Выйдя из подъезда, Костя закурил. Осветил акулью пасть ночи, пытавшуюся его проглотить. Горестно вздохнул, спускаясь на тротуар. Занятый мыслями о Саше, жалея себя, Костя не услышал подкравшейся беды в лице Тютрина. Он возник из ниоткуда, оскалился в желтозубой улыбке и нанес Косте пару серьезных ударов по корпусу. Сигарета выпала, продолжая тлеть на затягивающемся ее жизнью асфальте. От полученных ударов Костю согнуло пополам. Он хватал воздух широко открытым ртом, потому что дышать стало нечем. Потом его подкосило, как серпом. Тютрин сбил Костю с ног и слегка попинал. Он не испытывал удовольствия от наносимых ударов, поскольку Костя даже не попытался от них прикрыться, будто ему было все равно.
Тютрин сел на корточки рядом с Костиной головой.
– В курсе, за что? – спросил.
Костя глазами ответил, что понимает.
– Но я не мразь, как ты, наверное, считаешь, – продолжал Тютрин, – и отвезу тебя домой. Где ты живешь? Да не мямли ты. По зубам я не бил.
Костя назвал адрес. Тютрин помог подняться ему и дойти до машины. Он не уехал, чтобы насладиться безоговорочной победой, поджидая Костю, уверенный, что ждать придеться недолго, и, как победитель, проявил великодушие, что случалось с ним редко.
Костя откинулся на спинку сиденья, горько улыбнулся.
Тютрин заметил его улыбку, выруливая на проспект.
– Поговорим? – предложил он.
– О чем? – нехотя ответил Костя.
– О ком, – поправил его Тютрин.
– Оно тебе надо? Ты же победил.
– Сомневаюсь, что ты просто так откажешься.
– Не сомневайся.
– Слабо стало?
– На слабо меня не лови. Я не живу по понятиям.
– Так просто отступишься?
– Ты же этого хотел?
– Ну да. Но, сдается мне, темнишь ты что-то, – предположил Тютрин. – Ты же любишь ее!
– Видимо, не ее, – задумчиво произнес Костя, – а свою любовь к ней.
– Я ж говорю, что темнишь, – подловил Тютрин.
– А ты любишь? – в свою очередь, поинтересовался Костя у него.
– Больше жизни! – последовал ответ.
– Незаметно, – усмехнулся Костя.
– Что смешного? – не понравилась Тютрину реакция Кости на его слова. – Это у тебя сложные схемы взаимоотношений, поэтому и проблемы с Сашей. У меня все просто. Я – мужчина, я решаю. Избавляю ее таким образом от мыслей. Она не должна думать и размышлять, а следовать за мной обязана, чувствовать силу и защиту…
– То-то ты, я смотрю, защищаещь ее, – перебил Костя, – кулаками и разбоем.
– Ну твой вариант вообще отстой, – хохотнул Тютрин, – превозносил небось ее до небес, относился, как к королеве, вот она и посчитала тебя недостойным ее величия. Бабу нужно держать в узде и страхе, тогда она как шелковая. На собственном опыте убедился. Тоже поначалу, как ты, обожествлял, не Сашу, тварь одну из прошлой жизни. В благодарность она отправила меня на курорт в ИТК-15, а сама свалила куда-то в Европу.
– Не повезло, – посочувствовал Костя.
– Наоборот, – возразил Тютрин, – мозги на место встали. Бабам нельзя верить, тем более доверять. Рано или поздно они обязательно предадут тебя, как бы ты к ним не относился. Нас они вообще за людей не считают, мы слишком примитивны, видишь ли, для них. Не умеем угадывать их желаний по первому взгляду, не спешим, впрочем, ты ощутил это на себе. Сначала же интересно Саше было с тобой? Что изменилось? Не я причина, поверь. На моем месте мог оказаться абсолютно любой. А я тебе скажу. Бабы не ценят нашего внимания к ним, им буквально плевать на то, что мы устаем, к примеру, на работе. Они же тоже работают. Это я про твой случай. Ты устал. Саша не хотела видеть тебя уставшим. Ей подавай приключения, развлечения, удивления… Я тебя понимаю, с одной стороны, но с другой, хоть убей, понять не могу. Она вытирает о тебя ноги, а ты по-прежнему, как идиот, заглядываешь ей в рот. Да послал бы куда подальше, она сама бы прибежала. Без обид.
– Я – не ты, – сказал Костя печально.
– Вот именно, – заметил Тютрин. – А жаль, – добавил, усмехнувшись.
За разговором дорога показалась быстрой. Тютрин проехал здание 25-й поликлиники по правую сторону и рынок "Максимус" по левую, когда Костя глянул в окно. Через две минуты машина остановилась у подъезда девятиэтажки, в которой жил Костя.
– Надеюсь, мы больше не увидимся, – сказал ему на прощание Тютрин и добавил: – Ты же сам сказал, чтобы я не сомневался.
– Я соврал, – вылезая из машины, буркнул Костя.
– Смотри, в следующий раз я не буду таким добрым, – предупредил Тютрин.
– Я буду готов, – произнес Костя.
– Странный ты… Приятно после меня пользоваться объедками?
– А тебе… после меня?
– Я все же был задолго до тебя.
– Тут можно и поспорить. Спасибо, что подвез, – закончил разговор Костя и, не оборачиваясь, зашагал к подъезду.
– И тебе не хворать, – пульнул в спину Тютрин. Он перегнулся через сиденье, чтобы закрыть дверь, которую Костя не закрыл, нажал педаль газа и задним ходом, иначе никак из-за узкого пространства, выехал на проезжую часть.
Костя сел на скамейку, закурил. Ночь обняла его из-за спины путаной, проверяя на чувства. Он ощущал ее руки на своей шее и щеках буквально. Выбросив окурок, стряхнул их, как перхоть, брезгливо скривившись, и забежал в подъезд.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Юльку, Костя осторожно вошел в квартиру. Дверь в комнату, где спала сестра, была закрыта, что давало возможность включить в прихожей приглушенный свет и спокойно раздеться. Костя снял куртку и повесил ее на крючок у стенного шкафа, снятую обувь поставил справа от входной двери, заменив на сланцы, после чего выключил свет и прошел на кухню. Прикрыв дверь, щелкнул выключателем. Неубранный стол заставил его тяжело опуститься на табуретку рядом. Два пустых стаканчика, пустой пакет от вина, недоеденная закуска на тарелках, обертка от шоколада недвусмысленно заявляли, что Юлька несколько расслабилась и в комнате спала не одна. Что ж, она имела право. Жаль, что в кухне не было дивана, не пришлось бы никого беспокоить. Впрочем, для дивана не хватило бы места, даже для топчана из-за слишком узкого пространства, выделенного архитектором под кухню данной квартиры.
Костя выбросил все ненужное со стола в мусорное ведро под мойкой, тарелки с остатками закуски поставил в холодильник, влажной тряпкой вытер стол и вышел на балкон покурить. Он слишком много курил и знал это. Мог бросить в любую минуту (как-то не курил четыре года), но не хотел. К тому же не считал необходимым отказываться от курения из-за якобы смертельного вреда, причиняемого сигаретами его здоровью. С первого дня рождения человек, не успев и голос подать, а уже пища для невидимых глазу червей, живущих в нем и на нем, размножающихся и жрущих онлайн. Так что смысла бросать курить, как некоторые его знакомые, Костя не видел. О Саше он не думал. Кроме опустошения внутри, Костя ничего не чувствовал, даже боли от Тютриных ударов.
Покурив, он вернулся в кухню и застыл на месте. На табуретке, на которой недавно сидел он, расположилась, откинувшись спиной к стене и закинув ногу за ногу, незнакомая ему девушка, одетая в его рубашку с закатанными рукавами. Костя вдруг ощутил себя персонажем "Твин Пикса", потому что в действительности эта девушка не могла находиться в этой кухне, ее вообще не должно быть здесь. Хотя, если честно, девушка отличалась приятной внешностью и несомненной привлекательностью.
– Привет! – сказала она.
Голос ее показался Косте волшебным. От него защекотало в горле.
Девушка не сводила с него глаз, как и Костя с нее. Он все еще пребывал в замешательстве и нерешительно топтался на месте, не произнося ни звука. Что делает незнакомка на его кухне? Откуда она взялась? Или это Юлька превратилась в кого-то, как в голливудских фантастических фильмах?…
– Не стойте. Присаживайтесь, – помогла Косте девушка, и он последовал ее совету, сел на табуретку напротив. – Я – Людочка, – представилась она, – а вы Костя, правильно? Я подруга вашей сестры.
Костя вздохнул с облегчением. Никаких людей-Х, и то хорошо.
– Мы тут немного покутили, – продолжала Людочка. – Это я к тому, что стол чистый. Вы, наверное, убрали. Мы, простите нас, не успели.
Вот все и объяснилось. А как приятно слушать ее голос, словно бальзам на душу каждое слово, выпархивавшее из уст Людочки. Надо же, Людочка, а не Люда или Людмила. Почему? Но он не спросил.
Людочка рассказывала, как она с Юлькой пришли сюда, и Костя не хотел прерывать ее.
Она не смогла уснуть. В гостях Людочка, если оставалась на ночь, всегда плохо спала, зато она представляла свою скорую встречу с Костей, но не ожидала что та произойдет настолько скоро.
Звук открываемого дверного замка заставил вздрогнуть Людочку и напрячься. Уж не бандиты ли грабители вламывались к Юльке? Она даже пыталась разбудить подружку, но безрезультатно. Потом дверь открылась, послышались шаги, сновавшие туда-сюда, тихие, осторожные, можно сказать, даже вежливые. Точно не бандиты. Да и откуда им взяться в нашей цветущей солнечной безопасной стране? Их же всех расстреляли еще в 1990-х! Это, однозначно, Юлькин брат!
Людочка застыла недвижимо, ни жива ни мертва. Ее переполняло желание, словно вода в ванне, выскочить из постели, подбежать к Косте и… и… и…
Сердце бешено требовало свободы, стуча в стенки груди, как незаконноосужденный узник-революционер, распевая Интернационал во весь голос.
Это шанс, и еще какой, дарили Людочке небеса познакомиться с Костей. Как никогда вовремя, потому что всему в этом мире свое время.
Она решительно откинула свою половину одеяла, которое делила с Юлькой, встала с дивана и подкралась к двери. Прислушиваясь, замерла, но ничего существенного не услышала и толкнула дверь. На цыпочках направилась к кухне, скрытой за закрытой дверью. Людочка набрала воздуху и выдохнула его, открывая дверь в кухню. Никого. А свет горит. Не приглючилось же ей. Она села на табуретку, придвинув ее к столу, и тут же заметила силуэт на балконе. Оставалось ждать.
Людочка с трудом сдерживала себя, чтобы не наброситься на Костю. Ее влекло к нему с неописуемой силой, но она прекрасно понимала, оценив Костино состояние с первого взгляда, что неконтролируемыми действиями со своей стороны лишь навредит себе же. Костя пока не готов принять ее чувства и отнестить серьезно, собственно, к ней как к женщине. Что-то его угнетало, и это угнететение отчетливо выделялось во взгляде Кости, делая его тяжелым и отстраненным. Людочке показалось, что он даже не удивился, увидев ее, так занимали его собственные мысли или отсутствие их. Она говорила и говорила без умолку, а он слушал. Людочке хотелось верить, что внимательно, но определить по лицу не могла, настолько бесстрастным оно оставалось, словно застывшая маска. Когда девушка замолчала и повисла топором тишина, Костино лицо вдруг подало признаки жизни. Его взгляд выражал беспокойство, словно Костя что-то потерял, что-то, что было не особенно нужно, но без чего не обойтись.
– Я вас утомила? – поспешила воспользоваться моментом Людочка и застолбить на себе его внимание. – Вы устали?
– Нет, – быстро отозвался Костя. – Да. Но вы здесь ни при чем. Мне на работу утром.
– Вы не сердитесь на меня?
– За что?
– За вторжение хотя бы в вашу жизнь или в данном случае на кухню.
– Пустяки. Мне приятно ваше вторжение.
– Правда? – оживилась Людочка. – Будем друзьями и все такое?
– Пожалуй, – согласился Костя. Ему определенно нравилась эта незнакомка. Если бы не Саша…
– Здорово, – обрадовалась Людочка. Сейчас или никогда. Она больше не могла сдерживаться. – Можно я вас поцелую? – выпалила и добавила: – И давай на "ты".
– Что? – не совсем понял Костя.
– Один поцелуй, и на сегодня я вас, тебя оставлю в покое, – обещала Людочка.
Она встала с табуретки, поднялся и Костя. Подошла к нему, маленькая, стройная, одного роста с Сашей и похожей фигурой, просунула руки за спину Кости, прижалась к груди, поглаживая его спину.
Костя обнял девушку, испытывая к ней такое же влечение, какое и она испытывала к нему. Их губы потянулись навстречу, словно две половинки одного целого, пытавшиеся воссоединиться. Людочка приподнялась на цыпочки, не веря собственному счастью. Ее отделяло от желаемого несколько вздохов.
В последнюю секунду, когда поцелуй готов уже был замкнуть их уста, когда Людочкина нежность щеки напоролась на копья Костиной бороды и не отпрянула в ужасе, когда его дыхание переплелось с дыханием ее, Костя неожиданно отстранился. Образ Саши, с упреком взирающей на него, возник из ниоткуда перед глазами и поразил их, будто стрелы Робин Гуда. На мгновение Косте показалось, что он ослеп. Руки его беспомощно повисли, ноги сделали два шага назад от Людочки.
– Прости, – пробормотал Костя.
– Ничего, – не скрывая досады, пожала плечами Людочка, ощущая себя дьяволом во плоти, неудачно искушающим преданность и верность жертвы другому человеку. – В другой раз, да? – с надеждой заглянула в его глаза.
– В другой, да, – кивнул Костя, повернулся к ней спиной и вышел на балкон.
Людочка хотела последовать за ним, но не посмела. Она поняла, что сегодня не победит, да и не ставила такой задачи. Однако ее не обескуражила неудача. И разве неудача? Первый шаг сделан. Они станут друзьями. А именно дружеские отношения зачастую вырастают во что-то стоящее и настоящее.
16
– Мама, а где Костя?
– Не знаю, сынок, наверное, домой поехал.
– И ты его отпустила?
– Я ж ему не хозяйка, чтобы удерживать, и не мама. Он взрослый самостоятельный человек, у которого возникли неотложные дела…
– Ночью?
– Бывает так, что и ночью.
– Как с Костей?
– Как с Костей.
– Но он же придет сегодня забрать меня из сада?
– Не думаю.
– А почему? Я же так хотел, чтобы Костя отвел меня в сад и забрал после работы.
– Я тебя отведу и заберу.
– Но я хотел, чтобы Костя…
– Не ной и не поднимай мне нервы с утра пораньше.
– Вы же помирились. Помирились, да?
– Это не твое дело.
– Нет мое. Костя – мой друг.
– А я твоя мама. Кто важнее?
– Костя больше не придет?
– Нет, солнышко.
– А кто придет? Женя?
– Никто не придет, если ты не захочешь.
– Я не захочу, чтобы приходил Женя.
– Почему это?
– Мама, ты что, забыла, какой он плохой? Как он тебя бил и деньги наши забрал?
– Не забыла, сынок, но Женя изменился и попросил у меня прощения, а еще вернул все деньги, даже больше, чем взял.
– Все равно он плохой. Неужели ты не видишь?
– А Костя твой хороший?
– Он не мой, и он хороший.
– Обувай ботиночки и прощайся с Мэри.
– Ты хочешь навсегда остаться одинокой женщиной?
– Не хочу.
– Ты хочешь, чтобы Женя был моим новым папой?
– А ты?
– Нет. Я хочу, чтобы моим новым папой был Костя.
– И за что ему такая привилегия?
– Он добрый, покупает мне установки, помогает в играх, разговаривает про оружие.
Пашка, наконец, обулся, пожал Мэрину переднюю лапу (Мэри все время, пока хозяева собирались, сидела на столике в прихожей, с тоской наблюдая за их сборами, отчаянно продлевая секунды неодиночества. Они уйдут, и она останется одна на целый день, и так изо дня в день, кроме выходных), сказал ей: "Пока, Мэри! До вечера". Саша застегнула ему куртку, помахала Мэри рукой, открыла дверь.
Пашка метнулся к лифту, застыл возле него, дожидаясь маму, и только потом нажал кнопку вызова.
Они всегда выходили в одно и то же время, как по расписанию, чтобы успеть на троллейбус и не ждать двадцать минут следующего, хотя до сада было рукой подать и поэтому домой возвращались пешком. Но ехать все лучше, чем идти, тем более утром, когда нужно и в сад успеть и на работу, до которой сорок пять минут транспортом, хорошо, что без пересадок.
Пашка больше не спрашивал про Костю, но и про Тютрина не вспоминал. Однако Саша знала, что вечером тема о Косте всплывет обязательно. Пашка привязался к нему, и это было проблемой. Она пожалела, что позвонила Косте, что поспешила с выводами на счет Тютрина. По большому счету, не Костю стоило винить, а ее, Сашу. На месте Кости она бы больше не появилась, послала бы и забыла, и поделом. Так лучше было бы для всех. Но Костя не такой, он, обделенный вниманием и любовью, привязался к Саше незримой нитью. Или она его привязала. Все те женщины, кого Костя знал, – ничто, по сравнению с ней. Саша прекрасно понимала его состояние и как ему тяжело, особенно сейчас, однако он не был ей нужен. Он создавал лишь проблемы, которых решить не мог, и их приходилось решать Саше. Она не думала, что так далеко зайдет. Она хотела лишь заниматься с ним сексом, удовлетворяя детское желание, наверстать упущенное в студенческие годы. Саша не предполагала, что Костя так сильно зависнет на ней и это чувство поглотит его целиком, превратив в тряпку. Что-то подобное происходило между нею и Тютриным, с точностью наоборот. Мужчине нельзя унижаться перед женщиной. Ни одна не оценит порыва его души, приняв за слабость. Она может не показать виду, но он уже слетел с пьедестала, на который она его забросила, и стал неинтересен.
Пашку Саша воспитает сильным, к примеру, отдаст в секцию кикбоксинга. Несколько раз ей попадались объявки, в которых сообщалось о наборе детей дошкольного возраста в нулевую группу этого вида единоборств. И школа, где проводились тренировки, распологалась сравнительно недалеко от дома, на Яна Райниса, напротив Нархоза, десять минут троллейбусом. Там Пашку научат быть мужчиной, не только драться. А драться он должен уметь, чтобы постоять за себя и защитить близких. Решение возникло вдруг и спонтанно. Саша спросила у сына, хочет ли он заниматься кикбоксингом. Пашка окинул маму оценивающим взглядом и, в свою очередь, поинтересовался:
– Ты серьезно?
– Конечно, – ответила Саша.
– Тогда хочу, – заявил он.
– Значит, после сада поедем в одну школу, где проходят тренировки, посмотрим, хорошо? – уточнила Саша.
– Хорошо, – кивнул Пашка, открывая входную дверь здания детского сада и пропуская маму вперед.
– Спасибо, дорогой! – приятно удивилась Саша. Обычно она открывала дверь и пропускала вперед сына. – Ты у меня настоящий джентельмен. Стесняюсь спросить, кто тебя научил этому или ты сам додумался?
– Костя, – просто ответил Пашка.
Саша досадливо поморщилась. Ее раздражало само это имя.