* * *
Когда, сидя за праздничным столом, Тёму уже вдоволь расспросили об учебе, о жизни в Москве, о родственниках, настала очередь рассказать и о местных делах. Анна Михеевна и Леля, которая снова работала в госпитале, наперебой говорили об успехах маленькой Вики, которая поражала всех своими талантами. Но главным событием в их жизни, конечно, было внезапное возвращение Марка. И то, что он им поведал, было похоже на одиссею.
…Когда его вновь перебросили через линию фронта, он возглавил диверсионную группу, которая пускала под откос немецкие эшелоны с войсками и боевой техникой. И однажды, возвращаясь на партизанскую базу, нарвались на отряд полицаев. Силы были слишком неравны, и его товарищи в этом бою полегли. Марка тяжело ранило в грудь, и он потерял сознание. Видно, полицаи были пьяны и, посчитав, что всех перебили, двинулись дальше.
Там бы он и нашел свой конец, но, на его счастье, мимо проезжал на подводе мужик. Он был добросердечным и верил в Бога. Заметив, что один из партизан очнулся и стонет, сжалился и, погрузив на телегу, отвез в местную больницу. У раненого извлекли пулю, которая слегка задела легкое, и продолжали бы лечить, поскольку держалась высокая температура, однако кто-то "стукнул" оккупантам, и за ним приехало гестапо. Его долго допрашивали, но Марк давно уже придумал, как будет себя вести, если попадет в плен. И действовал по своему плану.
- Попал к партизанам случайно, потому как деваться было некуда. Они нашли меня, когда с голоду подыхал, - плел он немцам в соответствии с придуманной легендой. - Но я как раз собирался от них драпануть, хочу добраться домой.
- А где твой дом и что там собирался делать? - допрашивал немец. - Говори правду! Мы ведь проверим.
Но с адресом у Марка был порядок. Его лучший друг жил под Брестом. Он там однажды гостил и назвался в гестапо его именем.
- Хотел заняться своим хозяйством, но, если надо, готов служить в полиции. Только у себя дома. У меня и сила есть, и стреляю метко, - "похвастался" он гестаповцу. - Вот только выздороветь надо.
Наверное, на немца большое впечатление произвела атлетическая мускулатура Марка, а не его беспардонное вранье. Что задумал немец, Марк так и не узнал, после этого допроса его перевели в немецкий лазарет, и там рана у него затянулась. Те русские, которые лечились вместе с ним, говорили, что немцы хотят их направить в так называемую "освободительную армию" генерала Власова, воюющую против своих. Однако до этого дело не дошло - вскоре им пришлось драпать из-за наступления советских войск, и всех выздоравливающих отправили в лагерь военнопленных.
Их погрузили в теплушки, и Марку еще с двумя пленными по дороге удалось бежать, используя методы, неоднократно виденные ими в кинофильмах. Потом они еще немало чего претерпели. Не раз были на волосок от гибели, пробираясь сквозь вражеские посты, укрываясь в лесах и сутками отсиживаясь в топких болотах, но все трое сумели выйти к своим.
- Меня и товарищей больше месяца проверял СМЕРШ, и одного заподозрили в измене. А нас двоих отпустили долечиваться, - закончил он свой потрясающий рассказ. - У меня нашли что-то с легкими, а у него оказалось плохо с почками: ему их в гестапо отбили.
Тёму ждала еще одна сногсшибательная новость. Нашелся отец Николки - милиционер Коршунов, и, более того, он работал в госпитале начальником продовольственной части.
- Всего месяц, как он у нас работает, - говорил Тёме отец. - Меня в штабе попросили взять безрукого. Мол, был радистом за линией фронта, имеет много заслуг, но отстукивать морзянку уже не может, - Сергей Ильич весело взглянул на сына. - Я решил с ним познакомиться, и каково же было мое удивление, когда оказалось, что это наш сосед по Лосинке "дядя Степа" Коршунов! Зная, что он не только герой, но еще и честный человек, тут же взял к себе начпродом, так как прежний совсем заворовался.
- Вот Николка обрадуется! Он так верил, что отец найдется, - вырвалось у Тёмы. - А не может Коршунов взять его к себе? Парень там совсем захирел.
- Это ты про его сына? - не сразу понял Сергей Ильич. - Так он тоже здесь. И совсем не похож на худенького. Можешь с ним повидаться!
Тёме очень хотелось немедленно отправиться в Брюховичи, но он все же сильно устал с дороги и пришлось, скрепя сердце, отложить встречу на завтра.
* * *
На следующий день, с утра пораньше, Тёма отправился в Брюховичи. До госпиталя, как ему сказали, было напрямик не более километра. Он пересек шоссе и вышел к железнодорожному полотну, обсаженному по бокам густыми кустами. Сквозь них не так легко было пробраться, но в одном месте люди уже протоптали довольно хороший проход. Миновав его, можно было выйти на грунтовую дорогу, ведущую по кукурузному полю к госпиталю.
- А молодой Коршунов на кухне. Где же ему еще быть? - с усмешкой ответил пожилой шофер. - Поварихам юбки задирает. Вот и вся его работа.
От него Тёма узнал, что друг его числится подсобным рабочим в столовой госпиталя, и прямиком направился туда. Он и правда нашел Николку на кухне в тот момент, когда тот растапливал большую плиту, а стоявшие рядом поварихи игриво с ним переговаривались. По всему было видно, что парень не скучает.
Николка кинул в печь последнее полено, закрыл дверцу, выпрямился, и Тёма не поверил своим глазам. Этот здоровяк лишь лицом напоминал друга его детства. Заморыш, которого он видел последний раз в Лосинке, вырос не меньше чем на десять сантиметров и раздался в плечах. "А еще отрицают генетику, - глядя на его чудесное преображение, пришло в голову Тёме. - Стоило начать хорошо питаться, сразу вытянулся. Отец-то у него длинный".
- Вот это да! - осознав, что Тёма ему не мерещится, восторженно заорал Николка и, одним прыжком очутившись рядом, стал трясти ему руку. - Ну и гульнем! Надолго приехал?
- Хочу от души тебя поздравить! То, что нашелся отец и теперь вы вместе, это здорово! - с жаром произнес Тёма. - Очень рад за тебя, честно! Ну и вымахал ты Никола! Вижу, и женщины тебя так же любят.
- Что верно, то верно! Любит меня ихняя порода. Вернее, мой инструмент, - без стеснения самодовольно ухмыльнулся Николка. - А вымахал потому, что еды стало вдоволь, да вот они, - небрежно кивнул на молодух, - стараются меня получше кормить, - подмигнул им, - в своих интересах.
Он любовно оглядел друга и восхищенно сказал:
- Ну и красивый ты пацан, Тёмка! Куда мне до тебя со своей ряхой. Правда, вырос не очень, - добавил с сожалением. - Так в Москве небось хавать было нечего?
- Это верно. Питался хреново, - согласился Тёма и самолюбиво добавил: - Но я еще расту. Думаю, что подтянусь.
- Так и будет! Ты, главное, здесь не теряйся, а я прослежу, чтоб мои телки, - кивнул Николка на молодух, - вам лучшую еду посылали.
Он прервался с таким видом, будто ему в голову пришла дельная мысль, и, понизив голос, сказал:
- Знаешь что? Познакомлю-ка я тебя с Катериной. Это наша официантка, и живет вместе с моими телками, - снова кивнул в сторону глазевших на них поварих. - У нее парень уехал, и она сильно расстраивается. Ну как, девоньки, - повернувшись, спросил игриво, - стоит познакомить моего друга с Катей? Сможет он ее утешить?
- А что? Он симпатичный, - сказала та, что повыше ростом и потолще.
- Катька будет рада. Уж больно скучает, - подтвердила другая.
- Тогда не будем терять времени. Катя как раз сейчас в столовой к обеду скатерти меняет. Пойдем! - позвал он Тёму, - я вас познакомлю, а вечером у девчонок отметим нашу встречу.
Помещение столовой соединялось с кухней крытой галереей. Когда они вошли в зал, Тёма увидел молоденькую девушку, напевая, она проворно стряхивала скатерти и вновь покрывала ими столы. У нее были темно-русые гладкозачесанные волосы, чуть вздернутый носик и стройная аппетитная фигурка. У не ожидавшего, что она так хороша, Тёмы сразу закралось в душу сомнение в том, что его ожидает успех. Но отчего же не попытаться?
- Катюша! - окликнул ее Николка. - Это - мой старый друг Тёма, сын нашего начальника. Хочет в тебя влюбиться и увезти в Москву.
- Ну прям, так сразу? - улыбнулась Катя, показав два ряда ровных, как жемчуг, зубов, и протянула Тёме руку. - А я почти что ваша землячка. Родители живут в Подольске, - ее зеленые глаза смотрели на него пристально и в них читался интерес. - Надолго к нам?
- До осени, - тоже с улыбкой коротко ответил Тёма. - Так что мы еще успеем надоесть друг другу.
- Ну, это произойдет еще не скоро, - вмешался Николка. - А пока вечерком соберемся у вас, Катюха. Надо отметить приезд моего друга.
По веселым огонькам, зажегшимся в Катиных глазах, было видно, что эта идея ей по душе, и Тёма подумал, что у него, пожалуй, нет оснований для пессимизма.
* * *
Тот летний роман с Катюшей Ветровой никогда не изгладится из Тёминой памяти, потому что она, по сути, была первой женщиной в его жизни, и лишь с ней он приобрел подлинный сексуальный опыт. Все, что происходило между ним и женщинами раньше, было слишком несерьезно. Видно, и он пришелся ей по сердцу, потому что Катя не только была с ним ласкова, но и терпелива. Она научила его всему: вести любовную игру, не торопиться, контролировать себя и чутко улавливать желания партнерши.
Их любовная связь началась с той самой первой вечеринки, устроенной в честь его приезда. Когда все сильно захмелели, поварихи, не обращая внимания на Тёму с Катей, которые лишь целовались взасос, не решаясь на большее, беззастенчиво затащили Николку на постель и, уложив, по очереди стали его "объезжать" с такими истошными воплями и стонами, что взвинтили и у них страстное желание до предела. Доведенная до исступления их примером Катя, убедившись, что и Тёма готов, молча увлекла его к своей кровати, и, быстро сбросив с себя одежду, они упали друг другу в объятия.
Лишь в первом часу ночи, когда страсти поостыли, все сообразили, что Тёму уже хватились, будут искать и может произойти скандал. Тогда вся компания неохотно оставила постели и пошла проводить его до Лончиков.
- Зачем это нужно? - хорохорясь, пытался возражать Тёма. - Я и один туда найду дорогу.
- Одного тебя запросто могут убить, а на компанию напасть не решатся, - резонно заметил Николка. - Что же - нам потом за тебя отвечать?
В том, что его друг ничуть не преувеличивал, Тёма потом убеждался не раз.
Он никогда не оставался на всю ночь у Катюши и часто возвращался домой в полной темноте. И почти всегда, когда переходил железную дорогу, из кустов раздавались душераздирающие вопли и крики о помощи. То ли там кого-то насиловали, то ли грабили, то ли убивали. С оружием у Тёмы проблем не было: носил в карманах аж два пистолета. Однако они вряд ли бы ему помогли, если бы в него выстрелили из кустов.
Тёма и сам понимал, что его любовная связь может стоить ему жизни, но владевшая им безудержная молодая страсть была сильнее рассудка. И всякий раз, мобилизуя все свое мужество и, несмотря на это, испытывая страх, он все же пересекал ночью проклятое место у железной дороги. Так продолжалось до тех пор, пока во Львов не вернулась и не встала на карантин прославленная 59-я армия. С бандеровцами быстро расправились, с уголовниками тоже, и жить в Брюховичах стало намного безопаснее.
Этот жаркий август был полон радости и веселья. Армия возвращалась на родину с богатыми трофеями. Все запасные пути вокруг Львова были забиты грузовыми составами, полными немецкого добра. Офицеры везли домой ковры, мебельные гарнитуры, пианино и даже легковые автомобили. Солдаты - вещи помельче: мотоциклы, аккордеоны, одежду и различную хозяйственную утварь. И все это - на законном основании, поскольку крупные трофеи оформлялись как "сталинские подарки".
Однако уставшие от тягот походной жизни и опьяненные победой воины везли также и нежелательные "подарки" - венерические болезни, подхваченные после окончания боев в Германии и по дороге домой, в Польше. Поговаривали, что в своей злобной агонии Гитлер распорядился нарочно заразить там побольше женщин, чтобы отомстить возвращающимся победителям. Вот почему армию остановили на карантин, и больные лечились, а все, кто был здоров, веселились и радовались жизни.
В доме у начальника госпиталя почти каждый вечер происходили дружеские попойки, в которых иногда участвовал и Тёма. Они возникали спонтанно, когда к Сергею Ильичу, венерологу по специальности, приходил выразить благодарность очередной офицер, вылеченный им от дурной болезни. Их подарки были очень щедры. Один полковник пригнал даже почти новенький "оппель", а Тёме достались веломотоцикл и прекрасный аккордеон "Хонер". Разумеется, отказать им в застолье его отец не мог.
С одним майором дважды к ним приезжала "хозяйка" их округи - секретарь райкома партии Мария Денисовна Задунаец. Молодая еще и очень эффектная женщина завела роман с майором и была влюблена в него по уши. Но майор плохо танцевал, и она выбрала своим партнером Тёму. В благодарность за удовольствие хозяйка района "по пьяной лавочке" подарила ему на память редкий по красоте златоустовский кортик, которым потом Тёма еще долго хвастал перед своими друзьями и товарищами пока, к сожалению, не потерял.
* * *
Как ни хороша была жизнь во Львове - настала пора Тёме возвращаться в Москву. С родными он распрощался в Лончиках, отец дал машину и послал проводить его все того же Карла. Поэтому на вокзал с ними поехала только Катя, которая никакого волнения из-за их разлуки не проявляла. Получив недавно объемистое послание от своего бывшего возлюбленного, она ходила задумчивая и, казалось, была даже рада отъезду Тёмы.
До отхода московского поезда оставалось еще много времени, и ему захотелось сделать ей памятный подарок. Заодно надо купить какие-нибудь львовские сувениры у поляков в частных лавочках, решил он. Ваське - хорошую зажигалку, дядьям по галстуку, а Стелле платочек. Катюша поможет выбрать.
Этот поход по магазинам запомнился Тёме скандалом в одной из лавок. Все произошло из-за того, что торговцы во Львове еще не отвыкли угождать покупателям. Когда они вошли в злополучную лавку, ее хозяин любезно выбежал им навстречу, мешая русские и польские слова.
- Цо желаемо панове? - произнес он с приторной улыбкой и обратился к Кате, расточая любезности. - Цо пани таке бляда? Пани естем здрава?
Его речь переводилась так: "Чего пан желает? Почему госпожа такая бледная? Ей нездоровится?" Но Катюша не знала по-польски и, оскорбившись, с размаху отвесила ему здоровенную оплеуху. Рассвирепев, хозяин разразился грубой бранью, из которой можно было разобрать лишь знакомое "пся крев", и стал выталкивать их из лавки. Ничего не понимая, Тёма тоже разозлился на поляка за это насилие и оказал ему сопротивление. Дело дошло бы до драки, если бы на шум не выскочила хозяйка, которая хорошо понимала по-русски. Разобравшись наконец, в чем дело, посмеялись, покупатели приобрели все, что было нужно, и они мирно расстались.
Путь до Москвы запомнился частыми вынужденными стоянками поезда из-за повсеместных торжественных встреч населением возвращающихся с фронта воинов-победителей. Радость встреч с обеих сторон била через край. Бойцам дарили цветы, их благодарили, обнимали и целовали. Люди пели под гармошки и трофейные аккордеоны. Тут и там возникали пляски. Некоторых встречали родные.
Люди искренне верили в то, что за все муки, которые им довелось испытать, будут вознаграждены достойной и счастливой мирной жизнью. И никому тогда даже в голову не могло прийти, что их справедливые ожидания будут жестоко обмануты и им не дадут воспользоваться плодами победы, добытой ценой неимоверных жертв и лишений.
Часть третья
Украденная Победа (1946−1955 гг.)
Глава 13
Эйфория победы
Первый послевоенный год проходил в обстановке эйфории от одержанной великой победы. Щедро награждались правительством и военные, и труженики тыла. За работу во фронтовом госпитале получил свою первую в жизни награду - медаль "За победу над Германией" - и Тёма. Сразу две получила Леля, ее участие в рытье окопов было вознаграждено медалью "За оборону Москвы".
Энтузиазма в учебе прибавило также возвращение из армии мобилизованных во время войны студентов. Влившиеся во второй курс фронтовики - уже взрослые люди, прошедшие суровые испытания войны, - сразу подтянули легкомысленный молодняк. Их серьезное отношение к занятиям заставило и остальных добросовестно учиться. Однако разница в возрасте и интересах была столь велика, что курс разделился на две части. Одну составляли бывшие фронтовики, которых главным образом интересовали политика и учебный процесс, а другую - молодежь, больше увлекавшаяся спортом.
Среди студентов-фронтовиков были замечательные личности. На одном курсе с Темой учились начальник полковой разведки Винокур и воздушный ас-истребитель Алкнис, а в одной с ним группе - Белянин, полный кавалер орденов Славы, воевавший в составе Войска Польского. В их институте училась даже знаменитая Валя Борц - член подпольной организации "Молодая гвардия".
И вполне естественно, фронтовики заняли все руководящие студенческие посты в профсоюзном, партийном и комсомольском комитетах, были назначены старостами курсовых потоков и групп. Лишь в Тёминой группе по-прежнему старостой осталась Рябинина, так как ее незыблемый авторитет был признан и деканатом, и влившимися в группу фронтовиками. Они сразу же по достоинству оценили ее твердый характер, честную и справедливую натуру.
- С такой девушкой я бы пошел в разведку! Не подвела бы, - выразил общее мнение Белянин.
Энтузиазм и серьезное отношение к занятиям фронтовиков здорово помогли их молодым товарищам в учебе, так как второй курс в МАИ был особенно трудным. Многие не выдерживали, и после весенней сессии обычно начинался "перелет птиц". Так в шутку называли переход провалившихся на экзаменах студентов из Авиационного в расположенный напротив Пищевой институт, учебная программа которого была намного легче.
Одним из предметов, являвшихся для многих камнем преткновения, был знаменитый сопромат, то есть курс сопротивления материалов. Шутили, что только сдав сопромат, студент получает право жениться. Наиболее трудным было решение разнообразных задач на построение эпюр распределения нагрузки, на которых студенты обычно и "засыпались". Однако благодаря регулярному посещению практических занятий, которые вела молодая и красивая, но очень строгая доцент Татьяна Ленская, в группе Рябининой с ними справлялись довольно уверенно.