* * *
Зимняя сессия далась нелегко даже Тёме, а его друг Вася Назаров едва ее преодолел. Было много зачетов и экзаменов, и один пришлось пересдавать, так как он, привыкнув быть отличником, не мог примириться с полученной им четверкой. А Василий - тот вообще перешел во второй семестр с двумя "хвостами".
Но это нисколько не омрачило им настроения, так как война стремительно подходила к концу, и все уже предвкушали близкий крах немецкого фашизма и окончательную победу над Гитлером.
Советская армия успешно освобождала Восточную Европу, а ей навстречу с юга и запада быстро продвигались войска союзников. Позже выяснилось, что Сталин, Черчилль и Рузвельт заранее договорились о ее послевоенном разделе, определив сферы влияния и зоны оккупации на Ялтинской конференции, и теперь спешили реализовать эти соглашения. Фашистская Германия оказалась в тисках и из последних сил оборонялась, мобилизовав и бросив в бой даже "фолькштурм": инвалидов, стариков и подростков. Но это была уже агония.
Судя по всему, правительство, уверенное в окончании войны, начало думать уже о мирном будущем. Об этом наглядно свидетельствовал состав студентов Московского авиационного института, совсем недавно вернувшегося из эвакуации. Если на старших курсах учились почти одни девушки, и хорошо, когда в группе был хоть один парень, то на первом все было наоборот. Так, Тёмина группа состояла сплошь из ребят, а девушек было всего трое: Вита Рябинина, Лариса Фельдман и Маша Бокова. Понятно, что отсутствие девушек на первом и парней на старших курсах флирту не способствовало. Студенты прилежно грызли гранит науки и занимались спортом.
Рябинину, очень серьезную и степенную и из-за этого казавшуюся старше своего возраста, сразу выбрали старостой группы. Под стать ей была и Лариса, которая оказалась мастером парашютного спорта, взрослее своих товарищей, и поэтому посматривала на них свысока. Одна лишь Машенька, белокурая и розовощекая, как ангелочек, была их ровесницей, за которой свободно можно было и приударить. Однако, воспитанная в строгих правилах, она быстро поставила на место всех "ходоков", и на курсе установилась спокойная деловая атмосфера.
Московский авиационный институт славился именитостью профессорско-преподавательского состава. Здесь читали лекции не только прославленные конструкторы самолетов, светила науки и корифеи воздухоплавания, но также многие авторы учебников по общеобразовательным предметам. Тёму поражало то, как интересно они преподносят свои, казалось бы сухие, науки. Особенной популярностью у студентов пользовались профессора математики Свешников и Гончаров. Они блестяще читали лекции и были оригинальны во всем: и внешне, и даже в личной жизни.
Свешников был видным мужчиной, похожим на киноартиста Николая Черкасова, но таким же долговязым и нескладным, как его Паганель в фильме "Дети капитана Гранта". Читая лекции, он непрерывно был в движении: бегал по аудитории, отчаянно жестикулируя, и если хотел почесать правое ухо, то почему-то делал это через голову левой рукой. Гончаров тоже был высок и строен, но очень рассеян и всегда небрежно одет. У него почему-то всегда на брюках одна штанина оказывалась короче другой, и иногда, начиная лекцию, он забывал, на чем остановился в прошлый раз. Профессора-оригиналы были друзьями, и столь близкими, что ходили студенческие байки о том, что профессора по рассеянности перепутали своих жен.
Довольно много хорошеньких девушек в МАИ попадалось лишь на экономическом факультете, и с ними можно было познакомиться на студенческих вечерах, которые регулярно устраивались в клубе института. Однако, несмотря на то, что у Тёмы отнюдь не угас интерес к прекрасному полу, полуголодное существование вкупе с напряженной учебой и активными занятиями спортом не способствовали амурным успехам, и в этот период не нашлось никого, кто потревожил бы его влюбчивое сердце.
* * *
Весной вернулся домой дядя Илья. Его разыскал-таки ставший уже инженером-майором НКВД Борис Наумов. Двигаясь вместе с наступающими войсками на Запад и строя укрепления там, где им приходилось переходить к обороне, он не переставал запрашивать все инстанции о пропавшем без вести брате. К запросам сотрудников компетентных органов повсюду относились с повышенным вниманием и в конце концов установили, что потерявший слух и память после тяжелой контузии старший лейтенант, которого безуспешно лечили в далеком алтайском госпитале, это - разыскиваемый Илья Ильич.
Чтобы убедиться, не произошла ли ошибка, Борис Ильич добился командировки в Барнаул за стройматериалами, и произошло чудо. Илюша узнал брата, и к нему вернулась память. Однако он по-прежнему почти ничего не слышал, и врачи настойчиво рекомендовали ему остаться в госпитале до полного излечения. Но старший брат на это не согласился, потребовав его направления в столичную клинику.
Илюше оформили инвалидность первой группы, и старший брат привез его в Москву. Однако энергичный инженер-майор на этом не остановился. Жить в Лосинке стало совсем плохо: старый барак совсем обветшал, крыша протекала, не было дров. И Борис Ильич, используя связи во всемогущем НКВД, сумел добиться, чтобы его брату, как инвалиду войны, дали в Москве комнату. Причем не где-нибудь на окраине, а в самом центре, в Кривоколенном переулке, куда и перевез его вместе с матерью.
Тёма прибежал повидаться с дядей-инвалидом, как только узнал об этом от Бориса Ильича, тот, не имея времени, сообщил ему все по телефону: он уже просрочил свою командировку и очень торопился.
До Кривоколенного от Покровки можно было пройти пешком минут за двадцать, а бегом еще быстрее. Переулок оправдывал свое название и на всем протяжении два раза сворачивал на девяносто градусов. Фасад дома, в котором теперь жили дядя Илья с бабой Адой, выходил на улицу Кирова, бывшую Мясницкую. Это была старая двухэтажная постройка, и в их квартиру с улицы вела отдельная дверь. Она состояла только из одной комнаты, но выше по лестнице была еще антресоль.
Илья Ильич узнал Тёму сразу. Он уже немного окреп и что-то мастерил за верстаком у себя на антресоли. Одним ухом дядя немного слышал. Увидев племянника, радостно заулыбался и крепко обнял.
- Ну и большой ты стал, Тёмка! - сказал он, отстраняясь и оглядывая его с ног до головы. - А я, по правде сказать, и не чаял живым вернуться.
- Да не очень-то уцелел, раз оглох и память отшибло, - покачал головой Тёма.
- Ты говори мне в это ухо да погромче, - попросил его Илья Ильич. - А то я не слышу. Лишь догадываюсь по губам.
…Весна наступила в обстановке всеобщей эйфории от побед. Фашистскую гадину добивали. Союзнические войска соединились на Эльбе. Уже германские города и столица гитлеровского рейха лежали в руинах, сам бесноватый фюрер был загнан в бункер, и наконец победоносная советская армия взяла Берлин и водрузила Красное знамя Победы над рейхстагом. Германия безоговорочно капитулировала!
Прогремели залпы победного салюта девятого мая. Что в этот день творилось в столице! И откуда взялось столько народу? Все прилегающие к центру улицы и площади заполнили толпы людей. Всюду счастливые лица. Казалось, радости и ликованию москвичей не было предела. Совершенно незнакомые люди целовались и обнимались. Повсюду кричали "ура", пели и танцевали.
Все стремились на Красную площадь к древним кремлевским стенам, к памятнику Минину и Пожарскому - символу изгнания иноземных захватчиков с русской земли. Площадь была запружена людьми до отказа. Там были и Тёма с Василием. Так же, как и всех, их переполняла гордость за свой народ, сумевший одолеть и повергнуть в прах жестокого врага. И не только изгнать со своей земли, но и освободить от его гнета другие народы. Но особенно счастливы были люди от сознания того, что каждый из них внес посильную лепту в эту великую победу.
* * *
В обстановке всеобщей радости и духовного подъема незаметно подошла летняя экзаменационная сессия. Она далась Тёме и его другу Назарову с еще большим трудом и нервным напряжением, чем зимняя. Недооценив зачет по марксизму-ленинизму, они пропустили много занятий и, хотя подготовились к нему хорошо, мстительный преподаватель принял его лишь с третьего раза, из-за чего в деканате их едва не допустили к сдаче экзаменов. Тем более Тёма ее успешно преодолел и вновь стал круглым отличником, пересдав на этот раз два экзамена. Василия тоже перевели на второй курс с одним хвостом, который он должен был досдать осенью.
К радости от успешного перехода на следующий курс прибавилось огромное счастье, которое они испытали, став свидетелями подготовки и проведения в столице парада Победы. Все, что они увидели и услышали в эти славные дни, врезалось в память на всю жизнь. Еще накануне в Москву стали прибывать войска, отобранные для участия в параде. Это были гвардейские части, в основном танковые, а также самоходки и мотопехота. Они выстроились длинными колоннами вдоль центральных магистралей, ведущих к Красной площади.
Погода подвела лишь в день праздника, когда пошел дождь, а накануне она была отличная, и москвичи любовались грозной боевой техникой и бравым видом овеянных славой гвардейцев. Многие подходили к участникам парада и подолгу разговаривали с солдатами и офицерами. Тёма с Василием пришли на улицу Горького, где стояла колонна знаменитых танков "Т-34", доказавших свое преимущество на полях сражений. Однако их поразила не столько техника, сколько свежий вид, уверенность в своих силах и боевой дух танкистов.
Это была уже не та армия и не те солдаты, которых видел Тёма в госпиталях. Она научилась воевать и побеждать сильного и умелого противника. А солдаты и офицеры, испытав вкус побед, были вполне готовы к новым сражениям с любым врагом, как будто за плечами не было столь кровопролитной и тяжелой войны. Это не поддавалось объяснению, это был факт.
- Так, как сейчас, воевать можно, - твердили они в один голос. - Когда, перед тем как идти в атаку, тяжелая артиллерия в сотни стволов взламывает оборону врага, огненным шквалом его выжигают "катюши", а сверху вдобавок бомбит авиация, не давая поднять голову.
- Но они же наносят ответные удары, - спрашивали любопытные. - Ведь и у них есть артиллерия, танки и авиация.
- Куда там! - весело отвечали фронтовики. - Немец уже совсем не тот. У нас теперь полное превосходство во всем, и особенно в артиллерии. Смеялись над нами, когда у них было все, а нам приходилось обороняться голыми руками. Но теперь фрицы драпают почище нас, хотя у них еще всего дополна!
- С фрицами все ясно, - говорили люди и осторожно интересовались. - А что, ребята, смогли бы вы вдарить сейчас по союзникам, если те зарвутся? Неужто у нас на это еще есть силенки? Неужто не надоело воевать?
- Нет вопроса! Конечно, домой хочется. Но если будет надо, так дадим по англо-американцам, что сбросим их в море почище немцев! - уверенно говорили бойцы, и по их суровым обветренным лицам было видно, что они отнюдь не шутят. - Наша армия сейчас намного сильнее.
Боевой дух солдат и офицеров людей радовал, однако новой войны никому не хотелось. Наоборот, все только и мечтали о счастливой мирной жизни. Через несколько дней друзья расстались до осени. Василий отправился к родным в подмосковную деревню, а Тёме предстоял более дальний путь. Он получил от своего отца документы, необходимые для проезда во Львов, где ему предстояло провести остаток лета.
* * *
Поезд выбился из графика и пару часов простоял в Киеве. Когда пассажирам объявили о задержке, Тёма даже обрадовался: появилась возможность прогуляться в центр города. Но та картина разрушений, которую увидел, добравшись до Крещатика, была ужасающей! Все прилегающие кварталы лежали в руинах. От когда-то прекрасных зданий остались одни кирпичные коробки. Говорили, что их взорвали отступающие немцы по приказу Гитлера.
- Ничего, мы заставим фрицев восстановить то, что разрушили, - говорили люди, работавшие на расчистке завалов. - Они нам заплатят за все сполна!
- Мы сделаем наш город еще краше, - с уверенным оптимизмом заявляли киевляне в ответ на сочувственные замечания приезжих. - Можете в этом не сомневаться!
Львов от войны практически не пострадал. Кроме того, у города был европейский вид и в нем еще оставалось много поляков. Их принудительно выселяли на родину, и поэтому настроены они были враждебно. Тёма пытался о чем-то спросить прохожих, по все делали вид, что не понимают по-русски.
- Не разумем, - мрачно бросали они на ходу и прибавляли шагу.
- Злятся они на нас, и за дело, - объяснил Карл, снабженец госпиталя. Сергей Ильич прислал его на джипе, чтобы встретил и доставил Тёму в Брюховичи. - Не по-людски это - выдворять людей из своих домов только потому, что поляки, да еще не давая возможности увезти с собой имущество. Бедолаги вынуждены все, что не помещается в чемоданы, продавать за бесценок.
Карл был довольно мозглявым брюнетом, говорил с акцентом и выдавал себя за испанского республиканца, бежавшего после победы генерала Франко.
- Я шпанец, - представился он Тёме, хотя больше походил на еврея. - Меня не брали в армию, но я добился, - горделиво выпятил куриную грудь, - чтобы скорее была гибель фашизму.
Показав сыну начальника оперный театр и другие достопримечательности города, Карл повез его в местечко Лончики, поблизости от села Брюховичи, в котором располагался их госпиталь.
- Ехать нам недалеко, и шоссейка хорошая, - рассказал он Тёме по дороге, боязливо оглядываясь. - Но ездить по ней небезопасно. Могут подстрелить!
- Это почему же? - удивился Тёма. - Разве от немцев не все здесь очистили? Неужто кто-то еще остался?
- Немцев-то прогнали, но за ними ушли наши войска, и здесь подняли голову бандеровцы - украинские националисты, - объяснил ему Карл. - Вот они и стреляют.
- А куда смотрит милиция? - возмутился Тёма. - Это же горстка бандитов!
- Их не горстка. У Бандеры была целая армия, - возразил Карл. - Ее разбили, и остатки вышибли в Польшу. Но в ней было много местных. Это отъявленные головорезы! - Он перевел дыхание и, боязливо округлив глаза, сообщил: - Местная власть слишком слаба и не может противостоять их террору. Они убивают руководителей-коммунистов и милиционеров. Председатели колхозов вынуждены платить дань дважды: и власти, и бандитам.
- Но почему не пришлют подмогу местной власти? - удивился Тёма.
- Не знаю, - удрученно пожал плечами Карл. - Наверное, ждут возвращения войск с фронта. Тогда этим бандерам будет каюк! А вот мы уже и приехали. - показал рукой на открывшийся за поворотом утопающий в зелени красивый дачный поселок, - Здесь, в виллах, квартирует командование госпиталя, а весь остальной персонал живет в Брюховичах - по ту сторону железной дороги.
Джип подрулил к высокому крыльцу двухэтажного особняка, и Тёма увидел вышедших встречать его родителей, Лелю с Викочкой и, к великому своему удивлению, машущего ему рукой Марка.