Глава 5
2008 год, 20 октября, понедельник, утро.
Метр остался. Рукой. "Нет, не достаю. Значит, не метр, точно".
Прижался головой к ножке стола. "Холодная. Теперь я точно дотянусь до телефона".
Что-то нащупал. Включилась музыка. "Time to say good bye" Capa Брайтон. "Нет, это не телефон". Алексею вдруг стало смешно. У кого-то наверху было своеобразное чувство юмора.
Он поднял глаза и, болезненно улыбаясь, прошептал: "С намёками уже перебор".
Он снова нащупал пульт – "Any time, any where". "Это уже лучше! Вот и телефон. Больно как!"
Музыка унесла Алексея куда-то далеко в беззвучие.
2003 год, 20 октября, понедельник, ночь.
Он смотрел, как она уезжала. Пиликнула эсэмэска:
просто ты для меня лучик в любую погоду
ты сам это знаешь
человек может прожить в пещере, где темно
но он всегда будет мечтать о лучике
вот и все
ради тебя согласна на пещеру.
Ольга так и не поняла, удалось ли ей отправить это сообщение – мобильник крякнул и разрядился. "Ну и пусть!" – подумала она, добавив газа. В эту секунду ей показалось, что скорость великовата, девушка принялась переносить ногу на тормоз. Но… пластиковая бутылка из-под воды скатилась откуда-то сзади и теперь застряла в педальном отсеке. Выковыривая бутылку ногой, вместо тормоза Оля снова нажала на газ. Девушка вздрогнула и зажмурилась от страха, потому что время вдруг замедлилось. "Пыжик" ударился о бордюр, подпрыгнул, Ольга открыла глаза, чтобы увидеть приближающуюся решётку парапета. "Я не увижу больше Алёшу", – подумала она… Сработавшая подушка разбила ей нос и губы, и какое-то время Ольга перебирала руками, борясь с ней, прежде чем удивилась внезапно наступившей глухой тишине вокруг. "Пыжик" мягко коснулся дна. Темнота оказалась неполной, какой-то свет проникал сквозь близкую поверхность реки, несмотря на ночь. Ольга решительно взяла себя в руки: "Она же мелкая – я точно не утону". Ольга придвинула к себе сумку и, набрав в грудь воздуха, подёргала ручку двери… Вся электрика в машине отказала. Двери оказались заблокированы в закрытом состоянии, стеклоподъёмники не работали. Под ногами захлюпала вода, набиравшаяся сквозь воздухозаборники кондиционера. Жаркая волна ужаса накрыла Олечку. Она попробовала оживить мобильник. "Если суметь его включить и отключить звук, можно отправить эсэмэску". Но телефон гас до того, как ей удавалось перейти в "режимы". Девушка запаниковала, она ударила кулаком в лобовое стекло – безрезультатно, ударила локтем в боковое стекло – ничего не получалось. Она физически ощутила, что воздуха в салоне стало меньше. Судорога цепко охватила низ живота болью… Ломая в кровь ногти, она принялась совершенно бездумно ломиться наружу из машины, подвывая от ужаса, понимая, что не получается ничего…
Алексею подумалось, что улица упрётся в Яузу (по набережной движение было односторонним) и что, повернувшись в другую сторону, он снова увидит её красную машинку. Минута проходила за минутой, но "пыжика" не было. Стояла ночь, и не было вообще никаких машин на набережной. Прошло уже десять минут – Ольги не было. Нехорошее предчувствие липким холодным страхом проникло за шиворот. Алексей запрыгнул в "эмэльку". Никаких мыслей не осталось, кроме желания: "Вперёд!" Прикоснувшись к рулю, он ощутил, что к нему вернулась уверенность в себе. "Это чувство оружия, которым умеешь пользоваться… Надо будет об этом подумать позже", – Алексей разгонялся на спуске к Яузе, игнорируя возможные помехи на повороте. Увидев дырку в ограждении набережной, Алексей резко притормозил. Выпрыгнув из "эмэльки", убедился, что дыхание ровное. Приблизился к пролому. "Яуза же мелкая, наверняка она уже выбралась, нужно только руку подать". Но над тёмной водой, куда не попадал свет фонарей, он не обнаружил ничего. Крыши тоже видно не было. Присмотревшись, Алексей разглядел пузыри на поверхности, и ему показалось, что он угадал крышу "пыжика". "В чём дело?" – сбросив рубашку и свитер, Алексей разогнался, устремившись обеими ногами туда, где, по его мнению, должно было быть заднее стекло упавшего в реку автомобиля. Каким-то наитием он угадал это место, но вода парировала его удар – стекло хрустнуло, но удержалось на нитях системы обогрева. А вот Алёша не удержался, окунулся в воду, вдруг испугался, что намочит голову этой бурой жижей, не замерзавшей даже зимой, и, нащупав руками крышу, взобрался на неё. Яуза действительно была здесь мелкая – Алексей, стоя на крыше одной ногой, принялся усиленно крушить стекло второй, радостно осознавая, что после второго удара оно поддалось и вода с шипением хлынула в салон. Кто-то уже остановился у его машины, но мысль о возможной помощи так и не появилась в его голове. "Раз Олечка не выбралась, её, наверное, зажало", – Алексей набрал в грудь как можно больше воздуха, готовясь к длительному пребыванию под водой, и, сжав в комок своё огромное тело, с корточек нырнул, стараясь как можно быстрее протиснуться в салон.
Ольга услышала удары по заднему стеклу, инстинктивно она дёрнулась навстречу этой помощи, уже сметаемая встречным потоком хлынувшей воды. Она не ожидала этого и тут же начала захлёбываться, когда почувствовала прикосновения рук, "его рук". Хотя Алексей и открыл глаза в ледяной воде, не видел он ничего и Ольгу нашёл на ощупь – в небольшом пространстве салона это сделать было нетрудно. Его ноги ещё остались снаружи, когда ему пришлось тянуть тело девушки на себя. Сначала было тяжело, но машина быстро полностью наполнилась водой – и стало легче. Алексей вытащил обмякшую Ольгу на крышу – она громко выхаркивала воду, но была в сознании.
– Ты в порядке? – с набережной что-то кричали, но Алексей не слышал, что.
Ольга что-то невнятно бормотала в ответ. Только сейчас он осознал, насколько холодна вода в октябре и что Ольга в шоке. Подхватив её на руки, он прыгнул как можно дальше от машины и как можно ближе к пролому в ограждении. Вода оказалась по грудь, и он, подняв Олино тело по возможности выше, побрёл вперёд, понимая, что вес чрезмерный и промедление чревато увязанием в иле. Туфли он потерял уже на втором шаге, но тут его охватило пресильное желание вырваться любой ценой и донести Олечку до тех рук, которые им кто-то уже протягивал сверху…
Они сидели рядышком на поребрике тротуара, отчаянно стуча зубами. Ольгу закутали в его куртку, и Алексей радовался, что всё закончилось. Она была в шоке, прижималась к нему, как котёнок. Рядом остановилась "скорая". Врач предложил Ольге пройти в машину, но, встав, она не смогла выпрямиться – что-то очень острое болезненно скрючило её.
– Я в порядке, – Алексей ответил на чей-то вопрос. Кроме расцарапанных до крови икр на босых ногах, его ничего не беспокоило. Вид страдающей девушки заставил его забыть о холоде, он попытался пройти следом, но его удержали:
– Ты ж в порядке?..
Алексей отвечал на вопросы гаишника, когда из "скорой" вышел врач:
– Мы её увозим.
– А что с ней?
– Вы ей кто?
– Муж, – соврал Алексей. – Врач "скорой" только ухмыльнулся.
– В гинекологию, – шок охватил Алексея, и он со страхом понял, что уже не слышит следующих слов врача, называвшего больницу.
– Куда? Ещё раз! Я с вами!
– Да не переживайте вы так, всё будет нормально. Следом езжайте, если хотите.
– Не догонишь, – в реплике гаишника сквозил опыт подобных дел, хотя был он заметно моложе Алексея. – Закончим – поедешь. Надо ж решить, когда и как доставать её.
Милиционер имел в виду "пыжик".
– Постойте, я отдам ей свой мобильник.
– И сумка её где?
Кто-то уже вылил воду из её сумки – в последний момент в салоне она успела накинуть её себе на шею. Паспорт промок, но были читабелен. Алексей передал мобильник и сумку в салон "скорой". Ольга лежала на спине и его не видела.
– Мы ей укол сделали, девушка в шоке, – пояснил врач, мягко отталкивая Алексея.
2003 год, 20 октября, понедельник, утро.
Следующие несколько часов Алёша провёл в приёмном покое в ожидании. Высох. Около шести утра дежурный врач сообщил ему, что Ольгу госпитализировали с угрозой выкидыша. Дурацкий вопрос: "Она что, беременна?" – Алексей сумел удержать на языке.
Идти было некуда.
"Эмэлька" почему-то вызывала отвращение.
Алексей обошёл соседние улицы в поисках салона связи, где можно купить мобильник, и, найдя его, вернулся в машину ждать открытия. Ехать домой не имело смысла.
Спать он не мог, и сонный продавец в девять утра совсем не удивился просьбе грязного мужика в шлепанцах продать самый простой телефон с симкой и максимально заряженным аккумулятором.
Написал эсэмэску на свой номер, ожидая, что Оля ответит, что ей нужно в больнице. Та перезвонила и слабым жалобным голосом попросила бельё, халат, шлёпанцы и длинный перечень гигиенических средств, закончившийся зубной щёткой.
– Как ты?
– Плохо, – и заплакала.
К одиннадцати утра Алексей снова был у больницы. Он был уверен, что сумеет проникнуть внутрь, но все его изобретения вроде взятки дежурной медсестре совершенно не понадобились. Его и так пустили в палату. И только поднявшись на четвёртый этаж с огромными пакетами в обеих руках, Звонарёв понял, почему.
Ольга была белая, как мел, виновато смотрела на Алексея – и горько заплакала, когда он присел рядом. Остальные обитательницы палаты из деликатности вышли в коридор, оставляя их вдвоём. "Всё кончено", – понял Алексей, обнимая эти худенькие, трясущиеся, жалкие плечики Оли. Смотрел в пол – на неподвижные ступни её ног. Такие любимые! Сейчас они были беспомощно чуть-чуть повёрнуты носками друг к Другу, как у маленькой девочки, которую кто-то жестоко обидел. И в этой позе отчаяния она совсем не была похожа на офисную королеву, какой её знал Алексей. Сейчас в Ольге не было ни капли сексуальности. "Ни капли! – подумал Звонарёв. – А ведь она и не нужна сейчас! Совсем! Есть только чувство, чистое, без биологии!" Он понял, что делиться своим открытием сейчас не время. Он бормотал какие-то слова утешения, что-то говорил про любовь и её силу, но Ольга, похоже, не слушала его. Ей было важно выплакаться под звуки его голоса.
– Это… был… твой… – сердце обмерло, Алексей сам был готов расплакаться от жалости. Ему было жалко её, ему было жалко своего неродившегося ребенка – он вдруг вспомнил то утро, когда они его сделали. И ему было чудовищно жалко самого себя. Другие пациентки начали возвращаться в палату, Алексей несколько раз поцеловал заплаканное лицо Оли, забрал приготовленный ею свёрток и оставил свои. Они обменялись телефонами: "Теперь только я знаю твой новый номер", – подумал Алексей, получая назад свою "Нокию".
– Я вечером снова приду! – и вышел.
На лестнице его застал звонок с работы.
– Тебя тут ищут, – не здороваясь, сказал Карен.
– А в чём дело?
– Всё открылось.
– Сейчас буду.
Свитер и куртка оставались сухими, рубашку можно было не показывать, но вот брюки после купания в Яузе, хотя и высохли, выглядели чудовищно. Алексей вернулся в магазин, где выполнял Олино поручение, купил себе джинсы и кроссовки.
И неожиданно быстро добрался до работы.
2003 год, 20 октября, понедельник, день.
Звонарёв понимал, что возражать и оправдываться перед бешено орущим Кирюхиным не имело смысла. Присутствовавшие Романенко и новый начальник СВК [47] , видимо, тоже это понимали и ждали конца этого яркого, насыщенного идиоматическими оборотами монолога. Только один раз Алексея больно кольнула грубость:
– Где эта блядь Карпова с её риск-менеджментом? – но он всё равно сдержался. Оля с их общим горем казалась ему выше всей этой суеты.
Наконец хозяин банка выдохся – и остальные собеседники перевели разговор в конструктивное русло. Решено было оценить убыток и понять, что можно сделать.
Алексей без сопротивления согласился, потому что заранее знал оба ответа: "33,4 миллиона рублей" и "ничего". Теоретически можно было тупо закрыть половину позиции, используя дисконты по "репо", но правильнее было не дёргаться, а закрывать убыточную позицию постепенно. Во-первых, последние три дня индексы плавно снижались, во-вторых, одномоментные покупки задрали бы цены и добавили бы убытка. В-третьих, банк оставался совсем без денег. В конце концов, потеря доходов казначейства была не смертельна для банка, хотя в своих воплях Кирюхин часто упоминал Ника Лиссона [48] .
Алексея от работы отстранили, но в любом случае подчинённые были готовы саботировать идиотские команды высшего начальства. Пока руководство совещалось и консультировалось, а фиксировать убыток, бывший до сих пор потенциальным, никто не решался, день прошёл, рынки закрылись ещё выше. Убытки выросли.
Рабочее (ставшее нерабочим) время Алексей проводил, тупо перебирая в ящике письма. Её письма. Уничтожал.
я кстати решила что это круто
то что случилось
это то что должно на меня повлиять
на мое новое качество
я стану из РЫБКИ ЕЖИКОМ …..
Уши просто горят, но это уже понятно почему. Цветочки очередные принесли.
Понимаешь. Страшно потерять нить чего-то тонкого. Цинизм и все прочее шарма в жизни не прибавляет, он развращает до отвращения. Не надо тебе это.
я вчера села в поезд
меня провожал друг с ребенком
ехала 4 часа, уже заснула
вбегает проводница
говорит там вас
выхожу трогается поезд
он дарит огромный букет заглядывает в глаза и говорит
Оль любовь есть
что когда находишь свое
становится интересно жить
ты живешь с таким страшным интересом
и купаются в нем двое
мир замыкается на них
а еще про меня странное сказал
говорит самое мое крутое качество, что я бесстрашна
рассказал, какую то философскую притчу, что миром правят пять чувств
в том числе страх
а у меня его нет
а я высоты боюсь
про отсутствие страха
все началось с того
что он Косте сказал
что ты ее не суди
она живет правильно
так как она хочет и не боится
мне так польстило
В жизни есть конструктивное мышление или его
нет
в зависимости от этого строится жизнь
вчера у радзинского читала
женщина о жизни своей рассказывала
как постоянно всю жизнь мужиков разводила
говорит, две вещи, которые железно действуют и от которых эти "двуногие" тают
всегда надо говорить, что "ни с кем еще в жизни не было так хорошо"
а еще, "какой вы умный"
причем, говорит, чем глупее, тем больше расплываются
готовы просто за это на все
твой купальник – супер! И как ты угадал? И размер, и красивый, и форма чашечек! Никогда ничего приятнее не носила…
я уже говорила что многих наблюдала богатых
которые в принципе должны быть более менее счастливыми по твоей теории
а они серые страшные и с перекошенными от вселенской скорби рожами
почему?
а основа такая
и ничего не поможет
взять мою тетю нину
сидит на каше и ужасно жизнерадостна
приятно
я так обожаю с ними выпить и потрепаться
и дочь у нее такая
приезжаешь когда к ней
живут убого
муж не работает
подрабатывает только
а в доме аура …..
приятно
сижу нежусь
приезжаю к ним погреться
смеемся
этого не объяснить
обсуждался вопрос за что любят мужчин
все женщины хором ответили
фигня если есть деньги много денег можно полюбить кенгуру
в аудитории сидел прыщавый парень и хихикнул
ему дали микрофон
он посмотрел на всех сверху вниз и сказал такую замечательную фразу
что человек по жизни ищет родную душу
и если ему выпадает такое счастье ее найти
то он счастлив в тепле уюте и заботе
с прыщавыми маленькими толстенькими лысенькими ……. хоть с какими
а когда такого нет, то сублимируют, что на первом месте деньги власть связи положение или мужская привлекательность
вот и весь секрет
но счастья это не дает, сурогат от которого зависишь
дорогие женщины мне вас жалко ……
тоже относится ко всем сферам
нет творческой работы
есть работа денежная
нет интересов
есть деньги
и ты тоже за деньги прячешься
это твоя форма такая
раковина
но это не криминал это хорошо
это своеобразное хобби
2003 год, 20 октября, понедельник, вечер .
Вечер Алексей провёл у Оли. Они оба были подавлены, причём Ольга оказалась в курсе залёта любимого: связывалась же с работой днем, но найти слов утешения для него она не могла. Ему они не требовались. Они молчали, прижимались друг к другу, уже не плакали… Алёшу точил червь сомненья, бросила она его или передумала? А спросить в лоб и вообще говорить про тот вечер, он просто боялся. "Сегодня и сейчас я с ней – и ладненько. А там будь что будет".
Ольга плакала. Соседки по палате сочувствовали ей, но она не нуждалась в их сочувствии. Палата на восемь человек, где они лежали, была предназначена именно для таких случаев, поэтому проблемы были похожие у всех. Ольга плакала от жалости, закрывая лицо руками с заклеенными пластырем пальцами там, где она сломала ногти, выкарабкиваясь из утонувшего "пыжика". И ей было всё равно, где "пыжик" и что у неё с пальцами.
"Почему? Почему так? Я потеряла лялечку. Его ребенка. И даже не знала о нём до этого". Ей было очень-очень жаль оборвавшуюся внутри неё жизнь.
"Что я наделала? – она поняла, что пытается говорить с Богом. – Боженька, прости меня. Научи, как быть дальше?" Она вспомнила, что когда-то давно, в детстве, такие молитвы помогали ей. И снова заплакала: "Может, это был знак? Я бросила Алёшу, и тут же меня кто-то остановил. Яузой. Это ты, Боженька? Но ведь мои религиозные тётушки меня распнут за то, что я развела женатого мужчину. С ребёнком…"