2003 год, 16 октября, четверг, вечер.
"Эх. Был бы он более чуток!" – Оля подумала про Стаса с болью. Уже несколько лет она пробовала говорить с ним про деток, но муж отмахивался. Стас был единственным сыном и единственным внуком. Он понимал, что за семь лет совместной жизни, из которых два в законном браке, дети уже должны были быть. Что Оле – пора. Но дальше разговоров дело не шло. Оля вспомнила, как злился её отец, наездами бывавший в Москве. "Может, вам книжку какую купить? Как детей делать?" – папа дразнил зятя, но тот на подколки не реагировал. Оля вспомнила, как в прошлый приезд он уговаривал дочь составить ему компанию – съездить посмотреть наследственный дом. Он так и говорил "Наследственный Дом", произнося большие буквы с пафосом. Карпов-старший происходил из зажиточной крестьянской семьи, и для него это были не пустые слова. По доносу соседей их раскулачили, что хорошо помнил Олин дед. Огромная семья почти вся сгинула в лютые тридцатые, а дом остался. И стоял до сих пор. В том доме продолжили жить потомки ТЕХ. И Ольга ехать отказалась. Смотреть в ИХ глаза? Зачем? О чём с НИМИ говорить? Ольга не испытывала к ним ни ненависти, ни любопытства. Впрочем, её старший брат тоже отказался. Папа съездил один.
Всю неделю Оля пробовала писать Звонарёву эсэ-мэски, но, убедившись, что ему не до неё, отстала. Ольга вдруг осознала, что перенимает его привычки. Начиная от мелочей. Например, лёгким касанием моргнуть один раз поворотником перед перестроением в другой ряд. Или фирменный Лёшин обгон затора с ускорением по крайнему правому ряду. И на работе, когда приходилось плести интриги, Ольга заметила, что стала демонстрировать лисью с ехидством хитрость, которую обычно позволял себе Алексей, полагая, что уж ему-то всё простится. Ольга даже очки солнечные пробовала сдвигать, как он, на кончик носа, чтобы смотреть на собеседника ласковым добрым взглядом, но ничего не вышло. Олин нос оказался коротковат, и очки она сдвигала на лоб, как обычно. Алёшина холодность, тем не менее, её задевала. Она понимала умом его поведение, но перестроить своё душевное настроение не могла. Оля переживала кризис, а Алексей ничего не замечал. Бумаги дорожали.
– Ты где?
– На работе.
– Так поздно?! И что делаешь?
– Да вот к пулемету патроны кончились, а винтовку новую никак найти не могу.
– Играешь?
– Ну да, – Алексей тут же вспомнил афоризм в свое оправдание: "Дом мужчины напоминает крепость, но только снаружи. Изнутри это чаще всего детская комната".
– Можешь помочь?
– Что случилось?
– Я в "Меге" на парковке "пыжик" отыскать не могу, еле сдерживаюсь, чтобы не запаниковать. Хотела уже Стаса позвать, но он пока доберется.
– Я быстрее доберусь. Бегу уже.
"Пыжик" они отыскали легко, но Ольга сконфузилась от собственной бестолковости. "Всегда производила на него впечатление умной девушки, а сегодня… Но я же сейчас почти блондинка. Мне можно. А пусть думает, что мне просто захотелось его увидеть. Каприз".
– Ты куда? – возмутилась Оля, видя, что Алексей уселся за её спиной.
– Ты ж сказала, что мне отдыхать нужно? – Алёша наигранно поднял брови и принялся деловито снимать подголовник с её кресла. Оля не нашлась, что ответить, тронулась.
Алексей прижался грудью к сиденью и поцеловал её в затылок.
– Ещё! – мурлыкнула Оля.
Но Алексей обеими руками уже залез ей под блузку, положил ладошки на чашечки бюстгальтера. Ольга подалась вперёд и левой рукой расстегнула его, Алёша тут же высвободил её груди и нежно охватил их обеими ладонями. Ольга тревожно огляделась вокруг и решила, что никто не должен заметить действий Алёши. "Какие у него руки!" – Ольга вспомнила свои жалобы, что любимый мужчина мало играет с его грудью, и поняла причину его действий. Алёша дотронулся кончиками пальчиков до сосочков, и Оля рефлекторно начала снижать скорость. "Да, за сосочки он меня куда хочешь отведёт!" – в очередной раз повторила она свою старую мысль, потом удовольствие всё затмило. Дыхание стало частым и глубоким, лицо раскраснелось:
– Нет, я так не смогу вести машину! Вернись сюда! – она остановила "пыжик". Алексей с недовольным видом подчинился.
– Смотри, что я купил! Специальная смазка! Водная! – и, видя, что Оле всё равно, уточнил: – Для попочки!
Её дыхание только-только нормализовалось. Возросшая интенсивность движения отвлекла Олю от возбуждения, и она взяла себя в руки. Алексей ехидно улыбался и любовался её коленками.
– Ты что-то задумал?
Вместо ответа он наклонился и поцеловал Олю в изгиб локтя, там, где кожа была особенно нежная и влекущая. Ольга не стала высвобождать руку, чувствуя, как его губы приближаются к запястью. Она снова тяжело задышала, снижая скорость. Алёша начал лизать язычком ямочки между костяшками её пальцев:
– Анекдот хочешь?
– Давай, – очень-очень тихим голосом сказала она.
– Идут двое мужиков. Один другого спрашивает: "И чего только в тебе женщины находят?" "Не знаю", – ответил другой и облизал левый глаз.
Ольга не засмеялась, и Алексей заметил, что её ножки непроизвольно раздвинулись шире, чем было нужно для управления педалями.
– Ты в чулочках?
– Проверь! – "Чего я такая квёлая?" – подумала Оля.
Алексей снова нагнулся к ней и поцеловал в шею сбоку. Оля закрыла глаза и чуть не врезалась в бампер передней машины. Ей вдруг всё стало всё равно.
– Ой! – она всё-таки остановилась, а Алёша с совершенно хулиганским видом полез ей рукой под юбку. Она почувствовала, как он отодвигает трусики в сторону, прикасается к "пусечке" и… Его указательный и средний пальцы проникли внутрь, Оля снова ойкнула, выгнулась, подалась вперёд, стараясь не пустить его глубже. Но Алёша уже добился, чего хотел. Бережно он извлёк мокрые пальцы и, видя, что Оля наблюдает за его действиями, демонстративно погрузил их себе в рот, тщательно вылизывая сок. Ольга осоловевшими глазами смотрела, как двигаются его язык и губы. Смешанные чувства охватили её. С одной стороны, она стеснялась, брезгливость вызывала растерянность. Но, с другой стороны, Алексей с таким удовольствием смаковал её интимные выделения, столько в нём было искреннего чувства! Глубина этого таинства так сильно сближала любовников в эти минуты, словно они становились одним целым.
– Можно ещё? – спросил он, видя, какой эффект производит на девушку это шоу.
– Да, – она пошире раздвинула ножки, пропуская его пальцы за новой порцией сока.
"Она понимает, интересно, как много значит для меня! Как ЭТО мне нужно!?" – думал Алёша, заводясь всё сильнее. Брюки ему уже мешали.
– Едем! В первые же кустики!
Они нашли на МКАДе укромное ответвление на одной из развязок.
Олечка, уже освободившись от трусиков, ласкала "лучик" ртом, когда её прервал звонок на мобильник.
– Да, котёнок! – ответила она Стасу, не отрывая головы от коленей Алёши, и тут же поймала "лучик" губами. "Буквально на секундочку!":
– Да, скоро буду, – и, прервав разговор, набросилась на "лучик" с жадностью.
"Что я наделала?" – испугалась девушка, понимая, что нарушила интимность "ку". Но тот так не считал. Случайное вторжение обманутого мужа во время их любви, наоборот, подстегнуло его вожделение. Он засопел и потянул Ольгу на себя. Та послушно забралась на его сидение, обхватила коленками его бёдра и оседлала "лучик". Алексей был явно перевозбуждён, она чувствовала это. Тогда он усадил её на себя поглубже и остановил принудительной паузой. Так они отдохнули несколько минут, одинаково думая про отсутствие презерватива. И тут Алёша добрался до баночки со смазкой и уверенными движениями начал намазывать её попку.
– Я не готова, – пробовала сопротивляться Олечка, отдаваясь магии его пальцев, но он уже приподнимал её над собой, чтобы перенаправить "лучик". "Вау!" – ощущения оказались для него неожиданным, Ольга перехватила инициативу:
– Ещё! Ещё!!
Но было уже поздно. Алексей полностью утратил контроль надо собой, и "лучик" стал фонтаном у неё внутри.
"Ну и пусть!" – с досадой подумала Оля, рассердившись на саму себя за то, что на секунду пожалела о неполученном оргазме: "Главное же не количество оргазмов, а то удовольствие, которое я получаю, будучи рядом с ним. С Алёшенькой. Всё равно ведь здорово было! И для него так сладенько получилось. А я кончу в другой раз!" – твёрдо решила она. Вспомнила, как он слизывал её со своих пальчиков, и сосочки снова сладко заныли от удовольствия.
Они остановились около Алёшиного дома, но Звонарёв медлил выходить. Его лицо было одухотворённым. Ольга решила дождаться той реплики, над которой он явно столько думал.
– Всё-таки, любовь – это лучшее земное доказательство существования Бога. Единственное настоящее Чудо, которое нам доступно. Волшебство. Всё вокруг нас относительно, какая бы ни была радость, обязательно найдется капелька дёгтя, которая источает сомнение. А Любовь – единственная абсолютная вещь в нашем относительном мире.
Он помолчал, давая Оле время прислушаться к его мысли. "Вот понятно же, что Олечка не идеальна. И при желании можно присмотреться и найти в ней какие-то недостатки. Но мне это не нужно. Я её по-настоящему люблю. И любые найденные изъяны только добавляют прелести в мозаику наших отношений. Я её люблю. Чудо. Господи, спасибо тебе за это чудо! За то, что я могу так любить! – Алексей поднял глаза к небу, словно ожидая ответа. – В церковь нужно сходить. Давно не был".
Ольга хмыкнула, но смотрела на него с нежностью. Высказанная им мысль не соответствовала своей глубиной её настроению. Алексей продолжил.
– Я тебя по-настоящему люблю. И это Чудо. Господи, спасибо тебе за это чудо! – Алёша поднял глаза к небу. – За то, что я могу так любить!
Ольга прижалась к нему:
– А ты – моё чудо! Спасибо. Ты так красиво в любви признаешься. Слушала бы и слушала.
"Ну вот, сначала я стеснялась своих сексуальных впечатлений, пыталась их контролировать. Потом смирилась с ними. А сейчас я об этом даже не думаю. Просто плыву по течению. Нет – не так. Моё тело звучит, оказываясь во власти его рук. Как музыкальный инструмент. Словно я себе не принадлежу", – эта мысль, тёплая по своему тону, тем не менее, прозвучала тревожно. Оля сморщила свой носик, понимая, что что-то здесь не так. "Я перестала быть лёгкой. Как прежде, – она вспомнила весну, как порхала стрекозой между подружками. – И подруг всех своих забросила. Вспоминаю про встречи с ними только для того, чтобы соврать Стасу. И бегу к Нему". Об Алёше Ольге никак не удавалась подумать критически. "Дело не в Алёше. Дело – во мне. Я сама себе такая не нравлюсь!" – Олины губы сжались суровой чёрточкой.
Мысли Звонарёва неизбежно возвращались к работе. Даже после секса с Олечкой пульс продолжал звонко колотиться в груди, словно на работе. Алексей измерял его: сто восемь ударов в минуту. Звонарёв поморщился, снова начинала болеть спина. "Как в прошлый залёт", – тогда врачи обнаружили, что у него опустилась левая почка. Из-за нервотрёпки. Теперь история повторялась. "И как она меня на секс раскачала? – подумал о любимой Ольге Алексей. – Не хотелось же совершенно". О том, что инициатива в "пыжике" принадлежала ему, Звонарёв уже забыл. Мысленно он проанализировал все четыре дня этой тяжёлой недели.
К концу пятницы десятого "короткая" позиция достигла трёхсот пятидесяти миллионов рублей.
Алексей уже решил, что увеличить позицию уже не успеет. В понедельник тринадцатого ("Эта дата ещё хуже, чем пятница тринадцатое", – считал Лёша.) акции незначительно снизились, и позицию удалось увеличить. Зато во вторник рынки продолжили рост, поглощая выставляемые Алексеем на продажу бумаги. В среду, когда он спокойно "пёр" на работу к семи утра, на скорости восемьдесят километров в час в крайнем правом ряду шоссе Энтузиастов, Алексея дважды "подрезали".
Сначала "Хонда CRV" выполняла некий манёвр, которого Лёша так и не понял, и чуть не загнала его в столб. Потом таксующие "Жигули" решили вдруг высадить перед ним пассажира. Алексей ощутил близость опасности.
К закрытию вторника удалось продать "зарепованных" бумаг уже на восемьсот семьдесят миллионов. Все эти дни спекулянты были настроены "по-бычьи" [45] , и никто не заметил равномерных продаж поступавших от "репо" бумаг. Тем не менее, непонятная нервозность на рынке присутствовала. Алексей объяснял это начавшимся обвалом котировок российских государственных евробондов. Акции росли, а бонды почему-то снижались. Кто-то неведомый, видимо по поручению скандинавов, сливал большие объемы этих бумаг. Мысленно он восхитился чёткостью работы "западников". Однако падение цен евробондов прекратилось, и теперь нервничать начал Алексей. Он вообще нервничал. Оба русских фондовых индекса снова поползли вверх. Ни с женой, ни с Ольгой в эти дни Алексей не общался. К этому вечеру Звонарёв терял уже двадцать миллионов, что превышало доходы по спекуляциям казначейства за весь этот год. Всё же Наталье удалось пролонгировать раньше заканчивающиеся "репо" ещё на две недели. "А она была права, замахиваясь сразу на три недели". Теперь большинство сделок оканчивалось в пятницу 31 октября. Служба внутреннего контроля огромную позицию казначейства "проспала". Мог внушить подозрение непривычно большой остаток на корсчёте банка в ЦБ РФ, но руководство наивно полагало, что это клиенты "наслали" денег. "Оля, видимо, уже дома", – Алексей услышал её эсэмэску.
– Что делаешь?
– Рукодельничаю.
– В смысле?
– Пуговицу к рубашке пришиваю.
– Ой, как здорово, холостой ты мой! Приноси – пришью!
– Ну, даже как-то неловко. Как представлю тебя, такую офисную королеву, в макияже, в строгом деловом костюме, вернувшейся с какого-то суперважного совещания. И сидишь с моей рубашкой на коленях, за столом, заваленным работой. И нитку обкусываешь. Ух! He-а, сотрудники не поймут такой демонстрации. Лучше я сам.
– Ну… как скажешь…
2003 год, 18 октября, суббота.
В этот день у матери Алексея был день рождения, и он уехал "в ночь" в К. развеяться и покушать "домашнего". Пульс колотился в висках набатом – спать он всё равно не мог. Выпив лошадиную дозу корвалола, отрубился. Светлана встретила его виноватым и одновременно испуганным взглядом. Эти её глаза как-то непонятно зацепили Алексея – он даже не поцеловал жену при встрече. Он задумался: "Почему я этого не сделал?" Какая-то деталь надсадно вертелась в голове. "Ага! Мой тапок порван, видимо, его подкладывали под входную дверь", – вот в чём проявилось пренебрежение к нему.
Проснулся Алексей оттого, что ему на живот взгромоздилось что-то массивное и мягкое. Это был надувной игрушечный куб, на нём сверху раскачивалась Лиза:
– Папа! Клуто!
Семья уже собиралась в гости к его родителям. Света радовалась смене обстановки, щебетала, но Звонарёв не реагировал на её знаки внимания.
– Проигрываешь?
– Да.
– Много?
– Очень…
У Светы хватило ума не сыпать ему соль на раны, но настроение супруги стало таким же напряжённым, как и у Алёши.
Однако мамин праздник удался. Лизавета была любимой внучкой, несмотря на то что у старшего брата Алёши росли двое сыновей. Детский гомон, топотня, тосты – всё это развеяло Алексея.
Он принялся рассматривать уставленный яствами стол: "Чего б такого оторвать вкусненького? Во-первых, нужно начать с "Оливье" (Светлана его готовить не умеет, слишком сладкий у неё получается). Крабовый и овощной салаты пускай девушки едят – я их и дома наемся. "Селёдку под шубой" пусть кто-нибудь начнёт первым, а я потом ковырну ближе к серёдке – там селёдки больше… А ещё я хочу супа", – Алёша осмотрел стол – но супы готовить для больших компаний было непрактично. "Это всё Олечка! Приучила меня к супчикам в последнее время", – с удовольствием подумал Алексей. Уже несколько недель Карпова обязательно находила время после работы сварить ему суп – по её мнению, супы полезны для пищеварения. Думать про Олю было приятно, но запах еды прерывал мыслительный процесс. Стоило выбрать напитки. Шампанское у родителей было плохонькое, а начинать с водки после бессонницы было стрёмно: "Развезёт ещё!" Алексей всё же выбрал шампанское – в надежде, что позже подадут более приличные вина. "Это ж в животе для второго нужно место оставить!" – Алёша обычно хитрил, игнорировал подаваемые на второе отбивные с картофельным пюре, оставляя место маминой изюминке – мантам. Алексей наполнил тарелку и снова подумал про Олю. Ему вдруг стало стыдно перед ней. "Я стал невнимательным. Поэтому в её глазах читается обида. А ведь молчит". Алёша оправдывал уменьшение знаков внимания к Олечке своей занятостью на работе. "А она так привыкла ко мне фантастическому! Как же это ёй объяснить? И самому себе бы заодно… Это ж биология. Мужчина, добившись всего, теряет интерес к любимой женщине. Страсть тускнеет. Вон посмотри на родителей! И не только на моих. А имитировать жгучую страсть – она почует неискренность. И начнет мучиться, ища причины. А я же её всё равно продолжаю любить. А со Светкой у тебя не так было?" – сам себя спросил Алексей и не нашёл, что ответить.
– Подумать только! Путёвка в санаторий стоит четыреста пятьдесят долларов! А санаторию уже сорок два года! Кошмар! – Кто-то из маминых гостей громко возмущался на весь зал. Алексей слушал этот голос сквозь вату усталости. Ему не хотелось подымать глаза на оратора: "А какая разница, кто это говорит? И что такое четыреста пятьдесят долларов? Один билет СВ туда-обратно? Путёвка? Да это копейки", – но вслух ничего говорить не стал. В кармане у него сейчас лежало больше. "Да, это провинция. Здесь у денег другая цена". Алексей вспомнил анекдот: "Только москвич, услышав про зарплату десять тысяч, переспрашивает: десять тысяч чего?" – и заулыбался украдкой.
Его мама уже перестала тискать невестку ("словно в разных городах живут") – и теперь с жаром вела разговор о следующем внуке. Мать аж трясло, так она хотела снова почувствовать в руках нежное, пахнущее молоком, трепещущее тельце. Светлана чудовищно смущалась от такого внимания. Слушать громкий разговор про Чубайса Алексей не хотел. Но старая материна подруга, сидевшая справа от Алексея, заскучала:
– Алексей, а ты чего всё время отмалчиваешься?
Лёша подумал было сослаться на усталость, но сочувственных расспросов о работе ему совсем не хотелось. Лучше уж поговорить про реформы 90-х.
– А я к Чубайсу хорошо отношусь, – сказал Звонарёв-младший, и в комнате повисла настороженная тишина, никак не соответствующая атмосфере дня рождения. От него ждали объяснений. – Благодаря ему и Гайдару у нашего поколения появился шанс. Ведь к концу СССР никакие социальные лифты уже не работали. Ну кем бы я стал? Экономические вузы готовили товароведов в пустые залы магазинов. Кассирша в сберкассу из меня бы тоже не вышла. Идти по художественной части? Рисовать бесконечного Ленина? Идти по комсомольско-партийной линии – у родителей связей бы не хватило. А так появился частный банковский сектор – и деньги там платят. Большое время было!
– Но страну же разворовали? – автор темы, лысый мужик, чьё имя Алексей забыл, пошёл красными пятнами. – Во время всей этой приватизации и аукционов.
"Да это вы свои ваучеры не смогли нормально пристроить", – эту мысль Алексей не озвучил, но сказал: