– Что вы, Сергей, какие могут быть извинения! Просто игровой эпизод. Вы были не вы – а свободный странник, а я – прислуга в трактире.
– Нет, дорогая волшебница. Это был не игровой эпизод, а жизненный. За что и прошу прощения.
– Такая откровенность мне тем более непонятна. Вы задались целью еще раз оскорбить меня?
– Лера, не обижайся. Я не могу больше лгать. Насколько я понимаю, это наша последняя с тобой встреча, о чем мне остается только сожалеть. Поначалу ты действительно была для меня муляжом, предметом для изучения женского характера. Я изумлялся твоему вероломству, не понимал, откуда в юной душе столько расчетливости.
– Теперь поняли?
– Да. Я понял, что это не расчетливость, а познание мира. Так малыш бросает на пол фарфоровую чашку. Он не знает, что она разобьется. Он лишь хочет посмотреть, как она падает.
– Вы снисходительны ко мне, – усмехнулась Лера.
– Не более, чем к себе. Я не имел права играть с тобой и тобой.
– Ладно, проехали, Сергей Сергеевич. Пора прощаться.
– Все-таки жаль, что ты поторопилась с замужеством. Надеюсь, мы останемся друзьями?
Лера ускорила шаг.
– Пиши мне из Германии, – не отступал Артюшов. – Электронный адрес ты знаешь. Я и телефончик могу тебе перебросить.
– Нет уж, спасибо. Вы отбили у меня охоту ко всякого рода перепискам навсегда. Особенно к переписке через Интернет.
Лера почти побежала, чтобы догнать Тео с Оливией. При ее приближении оба замолчали. Они как раз обсуждали инцидент на озере.
– А мы как раз говорили о новичках на полигоне, – нашелся Тео. – Как тебе игра? Ты смогла почувствовать себя персоной?
– Все о'кей.
Углубляться в обсуждение, да еще при Оливии, Лере не хотелось. С тех пор как она начала работать в журналистике, у нее не возникало желания быть кем-то еще. Она больше не копалась в себе, а слушала других. А потому Тео и его друзья казались ей еще большими несмышленышами, чем прежде. Они думают, что парят над чернью, над простыми обывателями. На самом деле бедолаги просто боятся настоящей жизни.
– А как наш писатель? Набрал впечатлений?
– Об этом лучше спросить его самого.
Но вести беседы было уже некогда. Впереди виднелись покосившиеся домишки, и палисадники, и двор, где горбилась белая машина Артюшова. Сергей поблагодарил хозяина дома за службу, вручив ему обещанное вознаграждение. Затем ребята побросали рюкзаки в багажник и не мешкая залезли в салон. Тео и Лера разместились сзади. Рядом с писателем села Оливия. Она куталась в шарф и старалась поменьше говорить, чтобы не кашлять. От деревни по проселочной дороге Артюшов вырулил на шоссе и дальше без остановки домчал их до станции.
Спустя неделю в "Городах и весях" появился увлекательный отчет Леры о ролевой игре в Карелии. Это был ее последний репортаж в родную газету – Лера уже взяла в издательстве расчет. Она устроила коллегам "отвальную" и внезапно поняла, как тяжело покидать коллектив, хотя отработала здесь всего ничего. За два десятка лет сознательной жизни Лера познала череду разлук и в последнее время расставалась с людьми, как пассажир с попутчиками в вагоне. Но на этот раз, в дружной команде сотрудников этого издания, Лера оставляла частицу своей души. Потому что именно отсюда начался путь Леры к себе, к своему призванию. Сможет ли она в будущем восполнить эту потерю? На прощание главный редактор, Станислав Евгеньевич, заверил начинающую журналистку, что будет ждать от нее новых материалов, уже из Германии.
А еще через несколько дней семейство Сакс в полном составе отбыло в чужую страну.
4
Поначалу жизнь в Германии показалась Лере праздником. Все было для нее внове, все необычно, красиво и радостно. Семейство Сакс поселилось в маленьком городишке на западе страны – в Хильдесхайме. Позднее, поколесив по Германии, Лера увидела ее главное отличие от России. В ее родной стране были две столицы, несколько больших городов и тысячи безликих селений, выстроенных без всякого плана. Совсем иначе здесь. Маленькие городишки казались игрушечной копией своих великих собратьев. Так и Хильдесхайм имел все признаки отдельного государства – ратуша, тюрьма, кирха, площадь для гуляний. И только на окраине города высились безликие серые коробки индустриальной эпохи.
В одном из таких домов, семейном общежитии, органы социальной опеки выделили жилье приехавшим русским немцам. Тео и Лера получили квартирку отдельно от родителей. Соседями по общему коридору были турки, малазийцы и другие эмигранты, частью и на новом месте поддерживающие свои обычаи. Поэтому временами в подъезде было шумно, а в квартире сверху раздавался топот пляшущих. Впрочем, управляющий домом призывал к ответу безответственных жильцов, и в квартирах вновь наступала тишина.
Совсем другой, неукоснительный порядок царил в исторической части города, там, где взбирались по холмам узкие, чистые улочки, мощенные гладким булыжником, – взбирались и снова сбегали вниз, где утопали в цветах стены двух-трехэтажных домишек с непривычными для глаз окошками, составленными из множества ослепительно белых рамочек. Там, где раскрывались игрушечные площади с причудливыми фонтанами в центре и уютными кондитерскими на углу, где элегантные пожилые фрау и господа толкали перед собой легкие тележки, служащие одновременно ходунками, корзиной для продуктов и скамеечкой для отдыха. Там, где соседи давно знают друг друга.
Вход в эту благочинную Германию был для эмигрантов закрыт. Однако разницу между двумя мирами – суетным скопищем приезжих, беззаботно потребляющих блага развитой цивилизации, и коренными гражданами, оберегающими покой и порядок, – ощущали только старшие Саксы. Юные не замечали зыбких границ.
Молодой семье назначили пособие, достаточное для безбедной жизни. Вскоре Лера и Тео купили велосипеды и теперь по выходным накручивали километры по городку и окрестностям. Следующим пунктом в плане покупок молодожены наметили роликовые коньки. Здесь ими увлекались не только тинейджеры, но и люди весьма солидного возраста. Благо мест для катания предостаточно, как и велосипедных дорожек. Однако, кроме праздников, существовали будни.
Для новых граждан непременным вхождением в общество считалось знание немецкой речи. Все, кто хотел обрести здесь настоящий дом, учили язык. На этом этапе дорожки Тео и Леры разошлись. Тео, неплохо владеющий немецким и до приезда в эту страну, стал посещать лекции по истории Германии в ближайшем университетском городе, Ганновере. Занимался он вместе с немецкими студентами. Каждое утро отправлялся из маленького Хильдесхайма в большой Ганновер на поезде и возвращался только к вечеру. Лера ходила в группу для начинающих рядом с домом, где большинство составляли пенсионеры из России или гастарбайтеры из третьих стран. Язык ей давался трудно. Она надеялась на помощь мужа, но не тут-то было.
Нет, Тео не отказывался помочь жене – у него просто не хватало времени. Лера просила мужа возвращаться домой пораньше, но бурная студенческая жизнь захватила его. Утром – лекции, днем – спортивные занятия, вечерами – совместный с товарищами просмотр футбольных матчей на большом экране в пивнушке. Хотя пивом Тео не злоупотреблял – едва тронутая кружка могла простоять перед ним весь вечер, – в разговорах и беседах он был неутомим. Возвращался домой легкомысленный муж поздно вечером и сразу заваливался спать.
Лера, возвратясь днем после курсов, прибиралась в доме, выполняла домашние задания по немецкому и садилась перед телевизором. Дневные передачи адресовались детям и пожилым и казались Лере скучными. К тому же она не вполне понимала, о чем идет речь в том или ином сюжете. Она брала роман на немецком языке и, продираясь сквозь хитросплетения чуждых падежей и глаголов, пыталась уловить интригу повествования. Но и это ей оказалось не по зубам. Читать же русские книги сейчас, когда она осваивает другой язык, не рекомендовали.
Однажды, преодолев запрет на русскую словесность, Лера написала очерк о достопримечательностях Германии – по выходным они с Тео уже объездили почти всю страну. Она тщательно выправила текст и послала его электронной почтой в родное питерское издательство "Города и веси". Ответ редактора обескуражил. Во-первых, тот выразил свое удивление по поводу ее обедневшего языка и никудышного стиля. Во-вторых, заметил, что статья и вообще пресная. В ней нет ни социальной остроты, ни скандала с участием звезд, ни хотя бы особенностей немецкого быта. Но описать все это Лера не могла. Она хотя и жила несколько месяцев в Германии, но все еще оставалась созерцателем, а не участником жизни. Врезаться в гущу событий, как это положено репортеру, ей не удавалось. Ведь у нее не было журналистской школы – только полугодовой опыт работы в питерской редакции. Да и там она работала среди друзей и коллег, а здесь оказалась в изоляции.
Декабрь тянулся очередным осенним месяцем – ни снега, ни мороза, только дожди да пронизывающий ветер. Лишь приближение Рождества и множество иллюминаций на улицах напоминало, что год подходит к концу. В первый день праздника Лера и Тео пришли обедать к родителям. Обменялись подарками, ни той ни другой стороне не нужными безделушками. Затем сели за стол. Валентина Владимировна, как всегда, постаралась на славу. Еды было много, и все получилось вкусным. Однако за столом хозяйка долго и нудно рассказывала, как нелегко выбрать нужный сорт мяса из нескольких десятков, представленных в универсаме. Как она с трудом учится отличать экологически чистые продукты от обычных, какая мудреная грамота – надписи на этикетках. Лера слушала вполуха. Ее эти откровения не занимали: Тео дома почти не питался, а готовить для себя интереса мало. Александр Манфредович ел жаркое, машинально похваливая жену, но его больше интересовал разговор с сыном. Он считал, что тому хватит уже расширять общий кругозор, а надо выбрать специализацию. Например, заняться социологией. Старший Сакс, имеющий большой опыт исследований, сумел и в этой, чужой для него, стране найти себе применение. Созданные им рейтинги привлекательности предприятий России вызывали интерес у возможных инвесторов. Агентство Сакса, невостребованное в своей стране, здесь пережило второе рождение. Тео вроде бы и не спорил с отцом, но всячески увиливал от ответа, не говоря ни "да", ни "нет". Ему очень не хотелось тянуть служебную лямку. Наконец, выполнив сыновний долг, Тео с облегчением покинул родительский дом. Лера радовалась вдвойне, что снова оказалась наедине с Тео. В последнее время они так редко бывали вместе.
Однако вечер с Тео не оправдал ожиданий Леры. Они разучились общаться один на один. Тео бесцельно слонялся по комнатам, присаживался на миг перед телевизором, вскакивал, бежал в кухню и вновь возвращался. Когда он в очередной раз присел рядом с Лерой перед телевизором, она попыталась привлечь его к себе, удержать на месте. Тео, тряхнув копной длинных волос, вывернулся, схватил лежащий на диване пульт и стал бесцельно нажимать кнопки. Большинство программ показывали рождественские служения или рассказывали о традициях этого праздника. Лишь на одном, молодежном телеканале шли кадры совсем другого торжества – веселого карнавала.
– Смотри, смотри! – оживился Тео. – Вот где мы с тобой обязательно должны побывать!
Лера повернула голову к телевизору. Карнавальное шествие, повозки, фигуры в причудливых костюмах – эти картины она часто видела по телевизору, оставаясь одна дома. Но все это веселье было где-то далеко и не касалось ее жизни.
Иначе думал Тео:
– Это прошлогодний карнавал в Кельне. Он опять состоится, уже в феврале!
– Тео, ты меня любишь?
– Мы обязательно должны принять в нем участие! Поедем вместе! Я разузнаю, где находится местное отделение карнавального комитета. Ехать, так в полном вооружении – иметь роль, подготовить костюм…
– Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме игр и карнавалов?
Лера вновь попыталась привлечь его к себе. Она припечатала поцелуем губы мужа, но он вырвался из объятий, вскочил с дивана:
– Ты примитивная женщина, без всякой фантазии. У меня даже желание пропадает, когда ты раскрываешь рот.
– А ты и вовсе не мужчина! – не осталась в долгу Лера. – Игрун и бездельник!
– Я – бездельник? А ты, ты… иждивенка! Присосалась к нашей семейке, а сама никого не любишь. Ни меня, ни моих родителей!
Тео выбежал в коридор. Вскоре хлопнула входная дверь, и в квартире стало тихо.
Лера смахнула набежавшую слезу. Одна! Опять одна!
Она послонялась по квартире. Достала пачку писем от мамы, перечитала часть. Увы, письма из России в Германию и обратно шли долго. Новости теряли актуальность, и переписка не приносила Лере удовлетворения. Да и могут ли мать и дочь понять проблемы друг друга? Мама большей частью жаловалась на неважное самочувствие. Лера отписывалась общими фразами о житье-бытье, не вдаваясь в детали своих отношений с мужем. А на душе скопилось столько горечи! И не с кем поделиться переживаниями. Ей просто требовалось сейчас выплеснуть кому-то свою боль!
Лера подошла к компьютеру, включила его. Образ Сергея Артюшова возник перед ее мысленным взором: великан с детским лицом и противоречивой душой писателя, наивной и коварной одновременно. Прощаясь с Лерой на игровом полигоне в Карелии, он просил писать ему, но она сказала себе: "Нет". Ведь однажды он использовал ее письма как сырье для своих романов. Но сейчас решила: пусть! Пусть ее печальный пример станет кому-то наукой.
Лера раскрыла почтовое окно компьютера – маленькое окошко на родину.
"Здравствуйте, Сергей. Не удивляйтесь, что я снова пишу вам. Душа моя не находит покоя. Мне кажется, я совершила чудовищную ошибку, уехав в чужую страну. Я и прежде делала немало глупостей, но эта ошибка – роковая, непоправимая. Я потеряла возможности. Я вышла замуж без любви, так и не узнав, что это такое. Я потеряла шанс стать журналисткой, а ведь уже сделала первый шаг. Сделала и отступила. Если хотите, опишите такую дурочку в своих романах, я не буду на вас в обиде. Но если дадите мне совет, как выдержать свалившиеся на меня горести, за какую соломинку ухватиться, буду вам благодарна.
Глупая Лера".
Лера перечитала письмо и стерла эпитет "глупая". Затем кликнула мышью, отправив письмо адресату.
После Рождества жизнь в Германии будто остановилась. Опустели магазины, обезлюдели улицы. Слабым эхом отозвался следующий праздник, Новый год. Тео и Лера провели его на дискотеке в молодежном клубе городка. В отношениях между молодыми супругами установилось хрупкое равновесие. Тео сожалел о своей горячности в рождественский вечер. Лера испытывала легкую вину, оттого, что вступила в тайную переписку с Артюшовым, хотя все было вполне невинно.
Писатель ответил быстро. Поздравил с Новым годом. Уверил, что Лера вскоре привыкнет к новой жизни, надо лишь немного потерпеть, учить язык, познавать обычаи страны. Эти нехитрые слова поддержки придали Лере сил и вселили надежду на лучшее будущее.
После Нового года Тео возобновил поездки в Ганновер. Однако лекции в университете он уже не посещал, и сдавать экзамены ему не требовалось, так как Тео был вольнослушателем. На новый курс он не стал записываться, решив, что хватит с него учебы. Как-никак диплом историка у него уже есть. Тео разузнал, где находится местное отделение кельнского карнавала, и активно пытался внедриться в это сообщество. И хотя Тео быстро сдружился с его участниками, на главные роли он рассчитывать не мог. Однако с энтузиазмом готовился к празднику. Знакомился с традициями карнавала, мастерил костюмы себе и Лере, разучивал марши и песни.
Лера была озабочена более прозаическими делами. Однажды, когда Тео, по обыкновению поздно, вернулся домой, она огорошила его новостью:
– Тео, я сегодня завалила зачет на курсах немецкого. Мне рекомендовали пройти его повторно.
– Это потому, что ты не общаешься с носителями языка.
– Я делаю покупки в магазинах.
– Делаешь покупки! Тебе достаточно положить продукты в корзину, а уж как получить с тебя деньги, продавец сообразит, говори ты хоть на китайском языке! Ты должна искать общение в другой среде.
– Но ты же отказываешься дома со мной на немецком разговаривать!
– Извини, Лера. Мне тоже отдых для мозга нужен. Все-таки мой родной язык, как и твой, – русский! Если хочешь, могу упражнения по грамматике проверить, но говорить – нет! Мы и так с тобой с трудом общий язык находим.
– Ночью, в постели!
– Хотя бы так! Кстати, а не поиграть нам сейчас в рыцаря и даму?
Тео подхватил Леру на руки и унес ее в спальню. В эту ночь она забыла обо всех своих обидах.