Глава 17
Источником сплетен был Сеймур. Это единственное объяснение внезапно появившихся слухов. Кому еще выгодны эти разговоры? Но что именно он знал?
Алина взволнованно мерила шагами кабинет Чэннинга в Аргози-Хаус, ожидая его возвращения. Амери отправился распорядиться насчет чая. В доме стояла тишина, все мужчины разъехались по вечерним заданиям агентства. Она прокручивала в голове возможные варианты развития событий. Очевидно, Сеймур обнаружил, что документ на собственность – фальшивка. Но что он мог знать о ней? Смог ли он выяснить, что она напрямую связана с семьей Марлис и желает отомстить ему? Неужели это и есть причина сегодняшних слухов на балу? Или же он просто раскопал давнюю скандальную историю, чтобы обезопасить себя от нее, и не более того? Если бы Алина знала ответы на эти вопросы, она бы могла предположить, что он собирается делать дальше с этой информацией.
Амери вернулся с подносом, он снял пиджак, а его развязанный галстук небрежно болтался на шее.
– В таких ситуациях чай просто незаменимый напиток. – Он радостно улыбнулся, и Алине стало понятно, что он только что совершил набег на кухню в поисках чего-то более значительного, чем чай, но его попытки не увенчались успехом.
Чэннинг задерживался, и это начинало ее беспокоить. От волнения она выпила весь чай, приготовленный Амери. С тех пор как они уехали из дома Эвертов, прошло почти два часа. Этого времени оказалось достаточно, чтобы обдумать все произошедшее в библиотеке. Как Чэннинг все это воспринял? У него было достаточно времени на размышления, и, возможно, сейчас он испытывает к ней отвращение из-за того, что с ней вытворял граф? Или по-прежнему играет роль рыцаря? Ее сердце сжалось от боли. Он плохо думал о ней раньше, но сейчас не оставил ее в беде, несмотря на то, что ситуация осложнилась еще больше. Интересно, каково будет иметь такого близкого друга, как Чэннинг? Он предлагал ей себя всего, безраздельно, как мог только Чэннинг. Но она не могла принять его предложение. Она чувствовала себя грязной, запятнанной пороками своего мужа, а теперь Чэннинг знал и самое худшее: на ее совести смерть другого человека. Теперь она просто не смела мечтать о таком мужчине, как лорд Деверил.
Наконец Алина услышала его торопливые шаги на лестнице. Он почти бежал, но, войдя в холл, взял себя в руки и сбавил шаг. Эта внезапная перемена позабавила Алину. Конечно, Чэннинг ни за что не подаст виду, что куда-то спешит, это послужило бы сигналом, что ситуация вышла из-под его контроля. А Чэннинг Деверил любил все держать под контролем. И его поведение в спальне служило тому доказательством.
Алине это нравилось. Она тоже привыкла все контролировать или, по крайней мере, создавать видимость своей власти над ситуацией. Она услышала, как Чэннинг что-то тихо и невнятно объясняет Амери в холле, и торопливо уселась в свое кресло, уставившись в журнал с таким видом, будто ей нет дела до всего происходящего. Когда Чэннинг вошел в кабинет, она оторвалась от журнала с таким видом, словно была удивлена его приходом.
Боже, он выглядел таким измученным. Еще несколько часов назад она любовалась им в его великолепном вечернем наряде и думала, что он красив, как никогда. А теперь от прежнего великолепия не осталось и следа. Развязанный галстук небрежным пятном выделялся на темно-сером шелке жилета. Чэннинг небрежно закинул фрак на руку, а копна его густых светлых волос то и дело падала ему на глаза, несмотря на все усилия его слуги справиться с непослушной шевелюрой хозяина.
Алина поняла, что дела обстоят гораздо хуже, чем она думала, если Чэннинг изо всех сил старался вести себя легкомысленно, делая вид, что не происходит ничего страшного. Он постарается уберечь ее от неприятностей. Но она не позволит ему все взвалить на себя. Она не сможет защитить себя или Чэннинга, не представляя, что происходит в действительности. Алина встала и гордо распрямила спину:
– Это действительно было настолько отвратительно? – Лучше всего сразу продемонстрировать ему свою силу. Это ее проблема, а не его. Ее жизнь вообще была чередой одних сплошных неприятностей. Но не его жизнь.
Чэннинг аккуратно повесил фрак на спинку стула, явно пытаясь собраться с мыслями, догадалась Алина.
– Думаю, мы можем со всей уверенностью сказать, что Сеймур раскрыл твой обман и выяснил, что ты связана с семейством Марлис.
Алина выслушала эту новость и спокойно кивнула в ответ. Этого и следовало ожидать. Сначала она надеялась, что Сеймур выяснит эти подробности немного позже, после того как ему не удастся нажиться на ее собственности. Но все пошло не так.
– Ты в этом уверен?
Чэннинг уселся в кресло и серьезно посмотрел ей в глаза. Этот взгляд она уже видела во время их разговора в парке под дубом.
– Эти слухи просто отвратительны, Алина. Я не стану тебя обманывать. Тебя выставили в самом неприглядном свете.
Алина принялась играть своим жемчужным колье.
– И что обсуждали сегодня вечером? Что смерть моего мужа выглядит очень подозрительно? Что его отравили? Люди болтали об этом полтора года назад. Это не новость.
В голосе Чэннинга прозвучали резкие нотки.
– Но сейчас говорят не только об этом. Сеймур пустил слух, что это ты убила своего мужа. – В его глазах мелькнул упрек.
Чэннинг не верил в то, что Алина могла совершить это преступление, но винил ее в том, что она не поделилась с ним своей тайной. Конечно. Он чувствовал, что его предали, ведь она ничего не рассказала ему, наняв его в качестве эскорта после возвращения в Англию. Тогда она не распространялась о своем прошлом. Но Алина не хотела, чтобы Чэннинг узнал обо всем именно так. На самом деле она вообще не хотела, чтобы он об этом узнал.
– У Сеймура не может быть никаких доказательств, – презрительно откликнулась Алина, всем своим видом показывая, что это предположение смехотворно.
Но ее беспокоило, что негодяй за столь короткое время раскопал так много информации. Ее муж умер в другой стране, три года назад. Даже сразу после его смерти расследование проводилось довольно вяло. Слишком много высокопоставленных персон желало защитить свою репутацию. Ее мужа не любили, а его кузен, внезапно унаследовавший огромное состояние, всеми силами стремился избежать ненужных вопросов и догадок и жить новой жизнью графа де Шаренте.
Чэннинг потянулся и скрестил ноги.
– А ему и не нужны доказательства. Ты же знаешь, как работают сплетни. Достаточно распространить их повсюду, и человеку будет нанесен непоправимый вред. Эти слухи могут окончательно разрушить твою репутацию, Алина.
Она проглотила подкативший к горлу ком.
– Я беспокоюсь не о себе. Я выживу. Я перееду в деревню и начну новую жизнь. – Ей уже приходилось делать это раньше. Выйдя замуж, она начала жизнь роковой женщины, а после крушения ее брака и даже сейчас она вела жизнь независимой и богатой англичанки. Ей ничего не стоит снова начать все сначала. – Я беспокоюсь о своей семье.
Едва ли Сеймур мог сказать или сделать что-нибудь ужаснее того, что вытворял с ней граф. Она научилась не чувствовать боли. Но ее семья была уязвима.
– Я думаю о том, как этот скандал может повредить Анне-Розе. В следующем году она должна выезжать в свет. Я надеялась привезти ее в Лондон и ввести в лондонский свет, где она могла бы встретить достойного человека. – Но если сплетни разожгут любопытство общества, ее сестре не на что надеяться.
Чэннинг кивнул, взгляд его голубых глаз сделался задумчивым. У него тоже были сестры, и он очень любил свою семью. Он понимал, как важно для Алины обеспечить будущее Анны-Розы.
– Мы можем попытаться положить конец сплетням. Я могу выступить с опровержением в мужских клубах. Мы можем рассказать обществу, каким ужасным был этот брак.
Она покачала головой:
– Не надо подробностей. Я не вынесу этого. – Ей и так уже пришлось пережить страшное унижение. Она не переживет, если общество узнает эти страшные подробности.
– Конечно, никаких подробностей.
Но Алине показалось, что он всего лишь пытается ее успокоить.
– Ты не уверен, что на этот раз твой план сработает.
– Да, не уверен. Есть еще кое-что.
– Разве мало того, что меня обвинили в убийстве собственного мужа? Не могу представить, что еще можно придумать вдобавок к этому, – спросила Алина с напускной легкостью.
– Есть сплетня, что у тебя были мотивы для убийства. Незадолго до смерти мужа ты требовала у него развод. – Чэннинг умолк, и на его лице отразились ужас и гнев. – Почему ты ничего мне не рассказала?
Он имел в виду, что сегодня вечером она скрыла от него, что тоже была в длинном списке подозреваемых в смерти графа, и не упомянула о разводе, которого потребовала у мужа.
– Тогда я не думала, что это важно. – Ее глаза засверкали от негодования. – Терпеть не могу, когда обсуждают мои решения. Чем меньше людей знают об этом, тем лучше. Я хотела оставить свое прошлое в Париже и начать новую жизнь здесь. Я обратилась в "Лигу", чтобы мне помогли в этом. Я рассказала тебе то, что считала нужным. Я не обманывала тебя и не представляла себя в ложном свете.
Чэннинг покачал головой, в его глазах застыла грусть.
– Я имел в виду не тогда, а сейчас, сегодня вечером, теперь, когда нас не связывают деловые отношения.
– Мне казалось, что сейчас не самое подходящее время для этого. Я не хотела, чтобы ты решил, будто я ожидаю от тебя невозможного. Чувства, возникшие между нами, были новыми, головокружительными, полными страсти. А это не лучшее время для принятия важных решений. Я подумала, что лучше промолчать.
В ее жизни было слишком много плохого, но до сегодняшнего дня и их удивительной поездки в экипаже она вообще не видела причин сообщать эти неприятные подробности Чэннингу.
К его чести, Чэннинг не стал ее в этом упрекать. Проще всего было бы наброситься на Алину с обвинениями и осуждать ее за это решение. Она знала много мужчин, кто считал бы такое поведение вполне оправданным. Но Чэннинг был не такой, как все. Он некоторое время молчал, обдумывая свой ответ.
Когда он заговорил, его голос звучал тихо и спокойно.
– И что ты теперь думаешь о своем решении? – Эта стратегия оказалась абсолютно обезоруживающей. Она приготовилась бороться, отстаивая свое решение. Но его не так-то легко было спровоцировать. Возможно, это было и к лучшему.
Алина откинулась на спинку кресла, чувствуя, как постепенно угасает ее гнев. Ей сложно было защищаться, когда рядом не было врагов.
– Развод стал моей последней попыткой освободиться от него. Я рассказала тебе не обо всем, в моей жизни с мужем было еще множество ужасных вещей. Я пыталась напомнить себе о том, что получила: дом в Фонтенбло, роскошный дом в Париже, великолепные наряды, свободу жить, как хочу, когда он уезжал из города, а это случалось часто. Я убеждала себя, что мне очень повезло. Моя семья жила бедно, и за мной не могли дать достойного приданого, и все же мне удалось удачно выйти замуж. Пока я жила с графом, я ни в чем не нуждалась. И моя семья тоже.
Я спрашивала себя, неужели так сложно присутствовать за ужином, когда в доме собирались его друзья, надевать наряды, которые он мне дарил, даже если они выглядели вызывающе и были не в моем вкусе? Неужели его требования в спальне были для меня непосильны? Ведь, в конце концов, он был моим мужем. Но через некоторое время, как ты знаешь, его требования стали более неприличными и чересчур открытыми. В одной из его извращенных фантазий я должна была весь вечер сидеть у его ног, абсолютно обнаженная, в бриллиантовом ошейнике, с бриллиантовым поводком, и брать еду из его рук. Он обожал напоминать мне, что государство и церковь дали ему право быть моим хозяином. Я просто не смела ему ни в чем отказать.
Но это не значит, что я не пыталась. Вот только последствия были весьма плачевными. Он стал ограничивать мою свободу в общении. Я больше не могла устраивать приемы в своих салонах и бывать в обществе других мужчин. Он стал больше времени проводить в Париже. Он устраивал отвратительные оргии в наших гостиных. Среди слуг было более чем достаточно шпионов. О каждом моем шаге моментально доносили графу. Он приходил в ярость и надолго запирал меня в спальне, заставляя терпеть унижения и лишения.
В его голубых глазах вспыхнуло озарение.
– Как, должно быть, ты ненавидела этот приз, доставшийся тебе после "охоты на яйца". – Все части головоломки сошлись воедино. Алина увидела, как сжались кулаки Чэннинга и он стиснул зубы.
– Я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы вызвать гнев к покойному. Просто ты должен знать, что мне пришлось вытерпеть, и не думал, что другие издевательства были всего лишь следствием его редких вспышек гнева. Когда я потребовала у него развод, он расхохотался мне в лицо и ответил: "На каком основании? Я избиваю тебя? Нет. Неужели я хоть раз поднял на тебя руку? Нет. И даже если во Франции разводы были бы разрешены, у тебя не было бы оснований, а разводиться после стольких лет, не имея на то оснований, просто смешно. Я никогда не дал бы на это согласие. У тебя есть красивые наряды, ты замужем за богатым графом. У тебя есть все, о чем мечтает любая женщина. У тебя есть внимательный муж? Да. Если ты скажешь, что я держал тебя взаперти, я отвечу, что не выпускал тебя из комнаты в целях твоей же безопасности. А кто станет на такое жаловаться?
Но, кроме его неопровержимых доводов, у меня были и другие причины молчать. Он угрожал моей семье. У графа были английские друзья. Он заявил, что попросит их распространить слухи о моей неверности, о том, что я бесплодна и провожу время в бесконечных кутежах, и после этого моя семья не сможет появляться в приличном обществе. Именно тогда он отрезал меня от них. Он не разрешал мне им писать, опасаясь, что я начну взывать о помощи. И он не разрешил мне поехать к ним.
Она так сильно сжала ладони, что они побелели.
– Чэннинг… – ее голос сорвался на тихий шепот, – я не убила его только потому, что кто-то меня опередил. Когда он не дал мне развод, я была готова убить его. Я просто ждала подходящего момента, но кто-то опередил меня. Это все так ужасно. Теперь ты понимаешь, почему я тебе ничего не рассказала? Жена, которая хочет убить мужа… Я не хотела, чтобы кто-то знал об этом. Я желала лишь одного, чтобы все это ушло, весь этот кошмар был похоронен вместе с ним и я могла начать жизнь заново. Я не хотела, чтобы воспоминания о нем засоряли мое будущее, которое отныне принадлежит только мне.
– Мы разоблачим Сеймура и положим этому конец, – с жаром произнес Чэннинг.
– На этот раз, возможно. А что произойдет в другой раз? Чэннинг, моя репутация уничтожена. Мне кажется, чем скорее ты это поймешь, тем проще тебе будет уяснить, что между нами не может быть ничего серьезного.
– Я отказываюсь в это верить, – ответил Чэннинг. Он пристально посмотрел ей в глаза. Он снова о чем-то размышлял. – Думаю, у нас все получится, если ты перестанешь отталкивать меня. Прекрати вспоминать о Сеймуре, графе, о нашей ссоре на Рождество и придумывать другие причины, которые помешают нам быть вместе. – Он мягко рассмеялся. – Ты считаешь, что Сеймур может помешать нам быть вместе, а я, наоборот, вижу, что его присутствие нас объединяет. Я могу защитить тебя. Если тебе нужны предлоги, подумай об этом. Я хочу тебя и готов умолять тебя, Алина.
Она устало поднялась с кресла. У нее не осталось доводов, чтобы противостоять ему. Если они продолжат спорить, то он уговорит ее утром выйти за него замуж, и эта идея будет вдохновлять ее до тех пор, пока не наступит рассвет.
– Вечер был долгий, мне пора возвращаться домой. Дождемся утра.
Чэннинг встал и, обойдя стол, положил руки ей на плечи. Алина ощутила его тепло и силу.
– Не стоит тебе оставаться одной в такую ночь. – Он поцеловал ее за ухом, и по ее коже побежали мурашки, сладко обрываясь внизу живота. Чэннинг умел убеждать, и в душе он был настоящим воином, который никогда не отступал перед трудностями.
– Останься со мной, и мы вместе увидим, что принесет завтрашний день.
Он повел ее по темным коридорам в комнату, где иногда ночевал, оставаясь в Аргози-Хаус. Его рука была теплой и надежной.
– Ты думаешь, это удачная мысль? – запротестовала Алина, тая от его поцелуев.
Ее тело не сомневалось, что руки Чэннинга были для нее лучшим лекарством. Но разум сопротивлялся – та его часть, которая прекрасно знала, что секс является лучшим средством для завоевания власти, не давала ей покоя. Она сама отлично научилась пользоваться этим оружием за годы своего брака. Секс был инструментом, игрой. Алина понимала это. И Чэннинг, сделавший секс своим бизнесом, тоже прекрасно в этом разбирался. Секс был единственным, что их объединяло, в чем они понимали друг друга без слов. И возможно, сейчас Чэннинг собирался воспользоваться этим оружием, чтобы заставить ее внять его доводам.
Чэннинг тихо рассмеялся, уткнувшись в ее шею и прижимаясь к ее бедрам. Алина почувствовала его горячее и настойчивое возбуждение.
– Думаю, это самая прекрасная идея на свете.
Он слегка отстранил Алину от себя и принялся расстегивать ее платье, нежно касаясь губами ее шеи, уха. Расстегнув последнюю застежку, он спустил платье с плеч женщины. Затем потянул вверх сорочку, стягивая через голову. Он опустился на колени, чтобы снять с ее ног чулки. Она раздвинула ноги, думая, что он станет целовать ее, но Чэннинг медленно сомкнул их и покачал головой.
– Не сегодня, – мягко сказал он.
Раздевая ее сегодня, он вел себя по-новому. Чэннинг всегда был внимательным любовником, но сегодня все выглядело иначе. Он не собирался соблазнять ее. Они не станут пить шампанское обнаженными перед зажженным камином, не будет шелковых лент и изысканных соблазнов, потому что Чэннинг не желал играть этой ночью. Осознав это, Алина испугалась, и ее охватила дрожь. У нее было странное, пронзительное чувство, как после их близости в экипаже, как после его признаний в библиотеке Эверта.
Чэннинг отступил на шаг. Алина услышала, как падает на пол его одежда. Теперь она поняла, почему он не хотел зажигать свечи. При свете зажженной лампы они могли бы наблюдать за реакцией друг друга, наслаждаясь изощренным искусством игры. А в темноте они могли лишь чувствовать прикосновения, даря друг другу нежность и ласку. Темнота делала их честными.
Чэннинг приблизился к ней. Его обнаженное тело пылало от возбуждения. Алина ощутила этот призывный жар, когда он медленно увлек ее к постели. Она легла на кровать, и он последовал за ней, накрыв ее своим горячим телом, обволакивая своим желанием. Он на мгновение замер, доставая презерватив, а затем Алина снова ощутила нежное прикосновение его тела.
Темнота придавала их близости возбуждающий оттенок таинственности, нежные и неторопливые движения Чэннинга разжигали страсть не меньше, чем яростная любовная прелюдия. Он ласкал ее руками, губами, языком до тех пор, пока эта томная нежность не заставила ее потерять контроль над собой. Когда он наконец вошел в нее, она восторженно раскрылась ему навстречу, упиваясь сладостным наслаждением этой необычной для нее близости.
Она стремительно двигалась вместе с ним, приподнимая бедра так, чтобы он вошел в нее еще глубже. Она обхватила ногами его бедра, изо всех сил прижимаясь к нему, стремясь навсегда слиться с ним в этом удивительном порыве. Их движения становились все стремительнее, она изо всех сил сжимала его в себе, стремясь как можно дольше продлить эти мгновения удовольствия. Это была удивительная, неведомая им раньше близость.