твердил Эссекс. - Ведь он одной с нами веры. Если мы поможем ему утвердиться на престоле, он будет нам другом и союзником.
Взгляд юного графа горел огнем. Как же он был наивен! Короли дружат лишь тогда, когда это приносит выгоду. Однако и в самом деле нельзя было допустить, чтобы во Франции победили католики. Испанию мы приструнили, но Франция представляла для нас не меньшую опасность. Эссекс валялся у меня в ногах, умоляя отпустить его на войну. Все его друзья - полагаю, что и мать - всячески его отговаривали от этой затеи. Куда больших успехов можно добиться при дворе, подле королевы. Ведь есть же пример Лестера, Берли, Уолсингэма - они всегда держались возле королевы и вон как преуспели… Наверное, доброжелатели Эссекса понимали, что полководец из него никудышный, слишком уж он порывист, бесшабашен, неосторожен.
Он так надоел мне своим нытьем, что в конце концов я позволила ему возглавить экспедицию.
Печальным был тот день, когда во главе четырех тысяч солдат он отплыл из Дувра.
С ним отправился брат, Уолтер Девере. Представляю, что чувствовала Леттис, отправив на войну обоих сыновей.
Я с нетерпением ждала известий. Эссекс пришелся Генриху по душе, они отлично спелись друг с другом - вместе дебоширили, вместе воевали. Но война не всегда шла гладко, и в схватке под Руаном Уолтер Девере был убит.
Мне стало почти жаль волчицу, ведь она так любила своих детей.
Судя по донесениям, Эссекс все время лез на рожон и дважды чуть не угодил в плен. Солдаты его любили, потому что он делил с ними все тяготы походной жизни и раздавал награды прямо на поле боя.
Я заставила лорда Берли написать Эссексу письмо от моего имени, в котором было немало упреков и предостережений. К тому же он не имел права присваивать офицерам звания - это прерогатива королевы.
В конце концов я заставила его вернуться. Эссекс долго тянул время, но все-таки был вынужден подчиниться и предстал пред очи королевы как ни в чем не бывало, даже не соизволив изобразить раскаяние. Я же опять была так рада его видеть, что ограничилась упреками.
Но он все время рвался обратно во Францию, и я была вынуждена уступить, перед расставанием строго-настрого наказав беречь себя - совсем как в прежние времена, когда мой Роберт отправлялся в какое-нибудь опасное путешествие.
К счастью, Эссексу быстро все надоедало. Когда я в очередной раз попросила его вернуться, к моему удивлению, он охотно подчинился, оставив вместо себя Роджера Уильямса, того самого, с которым плавал на корабле "Свифтшур".
Должно быть, Эссекс решил прислушаться к совету друзей, рекомендовавших ему побольше находиться при королеве, чья благосклонность сулит неисчислимые выгоды.
Я часто вспоминала Кристофера Хаттона, свято хранившего мне верность до самой смерти. Как горько сознавать, что я жестоко обошлась с ним на закате его дней. Бедняга всего лишь просил отсрочки от уплаты по векселям, а я решила проявить непреклонность. Потом я раскаялась, кормила его лекарствами с ложечки, но было уже поздно. Возможно, моя жестокость и свела его в могилу. А ведь он был человеком тонко чувствующим и так беззаветно меня любил!
Нынешние молодые люди из другого теста. Нахальны, несдержанны - взять хотя бы Эссекса. Как непохож он на моих былых поклонников - Роберта, Хениджа, Хаттона… Те были романтичны и самоотверженны, а теперешние воздыхатели заботятся только о себе.
Зачем я так привязалась к Эссексу? Лучше бы я выбрала в сердечные друзья кого-нибудь другого - того же Рэли, например. Красотой он не уступал Эссексу, а какой ум! Мне даже нравился его девонширский выговор, хотя соперники и дразнили Рэли деревенщиной.
Сильный, властный человек. Хорошо, что он рядом. Всякий раз, когда Эссекс начинал позволять себе слишком многое, я приближала к себе Рэли. Меня забавляло то, как эти двое ревновали королеву друг к другу.
Рэли был не только прирожденным царедворцем, но еще и смелым искателем приключений. Он сменил Хаттона на посту капитана королевской гвардии. Я произвела его в рыцари, подарила прекрасный особняк, отдала в аренду на девяносто девять лет замок Шерборн. Во время одного из своих плаваний Рэли основал в Северной Америке новую колонию, которую в честь королевы-девственницы назвал Виргиния. Я с нетерпением ожидала его возвращения из странствий - он всегда рассказывал столько интересных вещей. В Америке он обзавелся странной привычкой: дикари научили его дышать дымом травы, которую они называли ипповок. В Англию это зелье завез еще Джон Хоукинс, но именно Рэли сделал травокурение модным. Сушеную траву полагается класть в глиняную трубочку, поджигать и затягиваться дымом. Говорят, это успокаивает. У нас в Англии траву стали называть "табак". Еще Джон Хоукинс привез из Америки корнеплод "картофель" - новшество куда более полезное, чем табак. Впоследствии Фрэнсис Дрейк доставил этот продукт в большом количестве.
Рэли возлагал на новую колонию много надежд. Он уверял, что на развитие Виргинии потратил сорок тысяч фунтов из собственных средств. К сожалению, сохранить за британской короной это владение не удалось. Мой картограф Хаклюйт сказал, что на содержание Виргинии потребуются колоссальные расходы.
Я очень люблю, когда мои подданные тратят собственные средства на благо государства. По этой части всех превзошел покойный Уолсингэм, истинный патриот своей страны, самоотверженность которого я высоко ценила.
Рэли же прежде всего был авантюристом. Ему хотелось приключений, и я не удерживала его дома насильно. Я направила его в Ирландию, этот рассадник смуты, и он достиг там немалых успехов - насколько вообще можно преуспеть в провинции, население которой считает долгом чести нарушать законы и доставлять правительству всяческие неприятности.
Мой посланец стал сажать в Ирландии картофель, который там отлично прижился и стал основной пищей для тысяч крестьян. Там же Рэли подружился с поэтом Эдмундом Спенсером. Я давно уже обратила внимание на этого молодого человека - когда-то мне хвалил его Лестер, а Филипп Сидни читал мне его стихи. В свое время Роберт оказал поэту протекцию и устроил его секретарем к тогдашнему наместнику лорду Грею де Уилтону. Так Спенсер и оказался в Ирландии.
Выполнив свою миссию, Рэли вернулся ко двору - все такой же красивый, полный новых планов и отчаянно завидующий Эссексу. Что ж, такое соперничество было последнему на пользу - пусть не заносится, считая, что мое сердце всецело принадлежит ему.
Рэли, как и Дрейк, был буквально помешан на ненависти к испанцам. Он без конца разрабатывал проекты экспедиций против короля Филиппа и походов за богатыми трофеями. Мои капитаны открывали и исследовали новые земли, бороздили просторы морей, мечтая отнять у испанцев славу лучших мореходов и превратить Англию в великую морскую державу.
Однако я по-прежнему считала, что любая война - чудовищная глупость. Даже победа себя не окупает. Пиратские набеги - дело другое. Во-первых, от пирата в крайнем случае можно и откреститься, а во-вторых, хорошая добыча никогда не помешает. И потом, морской разбой - это еще не война. Наше соперничество с Испанией тянется долгие годы, и борьба идет не только из-за религии и территориальных споров. Главное - господство на морях. Мировым океаном должна править Англия, тогда мы будем надежно защищены от вторжения и станем величайшей в мире империей. Дрейк, Рэли и другие мои капитаны прекрасно это понимали, все их действия были подчинены одной величественной цели. Да, они стремились к богатству и славе, но превыше всего для них были интересы державы, потому-то народ и считает их героями.
Я сразу же поняла, что должна оказывать этим людям всемерную поддержку, ибо от их мужества, воли и предприимчивости зависит мощь Англии.
Да, я любила моих авантюристов, разрывалась между желанием видеть их при дворе и необходимостью отправлять в рискованные экспедиции.
Однажды Рэли явился ко мне с планом большого похода за добычей. Я нашла проект превосходным и согласилась, что возглавить предприятие должен сам Рэли. Однако когда приготовления были закончены, я не пожелала отпускать его от себя - жаль было оставаться без такого блестящего, остроумного собеседника, который по праву считался украшением моего двора. Вместо Рэли экспедицию возглавили Фробишер и сэр Джон Боро.
Рэли, разумеется, расстроился, но виду не подал - наоборот, прикинулся, что благосклонность королевы - более чем достаточная компенсация за несостоявшееся приключение.
Я привязывалась к нему все больше и больше. По сравнению с Эссексом он выглядел таким галантным! Вот почему коварство Рэли ранило меня в самое сердце.
У меня служила фрейлиной Элизабет Трогмортон, дочь Николаса Трогмортона, весьма миловидная девица. Я собиралась со временем подыскать ей достойную партию.
Вдруг замечаю, что Элизабет сделалась какая-то рассеянная, роняет булавки, не может как следует укрепить мой шиньон. Я ее выбранила, она пообещала исправиться, но дальше пошло еще хуже. Тут я насторожилась, потому что подобное с моими фрейлинами происходило не впервые. Это могло означать только одно: негодница обзавелась поклонником, и отношения их успели зайти за рамки благопристойности.
Я решила учинить девчонке допрос.
- Что-то вы стали чересчур неуклюжей, Бесси.
- Простите меня, ваше величество.
- Должно быть, имеется какая-то веская причина?
Она вспыхнула. Глупышка! Даже притворяться не научилась.
- Лучше уж расскажите всю правду. А то будет поздно. Или уже поздно? А, Бесси Трогмортон?
Она смешалась, и я поняла, что дело плохо.
- Кто этот мерзавец?
Она молчала, потупив глаза, с видом кающейся грешницы.
- Вы ведь знаете, что я не терплю распущенности! - вспылила я.
Влепила ей пощечину, да такую, что девчонка в сторону отлетела.
- Сюда! - приказала я. - Ближе! - Потом схватила ее за плечи и принялась трясти. - Ну же! Говорите! Кто он?
- Ва… ваше величество, - залепетала она, - не прогневайтесь, но…
- Что "но"?
- Но я не могу вам этого сказать.
- Не можете сказать?
Я схватила ее за ухо и как следует крутанула - Элизабет взвизгнула от боли. В ее глупых глазенках стояли слезы.
- Ваше величество, мы любим друг друга…
- Это не оправдание для бесстыдства! Кто он, я спрашиваю! Лучше выкладывайте всю правду. Как вы смеете запираться!?
- О нет, ваше величество, я не хотела…
- Говорите!
По моему тону она поняла, что я не отступлю.
- Это Уолтер…
- Рэли?!
Как же я разъярилась! Итак, все сначала! Роберт и Леттис Ноуллз, Эссекс и Фрэнсис Уолсингэм… О, мужчины! Твердят, что влюблены и клянутся в верности до гроба, а сами путаются с моими фрейлинами!
- Вон отсюда, шлюха! - крикнула я.
Она в ужасе выбежала из комнаты.
Я же крикнула страже:
- Найти Рэли! Немедленно доставить ко мне!
Он явился, весь светясь обаятельной улыбкой.
- Итак, сэр авантюрист, вы соблазнили одну из моих фрейлин, добропорядочную девицу, отданную семьей на попечение королевы!
- Значит, Бесс вам все рассказала…
- Да, я заставила эту шлюшку выложить все начистоту. Что же касается вас, подлый предатель, я не желаю больше видеть вашу лживую физиономию!
Он начал оправдываться, а язык у сэра Уолтера был подвешен хорошо, этим-то он мне и нравился. Но на сей раз я была так оскорблена и разгневана, что не стала слушать. Все заверения в любви и вечной преданности ничего не значили. Этот негодяй наверняка думал, что своими льстивыми речами может заморочить старухе голову!
Я распалилась еще пуще и приказала:
- В Тауэр его!
Когда-то я собиралась поступить подобным образом и с неверным Робертом, но славный Суссекс убедил меня, что за вступление в законный брак человека в тюрьму не сажают.
За Рэли же никто не заступился, да и законного брака не было. Тут речь могла идти только о соблазнении благородной девицы.
Ничего, пусть посидит, решила я. Забуду о самом его существовании. Мало ли вокруг молодых красавцев, готовых бегать вокруг меня на задних лапках? Подумаешь, одним меньше.
Бесс Трогмортон была с позором изгнана из моей свиты, Рэли попал в Тауэр, а звезда Эссекса засияла еще ярче, чем прежде.