Усевшись обратно за стол, я решила больше не охотиться за стертым. Его таинственный обладатель может сожрать Трейси или любую другую звезду с потрохами - я не возражаю. Тем более, он совеем необязательно выслеживает Трейси, ну, появился рядом с ней пару раз - обычное совпадение. Может, они просто шляются по школе туда-сюда - этот стертый и его хозяин.
А может, поджидают удобного момента, чтобы с ненавистью обрушиться на ауру Трейси.
- Ну как она это делает? - спросила Одра, - Раз - и он снова у ее ног.
Дилан уронил голову на руки - надо же, оказывается, суслик способен на выразительные жесты. Наверное, имеет в виду, что сыт по горло разговорами о Тейте.
- Это страшная тайна, - ответила я, с наслаждением делая огромный глоток коктейля. - Нам не понять.
Дилан обвел нас мрачным взглядом.
- Бюст, - коротко сказал он. - Самоуверенность. Вот вам и все тайны.
Мы с Одрой переглянулись и пожали плечами. Наверное, чтобы это понять, надо иметь мужское мышление.
- А-а... - отозвалась Одра, и мне показалось, что ей хочется срочно поменять тему.
И неудивительно. Взаимоотношения звезд - не очень аппетитная тема для завтрака.
Одра встала. Я поняла намек, отодвинула поднос, одним глотком прикончила второй коктейль и похвасталась:
- Говорила же, что допью.
Чувствовала я себя прекрасно, вовсе не объелась, и впервые за весь день не беспокоилась насчет стертого.
Одра ухмыльнулась и кивнула мне за спину:
- А вот и мистер Кисслер. Третий красавчик в школе после Тейта и Брока.
Она сказала это так запросто, будто Кисслер и не был учителем.
Я повернулась, и у меня перехватило дыхание. Потоки стертого разливались по столовой, ласкали на ходу другие ауры, и разноцветные ореолы ежились и отдергивались от прикосновений бесцветных щупалец.
- Правда, обалденный? - спросила Одра.
Дилан глухо застонал.
Я не ответила. Я смотрела на мистера Кисслера и чувствовала, как тяжелеют и прилипают к полу ноги. Как цепенеет все тело, а я все никак не могу отвести глаз.
Аура у математика была огромная, а вырастающие из нее щупальца расползлись по всей столовой. Огромная и совершенно бесцветная - хуже, чем бесцветная. Мертвая, как будто никогда и не сияла. Речь шла вовсе не о струе-другой.
Мистер Кисслер весь был стертого цвета. Целиком.
Я почувствовала, как к горлу подступила тошнота, а к глазам - слезы. В ушах ревело, все кругом плыло, у меня перехватило дыхание. Последнее, что я помню, - как меня вырвало двумя шоколадными коктейлями прямо на пол столовой.
7
Стертый
Тьма, Оглядываюсь... ничего не видно, хотя вокруг явно творится что-то странное... очень странное... по спине бегут мурашки. Почему я ничего не вижу? Ослепшая, перепуганная - даже земля подо мной трясется от страха.
И вдруг все кругом заливает неестественно яркий свет, и ко мне движется неясная фигура, окруженная переливчатым сиянием. Я почему-то знаю, что это женщина. Она подходит ближе, сияние слепит уже привыкшие к темноте глаза, и я жмурюсь, хоть и рада в душе, что свет разогнал темноту.
Женщина дотрагивается до моих век холодными пальцами, и, когда я открываю глаза, прохлада не исчезает, А вот незнакомки и след простыл. За то ко мне возвращается зрение, и все-таки лучше б я оставалась слепой, ведь крутом стены цвета криков, застрявших в горле жертвы.
- А-а-а-а-а-г-г-г-г-г-к-к-к-х-х-х, - заорала я и закашлялась, подавившись вырвавшимися из горла дикими звуками.
Открыла глаза и подскочила в постели.
Погодите секунду. А почему в постели?
Я заморгала и огляделась. Помню, я была в школе, а сейчас-то где? Не дома, это точно - из моего окна всегда виден океан.
- Лисси, - позвал знакомый голос.
Я снова моргнула, с трудом разглядела бабушку и хриплым голосом спросила:
- Где я?
- В комнате, - по обыкновению кратко ответила бабушка, и я наконец-то сообразила, что лежу в своей новой спальне.
Я не узнала ее, потому что до сих пор не привыкла к новому дому. Моя комната осталась дома, в Калифорнии.
- Что со мной?
Я все никак не могла понять, что произошло, почему я чувствую себя так, будто по мне проехался товарный поезд.
Бабушка озабоченно поглядела на меня, потрогала мой лоб тыльной стороной ладони и покачала головой. Ладонь была такой же прохладной, как узел между Трейси и Тейтом там, в школе.
- Это ты расскажи мне, что с тобой, Лисси, солнце мое, - мягко попросила бабушка.
- Я была в комнате, - попыталась припомнить я. - В темной. Потом зажегся свет, потом вроде женщина, а потом кошмар какой-то.
- Нет, не сон, детка. А то, что случилась в школе.
Я непонимающе: глядела на нее.
- В смысле?
- Тебя вырвало, и ты упала в обморок. Нам позвонили, но мамы с папой дома не было, и за тобой приехала я. Ты на секунду пришла в себя и забормотала какой-то вздор. А потом снова потеряла сознание, вздрагивала, стонала.
Очень жизнерадостная картина...
- Как же ты затащила меня на третий этаж? - спросила я.
- Помогли, - кратко ответила бабушка, и мне расхотелось допытываться дальше.
Скорей всего, она, как обычно, приказала первому встречному взвалить меня на плечи. Какой позор! А еще позорней, что меня стошнило на глазах у всей школы.
- Соберись, светик мой ясный, - велела бабушка, обозвав меня очередным нелепым прозвищем. - И вспомни: отчего тебе стало плохо?
Я сосредоточилась, и в памяти стали всплывать обрывки случившегося. Связующие лучи, призрачная рука, ссора Трейси и Тейта. Что-то там еще было с Трейси... Не помню.
И тут дверь распахнулась, и в спальню влетели мама с папой.
- Ну как ты? - задохнувшись, спросила мама.
Папа напряженно застыл в дверях - губы сжаты, аура тревожно дрожит, мелкие волны бегут по ней, как рябь по воде.
Я осознала, что мама ждет ответа и шепнула:
- Ничего.
- Я тебя увидела, - дрожащим голосом объяснила мама. - Съеженную, дрожащую...
Когда она заговорила, золотисто-бежевый ореол, окружавший отца, озабоченно потянулся к ней. Связь между родителями оказалась очень прочной, толщиной с мой кулак, а сейчас, когда папе хотелось утешить маму, она увеличилась еще больше: золотисто-коричневый поток слился с зеленым, полыхнула на миг белая вспышка.
Мама вздохнула с облегчением, можно только гадать, как она справляется с теми тяжкими образами, что роятся в ее сознании.
- Погоди, Кэти, - попросила бабушка, хотя мама и так молчала. - Расскажи нам, Лисси, что стряслось?
Я задумалась. Мы с Одрой пошли убирать подносы, она повернулась - показать мне кого-то... учителя математики. Одно только воспоминание о его ауре огрело меня по голове, как мешок с кирпичами. Я икнула, пытаясь подавить тошноту.
- Говори! - потребовала бабушка. - Что ты видела?
Папа выскользнул из комнаты, как только понял, что сейчас речь пойдет о Взгляде, и по пути погладил меня касанием ауры.
- Ну? - как всегда односложно поторопила бабушка.
- Стертый... - вздрогнув, прошептала я.
Бабушка вытаращила глаза так, будто у меня выросло три головы, зато мама все поняла.
- Цвет без цвета, - расшифровала она. - Лисси выдумала его, когда была маленькой.
Она сказала это таким тоном, словно стертый - просто детская страшилка, вроде домового под кроватью.
- Не выдумала, а видела! - обиженно взвилась я.
Мама с бабушкой переглянулись.
- Ты уже много лет не вспоминала о стертом, - ласково напомнила мама. - С тех пор как перестала врываться в нашу спальню посреди ночи, потому что тебе приснился плохой сон, и начала сама гасить ночник по вечерам.
В ее голосе звучала твердая уверенность, что стертого пора похоронить вместе с другими детскими страхами.
- Я до сих пор его вижу, просто не очень часто, - попыталась убедить их я. - А не рассказывала, потому что не люблю об этом говорить. И сегодня видела, - Мой голос снизился до шепота. - И не пятно или струю, как раньше, хотя они тоже ужасны, а... - Я осеклась, но сумела взять себя в руки. - А целую ауру.
Я снова подавила тошноту и попыталась справиться с шумом в ушах.
Для людей, наделенных своими собственными Взглядами, мама с бабушкой вели себя довольно странно - будто я все выдумала. Наверное, если бы я назвала стертого как-то по-другому, более серьезно, они бы мне поверили, но когда я впервые встретила его, мне было всего-навсего три, и, увидев полосу отвратительного цвета, я просто-напросто разревелась у мамы на руках. Мне было не до того, чтобы выдумывать подходящие названия.
В комнату торопливо вошел дядя.
- Надо было сразу меня позвать, - недовольно выговорил он бабушке, как будто это она была ему ребенком, а не наоборот. - Мне позвонила школьная медсестра и сказала, что ты привезешь Лисси в больницу, а вы так и не явились. Родная племянница падает в обморок неизвестно отчего, а я узнаю об этом последним, да еще от чужих людей!
Он не кричал - дядя Кори не умеет кричать, - но я видела, как недовольно прижалась к телу его аура. Дядя сел у кровати и пощупал мой лоб.
- Небольшая температура, - пробормотал он, в его руках, как по волшебству, возник градусник, который тут же оказался у меня во рту. Я удивилась, почему дядя не пользуется ушным термометром, но тут же вспомнила, что мы в Оклахоме.
- Не выдумывай глупостей, детка, - хмыкнула бабушка. - Этот градусник просто удобней носить с собой.
Выходит, ушные термометры есть и тут, а бабушка читает мои мысли, как открытую книгу. Да, Оклахома оказалась совсем не такой, какой я ее себе рисовала.
Я попыталась заговорить, но дядя остановил меня строгим взглядом доктора, достал из сумки стетоскоп и прижал к моей груди.
- Сердцебиение учащенное, дыхание тоже.
Это потому что я чувствую себя так, будто вот-вот взорвусь изнутри. Снаружи я взрываться не согласна.
- Ты уверена, что видела то, о чем говоришь? - наморщив лоб, спросила бабушка.
Я кивнула, и дядя Кори недовольно оглядел нас обеих.
- Более того, - ответила я. - Дело не только в стертом, но и в моем Взгляде. Он... - я запнулась, подыскивая подходящее слово. - Вырос.
- А ты - нет, - покачивая головой, сказал дядя. - В этой семье все словно свихнулись. Вернее, не все, а только женщины, - торопливо поправился он.
- Я вижу потоки аур, которые связывают людей, - продолжила я, сама чувствуя, как глупо звучат мои слова.
Но бабушка понимающе кивнула. Она словно бы и не удивилась, и я в который раз заподозрила, что все, случившееся со мной в последнее время, в какой-то степени ее рук дело.
Нити аур между людьми из-за бабушки.
Странные сны тоже из-за нее.
И за то, что меня вырвало на собственные туфли, надо благодарить бабулю.
Внутренний голос молчал, значит, даже он согласен с обвинениями. Я представила себе, как это смотрелось - как меня вывернуло на глазах у всей школы. Очень многообещающее начало.
- Больше никогда туда не пойду! - простонала я.
- Думаю, с тобой все будет в порядке, - профессионально заключил дядя Кори. - В школу можно уже завтра, в крайнем случае - в среду.
Я вытаращила глаза и вжалась в матрас.
- Ты что, не понимаешь? Я просто не могу туда вернуться!
- Ну, не дури, - улыбнулся дядя. - Никто не станет смеяться, над человеком, которому стало плохо. Уверен - Лила будет на твоей стороне.
Нашел, тоже, образец доброты и заботливости, - Лилу!
Ну да, конечно. К среде Лила, Трейси и Фуксия как раз успеют увековечить мой "бессмертный подвиг в столовой". Напечатают листовки, или, скажем, поставят спектакль.
Все, теперь я официальный и безнадежный ноль. Но хуже другое - обладатель стертого (я просто не могла называть его иначе, даже в мыслях) - мой учитель математики. Как же я буду сидеть на его уроках, если при одном воспоминании об этом человеке меня охватывает тошнота? И что же он совершил, если у него такая аура? Видимо, что-то ужасное, настоящее преступление, У типа со сплошь бесцветной аурой скорее всего не осталось в душе ничего человеческого. Наверняка убил кого-нибудь, может, даже не однажды. А еще я никак не могла отогнать мысль о том, что упускаю что-то важное.
- Я не вернусь в школу, - повторила я, переводя глаза с мамы на бабушку. - Потому что там, он. - Они непонимающе смотрели на меня, ауры потускнели, будто оказались в тени. - Стертый - мой учитель математики, - объяснила я, чувствуя себя идиоткой. - Понимаете, я верю в то, что говорит мне Взгляд: этот человек на самом деле преступник.
- Ты просто переутомилась, - сказал дядя, мягким толчком укладывая меня обратно на подушки и пропуская мимо ушей дурацкие, с его точки зрения, разговоры о Взгляде.
- Учитель математики, Иона Кисслер? - переспросила бабушка и даже языком прищелкнула от удивления. - Да он прекрасный человек, Лисси!
Я недоверчиво смотрела на нее. Разве не она надеялась, что я приму наконец свой дар? Нет бы порадоваться теперь, что так и вышло: я доверяю тому, о чем говорит мне Взгляд.
- Ну я же вижу! - настаивала, я.
Почему они меня не слушают? Особенно мама и бабушка - уж они-то должны знать, что я не стану выдумывать, что я вижу ауры достаточно давно и научилась в них разбираться.
- Тебе кажется, что ты научилась в них разбираться, - мягко поправила бабушка, ее тускло-серебряная аура заколыхалась в такт голосу. - Твой дар еще не развит, Лисси. Ты не умеешь правильно читать то, что видишь, путаешь фантазию с реальностью.
Все ясно: если отбросить вежливые обороты, мне только что сообщили, что я - дитя неразумное, сама не знаю, о чем говорю.
- С этим типом дело нечисто, - упрямо заявила я, скрестив руки на груди и чувствуя, как успокаивается сердце. Спор с родными позволял отвлечься от мыслей о том, что я никогда не смогу взглянуть на стертую ауру, не ощутив при этом тоскливой, мучительной пустоты.
- Иона - прекрасный человек, - недовольно возразил дядя. - Он регулярно работает добровольцем у нас в больнице, а дети считают его прекрасным учителем. Эмили очень расстроилась, что Лила в этом году у него не занимается.
Ну вот - мы опять вернулись к Эмили и Лиле. Говорить о которых почти так же приятно, как о мистере Кисслере. Я злобно фыркнула, не заботясь о том, как выгляжу со стороны. Судя по ауре, мой новый учитель математики не просто сделал что-то ужасное, а продолжает делать это по сей день. А мне некуда от него деваться. И как прикажете осваивать алгебру, если я рядом с ним и в кабинете-то находиться не могу - сознание теряю?
- Я просто не в состоянии учиться у Кисслера. Меня станет тошнить всякий раз, когда я его увижу. Я упаду в обморок, вырублюсь, отключусь - назовите, как угодно.
- Не накручивай себя, Лисси, - строго сказал дядя, его аура приняла форму, которую я про себя звала врачебной; она мерно и спокойно колыхалась в четко очерченных рамках. Связи, толще всех, что я видела до сих пор, тянулись от него к маме и бабушке, а они, в свою очередь, тоже соединялись между собой. И все трое - со мной. Выходит, я не совсем безнадежна. К сожалению, остальные проблемы решаются куда сложнее.
- Твой Взгляд не должен управлять тобой, - резко сказала бабушка.
Кори негодующе зарычал.
- Ты должна управлять им.
Я чуть не хрюкнула от раздражения. Никогда я им не управляла, даже не пыталась!
- Я не пойду на математику, - ровным голосом повторила я.
Мама укоризненно посмотрела на меня.
- Мы поговорим об этом, когда тебе станет лучше, - сказала она таким тоном, что я поняла: как только мне станет лучше, мне велят идти туда без всяких разговоров.
Да почему же мне никто не верит? Чушь какая-то!
Как только я разозлилась, нити ауры, соединявшие меня со взрослыми, напряглись с моей стороны. Мамины, с другой стороны, сделали то же самое, значит, ее раздражение никак не меньше моего. В общем, разговоры о болезни, которыми я пыталась добиться сочувствия, только рассердили взрослых.
- Говорят, тебя вырвало в столовой, - с сочувствием сказала вошедшая в комнату Лекси.
- Откуда ты знаешь? - подскочила я. - Ты же в другой школе!
- Тут маленький город, - подавив улыбку, ответил дядя Кори. - Новости летят быстро.
Я прожгла его злым взглядом. Вот скажите - что тут смешного?
Лекси подвинула к моей кровати одну из нераспакованных коробок и села, взрослые потихоньку вышли из комнаты. Наконец-то! Если я услышу еще хоть слово о том, какой замечательный мне достался математик, - заору в голос. При одной только мысли о его ауре у меня в жилах вскипает кровь.
- Ни о чем не думай, - приказала, выходя, бабушка. - Спи.
"Ага", - подумала я.
- Ага, - сказала я вслух.
- О чем не думай? - спросила Лекси.
Я смерила ее невидящим взглядом.
- О стертом, - ответила я наконец, меньше всего желая вновь пускаться в объяснения.
Лекси серьезно кивнула, хотя понятия не имела, о чем я, и терпеливо уставилась на меня, ожидая продолжения.
Слова рванулись из меня сами - скомканные, быстрые.
- Мой учитель математики - настоящий злодей! У него в ауре не осталось ни капли цвета, верней, она сама стала такой жуткой окраски, ты себе не представляешь. Когда я вижу ее, я всегда знаю, что человек совершил что-то ужасное. Мне плохо даже от одного пятнышка, а он такой весь!
Лекси молчала и только внимательно слушала меня.
- А еще у меня Взгляд изменился - я теперь замечаю, что люди связаны между собой, такими, знаешь, выростами. А из-за мерзкой ауры математика меня стошнило на глазах у всей школы - представляешь, что у меня был за день?
- Твои способности увеличились? - с любопытством и завистью уточнила Лекси.
Значит, из всей моей речи она услышала только это!
- Знаешь, что...
Сестра пожала плечами и улыбнулась. - Да все я поняла, - сказала она. - Твой математик. С ним что-то нечисто. И это правда.
Она сказала это так просто, что в ее устах моя история стала казаться не такой уж безумной.
- Спасибо, Лекс.
- И что ты собираешься делать? - тут же осведомилась Лекси.
Она вообще не любит тянуть время, вечно несется на всех парусах.
- Делать? - не поняла я. - Как, что? Найти способ не ходить на математику, а еще лучше - уехать из этого города и вернуться на родину, в Калифорнию.
Хороший план, мне самой понравился.
- Да, но если твой учитель - преступник, - рассудительно начала Лекси, - то как же ты уедешь? Ты бы не видела, какой он ужасный, если б не могла как-нибудь ему помешать.
Неужели она до сих пор не поняла, что мой Взгляд не похож на сверхъестественные способности сериальных героев? Я ничего не могу сделать. Я могу только смотреть.
Так я ей и объяснила.
- Это неправда, - ответила она.
- Ты-то откуда знаешь?
Лекси поглядела на меня обиженными круглыми глазами, и мне стало стыдно. Она так переживает, что до сих пор не обзавелась Взглядом, а я лишний раз задела ее за живое.
- Вообще-то теперь я действительно кое-что умею, - сказала я, протягивая Лекси оливковую ветвь.
Поглядывая на дверь, чтобы бабушка или мама не вошли внезапно, я рассказала, как заметила узел между Тейтом и Трейси, как покинула тело и бесплотной рукой помогла узлу развязаться.