***
Не желая слышать больше всех этих разговоров, король решил нанести визит художнику Франсуа Буше, которого он высоко ценил и который расписывал стены и потолки некоторых из королевских шато.
Он потребовал, чтобы Буше показал ему свое мастерскую и последние работы. Там королю попался на глаза портрет девочки - совсем еще подростка. Луи остановился перед ним в восхищении.
- Не может быть, чтобы вы писали портрет с натуры! Но даже если и так, вы, несомненно, идеализировали свою модель! Потому что столь прекрасных лиц просто не бывает.
Художник собрался было возразить, но потом передумал, и король заметил, что художник вроде бы избегает смотреть ему в глаза.
- Вы правы, сир, - наконец произнес художник. - Это идеализированный портрет.
- И все же, - сказал Луи, - портрет настолько живой, что кажется, будто это дитя вот-вот сойдет с полотна во плоти и крови.
- Ваше Величество слишком ко мне снисходительны. Позвольте мне преподнести вам эту картину.
Король обнял художника:
- Нет, друг мой. Я знаю, о чем вы думаете. Вам будет очень тяжело расстаться с этим произведением, это словно потерять друга.
- Ваше Величество, вы ошибаетесь...
Брови короля поднялись в изумлении - художник совершил непростительную ошибку: согласно этикету, простой смертный не смел указывать королю на его ошибки. Буше настаивал:
- Ваше Величество доставит мне огромнейшее счастье, если примет этот подарок.
Король покачал головой:
- Значит, вы писали не с натуры... Ах, как обидно, что это; идеальное дитя существует только в воображении художника, мсье Буше.
- Вы совершенно правы, сир, действительно, обидно.
Но король, покидая студию улыбался.
***
Прибыв в Версаль, Луи сразу же вызвал к себе своего камердинера Ле Беля.
Король ценил Ле Беля необыкновенно высоко - тот с необыкновенным искусством выполнял самые деликатные поручения.
Познакомившись в апартаментах мадам де Помпадур с маленькой служаночкой, Луи стал высоко ценить такой тип девушек. Было весьма приятно отбросить всякую утонченность и дворцовый этикет, который диктовал правила поведения даже в уединении спальни. С молодыми же служаночками можно было этикета не придерживаться - просто потому, что они не подозревали о его существовании.
И в обязанности Ле Беля входило поставлять королю таких юных дев. Он был неутомим, он находил их на рынках и в лавках и прельщал обещаниями заработать за несколько дней такое состояние, которое им не удалось бы скопить и за годы тяжелого труда и строгой экономии. И, как правило, устоять перед этими обещаниями не мог никто. Поэтому поток маленьких гризеток, поднимавшихся по потайной лестнице в известные лишь избранным комнаты в левом крыле дворца, в комнаты, которые люди знающие прозвали "le trebuchet", не иссякал.
Здесь, в этом гнездышке, и принимал Луи девушек, здесь они ублажали его, а, наскучив, отбывали по той же лестнице с подарками, которые обеспечивали им и хорошего жениха, и относительный комфорт на всю оставшуюся жизнь.
- Ле Бель, - сказал король, - я хочу, чтобы вы нашли одну темноглазую девушку. Ей, должно быть, не больше четырнадцати.
- Как ее зовут, сир?
- Этого я вам не скажу, потому что и сам не знаю. Единственный ключ, который я могу вам дать, - это портрет в студии Буше. Мне кажется, что она и сама скрывается где-то неподалеку. Буше предпочитает демонстрировать свои полотна, а не свою маленькую возлюбленную. Впрочем, я его хорошо понимаю.
Ле Бель возликовал - ему нравились такие задания.
- Сир, - пообещал он, - вскорости богиня, созданная кистью Буше, сойдет с полотна в ваши объятия.
- Прекрасно. Я весь горю от нетерпения!
Уже на следующий день Ле Бель распивал вино в студии Буше.
Придя туда, он заявил, что глубоко восхищен работами художника и что ему хотелось бы разглядеть некоторые из полотен поближе.
Немного грубой лести - и вот уже Ле Бель в мастерской, и нот уже входит юная девушка и вносит вино.
Ле Бель считал себя знатоком, но и он вынужден был прижать, что никогда еще не видел девушки прекраснее. На овальном лице светились огромные черные глаза, тяжелые иссиня-черные кудри были перехвачены алой лентой. И ей явно нравилось служить у Франсуа Буше. Когда девушка вышла, Ле Бель воскликнул:
- Какое хорошенькое дитя!
- Хорошенькое?- возмутился художник. - Луиза прекрасна.
- Я вижу, вы написали ее портрет. От него взгляда не отвести.
- Да, хотя я не смог в полной мере отразить красоту Луизы. Я рисовал ее снова и снова, но так и не достиг того, к чему стремился.
- Вам с моделью повезло. К тому же она производит впечатление хорошей и скромной девочки.
Буше кивнул.
- Бедняжка Луиза. К таким, как она, жизнь несправедлива. После ее дома моя скромная студия кажется ей дворцом.
- Что, дела настолько плохи?
- Плохи? А что вы скажете, если узнаете, что эта старая ведьма, ее матушка, продавала - буквально продавала - ее сестер? Моя бедная Луиза выросла в доме торговки-старьевщицы, неподалеку от Пале-Рояль. А поскольку тряпье у мадам О'Мерфи не очень-то раскупали, она приторговывала дочерьми.
- О'Мерфи... Странное имя.
- Отец у них был ирландцем, когда-то он был солдатом... Сущий мерзавец. Когда Луизе сравнялось двенадцать, они с женушкой отправили Луизу к мадам Флере. Сейчас Луизе четырнадцать.
- Мадам Флере, кажется, портниха?
- Мастерская - это прикрытие, на самом деле она зарабатывает на другом. Ее заведение - не что иное, как бордель. И ей-то, заметьте, старьевщица и продавала своих дочерей. Там я Луизу и нашел. Я забрал ее с собой и не могу вам описать, как бедная девочка обрадовалась.
- Это-то я могу легко себе представить.
Луиза вновь вошла в мастерскую. Ле Бель вовсю разглядывал ее. Он понял, что хотя девочка и держится скромницей, она прекрасно чувствует его взгляд.
- Ах, как прекрасно чувствуешь себя здесь, в мастерской художника, как приятно отдохнуть после всех строгостей версальского этикета, - как бы между прочим заметил Ле Бель. Девочка оказалась вполне смышленой - упоминание о Версале сразу заинтересовало ее. Да и кто мог остаться безучастным после всех разговоров о версальской роскоши и излишествах?
- Наполни мсье Ле Белю бокал, - приказал Буше.
- Спасибо, моя дорогая, - ласково поблагодарил Ле Бель. Наконец гость откланялся, но из квартала уходить не спешил - он полагал, что девушка догадается и потихонечку выйдет вслед за ним под каким-нибудь благовидным предлогом. И ждал он не напрасно.
Прошло всего пять минут - и на улице, в ореоле иссиня-черных кудрей, показалась Луиза.
- Мадемуазель О'Мерфи! - окликнул ее Ле Бель.
- О, это вы! - девушка с таким искусством разыграла удивление, что Ле Бель подумал: а эта крошка не лишена чувства юмора! Да, эта дочка старьевщицы, судя по всему, не только красива, но и неглупа. - Так это вы, мсье Ле Бель из Версаля...
- Я ждал вас, мадемуазель. Я бы хотел кое-что вам сказать.
- А разве нельзя было сказать мне это в мастерской мсье Буше?
- Нет, нельзя. Вы очень красивы и, наверное, прекрасно об этом знаете.
- Да, мне об этом уже говорили, - почему-то невесело ответила она.
- Вы могли бы составить себе состояние.
- Многие предлагали мне состояния...
- Но я могу предложить вам нечто большее, нечто более блистательное, чем другие. Я могу отвезти вас в Версаль.
Она расхохоталась - совсем как уличная девчонка:
- Ну конечно, мсье Ле Бель, на самом деле - вы переодетый король!
- Как ни странно, это замечание недалеко от истины.
Она по-прежнему насмешливо улыбалась, но он заметил, что в глазах ее появилось настороженное выражение.
- Выслушайте же меня, - продолжал он, - завтра, в это же время, в конце улицы вас будет ждать экипаж. Он отвезет вас в Версаль... К тому богатству и роскоши, которых вы заслуживаете.
- Но как я могу быть уверенной в том, что это правда? Он снял с пальца кольцо.
- Взгляните. Это - бриллиант. Это кольцо стоит больше, чем все, что вы сможете за всю жизнь заработать, прислуживая Мсье Буше. Я одолжу его вам до той поры, пока у вас не появится столько драгоценностей, что это кольцо покажется вам простой побрякушкой.
Луиза взяла кольцо. Сияние бриллианта ее заворожило. Но она вовсе не была дурочкой - улица одарила ее опытом. Ле Бель подумал; что она была хорошей помощницей матери, когда та по понедельникам торговала на Гревской площади тряпьем.
Он понял, что завтра с утра она проверит, настоящее ли кольцо, а потом с нетерпением будет дожидаться экипажа.
***
Он не ошибся.
Она стояла на углу, накинув на голову шаль. Ле Бель сиял - ему ужасно нравились такие поручения. Король будет в восторге, а это сулит ему, Ле Белю, немалую выгоду. Некоторые уже начинали поговаривать, что Ле Бель стал самым лучшим другом короля.
Взяв девушку за руку, он усадил ее в экипаж и подумал: а не стоит ли ее предупредить, что особа, с которой ей предстоит встретиться, занимает чрезвычайно высокое положение? Да нет, наверное, не стоит. Луи особенно нравились откровенные замечания и необычное поведение доставляемых в le trebuchet простушек. А иногда он и сам цитировал фразы, подслушанные у обитательниц бедных кварталов, - таких выражений Версаль уж точно никогда не слышал.
Итак, Ле Бель улыбался. Эта девушка непременно добьется успеха. Невероятно красива и при этом лишена глупой застенчивости. Роскошь тайных апартаментов ее, несомненно, поразит, но не раздавит.
- Должен вас предупредить, - сказал он, - что я намерен представить вас некоему весьма благородному господину, который уже наслышан о вашей красоте.
Луиза кивнула. Ле Бель заметил, что она крутит на пальчике его кольцо.
Нет, король несомненно отметит легкость и быстроту, с которой он раздобыл мадемуазель О'Мерфи.
Они покинули экипаж и вошли во дворец через ход, который вел к потайной лестнице. Если кто-то их и заметил, то у этого кого-то хватит ума никак не прокомментировать их появление: Ле Бель, вводящий во дворец некую закутанную с ног до головы особу, был фигурой привычной.
Король ожидал их в небольшой комнате под самой крышей дворца. Здесь был накрыт стол на двоих. Луиза О'Мерфи никогда еще не видела подобной роскоши. Но взгляд ее был прикован к ожидавшему ее благородному господину - Боже, как восхитительно он одет! (Самому же королю казалось, что он оделся чрезвычайно скромно.)
Это был необыкновенно красивый господин, хотя, на взгляд четырнадцатилетней девочки, и несколько староватый. Она была зачарована грацией его движений, а голос его звучал словно музыка. Он снял с нее шаль и бросил Ле Белю.
- Благодарю, друг мой, - сказал ему король. - Мадемуазель и я оба вас благодарим. Доброй ночи. Ле Бель удалился, он победно улыбался. Король подвел Луизу к столу.
- Вы даже еще прекраснее, чем я себе представлял, - сказал он. - Полотно не смогло в полной мере отобразить всю вашу красоту.
Луиза засмеялась - смех у нее был довольно грубоватым - и ответила:
- Ваше изображение так же мало походит на оригинал. Луи глянул на нее с удивлением и интересом:
- Так ты знаешь, кто я такой? Она кивнула:
- Но ведь ваш портрет есть на всех монетах.
"UNIGENITUS"
Пока король старался забыть все перипетии, связанные. буллой "Unigenitus", в обществе мадемуазель О'Мерфи, парламент не бездействовал. Глава парламента добился аудиенции; у Людовика, чтобы уведомить - тревожные события в стране могут обернуться большой опасностью.
- Сир, - сказал он, - подобные раскольнические движения могут с легкостью лишить трона самого великого из королей, какие бы могучие армии их ни охраняли.
- Мне надоела эта история, - ответил Луи.
- Сир, скука и усталость - это то, что вы позволить себе не можете.
Но король по-прежнему не предпринимал никаких действий, сторонники буллы продолжали отказывать в причастии янсенитам, а янсениты продолжали протестовать.
Многие из королевских министров считали, что ситуация созрела революционная. Их страхи так впечатлили короля, что он; наконец-то решил действовать. Он был твердо убежден, что корона - суть средоточие высшей государственной власти, и решил разобраться с назревшим вопросом с этой своей точки зрения.
Подобную энергичность он проявлял нечасто. В один из майских вечеров мушкетеры доставили всем членам парламента lettres de cachet - им предписывалось немедленно покинуть Париж, каждому было указано его собственное место ссылки.
Члены Большой Палаты в список изгнанников включены не были, однако они пришли к решению последовать за парламентом в знак протеста. Всем составом они отправились в Понтуа.
Оттуда они и заявили о себе во весь голос - были написаны и опубликованы так называемые "Поправки". После этой публикации те, кто подальновиднее, горестно качали головами - на горизонте явно замаячил призрак революции.
Суть "Поправок" заключалась в следующем: если подданные должны подчиняться королю, то король должен подчиняться закону. Раскол торжествовать не может, ибо это нанесет удар не только по религии, но и по суверенитету государства. Они полны решимости хранить верность государству и королю, чего бы им эта верность ни стоила.
Теперь уже в открытую вспоминали участь Карла Первого Английского - особенно тот факт, что парламенту тогда удалось отправить короля на эшафот. Король противопоставил себя государству, и народ Франции начал поговаривать о том, что нация превыше короля. Это уже были по-настоящему революционные настроения: нация превыше короля. Церковь превыше Папы. И эти настроения распространялись все шире и шире.
Особенно остро напряжение ощущалось в Париже. Один неосторожный шаг - и на улицах возникнут баррикады. Революция?!
***
Маркиза пристально наблюдала за развитием конфликта. Здоровье ее в последнее время значительно улучшилось, и она поздравила себя - все-таки ее решение оказалось мудрым. Теперь она имела возможность спокойно спать по ночам, зная, что король в безопасности - в объятиях какой-нибудь очередной девчонки, которая и имя-то свое толком написать не могла.
Последняя из этих девушек, Луиза О'Мерфи, держалась уже довольно долго, что было крайне необычно для короля. Впрочем, чему удивляться? Девушка была очень красива, а ее почерпнутая на улице мудрость немало забавляла Луи.
Она больше не пряталась в тайных апартаментах, в "гнездышке" - король поселил ее в маленьком домике неподалеку от дворца. Ей даже дали собственных слуг. Теперь король мог посещать ее, когда ему было угодно, а в "гнездышко" время от времени залетали другие птички.
Держать такие длительные отношения втайне было невозможно, и при дворе уже поговаривали об этой девице, "маленькой Морфизе", так ее прозвали здесь. Что же до Луизы, то она просто наслаждалась жизнью и вся бурлила от радости. У нее был собственный экипаж, и она выезжала в нем каждый день, разодетая в пух и прах, вся увешанная драгоценностями. И красота ее расцветала день ото дня.
Она была так благодарна судьбе, что ежедневно посещала церковь Святого Луи и возносила хвалы святым за то, что они отправили ее в королевские объятия.
К тому же недавно она родила ребенка, и это радовало ее несказанно.
Маркизе нравилась "маленькая Морфиза" - девушка была достаточно умна, чтобы понимать, что на роль королевской метрессы она претендовать не может, потому она и не пыталась. Однако народная мудрость подсказывала ей не полагаться на бесконечную милость короля, и она старалась припасти побольше.
Да и маркиза все чаще думала о том, что ее опасный шаг оказался весьма мудрым.
Мадам дю Оссэ приносила ей известия об отношениях короля с "маленькой Морфизой", а также о тех пташках, которыми продолжал снабжать "гнездышко" неутомимый Ле Бель.
- Единственная опасность, - призналась маркиза мадам дю Оссэ, - если вдруг вместо этих девиц появится придворная дама.
- Да, мы должны оставаться бдительными, - согласилась дю Оссэ.
- Однако в данный момент король слишком занят этим делом с буллой. Он решил проявить твердость, и я считаю, он прав.
- Мадам, короли, распускающие парламент, ставят себя в крайне опасное положение.
- Если Луи проявит твердость, он из этого положения выйдет. Вы знаете, Оссэ, я часто думала, что Луи не хватает испытаний, чтобы проверить свои силы. Он умен, спокоен... Он обладает всеми качествами правителя, но дело в том, что у него пока не было случая их проявить.
И маркиза нежно улыбнулась.
- Вы любите его не меньше, чем в тот день, когда впервые появились в Версале, - сказала мадам дю Оссэ.
- А разлюбить Луи невозможно. Мне кажется, что в результате этой истории нам удастся избавиться от некоторых из наших министров и назначить на их места новых. И я бы хотела, чтобы мсье де Станвиль занял подобающий ему пост.
- Он станет вашим другом. Непременно.
- Он уже им стал.
- Но и вы доказали свою дружбу, мадам. Какую блестящую невесту вы ему подобрали!
- А, эту малышку Креза? Она одна из самых богатых наследниц во всей Франции, а мсье де Станвиль... Он склонен к некоторым излишествам. Он такой отчаянный игрок! Ему очень по душе этот брак, и хотя ей всего двенадцать лет, она, как я слышала, уже его обожает.
- Бедное дитя! - пробормотала мадам дю Оссэ.
- Это бедное дитя вышло замуж за человека, который - попомните мои слова, Оссэ, - через несколько лет станет одним из самых сильных министров Франции.
- Да, и любовниц он себе заведет великое множество. Он такого склада человек.
- Она его простит - он такой обаятельный. Жаль только, что ему пришлось поехать в Рим. Но он так хотел получить пост поcла! Думаю, он имел в виду Вену, он готов налаживать дружеские отношения с австрийцами. Я уверена, он справится со своими задачами, но мне жаль, что его нет в Париже. У нас не так много друзей, чтобы мы могли расставаться с ними без сожалений.
В дверях появилась одна из приближенных маркизы и сообщила, что некий посланец желает видеть ее по делу чрезвычайной важности.
- Просите же его! - вскричала маркиза и, увидев, что этот посланец не "он", а "она", - монахиня из монастыря Успения, побледнела от страха.
- Александрина... - прошептала маркиза.