Алексея искренне тронуло это письмо, присланное запиджипированным е-мэйлом. Он несколько раз перечитал его, смакуя каждое слово. Он вспомнил свои слова про Большую Любовь. Вдруг ему надоели свои сомнения относительно Чувства. Их Чувства. С Олечкой было всё ясно. Её уносило им. Алексей чувствовал себя стоящим на берегу. Мысленно он оглядывался назад, на оставленную в К. семью. Вспомнил циничные слова своего друга Игоря: "Хороший левак укрепляет брак". "Нет, я так не умею. Пусть меня тоже уносит. Это так сладко". Он прислушался к своей совести, вспомнил Капельку. "Им ведь будет больно, если узнают. Они ж совсем не виноваты". Здесь никакого решения не было. "А с другой стороны, что хорошего в моей семейной жизни? Тоска!" – он нашёл себе правдоподобное оправдание. "Но всё же, это – не самая веская причина. Самое главное здесь – Любовь. Какая-та очень важная незримая нить, нас связавшая. Надо будет с Олечкой поговорить. Мне так хорошо с ней, что аж дух захватывает". Алёша вдруг обнаружил, что думает о новой встрече с Ольгой. "Хорошо, что горячей воды ещё нет, а то домой ко мне она идти отказывается. Наверное, стоит предложить сауну. И дешевле, и паспорт предъявлять не надо. "Нет, определённо с ней нужно поделиться! – хотя всё его естество внутри головы шумно протестовало. – С любовницей нельзя обсуждать жену!"
2008 год, 20 октября, понедельник, утро.
Согласно установленным им самим правилам, Алексею следовало начинать продавать облигации и наращивать долю акций в портфеле. Акции стремительно падали на плохих новостях от банков. Покупать их сейчас означало "ловить падающий нож". С этим можно было повременить, но существовала другая проблема. Облигации, которыми владели Алексей и его клиенты, или стоили шестьдесят-семьдесят процентов от номинала (в лучшем случае), или вообще не торговались. Кризис поразил в первую очередь этот рынок. Перекладываться в акции означало избавляться в первую очередь от ликвидных бумаг, потому что с остальными вообще ничего нельзя было сделать. "Это как выпалывать из огорода хорошие растения, оставляя сорняки, – Алексей вспомнил вычитанную где-то чужую мысль. – Не хочется. Пусть акции подешевели в три раза и будут дешеветь дальше, всё равно фиксировать убыток по облигациям в тридцать-сорок процентов стрёмно. И что делать? Сесть на руки?" Хуже было другое.
Алексей просмотрел отчёты брокеров. "Какие из них правдивые?" Клиентыуже сообщали ему, что они, продав бумаги, не могут вывести деньги с брокерских счетов и точно так же не могут перевести бумаги из одного депозитария в другой. Алексей позавчера попробовал сделать аналогичную операцию [26] . С тем же результатом – ничего не произошло. Это означало только одно: отчётность сфальсифицирована, никаких активов уже нет, обслуживающий Алексея брокер продал все его бумаги, а деньги потратил на затыкание своих "дырок". "Вот это совсем плохо! И понять, кто из брокеров выживет, а кто – нет, сейчас никак не возможно. Можно снять трубку и начать трепать им нервы, как треплют нервы остальные".
Алексей посмотрел на сумму потенциальных убытков. Будущее банкротство обслуживающих его брокеров эта цифра не учитывала. "Что делать?" – Алёша ощутил прилив жаркой ярости, который сменился ощущением липкого опутывающего бессилия.
Встал и подошёл к окну.
2003 год, 27 мая, вторник, день.
а я люблю тебя всем цветочком
"До чего же приятно получать от неё такие признания!" – думал Алексей над Олиной эсэмэской. Почему-то было печально. Алексей брёл по улице в сторону аптеки, опустив глаза в асфальт, и глупо улыбался сам себе.
"Вот оно! – подумал Алексей. – Лучшая аллегория дня. Москва – вот эта девушка в сиреневом "Мерседесе", которая задом втискивается на тротуар между других машин, распихивая пешеходов. Они, привычные к такому обращению, не обижаются, да она их и не видит. Девушка в этот момент разговаривает по телефону. Слов не слышно, но глаза!.. Глаза не выражают ни злобы, ни ярости к собеседнику. В них запечатлена какая-то неистовая решительность. Кто она, что она? – Неважно! Вот зафиксировать бы её в это мгновение и потом нарисовать! Будет симпатичный коллаж!" Алексей заулыбался сам себе, потому что у него уже один такой коллаж был. Однажды, гуляя по Красной площади, он успел щёлкнуть на мобильник девушку, с досадой пытавшуюся вытащить каблук, застрявший между булыжников брусчатки. Досаду выражало не её лицо, ракурс был обычным для Алексея – сзади, а вся её выгнутая фигура. Коллаж назывался "Наша страна" и должен был символизировать обновлённую Россию, застрявшую в камнях древней площади со строгими башнями. Когда-нибудь из фотографии должна была вырасти картина, а пока она хранилась где-то в глубине компьютера в ожидании вдохновения. "Нет, – решил Алексей, – ещё одна картина, где героиня повернута к зрителю спиной, это перебор".
Вдруг его взгляд наткнулся на пару женских ножек, бойко вышагивавших впереди. Туфельки были скошены внутрь и этим портили девушку. Алёша вздохнул, выплюнул комок тополиного пуха и поднял глаза выше. Попка была упругой и тем компенсировала первое негативное впечатление. "Ну какое мне до неё дело?" – девушка почувствовала попой его взгляд. Или не попой? и, проходя мимо витрины магазина, скосила глаза в стекло, критично оценивая себя. "Вот этот взгляд, которым женщины смотрят на себя в зеркало… Например, когда обновки примеривают… Что-то в нём есть. В этом взгляде. Необычное. Строгое. Может, в этот момент они видят себя именно такими, какие они есть на самом деле? Без маски? Перед тем как примерить новый образ?" – Алёша вспомнил, как смотрит в зеркало Олечка. "Интересно". Вдруг Алексей решил себя одёрнуть. "Послушай, Лёха! Вот ты таскаешься по городу с видом сытого мартовского кота. Со звенящими опустошёнными яйцами. Вечером у тебя будет снова свидание с феерической девушкой, которую любишь ты сам и которая любит тебя, балбеса. Ну чего ты на других заглядываешься?" Отвечать на этот вопрос самому себе совершенно не хотелось, и он вошёл в аптеку.
Алексей стоял в очереди вторым. Старушка перед ним просунула список аптекарше:
– Боря! Боря! Ты куда? – её внук бодренько носился вдоль длинного прилавка. Выставленного на витринах лекарственного многообразия он не видел, и ему было скучно.
– Вам "Физиотенз" в какой дозировке? 0,2 или 0,4 миллиграмма?
– А какой лучше?
– А какой вам врач назначил?
– Давайте в большей. Боря, вернись!
– Вот это? В капсулах или порошок?
– В капсулах.
Разговор явно затягивался. За спиной Алексея уже кто-то встал.
Провизор назвала сумму:
– У вас два рубля будет?
– Сейчас поищу, – старушка принялась ковыряться в кошельке.
– Жёлтой мелочью возьмёте? – Алексей посмотрел на часы.
– Да, – старушка рассчиталась, взяла сдачу и, зажав вырывающегося внука ногами, принялась рассматривать содержимое пакетика с покупками.
– Ой, девушка, а "Афлубин" есть?
– Есть, – продавщица назвала цену.
Внук всё-таки вырвался и убежал на новый круг, старушка снова полезла в кошелёк.
– Ой. А вот это у меня уже есть, – она обнаружила в пакете лишнюю покупку. Аптекарь нахмурилась, потому что возврат лекарств не допускался правилами, и задумалась.
Очередь за спиной насчитывала уже четыре человека, Алексей не выдержал:
– А можно я куплю презервативов и пойду?
Старушка, не поворачивая головы, скосила глаза за спину и спросила сквозь зубы:
– Торопитесь, молодой человек?
– Ага. На работу спешу….
2003 год, 27 мая, вторник, вечер.
Ольга завизжала, впилась пальцами в волосы Алексея, судорожно отталкивая его жаркий язык от себя. Но её бёдра ещё сильнее сжали его голову, не отпуская. Такая противоречивость Олечкиного куни-оргазма уже стала привычной для Алёши, он подчинился и глубоко проник языком вглубь "пусечки". Та в этот момент источала новую порцию сока, а Алексей его по-настоящему любил. Он остановился, наслаждаясь пленом её лона. Здесь был свой особенный микромир, сочетавший вкус и запах любви, гладкость нежной внутренней стороны её бёдер, силу ног и цепкость её коготков. "Интересно, – подумал Алексей, – вот мне уже больше тридцати, почти полжизни прожил, а только сейчас я почувствовал себя настоящим мужчиной. Вроде всё делаю, как и раньше, теми же маршрутами, теми же движениями, – ан нет. Всё стало другим. Ольга придаёт моей жизни оттенок правильности. От этого я чувствую себя гораздо увереннее. Словно… Всё, что я делаю, я делаю для неё", – Алёша перефразировал Брайана Адамса.
Алёшу вдруг кольнуло открытие. Он слушал её оргазм и завидовал его продолжительности. Он попробовал собраться с мыслями и не смог. Слова в голову никак не хотели возвращаться. Просто он вдруг постиг глубину её ощущений в сравнении со своими. Глубина потрясала своим богатством. "Её оргазм и её сексуальность – объёмны. А мои – плоские", – Алексей, наконец, смог подобрать нужную формулировку. "А чего расстраиваться? – спросил он сам себя. – Это удел всех мужиков. Мы проще устроены, и удовольствия у нас проще. Просто наслаждайся сопричастностью к фонтану Олечкиных эмоций. Они – стоят того".
– "Динь-динь"?
– Это откуда? – Алексей лежал, привалившись плечом к Олиной правой ноге, а щекой прижимаясь к "пусечке". В это время он любовался родинками на её левом бедре. Родинок было четыре, они были сгруппированы попарно. Одновременно он гладил Олечкину ногу обеими ладонями так, что любимая возбуждалась.
– Смотрел кино с Гаррисоном Фордом? Недавно показывали, он играл летчика на каком-то Карибском острове. Так вот. Его подружка предлагала ему секс этим смешным словом "динь-динь"! – тараторила Олечка, когда она произносила "динь-динь", её голосок звучал мелодично, как всамделишный колокольчик.
Алексей насладился звуками её голоса и, поняв, что тупит, не реагируя на вопрос, задумчиво произнес:
– Динь-динь! – его голос прозвучал с хрипотцой, которая ему не понравилась. – He-а, я не смотрю телевизор, ты же знаешь.
– Ты это часто говоришь. Звучит как политическая позиция.
– Ага, – он ухмыльнулся. – А что там смотреть? Прогноз погоды, который не всегда точен? Новостей хватает на работе – в "Рейтере" и Интернете. Что нам показывают?
Стало видно, что он к этому монологу готовился. И Оля не стала отвечать на его риторические вопросы.
– Нам показывают пропагандистские сериалы про добрых милиционеров, которые мне в этой жизни пока не встречались. Или ремейки американских комедий, которые почти невозможно адаптировать к нашей жизни. Общий слоган всего кинотворчества: "Всё будет хорошо!" Помнишь избирательную компанию Ельцина?
Ольга не помнила, но согласно кивнула.
– Этим власти хотят затмить всю ту чернуху и порнуху, которая лилась с экранов в 90-е годы. Ну ладно. Их можно понять. Но мне зачем это смотреть? – Алексей собрался с мыслями.
– Обратила внимание, наверное, на эти сериалы? Герои не работают. Авторы не имеют никакого представления о том, чем живут обычные люди, – он помолчал, давая Оле время обдумать его слова, и согласиться.
– И в литературе – то же самое. Чем мы зачитываемся? Акунии, Глуховский, Лукьяненко. Мы читаем про выдуманные миры. А где наш мир? Помнишь, ты рассказывала мне про наскальные пещерные рисунки первобытных людей? А что останется в культуре от нас? Где произведения про героев нашего времени?
Вот захотят потомки через триста лет узнать, чем мы на самом деле жили, и где им об этом узнать? В книгах про вампиров? В сериалах про няню? Им достанутся выпуски наших новостей, состоящие из криминальной хроники, чрезвычайных ситуаций и выступлений президента. И будут они думать про нас: "Как они не боялись на улицу выходить?" Вот мне очень нравится Юрий Поляков, на закате СССР он писал прекрасные книги о своих современниках. А теперь? Он же ничего не знает о нас сегодняшних. И вот его не видно на прилавках. И так во всём.
Ольга нарушила молчание:
– А в машине ты что слушаешь?
– В основном классику и деловую литературу. Те книжки, которые сложно читать, лёжа на диване и за чашкой кофе. Вот, кстати, опять про триста лет. Пройдут они, произойдет масса событий, которые отодвинут наше время далеко-далеко в прошлое, загородят, так сказать. И наше время в восприятии потомков сольётся, например с XIX веком. И окажется, что про тот век они будут знать всё, потому что тогда жил и творил прекрасный бытописатель Толстой, а про наше время – фигушки, ничего, кроме рекламы. Грустно.
Оля зашевелилась, и Алёша понял, что отлежал её ногу. Он сместился вниз и залюбовался её ступнями. "Какие розовые и нежные подушечки пальчиков на ногах". Лёша поласкал их кончиками своих пальцев так, чтобы не было щекотно, а когда Олечка замурлыкала, принялся целовать их снизу. Её пяточку в этот момент он поставил к себе во вторую ладошку, заметив, что пяточка замёрзла.
Его монолог тут же вылетел из её головки, и Карпова едва снова не попросила "динь-динь", но Алексей ещё не закончил своей лекции:
– Кстати, слушал "Анну Каренину". Всё – то же самое. Женщины тогда и сейчас. Те же самые проблемы, наше время ничего нового не придумало. Ну, может, только бытовой техники было поменьше. Как и сейчас, она сидела дома, маялась от безделья и накручивала сама себя каким-то бреднями, – Ольга поняла, что сейчас он говорит про жену, потому что в его голосе прозвенели нотки раздражения.
Она возразила:
– Тогда женщина сильно от статуса зависела. И хотела бы чем-нибудь заняться, да нельзя было.
– Наверное, ты права.
– А твоя жена работает?
– He-а. Домашняя хозяйка, – Алексей старательно выговорил оба слова.
– Я тоже хозяйка! – закричала Олечка. – Только дикая!
Звонарёв засмеялся.
– А почему ты не рисуешь?
– Рисую, только с большими паузами. Вдохновение надо, – Алёша посмотрел на Олю с вызовом, но та не поддалась на провокацию.
– Просто если уж замахиваться, то на шедевр, а мне мастерства не хватает, – он попытался опередить взрыв её возражений. – Зачем плодить третьесортную живопись?
– Ты не прав! – голос Ольги прозвучал сокрушённо. Похоже, она на ходу передёргивала свою мысль. – Ты рисуешь не для кого-то, а в первую очередь для себя! Понимаешь?
– He-а. Зачем для себя? Я ж буду видеть свои недоделки, и меня будут раздражать всякие ляпы.
– Нет. Ну как тебе объяснить? – Ольга задумалась. – Вот посмотри, я сама себе сшила минисумочку. Да – неказистая. Но я такое удовольствие получила, когда шила её. Это – моё! Сам процесс творчества. Это же так важно!
Алексей понимал, что она сказала действительно что-то важное. Ему оставалась только согласиться и пообещать попробовать, но Олечка продолжала:
– Вот я в пробках вяжу. Если не читаю. Не себе – своей маленькой племяннице. Думаешь, ей нужны мои шарфики? – и тут же пояснила: – И свитера я вязать не успеваю – она растёт быстрее. Для себя, ради процесса!
Ольга вспомнила, каким у неё получался последний свитер. Пришлось постоянно довязывать рукава, которые несуразно удлинялись до тех пор, пока свитер вообще не стал мал девочке. И рассмеялась над собой.
– Хорошо. Обещаю взять себя в руки. И творить!
Солнышко вдруг осветило малюсенькие волосики на бедре Олечки. Волосики выгорели и выглядели такими беззащитно нежными. "Ух!". Кое-кто зашевелился от невыносимого желания прикоснуться язычком к ним.
– Хочу, чтобы следующий "динь-динь" был твой. Как ты хочешь.
– В смысле, я могу загадывать желание?
– Ну да.
– Надо подумать.
– Только недолго, – Ольга засмеялась и скептически посмотрела на "лучик". – Какую бы ты позу хотел попробовать?
– Ты сверху!
– Ну, это не самая моя любимая поза, хорошо.
– Ты сверху и сзади!
– А ты гурман! – Ольга задумалась и некоторое время молча играла с "лучиком" рукой. Вдруг она заметила, что Алексею уже всё равно, какая будет поза.
– Ножки с кровати свесь, на пол поставь! – скомандовала она. – Поуже!
Алексей подчинился, Ольга сама разорвала упаковку презерватива и деловито упаковала в него "лучик".
Алексей смотрел.
Ольга слезла на пол, повернулась к нему спиной и, пропустив его колени между своих широко расставленных бёдер, принялась усаживаться на "лучик" "пусечкой". Её спинка выгнулась, мелькнул кустик-зав лекунчик, губки "пусечки" раскрылись, "лучик" проскользнул внутрь – зрелище было вкусным. Ольга осторожно задвигалась на нём, осваиваясь. Похоже, сама она получала немного удовольствия, но Алёше уже было всё равно. Он совершенно не контролировал себя.
– Потише, обожди! – крикнул он, придерживая Олечку за талию. – Не хочу так быстро!
"Как скажешь", – подумала Оля, зависая над ним так, чтобы внутри осталась только головка "лучика". Она наслаждалась силой его ладоней на своём теле.
Алексей громко застонал, и она продолжила…
– Вот! Вот! Ещё! – начала она вслух задавать ритм, понимая, что поза не такая уж и бестолковая, что толк есть!
Алёша снова вскрикнул, и Оля должна была почувствовать, как "лучик" запульсировал у неё внутри, но не почувствовала. Она остановилась, насаживаясь поглубже. И обнаружив, что любимый бессильно лежит, запрокинув голову, спрыгнула с него и помчалась целовать его потный лоб:
– Спасибо, пусик! Всё-таки здорово, что ты не куришь.
– Да? А почему?
– Запах! Ты пахнешь просто обалденно! С ума схожу.
– Согласен. Запах табака отбивал бы… А так мы оба не курим, и это чудесно!
– Чудесно-расчудесно-о-о-о! – пропела Ольга.
– Знаешь, что самое главное в женской привлекательности?
– Что?
– Запах! Если женщина правильно пахнет… пахнет Моей Самкой… мне всё равно, какого размера у неё грудь и какие у неё ноги. Включается в мозгу какая-то химия, и воображение окутывает предмет любви волшебным ореолом.
– Какой ты циник!! И со мной тоже так? Я правильно пахну?
– Да! Ты-супер-как-пахнешь!
– И мои коленки тебе больше не кажутся толстыми из-за запаха!? – в её голосе прозвучало удивлённое возмущение.
– Да! – Алексей решил, что Оля играет, и продолжил гнуть своё.
– Хотя… – он деланно засомневался. – Ты с тех пор похудела!
Она догадалась, что он дразнит её, но прозвучавший штампованный комплимент всё равно подействовал приятно.
– Это мы просто тогда пирожками увлекались… Когда ты меня первый раз увидел… – Олечкин голос уже звучал сбивчиво, потому что Алексей принялся целовать её в шейку…
– Тогда был не первый раз, – Алёша прервался, решившись раскрыть свой секрет.
– А когда же был первый? – любопытство мешало Олечке наслаждаться его поцелуями, но Алексей считал, что недосказанность добавит интриги их любовной игре.
– Потом… потом…
2003 год, 10 июня, вторник, утро. Две недели спустя.
– Чем ты там занят?
– Да вот GPS купил – осваиваю.
– Что? Дорогу домой забыл?
– Нет. Определяю высоту над уровнем моря.