* * *
То лето в Узком выдалось особенно сухим и теплым. В такую отличную погоду дел у ребят было хоть отбавляй. Вместе со старшими сестрами Тёма ходил в походы по соседним рощам за грибами и земляникой. С близнецами Борисом и Глебом играл в прядки, в расшибалочку, катался на велосипеде. Отец им привез из Америки очень красивые, сверкающие никелем, с толстыми цветными шинами. Но и у Тёмы был детский велосипед "Украина", на котором он, фасоня перед девчонками, лихо раскатывал без рук.
Но самую большую радость доставляла дружба с хозяйкиным сыном Васькой - тот брал его с собой на рыбалку и отвести коней в ночное. Правда, сидеть подолгу с удочкой у Тёмы не хватало терпения, но зато нравилось ловить рыбу вершей. К радости его товарища, Сергей Ильич купил сыну настоящую, и мальчишки, тайком от посторонних глаз, ставили ее на ночь в укромном уголке пруда. Их добычей был в основном мелкий карась, но ребята с гордостью несли домой свой улов и с удовольствием уплетали хрустящие косточки - Анна Михеевна очень вкусно жарила карасей в сметане.
Что касается ночного, то это огромное удовольствие, которое Тёма познал впервые, выпадало ему не часто. Лошадей было мало, а деревенских мальчишек много и ему, как городскому, редко доставалась уздечка. Но уж когда везло, впечатление было незабываемое. Пацаны, сидя верхом без седел, неслись на пастбище галопом, представляя себя лихими красными конниками. Как всегда, в хорошем было и плохое. У тощих колхозных кляч были такие острые холки, что зады мальчишек стирались в кровь. Даже от редких поездок у Тёмы образовались струпья, и матери пришлось их лечить.
Тёма не был завистлив и не испытывал досады, когда не имел того, чем обладали его товарищи. Правда, у большинства из них и не было ничего такого, чему можно позавидовать. Но его соседи Борис и Глеб обладали тем, о чем он давно несбыточно мечтал. У них были духовые ружья! Добрые ребята, они по очереди давали ему пострелять в птиц и лягушек, но от этого еще больше хотелось приобрести свое.
- С ружьем даже не приставай! - отмахивался от его настойчивых просьб Сергей Ильич. - Оно слишком дорого стоит. Потом, эта прихоть у тебя быстро пройдет. Что ты с ним будешь делать зимой?
- Хочу стать ворошиловским стрелком! Я метче Борьки и Глеба, а у них есть, - не отставал от него сын. - Мне нужно! Чтобы лучше бить фашистов.
- Ну, положим, воевать тебе придется еще нескоро, - пришла на помощь мужу Анна Михеевна. - А пока можешь ходить в тир.
Однако никакие их доводы не могли утешить Тёму, так сильно ему хотелось иметь свое ружье. Казалось бы, его мечта была неосуществима, но совершенно неожиданно судьба ему улыбнулась. К ним в Узкое приехали снимать кино! Настоящий большой фильм с участием знаменитых артистов и, конечно, про шпионов. Назывался он "Ошибка инженера Кочина", а роль главного чекиста в нем играл сам Михаил Жаров.
Быстро возвели павильоны и поставили необходимые декорации для съемок, а отдыхающую публику, даже детвору, предприимчивые киношники использовали в массовке. Дело нашлось и для Глеба, и для Бори с Темой - им надлежало разъезжать на своих велосипедах туда-сюда перед павильоном, изображавшим придорожное кафе. А сестры вместе с другими дачниками сидели за столиками в роли посетителей.
То ли кадры движения на дороге впоследствии вырезали, то ли, может, они слишком быстро промелькнули, но, когда фильм вышел на экраны, разглядеть там Тёму было невозможно. И хотя товарищи в Москве, которых он заранее оповестил о своем дебюте в кино, из-за этого сочли его хвастуном, заработанных им денег вполне хватило на заветную покупку.
* * *
Со съемками кино у Тёмы было связано и другое яркое воспоминание. В это время к ним на дачу приехала отдыхать тетя Инна. Ей, красивой и яркой, конечно, предложили принять участие в массовке, и студентка института связи не отказалась от возможности немного подзаработать. Общительная и остроумная, она была на короткой ноге как с режиссерами, так и с артистами.
Даже сам Михаил Иванович Жаров приметил Инну и оказывал ей заметное внимание. Прославленный народный артист со всеми держался очень просто и в перерывах между съемками, сидя на лавочке, охотно фотографировался с участниками массовки. Огромного роста, он был в красивой форме чекистов - синих галифе и серой коверкотовой гимнастерке. У Тёмы осталось на память несколько таких снимков, которые он с гордостью показывал всем ребятам.
В один из перерывов Михаил Иванович фотографировался на лавочке со своими младшими коллегами из массовки. Справа от него сидела Инна, а слева - блондиночка Капа. Но Тёма заметил, что почему-то за талию он своей большой рукой обнимал только его тетю. Этого оказалось достаточно для того, чтобы она поссорилась с приехавшим их навестить Горбаком.
Тёма уже знал, что Николай Петрович ухаживает за тетей Инной и они в скором времени собираются пожениться. Их свадьба откладывалась только из-за того, что им пока негде жить. Свою квартиру Горбак оставил прежней жене, временно перебравшись к холостому товарищу по работе. Ему обещали дать новую, но он ее еще не получил. А в маленькой комнатке, которую занимала тетя Инна с бабушкой Верой, им было бы слишком тесно.
Николай Петрович подошел к съемочному павильону именно в тот момент, когда Жаров перед фотокамерой демонстративно обнимал его невесту, и ему это, по-видимому, не понравилось. Почти такого же роста, как Михаил Иванович, так же как и он облаченный в синие галифе и серую кеверкотовую гимнастерку, Горбак выглядел как двойник народного артиста.
- Инна! На одну минуточку, - громко позвал он ее издали.
- Коленька! - обрадованно воскликнула Инна, вскакивая с места.
Она подбежала к Горбаку и повисла у него на шее. Но суровый чекистский начальник не любил обнажать свои чувства перед публикой и, отстранив ее, язвительно произнес:
- Тебе по роли положено обниматься с Жаровым или это импровизация? По-моему, у вас сейчас перерыв.
- На сегодня у меня съемки закончены, - ответила Инна, словно не замечая его ревности. - Мы можем хоть сейчас пойти с тобой гулять.
- Ты не ответила, почему так нежна с Михаилом Ивановичем. Тебя располагает к нему наша форма? - честный и прямодушный, Горбак не умел лицемерить и носить обиду в себе.
- Уж не вздумал ли ты меня ревновать, Коля? - Инна поняла, что объяснения не избежать. - Ну как мне может нравиться актер в форме чекиста, - прильнула она к нему, - когда у меня жених - самый что ни на есть настоящий?
Характер у Горбака был жесткий, и обид он не прощал.
Он молча повернулся и зашагал к деревне - мимо поля, на котором уже колосилась рожь.
Тетя Инна немного постояла в растерянности и побежала его догонять, а Тёма последовал за ними, желая знать, чем кончится их ссора. Он видел, как она поравнялась с Николаем Петровичем, как они возбужденно спорили, отойдя к краю поля, а потом Горбак схватил ее, повалил, и они скрылись во ржи. Не на шутку испугавшись, мальчик бросился к ней на помощь, но, раздвинув высокие колосья, застыл как вкопанный, не зная, куда глаза девать. Ничего его тете не угрожало. Наоборот, на спине лежал дядя Коля, а она сидела на нем верхом и они с азартом, как он это уже хорошо знал, занимались любовью.
Боясь, что его заметят, Тёма хотел было ретироваться, но запретное зрелище было столь захватывающим, что оторваться не смог и, затаившись во ржи, продолжал наблюдать за их конвульсивными движениями. Он уже знал, что секс - это любимое времяпровождение взрослых, но многого не мог взять в толк.
В Тёме уже начинал просыпаться мужчина, и его все чаще стали посещать эротические фантазии. Все чаще ловил он себя на том, что глядя на девочек и женщин, испытывает вожделение.
* * *
Сергей Ильич Наумов ошибался, считая свое служебное положение выше, чем у академика Видова. Его еще ни разу не приглашали на поле Тушинского аэродрома, где ежегодно праздновали День Воздушного флота. А Валентин Мефодьевич отправился туда всей семьей на машине, да еще взял с собой и Тёму. Это был один из лучших советских праздников, проводился он в августе - самом сухом и жарком летнем месяце и, как правило, была отличная погода.
Обширное поле аэроклуба в Тушино было заполнено праздничной толпой приглашенных, а высокий берег Москвы-реки и железнодорожная насыпь также были усыпаны людьми, пришедшими целыми семьями полюбоваться воздушным парадом. Даже речные пароходы, став на якорь, ждали, когда начнется праздничное шоу. На специальной трибуне, защищенной от солнца, расположились почетные гости и члены правительства, а когда там появился Сталин, толпа пришла в бурный восторг.
Из репродукторов гремел марш воздухоплавателей:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки - крылья,
А вместо сердца - пламенный мотор.
И действительно, все, что происходило на празднике, было сказочно красиво.
Сначала запускали разноцветные аэростаты и воздушные шары, потом мастера высшего пилотажа показывали всевозможные фигуры, в том числе и знаменитую "мертвую петлю" Нестерова. Но настоящий гром аплодисментов раздался, когда в небе появились летчики-истребители, демонстрируя слаженный групповой пилотаж. В прессе их иначе не называли, как "сталинские соколы".
В перерыве между праздничными номерами Валентин Мефодьевич покупал всем ситро, бутерброды и мороженое. Царило веселое оживление, было очень интересно находить и разглядывать в толпе именитых гостей - известных артистов и героев труда, о которых тогда много писали и говорили. А завершился парад воистину феерическим зрелищем - выброской массового воздушного десанта. Сначала высоко в небе появились большие тяжелые самолеты, из них, как горох, посыпались крошечные фигурки парашютистов. Потом над каждой из них раскрылся цветной зонтик парашюта, и они плавно приземлились на поле аэродрома.
Этот праздник врезался в память Тёмы как одно из наиболее ярких детских впечатлений еще и потому, что совершенно неожиданно закончился для академика Видова большими неприятностями. Они уже собрались ехать домой и находились в машине, когда к Валентину Мефодьевичу, сидевшему рядом с водителем, подошел какой-то мужчина. Боязливо озираясь, словно он не хотел, чтобы это увидели, что-то быстро ему сказал и тут же, еще раз оглянувшись, растворился в толпе.
Обычно веселый и общительный, академик полдороги мрачно молчал, а когда сделали остановку и Борька с Глебом за компанию с водителем отправились в кустики по малой нужде, Валентин Мефодьевич коротко бросил жене:
- Плохи мои дела, Дарьюшка! В Узком меня уже ждут. Такой праздник испортили, мерзавцы.
- Кто тебя… ждет? - пролепетала перепуганная супруга.
- Будто не знаешь кто. Гепэушники. Снова дал трещину фундамент. Просто какой-то злой рок! Зря я связался с этой проклятой стройкой.
Его супруга Дарья Васильевна и сама сознавала, что это - конец, но все же попыталась подбодрить мужа.
- Только не надо падать духом, Валечка. Неужто ты, академик, не сможешь доказать, что не виноват в просчетах проекта? Сам же говорил, что грунт там ужасный. - И мягко добавила: - Ну снимут тебя с работы. Ославят. Сделают простым инженером. Жизнь на этом для нас не кончится.
- Если бы так, Дарьюшка! Если бы рассматривались только инженерные аспекты, - покачал головой академик. - Но здесь первую скрипку будет играть политика! Срыв строительства Дворца Советов - символа новой эпохи, народу не объяснишь только техническими причинами. Тем более что бытует мнение, будто это Богом проклятое место. - Валентин Мефодьевич, тяжело вздохнул: - Заранее предвижу, что объяснение будет одно - вредительство. В этом обвинят все руководство стройки и меня в первую очередь. В Чека состряпают фальшивое "дело", на что они большие мастера, и это означает конец. Не надо обманывать себя, дорогая!
До приезда в Узкое они больше об этом не говорили. Но в доме его действительно ожидали двое крепких мужчин в штатском. Академика увезли, и больше Тёма его никогда не видел. А через пару дней съехала с дачи Дарья Васильевна, и Бориса с Глебом он встретил лишь спустя много лет.
* * *
- Кто бы мог подумать - милый, обаятельный человек, и на тебе - оказался Главарем шайки вредителей, - недоумевал Сергей Ильич, читая газеты, сообщавшие о срыве стройки Дворца Советов по вине не дремлющего классового врага.
- Как бы и нас с тобой, Сережа, не начали таскать в ГПУ за соседство по даче, - тревожно отозвалась Анна Михеевна.
- Не должны, - постарался успокоить ее муж. - Всем ведь известно, что мы раньше и знакомы-то не были. Это и академик Газарян сможет подтвердить, - привел он убедительный довод.
- А ты веришь тому, что там и правда было вредительство? - с сомнением произнесла Анна Михеевна, понизив голос, хотя, если не считать Тёмы, в доме они были одни. - Не похоже, чтобы такой большой человек, всеми уважаемый академик был способен совершить диверсию. Ну зачем ему это было надо?
- Недаром говорят: чужая душа - потемки, - задумчиво ответил Сергей Ильич. - Конечно, человеку простому трудно понять, зачем люди, занимающие высокое положение, всем рискуют, чтобы добиться еще каких-то своих целей. Но ведь по радио передавали, что чекисты разоблачили поповский заговор, и это очень похоже на правду! Ты разве не слыхала?
Анна Михеевна штопала детям чулки, но, узнав эту новость, отложила свое занятие.
- Нет, и никто мне об этом не говорил. До сих пор много толкуют о том, что Бог проклял это место и не даст коммунистам построить там свой Дворец Советов. Выходит, цель вредительства - доказать народу, что так оно и есть? Я правильно поняла?
- В общем, да. Это вредительство представляют как поповскую месть за снос храма Христа Спасителя, - сообщил ей муж все, что знал. - Якобы представители так называемого "жеребячьего сословия", к которому принадлежит и академик Видов, решили не допустить возведения там Дворца Советов. Мол, поэтому он и стал во главе стройки, чтобы ее сорвать. - Сергей Ильич грустно посмотрел на жену. - Довольно логично построена версия, не правда ли? Валентин Мефодьевич и не скрывал, что его отец был архиереем, - криво усмехнулся он и неожиданно добавил: - Вот поэтому я ей и не верю!
- Да что ты, Сережа! Почему? Думаешь, чекисты ошибаются, подозревая вредительство? Веришь, будто и правда это место проклято?
- И место не проклято, и ничего они не подозревают, Анечка, - с горечью объяснил ей муж. - Насчет вредительства - это все злостные выдумки, чтобы оправдать провал строительства. Видов - честный человек! Грош мне была бы цена, как руководителю, если бы не умел разбираться в людях. Но какие-то инженерные ошибки академик явно допустил.
- А что тебя удивляет? - продолжал он. - Разве мало расстреляли достойных людей и за меньшие грехи, - он скорбно опустил голову. - У Мамеда тоже неприятности продолжаются. А ведь таких коммунистов, как он, на Востоке мало!
- Так что же это выходит? - еле слышно произнесла Анна Михеевна. - Неужели вредители завелись там, наверху?
- Скорее, беспощадные карьеристы, для которых жизнь человека - ничто! - нахмурился муж. - Им ведь нужно объяснить народу, почему допускается так много ошибок, почему до сих пор не видно плодов революции. Вот они и приносят в жертву часто ни в чем неповинных людей. Сейчас каждый может угодить в эту мясорубку!
- Но как же тогда они думают построить Дворец Советов, если пересажают специалистов? Ведь академик Видов у нас самый лучший?
- А я теперь не уверен, что его и правда хотят построить. Слишком дорогое строительство, а у государства есть заботы и поважнее, - с усмешкой ответил Сергей Ильич. - Думаю, они от этой затеи уже отказались, а вину за погубленные средства решили свалить на строителей.
Тогда Тёма счел его слова святотатством, даже мысли не допуская, что строительство Дворца Советов может не осуществиться. И лишь через много лет убедился, что отец оказался прав.
Глава 4
Враги народа
Середина тридцатых вошла в историю как "годы сталинских репрессий", однако остается вопрос - правильно ли связывать их беспрецедентно массовый характер с именем главы государства. Слишком очевиден карьеризм подлецов, засевших в тогдашних органах безопасности, которые, стремясь выслужиться перед вождем, искусственно раздували размеры оппозиции режиму и беззастенчиво стряпали клеветнические дела против партийных и советских работников.
Особенно преуспел в этом и сыскал мрачную славу нарком внутренних дел Ежов. Развернутая этим кровожадным карликом кампания по уничтожению партийно-хозяйственного актива и военачальников так и называлась: "взять врага в ежовые рукавицы". Несомненно, вина Сталина, и немалая, есть в том, что дал слишком большие права и ослабил контроль за НКВД, что и привело к массовому террору. Но, ликвидируя своих личных врагов и противников режима, дальновидный политик не мог санкционировать поголовное уничтожение руководящих работников высшего и среднего звена советской власти и тем более командного состава Красной Армии.