Оля смотрела на Алексея, когда тот рисовал, и ощущение дежавю не покидало её. Сейчас любимый не отрывал глаз от полотна. Лёша был занят чем-то таким, что не требовало сверки с оригиналом. От напряжения он даже высунул кончик свёрнутого трубочкой языка. И Олечка поняла. Такое же выражение лица она видела у первой скрипки во время последнего концерта. "Того самого концерта… Это момент Высшего Чистого Творчества. Когда Мастер не принадлежит самому себе. Есть только Творение. Которое владеет им целиком. Без остатка. Когда черты человеческие словно стираются с любимого лица. И простой человек со всеми его обывательскими недостатками, запахами, дурными привычками куда-то исчезает. Остаётся только Мастер. Его можно любить или не любить. Это уже не важно. Важно только То, что выходит, истекает из-под его рук. И оживает…" Ольге смертельно захотелось сорваться с места, подбежать, заглянуть, убедиться. Она глубоко вздохнула, понимая, что таким порывом нарушит таинство… И сдержалась. "В другой раз!" – решила она. Это новое в Алексее было чем-то очень хрупким, и Оля боялась это новое спугнуть. "Алёша начнёт дурачиться, смеяться, не поймёт, о чём я".
2008 год, 20 октября, понедельник, утро.
Выезд у шлагбаума перегораживала потасканная "шестёрка", на которой ездила соседка, жившая на два этажа выше. "Жигули" стоили в разы дешевле машиноместа, и такое несоответствие выглядело странно. Сейчас тётка бестолково суетилась между шлагбаумом и своей машиной. "Тётка… вот как я её про себя называю, а она ведь чуть-чуть старше меня. Родила ребёнка, оглупела и обабилась. И вот теперь ужас", – в Олиных мыслях засквозил страх однажды стать такой вот неуклюжей калошей. "Но нет, я за собой слежу!" – эта мысль прозвучала как мантра, Ольга знала, что роды её фигуру попортили. Ей стало грустно. Мужчины уже давно не смотрели с восхищенным любопытством Ольге вслед. Она больше не чувствовала этих взглядов. Алёша! Ох, как она боялась утратить и его интерес к себе! Но у Алексея был свой секрет. "Главное – регулярно в тебя заново влюбляться, – говорил он словами художника-портретиста. – Понимаешь? Увижу тебя как-то по-новому, влюблюсь – и моё Чувство к тебе посвежеет! Для меня это так важно!" И Ольга старалась почаще менять ракурсы. Дорожила этим Алёшиным свойством. "В конце концов он тоже уже не мальчик!" – Ольга вспомнила, что в последнее время ей стало сложно раздвигать ноги на ширину его бёдер. "Спокойная сытая жизнь! Зато когда я ложусь щекой на его живот, мне удобно", – Оля имела в виду косточки таза Звонарёва.
Наконец, соседка подошла к её машине:
– Не подскажете, как шлагбаум открывается? А то первый раз выезжаю в этом году…
Женщины не были знакомы.
– Приложите карточку с серому квадратику слева, – Ольга изо всех сил старалась, чтобы её голос не звучал снисходительно.
Соседка последовала совету, шлагбаум открылся. Но оказалась, что "шестёрка" уже встала сама по себе на сигнализацию. Пока женщина отключала её и заводила двигатель, шлагбаум успел опуститься по cut-of-time’y. Ей снова пришлось вылезать из "Жигулей" и возвращаться к "серому квадратику", потому что подъехать к нему поближе тётка не догадалась. Шлагбаум снова открылся, но она запуталась с педалью сцепления, "Жигули" заглохли, шлагбаум опустился. Ситуация становилась комичной. С третьей попытки ей удалось справиться и со шлагбаумом, и с машиной, и женщины друг за дружкой подъехали к выезду на улицу. Поток был интенсивным в обе стороны, и "шестёрка" заморгала левым "поворотником". Кто-то сердобольный из правого потока остановился впустить её на улицу, но в потоке, двигавшемся слева, добреньких не нашлось. Наконец, терпение лопнуло и у правого потока, и улица снова замельтешила в обе стороны. Ольга разглядела в зеркальце, как сзади уже выстроились две машины, ожидая очереди выбраться в город. "Безнадёжно!" – Ольга ощутила ярость в груди. Дождавшись "окна", достаточного для её купе, она кик-дауном обогнала слева неуклюжую "шестёрку" и устремилась направо в сторону супермаркета.
Злоба на соседку никуда не делась, тем более что Ольга прозевала момент, когда нужно отключить подачу наружного воздуха в салон, и впереди ползущий автобус наполнил её машину выхлопными газами. "Блин!" – выматерилась она мысленно, понимая, что не успевает сбросить скорость перед лежачим полицейским. "Успела-таки!"
– Ничего себе лежачий полицейский! – воскликнула она. На этом месте она всегда говорила эту "магическую фразу", потому что надолб на асфальте был такой высоты, что даже Алексей на своей "эмэльке" с высоким клиренсом переезжал его по диагонали, каждым колесом по очереди. Ольге тоже иногда удавалось не стукнуться подвеской. На какие машины рассчитывали дорожные таджики, наращивая надолб, оставалось московской тайной. Собственный обычай говорить одно и то же на этом самом месте убедил её, что в мире всё по-прежнему. Ольга довольно легко погасила в себе и ярость, и озлобленность и решила куда-нибудь позвонить. Между работой и мужем она выбрала мужа. Ей захотелось услышать в его голосе уверенность. Но Алексей не ответил. "Обычно он по даче ходит с телефоном. Странно". Ольга выдержала паузу длиной в один светофор и перезвонила снова.
И снова.
Номер не отвечал.
Ольгу охватила тревога.
2003 год, 27 октября, понедельник, утро.
Алексей проснулся на Олиной подушке от тяжести наваливаемой на него одежды. Совершенно голая Ольга, не замечая, что он проснулся, увлечённо выбирала колготки. Вот у неё в руках оказалось две новые упаковки, а на лице выразилась трудная борьба.
– Чулки лучше! – подал голос Алексей, и она ему улыбнулась.
– Эти? – Оля показала узор тех, что были в левой руке.
– Да! – Алёша ощутил, что снова в неё влюбился, вот в этот простенький момент, когда она так забавно выбирала чулочки.
Ольга неподвижно любовалась светом Чувства из его глаз. Но, опомнившись, начала натягивать на себя чулочки, по-прежнему не надевая трусов, дразня, поставив согнутую в колене ногу на его половину кровати. Алексей не повёлся на демонстрацию, потому что смотреть ему хотелось, а вот шевелиться нет. Ольга надела блузку и, повернувшись к зеркалу, принялась за макияж.
Вид Оли в одних чулочках… "Ой-ой-ой!" – Алексей зашевелился, но теперь не повелась Ольга. Она всё так же пристально всматривалась в свои губы.
Тогда Алёша вскочил и стремительно поцеловал её чуть выше ложбинки между ягодицами.
– Хорошо-о-о-о! – Ольга потянулась, выпячивая попку навстречу новым поцелуям, но помаду не бросила. Алексей выпрямился и коснулся "лучиком" обнажённой полоски её бедра. Он не стал ждать полноценной эрекции, а аккуратно развернул Ольгу к себе попой. Она послушно наклонилась, и он мягко проник так, словно "лучик" уже знал, где окажется "пусечка". "Динь-динь по-быстрому", – вспомнил Алексей её термин и подумал о том, что это она у него переняла умения подбирать ёмкие лаконичные формулировки всему.
Звонящий мобильник показал номер Карена:
– Босс? – такое обращение радостно возбудило Алексея. – Можете возвращаться.
– А что там?
– А ты совсем не в курсе? – Карен снова вернулся на "ты".
– Не-а.
– Акции снижались всю неделю. Видимо, инсайд, на который мы рассчитывали, ещё где-то просочился. Мы ничего не делали с позицией. А в субботу Ходора арестовали. Сейчас у нас уже плюс сорок миллионов.
– Неплохо, – Алёша заметил, что прибыль превысила максимальный расчётный убыток, вызвавший истерику у Кирюхина.
– У нас сейчас другая проблема.
– Какая?
– Боссы теперь бздят, что контрагенты не захотят исполнять вторые стороны "репо". Раз бумаги упали и сожрали "дисконты". На фига им теперь они такие дешёвые? Проще оставить себе наши рубли и заплатить копеечный штраф.
– Русский бизнес.
– Ага, и за репутацию при таком фестивале никто волноваться не будет.
– А сильный фестиваль?
– Сильный. Валится всё.
– Ну, нужно внимательно обсчитать каждую "репо"-сделку, и, если есть угроза, что дисконт кончился, пора начинать зондировать контрагентов, – мысль Алексея прервалась, он лихорадочно думал, а Карен молчал.
– Можно потребовать от них довнести дисконт…
Карен перебил:
– Мы думали про это – правовых оснований нет…
– Или попросить исполнить "репо" досрочно.
– Приезжайте и сами договаривайтесь. У вас же связей побольше, – Карен снова перешел "на вы".
– Угу, – Алексей вдруг понял, что ему нравится сидеть у Оли дома и работать с холстом. Он с сожалением посмотрел на портрет.
– По крайней мере, даже если не требовать досрочного исполнения "репо", вы поговорите и поймёте, кто из них "ху"? И может нас кинуть? – Карен настаивал.
– Да, окей, – Алексей позволил себя уговорить.
"Я скоро вернусь", – пообещал он картине, чувствуя, что мысли уже оторвались от красок, кистей и деталей…
– Она ушла – исчезло вдохновенье, и три рубля, должно быть, на такси, – вслух процитировал Алексей Высоцкого и стал собираться.
2003 год, 27 октября, понедельник, день.
Но на работе никакой запарки не было. Все нужные переговоры закончились быстрее, чем ожидал Алексей. Контрагенты недооценивали масштабы происходящего на рынке обвала, считая, что ситуация не кризисная, и снижением цен нужно пользоваться для возможности купить. Ольга обрадовалась, увидев его в коридоре, но ничего не сказала. Своей "эмэльки" возле банка Алексей не обнаружил. "Видимо, маскируется ещё", – решил он.
Кирюхин встречаться с ним не захотел. Романенко зашёл к ним в зал. Настороженно поздоровался с Алексеем, но фамильярничать не стал. Эйфорию казначейства по поводу успеха "медвежьей игры" высшее руководство не разделяло.
– Позже поговорим, – многозначительно сказал предправления, и настроение Алёши упало.
– Может, я… домой? – задал вопрос Алексей, понимая, что поведение Романенко насторожило сотрудников и опустило настроение в зале. Никто не ответил, и Звонарёв стал собираться. На выходе его настигла Олина эсэмэска: "Подожди, вместе поедем".
Ольга догнала его на углу квартала:
– Я решила: нечего тебе в такую погоду пешком таскаться. Алексей оглядел кроны деревьев, над ними мельтешила первая метель, он улыбнулся Оле. Настроение улучшалось:
– А ты сегодня… симпатичная!
Его впечатлило виденное им чёрное строгое платье без рукавов, сейчас прикрытое пальто.
– Ты тоже! Ах! – в каком костюме был Звонарёв, под кожаной курткой тоже понять было нельзя.
Смотреть на Олину фигурку за рулем джипа было забавно. Чтобы со своими 166 сантиметрами роста доставать до педалей, она настроила сидение в крайние переднее и верхнее положения, занимая минимум места в салоне. Зато как изменился её характер! Управляя "пыжиком", она никогда так залихватски не выпрыгивала из-под троллейбусов. Не подрезала "газельки". Мощный двигатель "эмэльки" изменил её стиль вождения и взгляды на жизнь. Теперь перестраиваясь, она почти не смотрела в боковое зеркальце. "Носорог подслеповат, но при его весе это не его проблемы, – с удовольствием подумал Алексей, любуясь Олечкой, которая уверенно вела огромную машину. – А за собой я такой перемены характера не замечал. Просто "эмэлька" – моя первая машина".
Алексей пересказал ей разговор с Романенко:
– В общем, мне придётся уволиться… Да, всё здорово получилось, но недисциплинированность дол-жна быть наказана. "Выже поставили под угрозу весь банк", – этих слов Алексей не стал передавать Ольге. Она так и так всё понимала и беседу не поддерживала.
– Я тоже решила написать заявление.
– Почему? – Алексей искренне удивился, – Твои же дела в гору идут!
Зазвонил мобильный.
– Мы "переворачиваемся", – Алексей даже не сразу понял, кто ему звонит. Голос "скандинава" Виктора звучал солидно и самодовольно, – Боссы просили передать.
– Ок, спасибо.
– Мы вам ещё перезвоним, когда пересчитаемся.
– Хорошо, – Алексей дал отбой и, не попадая пальцами в кнопки, принялся искать в "контактах" мобильник Карена. Позвонил: – Пора переворачиваться, – он тоже не стал здороваться.
– Ага! – Карен бросил трубку.
Алексей не успел повернуть голову в сторону Оли, как снова услышал звонок Карена:
– Боссы не хотят. Сказали: "репо" кончатся, позиции закроем, и хватит игр.
– Ну, им виднее, – Алёша почувствовал, что ему вдруг стало всё равно, что дальше будет с банком. И тут же решил вернуться на работу – привезти заявление на увольнение…
2003 год, 3 ноября, понедельник, вечер.
Осознавать себя безработным было непривычно и противно. В прошлый раз пауза между работами длилась неделю и тоже сильно напрягала Алексея. А тут! Денег не было. Сбережения Алексей решил оставить Светлане, разводом с которой занимался специально нанятый адвокат. Сидеть на шее у Оли было совсем неуютно. Рассчитывать на получение бонуса от Кирюхина было наивно. Но на разговор с Кареном Алексей решился. Тот с пониманием отнёсся к трудностям бывшего уже начальника, и пообещал поговорить с народом на предмет сброситься и поддержать. Но бонус ожидался не раньше конца января. Ещё Алексея занимала мысль, потянулся ли за ним шлейф слухов по рынку о причине его ухода? Любые гадости могли помешать трудоустройству. Щедрые намеки о будущем банке раздавали скандинавы, но иностранцы уж очень медленно запрягают. В общем, на семейном совете они с Ольгой решили ждать до февраля, и только потом начать заниматься резюме. А пока Алексей всецело отдался картине.
В этот вечер у них обоих было совершенно беззаботное настроение. Ольге предстояла завтра подписать обходной. Сильнее всего её объявленному уходу расстроился Николай Николаевич. Хотя они не сталкивались тесно по работе, тот чувствовал людей и понимал, что с Карповой из банка уйдёт что-то живое и освежающее… Он и позвонил Звонарёву рассказать новости и поделиться печалью. Алексей внимательно выслушал собеседника, радуясь, что хоть кто-то не в курсе его связи с Олей.
Оля и Алексей готовились отметить её увольнение походом в ресторан, когда снова объявился Виктор и попросил о встрече. Кафе, которое они выбрали, было просторным, светлым, и Виктору не понравилось. Тот нервничал, крутил головой по сторонам и спешил.
– Вот… выполняю поручение руководства, – он протянул Алексею листок и покосился на Олю. То, что она была рядом, ему тоже не нравилось.
Алексей уставился в распечатку экселевской таблицы – она ему была непонятна.
– В общем, мы заработали восемнадцать миллионов. Ваша доля – десять процентов, Виктор как можно небрежнее толкнул по полу спортивную сумку к ногам Алёши, – извините, в дипломат не влезли.
– Сэкономить решили? – попробовала пошутить Ольга. – Ей не нравилось чувствовать себя лишней. "Купюры пятитысячные не могли подобрать, что ли?" – зло подумала она, считая, что речь идёт о рублях. Её бестактная шутка повисла в воздухе. Виктор дёргался, а Алексей пребывал в прострации от удивления.
– Вот как? Спасибо. Действительно большое спасибо. Не ожидал, – пояснил он своё удивление.
– У них философия такая – любая помощь, даже дружеская, должна вознаграждаться, – пояснил позицию скандинавов Виктор.
– Признайтесь, они знали заранее?
– О чём?
– О том, что России вот-вот повысят инвестиционный рейтинг.
– Видимо, знали, – Виктор пожал плечами и сказал как само собой разумеющееся: – Вы же понимаете, что все самые успешные сделки на рынке так или иначе связаны с инсайдом. Никто в этом не сознаётся, но все этим охотно пользуются. И на Западе тоже. Фарисейство.
– Да, вы правы, – Алексей вдруг вспомнил проект Карена. – Даже когда инвестбанк организует у себя брокерский деск, его задача собрать как можно больше клиентов, чтобы видеть, куда двигаются капитальные потоки. Тогда можно "цеплять свои ордера паровозом" за клиентскими заявками. Тоже по сути инсайдерская торговля.
Алексей вдруг заметил, что разговаривает сам с собой.
– Ну, я пойду? И вы тоже не засиживайтесь. – Виктор снова тревожно оглянулся.
– Да, конечно. Ещё раз спасибо, – Алексей кивнул головой, продолжая не верить своей удаче.
Поторопить Ольгу допить кофе он не решился.
С совершенно оглушённым видом они уселись в "эмэльку".
– А что там? – решилась спросить Ольга, намереваясь узнать: рубли в сумке или доллары?
– Доллары, – понял её вопрос Алексей.
– Ого! Миллион восемьсот тысяч долларов! Покажи! – потребовала Ольга, в её глазах мелькнула узкими фарами купе-BMW шестой серии – Никогда столько не видела!
– Надо было в ревизию кассы сходить. На Новый год, – буркнул Алексей добродушно. – Может, дома?
Но Оля уже расстёгивала сумку, стоявшую у ног. Салон наполнился запахом краски, купюры были новенькие, хотя и затянутые в резинку.
– Brand-new [50] , – констатировала она. – Ты теперь богат!
– Мы богаты! – уверенно сказал Алексей.
Они почти приехали, когда он оглядел критически неказистую хрущёвку, где они ютились. С раздражением он представил коридор, заставленный старой мебелью, пропахшей шестидесятыми годами прошлого века, по которому им сейчас предстояло идти к их двери. Его передёрнуло. "Что-то мне не хочется заниматься деньгами. От стресса ещё не отошёл, что ли? – он посмотрел на совершенно счастливую Олю. Похоже, она не верила, что "мы" он говорил серьёзно. – И от картины опять отвлекусь".
– Оля, – подчёркнуто серьёзно сказал он. – А давай я поручу пристроить эти деньги тебе!?
– Ты что, дурак? – она была серьёзна. – Во-первых, они твои, – настаивала она. – Во-вторых, я же… баба. Ещё голова закружится!
– Ну, не кокетничай. Хочешь, серьёзно?
– Да! – Оля подобрала ноги на кресле, приготовившись слушать комплименты.
– Я считаю, что ты своим умом, мудростью, дашь сто очков многим мужикам.
Оля молчала, но улыбалась.
– Мне, например. Ты гораздо трезвее меня!
Она начала беззвучно смеяться.
– И машину водишь лучше! И зарплата у тебя была больше!
– Была, – Олечка поняла, что он действительно говорит то, что думает. – Ну, тогда сначала квартиру купим. А то я мимо Яузы не могу спокойно ездить – мутит.
Алёша засиял, и, стесняясь, Ольга спросила:
– Можно плохое сказать?
– Говори! – Алексей сжал кулаки.
– Меня с работы не отпускают. Проверка ЦБ пришла. Все хором просят ещё задержаться. И Кирюхин.
– Ну, задержись.
– Ты не обиделся? Вдруг тебе неприятно.
– Это же было твоё решение уходить за компанию со мной. Чисто женское, – Алёша ухмыльнулся. – Я не возражаю. Тебе виднее, как быть.
Он преданно посмотрел ей в глаза:
– Правда! – и, видя, что она удовлетворилась его ответом, сменил тему: – И что проверка?
– Трудно будет. Те времена, когда проверяющие в выписке из Bank of New York искали корреспонденцию с кассой уже прошли [51] . Будут искать "дырки". Наверняка найдут.
– А твоя роль в чём?
– А фиг его знает? Найдут, чем занять. Буду скреплять ксерокопии скрепочками. Странный он.
– Кирюхин?
– Да.
– Ну, если бы мы были на его месте, тоже бы странными кому-то казались.
– А вообще они – скоты.
– Кто они? Проверка? – уточнил Лёша.
– Да. То есть понятно, что у людей служба и "работа такая", но в обычном бытовом общении они просто излучают ненависть к нам всем. На личном уровне. Разговаривают сквозь зубы, словно еле сдерживаются, чтобы не нахамить.