Она вспомнила, как Марк говорил ей о любви в покоях Юлии. Она вспомнила его гнев, когда она отказалась выходить за него замуж. У него была уязвлена гордость, но не сердце. И поэтому он проклял ее и ушел. Прошло много времени, и она встретила его только в тот день, когда они столкнулись возле общественных бань. После той встречи она уже не чаяла его встретить, и вот теперь ей вновь предстоит жить с ним под одной крышей. Ее охватил трепет - и необъяснимый восторг. Марк, возможно, никогда и не любил ее по-настоящему, зато она по-прежнему его любила.
- Прим думал, что Марк Валериан любит тебя, - сказал Прометей. - Он то и дело с издевкой говорил об этом Юлии. Как-то он сказал ей, что господин Марк приходит сюда, чтобы повидать не собственную сестру, а рабыню.
- Это неправда. Он всегда был предан Юлии. Марк всегда любил свою сестру. Он боготворил ее.
- Но он больше не любит ее.
Хадасса замолчала, недоумевая.
- Хочу верить, что он снова полюбит ее. - Она протянула к Прометею руку и дотронулась до его плеча. - Я каждый день буду молиться за тебя. Будь крепок в Господе.
- Я приложу к этому все силы.
- Он защитит тебя, - хрипло сказала она, не в силах больше говорить ни слова. Ее глаза уже были влажными.
Хадасса отошла от Прометея и вышла за ворота. Он закрыл за ней ворота и прислонился к ним лбом. "Боже, защити ее. Господи, не оставляй ее". Повернувшись, он поднялся по ступеням на опустевшую виллу, повторяя те слова, которые она ему только что сказала.
"Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…"
41
Марк выходил вместе с Юлием из триклиния, когда один из слуг пропустил в переднюю женщину с закрытым лицом.
- Рафа! - радостно вздохнул Юлий и направился к ней, оставив Марка одного.
Женщина стояла, опершись на свою палку, но протянула ему руку в знак приветствия.
- Юлий, хорошо выглядишь. Как госпожа Феба?
- С тех пор как ты последний раз была у нее, - без изменений. Мы и не ждали тебя сегодня вечером. Госпожа Феба отдыхает.
- Я служу госпоже Юлии.
- Так это ты? Госпожа Юлия сказала, что ожидает служанку, но я не думал…
- Это и понятно.
- Как же так получилось?
- Господь свел нас вместе. Где она?
- Когда она сюда прибыла, у нее сдали нервы. Господин Марк приказал принести ей в покои вина. Я присмотрел сейчас за ней. Она спит.
Марк подошел ближе, глядя на них с сардонической улыбкой.
- Как ты, наверное, догадался, она изрядно выпила и забылась крепким сном.
Сердце Хадассы забилось чаще, когда она услышала знакомый голос. Она взглянула на Марка, когда он остановился перед ней.
- Добрый вечер, мой господин.
Он смотрел на нее холодным взглядом.
- Я тебя не ждал.
- Но я же говорила тебе, что приду.
- Да… я помню. - Он нахмурился, чувствуя некоторую неловкость. - Только думал, что ты придешь завтра, или послезавтра.
- С твоего позволения, я поднимусь к ней.
- Как тебе будет угодно.
Она захромала к ступеням. Было видно, что она устала и страдала от боли.
- Рафа, подожди, - сказал Юлий, направившись к ней. Они тихо поговорили, о чем - Марк не слышал. Она положила руку ему на плечо. Юлий покачал головой и поддержал ее под руку. Марк наблюдал, как он помогает ей подниматься по лестнице.
Раздраженный прибытием этой странной женщины, Марк вошел в перистиль. Сев в том небольшом алькове, в котором ему часто доводилось сидеть с Хадассой, он прислонился спиной к стене. Закрыв глаза, он слушал шум фонтана. Эта женщина с закрытым лицом явно озадачивала его. От ее присутствия ему почему-то становилось не по себе.
Услышав звук шагов на лестнице, он открыл глаза и наклонился вперед.
- Юлий, я бы хотел поговорить с тобой.
Юлий прошел к нему через перистиль.
- Она пришла сюда пешком, - сказал он, подойдя к Марку. В его тоне слышалась нотка упрека.
Марк помрачнел.
- Я бы послал за ней паланкин завтра.
- Я слышал, что она ушла от Александра Демоцеда Амандина, но даже не представлял себе, что она служит госпоже Юлии. Удивительно!
- Зачем? Кто она такая, если всякий мог бы трудиться там, где она, и делать ту работу, которую делает она?
- Она Рафа, - нахмурившись, Юлий жестом подозвал одну из служанок и сказал, чтобы та отнесла поднос в покои Юлии.
- О! Рафа здесь? - воскликнула девушка с радостным удивлением.
Марк взглянул на нее. Неужели все в доме знают, что это за женщина?
- Да, - ответил ей Юлий, - и она останется здесь с госпожой Юлией. Внесите в ее покои еще один диван и проследи, чтобы там было достаточно теплого постельного белья. Рафа не просила теплого компресса, но я думаю, ей сейчас тяжело после такого перехода от виллы госпожи Юлии.
Марку снова стало досадно при повторном упоминании о том, что Рафа пришла сюда пешком.
- Скажи ей, что она может пользоваться нашими ваннами, - холодным голосом сказал он.
- Спасибо, мой господин, я думаю, она будет тебе очень признательна, - сказал Юлий.
Марк сердито посмотрел на него.
- И еще, Лавиния, - сказал Юлий служанке. - Рафа просила, чтобы никто из посторонних не знал о том, что она здесь. Скажи об этом остальным в доме. Рафа хочет, чтобы ничто не мешало ей заботиться о госпоже Юлии.
- Хорошо, я всем скажу. - Девушка поспешила из перистиля, и Марк не мог не заметить, какое у нее было радостное настроение.
- Можно подумать, что к нам в дом пришел сам проконсул, а не какая-то искалеченная рабыня, чье лицо никто толком даже рассмотреть не может, - с сухой насмешкой сказал Марк.
Юлий пораженно смотрел на него.
- Неужели ты ничего не слышал о ней?
- Меня здесь долго не было. Ты забыл? Поэтому у меня есть много вопросов. И один из них: Кто она?
- Она целительница. Я узнал о ней на рынке вскоре после того, как твою мать хватил удар. Мне сказали, что Рафа может исцелить одним прикосновением руки. И тогда мы обратились к ней за помощью.
- Видно, что она вовсе не та, за кого ее принимают, иначе мама давно бы уже встала, могла бы говорить и ходить.
- Сама Рафа тоже так говорит, мой господин, - быстро сказал Юлий, - но именно она смогла убедить нас в том, что твоя мать понимает все, что происходит вокруг. Другой врач, приходивший сюда, сказал, что лучше всего будет покончить с ее страданиями одной дозой цикуты.
Марк похолодел.
- Продолжай…
- Тот врач, который пришел с Рафой, тоже предложил умертвить твою мать как безнадежную. Рафа запротестовала. Она настаивала на том, что твоя мать в сознании, что ее ум, в отличие от тела, работает. И мы тогда оказались перед трудным выбором, мой господин. Что было лучше для твоей матери? Можешь себе представить, каково ей пребывать в таком состоянии? Я видел в ее глазах столько страха и отчаяния, но не знал, понимает ли она то, что вокруг нее происходит. Рафа настаивала на том, что она все понимает и должна жить. Рафа попросила нас оставить ее наедине с госпожой Фебой, и когда она потом разрешила нам снова войти в покои, мы увидели, что твоя мать пребывает в том состоянии, в котором она находится и сейчас. Что бы там Рафа ни сказала ей, или ни сделала, но это вселило в твою мать надежду. И еще важно то, что Рафа придала ее жизни смысл.
- Какой смысл? - спросил Марк, пораженный услышанным.
- Она молится. Молится непрерывно, мой господин. С того момента, как она просыпается и ее выносят на балкон, и до того момента, как наступает вечер и ее снова вносят в покои. Конечно, после того как ты вернулся домой, она стала больше времени проводить с тобой.
- Ты хочешь сказать, что я помешал ее труду?
- Нет, мой господин. Прости меня, если я неудачно выразился. То, что ты здесь, - это ответ на многочисленные молитвы твоей матери. Твое возвращение домой укрепило ее веру. Через тебя она поняла, что Бог слышит ее молитвы и отвечает на них.
Марк встал с мраморной скамьи в глубокой задумчивости.
- Прости меня, но у меня все равно остаются некоторые сомнения относительно этой женщины. Госпожа Юлия называет ее Азарь, а не Рафа. Может быть, это все же не та женщина, о которой ты говоришь. Довольно часто можно встретить женщин с закрытыми лицами, и среди них тоже есть калеки.
- Ты прав, мой господин, но что касается ее, тут ошибки быть не может. Дело даже не в том, как Рафа выглядит, а в том, что ты чувствуешь, когда она рядом с тобой.
Марк нахмурился.
- И что же ты чувствуешь?
- Это трудно объяснить.
- А ты попробуй, - сардонически протянул Марк.
- Доверие. Спокойствие. Утешение. - Юлий развел руками. - Я не знаю, как, но ее вера в Бога помогает поверить в Него даже тем, кто раньше никогда в Него не верил.
- А ты сам веришь?
- Поскольку твоя мать верит, к этой вере пришел и я, но иногда у меня все же возникают сомнения.
Марк его прекрасно понимал. Он теперь верил в то, что Иисус пришел на землю, что Он был распят в очищение человеческих грехов и что Он воскрес из мертвых. И все же Марку было трудно поверить в то, что Христос всемогущ. В мире столько зла.
И именно эти сомнения пробуждали в нем настороженность.
- Все-таки, что бы ты тут мне ни говорил, Юлий, но мне не по душе то, что среди нас появилась эта незнакомка, тем более такая таинственная.
- Я уверен, что у нее были серьезные причины, чтобы изменить имя.
- И что это за причины?
- Если бы ты ее спросил об этом, я уверен, она бы все объяснила.
42
Марк все никак не мог найти возможность поговорить с Рафой-Азарью. Все больше деловых партнеров узнавало о его возвращении в Ефес. Они приходили к нему, приносили ему свои бумаги и отчеты, составленные еще в его отсутствие. Следующие несколько дней Марк беседовал с деловыми партнерами в библиотеке с утра до вечера. Все настоятельно уговаривали его снова взять дело в свои руки.
- Сейчас возможности делать деньги просто безграничны, мой господин, а тебя чутье еще ни разу не подводило, - говорил один из них. - То, что нам непонятно, для тебя зачастую совершенно очевидно.
Марк и сам по своей природе не хотел упускать те возможности, которые он видел, просматривая их отчеты. Было так заманчиво снова окунуться в дела и переключить все внимание на торговлю, а не на семейные проблемы. Уже сейчас, слушая своих партнеров и читая их отчеты, он прорабатывал в голове новые идеи о том, как пополнить свое богатство.
И все же что-то мешало Марку вернуться в деловую жизнь и делать деньги. Зачем ему это было нужно? У него уже и без того было достаточно средств, чтобы безбедно прожить остаток жизни. А мать нуждалась в его помощи.
И его отношения с Юлией так и не были выяснены до конца.
Совесть постоянно заставляла Марка думать о Юлии, тогда как разум заставлял его держаться от нее подальше. Каждый раз, поднимаясь по лестнице, Марк чувствовал в себе необходимость повидать свою сестру, рассказать ей о том, что с ним произошло в Палестине. Но другой голос постоянно напоминал ему о том, что Юлия сделала с Хадассой.
"Все! Все кончено!" - сказала она тогда, ее лицо было искажено диким весельем и ненавистью, и тут перед глазами Марка снова представало окровавленное тело Хадассы на песке.
Сегодня вечером он очень устал. Всю вторую половину дня он провел с матерью. Он устал от звука собственного голоса, от постоянных усилий думать о том, что бы такое хорошее сказать ей, чтобы поддержать ее дух. Она же смотрела на него так, что ему невольно начинало казаться, что она понимает его глубокие переживания, которые он так тщетно пытался скрыть.
Проходя мимо покоев Юлии, Марк снова испытал противоречивые чувства. Дверь была открыта, и он услышал, как оттуда доносились голоса. Остановившись, он заглянул.
Его сестра сидела на краю постели, а женщина с закрытым лицом сидела рядом с ней и размеренными, неторопливыми движениями расчесывала Юлии волосы. При этом она что-то говорила Юлии. Он крепко закрыл глаза, потому что эта сцена опять напомнила ему о Хадассе. Открыв глаза, он снова увидел, как Азарь служит Юлии. Когда-то Хадасса точно такими же движениями расчесывала Юлии волосы и пела ей псалмы своего народа. Сердце Марка заныло от тоски.
Боже, неужели я никогда не прощу ее? Именно так Ты наказываешь меня за то, в чем я оказался виноват?
Он стоял в дверях и испытывал смятение от того, что такая, казалось бы, обыденная сцена вызывает в нем столько боли. Сколько же должно пройти времени, чтобы чувство любви в нем угасло, а воспоминания перестали быть невыносимыми? Чувствует ли Юлия хоть какие-то угрызения совести?
Женщина с закрытым лицом повернулась. Увидев его, она положила гребень себе на колени.
- Добрый вечер, мой господин.
Юлия тут же повернула голову в его сторону, и Марк сразу заметил, как она бледна.
- Добрый вечер, - сказал Марк, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и спокойно.
- Входи, Марк, - сказала Юлия, и в ее глазах Марк прочел мольбу.
Он уже хотел было сделать так, как она просила, но остановился.
- Сегодня у меня нет времени.
- А когда оно у тебя будет?
Он приподнял брови, услышав в голосе сестры капризные нотки, и повернулся к служанке Юлии.
- У тебя есть все, что тебе нужно?
- Почему ты не спросишь об этом меня, Марк? Да, великодушный господин, физических неудобств мы тут не испытываем.
Не обращая на нее никакого внимания, Марк продолжал говорить с Азарью:
- Когда уложишь свою госпожу спать, зайди в библиотеку. У меня есть к тебе несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы.
- Что еще за вопросы? - требовательным голосом спросила Юлия.
Хадасса тоже хотела бы знать об этом, и ее и без того беспокойное сердце забилось еще сильнее. Марк продолжал неподвижно стоять в дверях, глядя на нее мрачным и тяжелым взглядом.
Юлия почувствовала, как напряжена Азарь.
- Ты не обязана ему ничего говорить, Азарь. Тебе вообще не о чем говорить с моим братом.
- Она ответит на мои вопросы, или ей придется покинуть этот дом.
Глядя на его суровое выражение лица, Юлия потеряла всякое терпение.
- Зачем ты привел меня сюда, Марк? - закричала она. - Чтобы сделать мою жизнь еще невыносимее?
Возмутившись таким ее обвинением, Марк повернулся и пошел вниз по коридору.
- Марк, вернись! Прости меня. Марк!
Он не остановился. Сколько раз до этого Юлия кидалась в слезы, чтобы настоять на своем? Но хватит. Больше этого не повторится. Не обращая на нее никакого внимания, он спускался по лестнице.
Был приготовлен вкусный ужин, но Марку совершенно не хотелось есть. Расстроенный, он отправился в библиотеку и попытался отвлечься просмотром документов, которые ему оставили его деловые партнеры. Но, в конце концов, он нетерпеливо отбросил их и растерянно уставился в пространство, испытывая при этом самые противоречивые чувства.
Лучше бы он не приводил сюда Юлию. Можно было бы просто расплатиться с ее долгами, обеспечить ее рабами и оставить там, на ее вилле.
- Мой господин?
Марк увидел, что женщина с закрытым лицом стоит в дверях. Он тут же перешел от мрачных воспоминаний к текущим проблемам.
- Садись, - сказал он ей и указал на место перед собой.
Она послушно прошла и села. Он с удивлением заметил, что для калеки она передвигается достаточно грациозно. Осанка у нее была ровной, она сидела, слегка наклонившись вперед, чтобы удобнее было вытянуть больную ногу.
- Юлий сказал мне, что твое имя Рафа, а не Азарь, - многозначительно произнес Марк.
Хадасса закусила губу, желая унять трепет, который она испытывала каждый раз, когда находилась рядом с Марком. Она пыталась подготовиться к этой беседе, но сейчас, сидя в этом небольшом помещении рядом с ним, она никак не могла справиться с сильным волнением.
- Рафой меня прозвали, мой господин. На иудейском это означает "целительница".
Она говорила тихим скрипучим голосом, который напомнил Марку Дебору. И акцент у нее был тот же.
- Значит, ты иудейка. А от Юлии я слышал, что ты христианка.
- И это правда, мой господин. По национальности я иудейка, а по вере - христианка.
От обороны Марк решил перейти в наступление. Он скривил губы в холодной улыбке.
- Значит ли это, что ты выше по положению, чем моя мать - христианка языческого происхождения?
Уязвленная его вопросом, в котором звучали нотки упрека, Хадасса пришла в смятение.
- Нет, мой господин, - сказала она и тут же пояснила: - Во Христе нет ни иудея, ни римлянина, ни раба, ни свободного, ни мужчины, ни женщины. Мы все равны во Христе Иисусе. - Она сильнее подалась вперед и понизила голос, будто пытаясь подбодрить его. - Вера твоей матери делает ее таким же чадом Авраама, как и я, моя господин. Всякий, кто делает такой выбор, становится наследником Божьего обетования. Бог беспристрастен.
Ее слова подействовали на Марка успокаивающе.
- Под всяким ты имеешь в виду и меня.
- Да, мой господин.
Марку очень хотелось сказать ей, что он уже принял Господа в Галилее, но ему помешала гордость.
- Мне сказали, что ты спасла моей матери жизнь.
- Я, мой господин? Нет.
- Юлий сказал, что врач, с которым ты пришла, предложил моей матери покончить с собой, приняв яд. Ты встала на ее защиту. Разве не так?
- Твоя мать жива, потому что на то Божья воля.
- Может быть, и так, но Юлий сказал, что, после того как ты осталась с моей матерью наедине, она изменилась.
- Я поговорила с ней.
- И только?
Хадасса была рада тому, что покрывало закрывает ее лицо и Марк не может видеть, как она покраснела. Она понимала, что Марку, в отличие от Фебы, она своего лица показать никогда не сможет. Она готова была снова отправиться на арену, лишь бы он не видел ее ужасные шрамы и не испытывал ужас и отвращение, какие испытывали другие люди, видевшие ее лицо.
- Я не произносила никаких заклинаний и не прибегала ни к какому колдовству, - сказала она, думая, что эти слова послужат ответом на вопрос, который скрывался за его словами.
Он чувствовал, как в ней растет напряжение, но не понимал, в чем причина.
- Я ни в чем тебя не упрекаю, Азарь. Просто мне интересно. Я хотел бы лучше знать людей, которые находятся в моем доме.
Она какое-то время молчала.
- Глядя в глаза твоей матери, я поняла, что она в сознании. Она слышала то, что я ей говорила, и понимала мои слова. При том состоянии, в котором она находилась, ей было страшно, она была в депрессии. И я думаю, что она была готова принять цикуту только по одной-единственной причине - чтобы не вынуждать других людей заботиться о ней. Я же просто сказала ей то, что она уже знала.
- А что она знала? Что это?
- То, что Бог любит ее, мой господин, любит такой, какая она есть. И что она осталась жить не случайно.
Марк провел рукой по краю письменного стола, чувствуя явную растерянность. Ему хотелось больше узнать об этой женщине.
- Юлий сказал, что ты стала известна во всем Ефесе.
Хадасса промолчала.
- Почему ты оставила свой прежний труд?