Дон Диего смолк, заметив,
Как и все мы, с опозданьем,
Что обед уже окончен
И что двор покинул залу.
По-придворному любезный,
Предложил он показать мне
Старый замок, и вдвоем
Мы пошли смотреть палаты.
Проходя по галерее,
Что ведет к дворцовой псарне,
Возвещавшей о себе
Визгом, лаем и ворчаньем,
Разглядел во тьме я келью,
Замурованную в стену
И похожую на клетку
С крепкой толстою решеткой.
В этой клетке я увидел
На соломе полусгнившей
Две фигурки, – на цепи
Там сидели два ребенка.
Лет двенадцати был младший,
А другой чуть-чуть постарше.
Лица тонки, благородны,
Но болезненно – бледны.
Оба были полуголы
И дрожали в лихорадке.
Тельца худенькие были
Полосаты от побоев.
Из глубин безмерной скорби
На меня взглянули оба.
Жутки были их глаза,
Как-то призрачно – пустые.
"Боже, кто страдальцы эти?" -
Вскрикнул я и дон Диего
За руку схватил невольно.
И его рука дрожала.
Дон Диего, чуть смущенный,
Оглянулся, опасаясь,
Что его услышать могут,
Глубоко вздохнул и молвил
Нарочито светским тоном:
"Это два родные брата,
Дети короля дон Педро
И Марии де Падилья.
В день, когда в бою под Нарвас
Дон Энрико Трастамара
С брата своего дон Педро
Сразу снял двойное бремя:
Тяжкий гнет монаршей власти
И еще тягчайший – жизни,
Он тогда, как победитель,
Проявил и к детям брата
Милосердье; он обоих
Взял, как подобает дяде,
В замок свой и предоставил
Им бесплатно кров и пищу.
Правда, комнатка тесна им,
Но зато прохладна летом,
А зимой хоть не из теплых,
Но не очень холодна.
Кормят здесь их черным хлебом,
Вкусным, будто приготовлен
Он самой Церерой к свадьбе
Прозерпиночки любимой.
Иногда пришлет им дядя
Чашку жареных бобов,
И тогда уж дети знают:
У испанцев воскресенье.
Не всегда, однако, праздник,
Не всегда бобы дают им.
Иногда начальник псарни
Щедро потчует их плетью.
Ибо сей начальник псарни,
Коего надзору дядя,
Кроме псарни, вверил клетку,
Где племянники живут,
Сам весьма несчастный в браке
Муж той самой Лемонессы
В брыжах белых, как тарелка,
Что сидела за столом.
А супруга так сварлива,
Что супруг, сбежав от брани,
Часто здесь на псах и детях
Плетью вымещает злобу.
Но такого обращенья
Наш король не поощряет.
Он велел ввести различье
Между принцами и псами.
От чужой бездушной плети
Он племянников избавил
И воспитывать обоих
Будет сам, собственноручно".
Дон Диего смолк внезапно,
Ибо сенешаль дворцовый
Подошел к нам и спросил:
"Как изволили откушать?"
Но эта история о печальной участи детей покойного короля Педро является чисто литературным ходом, возможно, писатель хотел показать, насколько относительны все разговоры о справедливости и жестокости в мире дворцовых переворотов, а возможно, что оба короля стоили друг друга.
На самом же деле судьбы детей Педро и Марии де ла Падилья известны и никакой тайны не представляют. Всего у них было четверо детей – три дочери: Беатрис (1354–1363), Изабелла (1355–1394), Констанс (1354–1394) и сын Альфонсо, инфант Кастильский (1359 – 19 октября 1362 года). Он умер за семь лет до воцарения Энрике Трастамарского. Две их дочери были замужем за сыновьями Эдуарда III, короля Англии. Изабелла была выдана замуж за Эдмунда Лэнгли, первого герцога Йоркского, а на Констанс был женат Джон Гонт, первый герцог Ланкастерский. Так что корни Алой и Белой розы, породивших знаменитую войну, тоже растут из этой истории. Среди потомков Марии де ла Падилья – все короли Англии, начиная с Эдуарда IV Английского и до Генриха VII.
Дон Педро и Дон Жуан
Испанская легенда о Дон Жуане – одна из самых
популярных средневековых легенд. К ней обращались крупнейшие поэты и писатели едва ли не всех европейских стран: в Испании – Тирсо де Молина, во Франции – Ж.-Б. Мольер, в Англии – Д.Г. Байрон, в Германии – Э.Т.А. Гофман, в России – А.С. Пушкин, А.К. Толстой, А.А. Блок, в Украине – Леся Украинка.
Дон Жуан – личность историческая. Сведения о нем содержатся в одной из хроник его родного города Севильи. Исторические факты почти полностью совпадают с легендой, за исключением обстоятельств таинственной гибели Дон Жуана, которую легенда приписывает вмешательству потусторонних сил, а хроника объясняет вполне реальными причинами.
Дон Жуан Тенорио жил в XIV веке и принадлежал к одной из двадцати четырех самых знатных фамилий Севильи. Его отец, Алонзо Тенорио, был боевым адмиралом, участвовал в борьбе с маврами и погиб в морском сражении близ Трафальгара, сжимая в одной руке меч, а в другой – знамя.
Дон Жуан – младший сын отважного адмирала – был сверстником и другом детства сына короля Альфонса XI Педро. В 1350 году дон Педро вступил на престол и вскоре получил прозвание Педро Жестокий. Дон Жуан, по-прежнему остававшийся его другом, был возведен в придворное звание. Отличаясь дерзким бесстрашием, презрением к общепринятой морали, сластолюбием и бессердечием, Дон Жуан по малейшему поводу, а иногда и без оного, затевал многочисленные дуэли, из которых всегда выходил победителем, обольщал женщин – девиц и замужних дам, навлекая на них позор и принося горе многим почтенным семьям. Благородные севильцы не раз жаловались на Дон Жуана королю, но Педро Жестокий неизменно пренебрегал этими жалобами, поскольку и сам приветствовал такой образ жизни. Однажды внимание Дон Жуана привлекла дочь командора Гонсалеса де Ульоа – донна Анна, и он решил похитить девушку. Ночью Дон Жуан тайно проник в дом командора. Однако Гонсалес де Ульоа в это время еще не спал, между хозяином и незваным гостем произошла схватка, и командор был убит.
Король не мог оставить безнаказанным убийство столь знатного человека, и Дон Жуану пришлось покинуть Севилью. Командора похоронили в фамильном склепе в монастыре Святого Франциска, а над его могилой поставили каменную статую. Родичи убитого поклялись отомстить убийце. Чтобы заманить Дон Жуана в Севилью, ему отправили подложное любовное письмо с приглашением на свидание в монастырь Святого Франциска, и, когда Дон Жуан явился в назначенный час, убили его, а тело тайно закопали. Предполагая, что тайна может быть раскрыта, и опасаясь в этом случае гнева короля Педро, родичи Гонсалеса де Ульоа распустили слух о том, что Дон Жуан ночью пробрался в склеп и оскорбил статую убитого им командора. Но статуя вдруг ожила, схватила дерзкого нечестивца в свои каменные объятья и низвергла его в ад. Этот слух показался всем весьма правдоподобным, и история жизни Дон Жуана вошла в легенду именно с таким окончанием.
С легендой о Дон Жуане связан обычай, существовавший в Севилье еще в XIX веке. Очевидец описывает его так: "Каждый год на Масленицу во вторник устраивается процессия, во время которой несут Дон Жуана, с головы до ног одетого в белое, коленопреклоненного на белой подушке. По-видимому, это должно означать, что знаменитый севильский грешник при жизни не успел покаяться в полной мере и заканчивает покаяние всенародно теперь". Склеп и статуя командора погибли во время пожара в середине XVIII века.
Отношение к образу Дон Жуана в разные времена было различным. Дон Жуан из народной легенды – персонаж, безусловно, отрицательный, понесший наказание по заслугам. Таким же предстает он и в наиболее ранней литературной обработке легенды – пьесе испанского драматурга XVII века Тирсо де Молина "Севильский обольститель, или Каменный гость". В произведениях писателей более позднего времени Дон Жуан приобретает иные черты, превращаясь в трагического героя, стремящегося к недостижимому идеалу. Э. Т. А. Гофман в новелле "Дон Жуан" пишет: "Дон Жуан – любимейшее детище природы, и она наделила его всем тем, что роднит человека с божественным началом (…). Но (…) за врагом осталась власть подстерегать человека и расставлять ему коварные ловушки, даже когда он, повинуясь своей божественной природе, стремится к совершенному. (…) Враг рода человеческого внушил Дон Жуану лукавую
мысль, что через любовь, через наслаждение женщиной уже здесь, на земле, может сбыться то, что живет в нашей душе как предвкушение неземного блаженства и порождает неизбывную страстную тоску, связывающую нас с небесами. Без устали стремясь от прекрасной женщины к прекраснейшей (…), неизменно надеясь найти воплощение своего идеала, Дон Жуан дошел до того, что вся земная жизнь стала ему казаться тусклой и мелкой". А. С. Пушкин в "Каменном госте" рисует противоречивый характер: Дон Гуану (так поэт называет Дон Жуана) свойственны коварство и правдивость, холодный расчет и глубокое, искреннее чувство. Обращаясь к донне Анне, которую страстно полюбил, Дон Гуан говорит, что он слывет злодеем, извергом:
– О, донна Анна,
Молва, быть может, не совсем не права,
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так разврата
Я долго был покорный ученик,
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
Легенда о Дон Жуане послужила основой одного из величайших творений Моцарта – оперы "Дон Жуан". Кстати, итальянский композитор Г. Доницетти написал оперу "Мария Падилья", в которой разворачивается драматическая история Педро Жестокого и его возлюбленной.
Вопросы крови
"Вопросы крови – самые странные вопросы в мире" – так, во всяком случае, считал один загадочный литературный персонаж из романа М. Булгакова. А "вопросов крови" в этой истории хватает. Не той крови, что проливал Педро Жестокий, а той, что текла в жилах ее героев. Одна из легенд гласит, что причиной такой страстной привязанности короля к Марии де ла Падилья было то, что Мария на самом деле происходила из влиятельной семьи с еврейскими корнями и, будучи знакома с тайнами Каббалы (мистического учения в иудаизме), приворожила короля с помощью оккультных знаний. Якобы именно поэтому Педро Жестокий позволил занять важные должности, связанные с финансами, евреям, в частности пост главного казначея – дону Шмуэлю Ха-Леви, и его же назначил ответственным за сбор налогов по всей стране. Есть ли правда в этой версии?
Действительно, за финансы в правительстве Педро отвечали евреи, но такова была обычная практика той эпохи. В Испании это стало общим правилом, причем как в ее мавританской, так и в христианской части. Так, казначеем короля Альфонсо X (1221–1284) был дон Меир. В Кастилии дон Фернандо назначил в 1300 году начальником сбора всех налогов дона Самуэля. Такой же пост в Севилье занимал Иуда Абарбанель. Альфонсо XI (отец Педро Жестокого) учредил в 1332 году систему управления финансами, находившуюся целиком в руках евреев. В 1348-м им была поручена и чеканка монеты. Основа этого еврейского влияния всегда была одна и та же – наличие капитала. Как говорит историк Сесил Рот, в XI–XIV веках только евреи, как правило, владели капиталами. Чаще всего источником еврейских капиталов называют ростовщичество. Но гораздо большую прибыль, чем ростовщичество, приносило зарождающееся банковское дело – переводы капитала из страны в страну (эдакий средневековый "Vestern Union"). Две основные формы деятельности тогдашнего государства – война и строительство – почти целиком зависели от евреев. И не Педро и не Мария Падилья это придумали, христианский мир сам оставил евреям только эту возможность для жизни (им было запрещено вступать в гильдии, а все производство было в руках гильдий).
Что же касается вопросов о родословной и "пятом пункте" самой Марии, то это скорее всего тоже только легенда. Почему? Потому что благородные испанские семьи стали обзаводиться еврейскими генами несколько позже, и ответственны за это в большей степени правнуки Энрике Трастамарского – Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская, их Католические Величества, поставившие еврейское население перед выбором – крещение или смерть. Тогда среди еврейства все шире стало распространяться крещение и одновременно появился слой принявших христианство, но тайно исповедующих иудаизм, так называемых марранов. "Обращенные" (конвертитос) быстро заняли высокое положение в обществе. Испанский историк Амадор де Лос-Риос пишет, что благодаря бракам они быстро проникли в "высшую курию, как и в частные покои, королевские актовые залы и канцелярии, государственные органы, верхи управления финансовыми делами". Например, Шломо Ха-Леви, приняв при крещении имя Пабло де Санта Мария, стал великим канцлером, потом папа сделал его легатом всего полуострова. Под конец жизни он стал епископом Бургоса. Его брат был прокурором Бургоса, другой брат – душеприказчиком короля Энрике III, еще один брат – членом королевского совета, старший сын представлял королевство Арагон на Констанцском соборе.
Уже в XV веке множество дворянских семей, вплоть до высшей знати, имели в своих жилах еврейскую кровь. Но и сохранившие свою религию евреи играли значительную роль в государстве. Так, в конце XV века королевскими финансами управляли Абарбанель и Абрахам Сениор, оба исповедовавшие иудаизм.
Слияние высшей испанской знати и верхов еврейской общины зашло так далеко, что когда в 1492 году евреи были изгнаны из Испании, во главе изгнанных находился племянник короля.
Из этой, более поздней по отношению к Педро, эпохи берет и начало гонение на марранов и репрессии. А в правление Педро просто не было надобности прятаться за христианскую личину. На царствование Педро I Жестокого (XIV век) приходится высшая точка еврейского влияния, его двор называли "еврейским двором". Но постепенно еврейское влияние стало перемежаться периодами антиеврейских мер, а потом и таких кровавых репрессий, как Севильская резня 1391 года и другие. Все кончилось изгнанием евреев (исповедовавших иудаизм) из Испании в 1492 году и созданием инквизиции (в 1480 году), направленной в основном против марранов.
А до того в странах средневековой Европы евреи находились большей частью под прямым покровительством монарха и часто освобождались от юрисдикции местных властей. Во многих странах евреи обладали самоуправлением, собственным судом, имевшим право налагать любые наказания. Таким было положение евреев в мавританской Испании. В Португалии в XIV веке существовал единый глава общины для всего государства. Аналогично было положение евреев во Франции, Италии, Германии, Польше, Литве. В Англии король Генрих II издал так называемую "Иудейскую Хартию" (Харта Иудеум), согласно которой в тяжбе между иудеем и христианином необходимы были показания двух свидетелей: одного иудея и одного христианина. Во Франции наследник Карла Великого, Людовик Благочестивый, учредил для защиты евреев особую должность – магистер юдеорум. Эдиктом короля было запрещено крестить рабов, принадлежавших евреям. Согласно этим положениям христианин не мог обвинять еврея в суде, если не выставит еврейского свидетеля. Христианин, убивший еврея, наказывался смертью с конфискацией всего имущества. Если христианин подымал руку на еврея, то ему отрубали руку. Христианин, не поспешивший на помощь еврею, на которого напали, наказывался штрафом. Евреям гарантировалась беспошлинная торговля. Деньги в рост они могли давать прибылью до 173 %. Запрещались любые нарушения религиозной деятельности евреев. За оскорбление еврейского богослужения налагался штраф, за осквернение кладбища – смертная казнь. Обвинение в убийстве евреем христианского ребенка допускалось лишь при наличии трех христианских и трех еврейских свидетелей. Если суд признавал еврея невиновным, то обвинитель подлежал тому же наказанию, которому подвергся бы виновный еврей.
И, что называется, на десерт еще одна, последняя, загадка, которая касается Педро Жестокого, его отношений с маврами и союзника короля Эдуарда Черного Принца.
Тайна "королевского рубина"
Не менее загадочна и уж точно драматична история одной знаменитой драгоценности – "Черный Принц" – большого красного камня в форме бусины (вес примерно 170 каратов – 34 г), размером с куриное яйцо – в короне английской королевы Елизаветы II. Рубин Черного Принца – один из наиболее древних исторических камней драгоценностей короны, первые сведения о котором относятся к середине XIV века, когда он стал принадлежать британским королям. Про этот камень чуть ли не тысячу лет думали, что это рубин. Однако в начале 1950-х годов выяснилось, что это всего-навсего полудрагоценная красная шпинель.
Рубин Черного Принца выходит на "сцену истории" во владениях Абу-Саида, мавританского принца Гранады. В те времена шла Реконкиста – возвращение христианскими королевствами испанских земель, завоеванных маврами, которые создали на них мусульманские государства. В Кастилии тогда правил король Педро I Жестокий. Именно ему противостоял Абу-Саид. Но большая часть Гранады была захвачена, и Абу-Саид решил сдаться дону Педро на определенных условиях, для чего приехал в Севилью. Известно, что дон Педро хотел получить богатства Абу-Саида, и во время их встречи слуги дона Педро вероломно убили мавританского правителя. Труп был обыскан и в складках одежды нашли рубин Черного Принца, который дон Педро забрал в свою сокровищницу.
В 1366 году сводный брат дона Педро Энрике Трастамара начал борьбу за трон. Испытывая недостаток в войсках и силе для борьбы с Энрике, дон Педро заключил союз с Эдуардом – наследником английского престола, прозвище которого было Черный Принц. Победил Педро, и Черный Принц за свои услуги потребовал отдать ему рубин Абу-Саида. Таким образом этот рубин, получивший название "Черный Принц", попал в Англию.
От Черного Принца шпинель, в свою очередь, получил его сын Ричард II, а затем она перешла к Генриху V Ланкастеру. Во время военной кампании английских войск во Франции ГенрихУ носил шлем, украшенный драгоценными камнями, среди которых выделялся рубин Черного Принца. Легенда гласит, что камень ослепил герцога Алансонского в битве при Азенкуре, и это спасло жизнь Генриху V. Впрочем, более прозаическая трактовка событий сообщает, что 25 октября 1415 года в сражении при Азенкуре Генрих V получил удар по голове от герцога Алансонского, при этом Генрих чуть не потерял не только шлем, но и жизнь. Но сражение при Азенкуре было выиграно, и Генрих V сохранил не только жизнь, но и драгоценный шлем вместе с рубином Черного Принца.
Ричард III, как сообщается, тоже носил рубин Черного Принца на своем шлеме при сражении на Босвортском поле (1485), но это ему не помогло, и он погиб.
Камень затем перешел к Тюдорам, победителям в войне Алой и Белой розы. Королева Елизавета I сделала из него кулон, который очень любила. А Карл I переделал кулон в большую сверкающую пуговицу на свой камзол.