Далее следовал душещипательный рассказ, щедро снабженный фотографиями и документальными данными: мстительница-Лерка опубликовала не только полное имя обидчика, но и его рост, вес и почтовый адрес.
– А он на тебя в суд не подаст?
– Пусть только попробует! Тогда я тоже подам на него в суд. Мне вообще кажется, что следует принять новый закон и сажать в тюрьму за разбитое сердце.
– Браво! – Я несколько раз хлопнула в ладоши. – Замечательная речь!
– Нет, я серьезно! – горячо воскликнула Лера. – Однажды меня бросил мужчина. Я так на него разозлилась, что поздно ночью пришла к его дому и кирпичом разбила стекла на его машине. Между прочим, "ауди" последней модели!
Ну вот, опять это хвастовство как бы между прочим. Как будто бы наличие дорогого авто у мужчины, который к тому же тебя бросил, как-то влияет на твой социальный статус. По мне, какая разница, кто тебя бросил, слесарь Вася или Дональд Трамп? Конечно, если последний не одарил тебя на прощание особнячком на Голливудских холмах.
– Уже смешно, – я представила, как вооруженная кирпичом Лерка подкрадывается к машине.
– Я перебила все стекла. Потом вошла во вкус и оставила пару вмятин на крыше. Наверное, надо было успокоиться и бежать, но я никак не могла остановиться. Я вопила – получай! Получай! И колотила по его машине. В итоге меня забрали в милицию. Мне пришлось заплатить огромный штраф. Вернее, моим родителям, мне-то тогда было девятнадцать лет… И вот теперь я думаю, почему за разбитое стекло полагается платить, а за разбитое сердце – нет? Неужели мое серд це стоит дешевле какого-то несчастного стекла?!
– Если смотреть на твое сердце, с точки зрения хирурга-трансплантолога, то, конечно, оно стоит дороже. Я читала, что двадцать тысяч долларов дают за одну только почку.
– Опять ты издеваешься, – надулась Лера, – а я серьезно. Мой сайт – отличная возможность для всех обиженных женщин. Теперь мы можем достойным образом отплатить всем этим разбивателям сердец. Настало время платить по счетам!
– Как красиво это звучит, – усмехнулась я, – но откуда все обиженные женщины узнают о твоем сайте?
– Я все продумала. Буду давать рекламу.
– Что, деньги лишние завелись?
– Я ведь откладывала на свадебное платье, – вздохнула Лерка, – мне хотелось, чтобы у меня была шикарная романтичная свадьба. И куда мне теперь девать свадебные деньги? Только и остается, что потратить их на месть этому подлецу!
Ну что, что я могла на это возразить?!
* * *
На моем автоответчике одно новое сообщение. Подхожу к телефонному аппарату и тупо смотрю на мигающий красный огонек. Стереть или прослушать? Не могу больше слышать умоляющий голос Эдика. Он заставляет меня чувствовать себя предательницей. А я уже привыкла к такой расстановке сил, что предателем обычно является мужчина, женщина же – вечная страдающая сторона. Это мужчины обещают перезвонить и не перезванивают. Если и правда в один прекрасный день правительство примет закон о разбитых сердцах; то простым штрафом я не отделаюсь, меня расстреляют в день суда.
Надо стереть, наконец решаю я. Но моя рука сама тянется к кнопке "Прослушать". Наверное, это означает, что я еще не совсем потеряла совесть.
Отчаянно давлю на кнопку, чтобы поскорее покончить с этой экзекуцией, и вдруг, к своему удивлению, слышу английскую речь.
"Милая Саша! Я собирался позвонить тебе раньше, но ты никогда не берешь трубку, а разговаривать с автоответчиками я не люблю. Но теперь у меня нет выхода, потому что завтра я прилетаю в Москву.
Наверное, надо было предупредить тебя раньше. Но лучше поздно, чем никогда. Я просто понял, что больше не могу тут без тебя. Целую, скоро увидимся, Майкл Рикман".
ГЛАВА 7
Спокойствие, только спокойствие. Он прилетает завтра утром. Завтра! Утром! Если бы он предупредил меня хотя бы позавчера, я бы успела посидеть пару дней на диете. Конечно, несколько кефирных дней не помогут мне втиснуться в шелковую розовую юбку на три размера меньше, которую я приобрела в прошлом году за безумные деньги в надежде, что этот отчаянный шаг вдохновит меня на пересмотр режима питания (как вы понимаете, не вдохновил). Зато я могла бы добиться приятного эффекта втянутости щек. А теперь…
Теперь у меня осталось всего восемь часов, ровно восемь часов, до того как я предстану перед идеальным мужчиной во всем своем великолепии. Ну и что же можно сделать за такое ничтожное время с бледной, усталой, круглощекой особой, которая давно не выщипывала брови и второй день не вылезает из любимой пижамы?!
М-да, за это время мне не успеть отшлифовать свою красоту так, чтобы, увидев меня, Майкл Рикман немедленно предложил отправиться в ювелирный магазин за обручальным кольцом. Мне не успеть прочитать какой-нибудь многотомный философский трактат, чтобы поразить его гибкостью ума и смелостью суждений. Зато я успею наскоро прибраться в квартире и… допустим, сходить в солярий. Легкий загар придаст мне свежий вид. Румяные щечки и обнаженная полоска подтянутого (ну ладно, не очень подтянутого) живота – это гораздо важнее, чем умение поддержать разговор о какой-нибудь теории архетипов Юнга.
Решено – утром, перед тем как отправиться в Шереметьево, я загляну в студию загара – благо, что это заведение находится в трех кварталах от моего дома. Я часто туда хожу, даже летом. Наверное, я слишком ленива для того, чтобы часами лежать на солнце в надежде стать обладательницей шоколадного загара, к тому же все равно на солнце у меня первым делом сгорают плечи и краснеет нос. Вместо того чтобы мучиться на солнцепеке и в итоге приобрести цвет лица подвыпившего Дедушки Мороза, я предпочитаю пять минут понежиться под фиолетовыми лампами солярия.
В ту ночь я засыпала абсолютно счастливой.
Я чувствовала себя ребенком, которому преподнесли подарок просто так, ни за что. А это даже приятнее, чем день рождения и Новый год. Завтра, уже завтра я буду засыпать, уютно положив голову на плечо Майкла Рикмана.
Завтра будет особенный день, совершенно непохожий на другие. Встану пораньше, уложу волосы, сотру пыль с телевизора, схожу в солярий… А потом рвану в аэропорт. Только бы побыстрее наступило это проклятое завтра.
Ох, наверное, мне так и не удастся сомкнуть глаз. Зато я смогу выбраться из душного плена одеяла на самом рассвете и, может быть, даже немного позанимаюсь йогой – для успокоения разволновавшейся души.
Утро началось как всегда. Я не услышала интеллигентного попискивания будильника. Это меня не удивило – я ведь не слышу его никогда. Так что наличие будильника в моем доме – это, скорее, формальность.
Я носилась по квартире, умудряясь одновременно отхлебывать кофе, красить ресницы и гладить джинсы.
Наскоро сложила в сумку необходимые вещи для солярия (несмотря на то что, скорее всего, я опоздаю встретить Майкла Рикмана, от загара отказываться нельзя, уж лучше я не буду пылесосить, это сэкономит мне достаточное количество времени) – бикини (люблю, когда на золотом теле слабо проглядываются полоски от купальника), косынку (чтобы уберечь волосы от пересушивания), специальный защитный крем.
Я ворвалась в студию загара ровно в половине одиннадцатого, как раз в это время лайнер с Майклом Рикманом на борту должен был приземлиться в аэропорту Шереметьево. Ничего страшного, эти самолеты всегда опаздывают. К тому же, наверняка у него с собой полно багажа. Может быть, какая-нибудь из его многочисленных сумок потеряется, и пройдет не один час, пока служащий аэропорта со скорбной улыбкой не объявит, что багаж улетел куда-нибудь в Новую Гвинею. А может случиться и так: служба безопасности заподозрит в Рикмане контрабандиста. Его отправят на прохождение личного досмотра, а я битый час буду нервно слоняться по аэропорту, ожидая, когда мой измученный допросами мужчина наконец-то появится в зале прилетов. Это я к тому, что все равно нет смысла приезжать в Шереметьево вовремя.
Я закрылась в кабинке вертикального солярия. Покопавшись в сумке, обнаружила, что оставила дома косынку для волос. Со мной это происходит всегда – когда я куда-нибудь тороплюсь, обязательно забываю что-то важное. Беда в том, что мои волосы довольно короткие и покладистыми их не назовешь. Такое впечатление, что они живут сами по себе, отдельно от меня и их главная стратегическая задача – как можно чаще портить мне настроение. Может быть, это месть за то, что в прошлом году меня угораздило побриться наголо? Вот, например, сегодня волосы упорно лезли на лицо. Короткие кудрявые прядки так и норовили закрыть от ультрафиолетовых лучей лоб и щеки.
Подумав, я нахлобучила на голову собственные трусы – все равно меня никто не увидит, зато все лицо загорит равномерно.
Все, теперь можно и расслабиться.
Расслабиться и подумать о предстоящем свидании с Майклом Рикманом. Мысль о нем и пугала меня, и завораживала.
У одной моей знакомой, журналистки Лизы из отдела новостей нашей газеты, был роман с испанцем. Она два раза летала в солнечную Малагу к своему Хуану. Или Хорхе? Не помню точно. Зато я прекрасно помню, с каким придыханием рассказывала она о своем южном возлюбленном. По ее словам выходило, что этому Хорхе-Хуану самое место на конкурсе "Мистер Мира". Мол, и красив он, как греческий бог, и сложен, как профессиональный атлет. И глаза-то у него зеленые, как утреннее море, и загар у него ровный и темный, как слегка разбавленный молоком кофе. Наслушавшись восторженных воспоминаний нашей Шехерезады, мы даже, помню, немного приуныли – вот какие, оказывается, есть на свете мужчины. Не сравнить с теми, кого мы каждый день видим в метро. И вот однажды Лизка объявила: внимание, внимание, красавец испанец приезжает в Москву! С каким нетерпением ждали мы, когда она представит нам этого волшебного мужчину. И чудо свершилось – однажды Лизка привела Хуана-Хорхе в нашу редакцию "на смотрины". Каково же было наше удивление, когда Аполлон-атлет на деле оказался тощеватым низкорослым брюнетом с маленькими глазками и плохими зубами. Потом Лизка призналась мне: "Знаешь, Кашеварова, я и сама была в шоке, когда увидела его в аэропорту. Я даже хотела потихонечку слинять, но потом решила, что это неудобно, он же ни в чем не виноват. Все, больше никаких курортных романов с продолжением. На пляже он выглядел как король мира. А здесь, в Москве, в куртке, с побледневшим загаром, стал обыкновенным мужиком".
И вот стояла я в теплой пещерке солярия и думала: а вдруг мой Майкл Рикман тоже покажется мне обыкновенным? Я так долго о нем думала, я так часто вспоминала нашу единственную ночь – целую сказку о нем сочинила. И в то же время я не могла внятно представить себе его лицо. Я отчетливо помнила глаза – ярко-голубые. А вот, например, какой у него нос – я бы точно сказать не могла. И вряд ли у меня получилось бы составить его фоторобот. Что же это значит? Я влюблена в мужчину, которого сама себе придумала? А на самом деле ко мне приедет чужой человек, которого я буду вынуждена терпеть… Кстати, я даже не спросила, на сколько он приезжает. Вдруг на целый месяц? И где он собирается остановиться – в гостинице или… или в моей квартире? Просто, когда он позвонил, я ополоумела от счастья. Я записала номер рейса – и все, а разные бытовые мелочи тогда вовсе не казались мне актуальными.
Ультрафиолетовые лампочки солярия погасли – время, отведенное на загар, истекло. Лениво потянувшись, я взглянула на часы и подпрыгнула – самолет Майкла Рикмана давно приземлился в Шереметьеве. А я, голая, все еще нежусь в солярии. Ну почему, почему я такая безответственная?
Я наскоро натянула свитер и джинсы, выскочила на улицу и поймала такси. Так, спокойно, все нормально. Пробок нет, значит, через… хм, ну максимум час, я буду в аэропорту.
Таксист смотрел на меня как-то странно.
– А что, сейчас это модно? – подозрительно спросил он.
Что он имеет в виду? Наверное, мой загар.
– Это никогда не выходит из моды, – дружелюбно объяснила я.
– Не могу понять вас, молодежь, – вздохнул таксист, – вот моя внучка проколола нос. Чего хорошего-то?
Я подтвердила, что ничего хорошего в этом нет. И чтобы поддержать разговор, рассказала, как моя подруга Жанна проколола пупок. Только одно я не поняла – я-то тут при чем? Разве можно сравнить кольцо в носу и легкий аристократичный загар на физиономии?!
* * *
В Шереметьеве я появилась на два часа позже оговоренного времени. И сразу же увидела Майкла Рикмана. Он уныло сидел на собственном чемодане и грустно смотрел в пол. И он… Знаете, он был еще лучше, чем я могла бы его представить. Его светлые волосы были слегка взлохмачены, что придавало ему трогательный вид. И эти синие глаза, и этот золотой загар! Вот он – идеальный мужчина.
– Майкл! – возопила я, подбегая к нему. – Прости меня! Пожалуйста, прости!
Он поднял голову. В его глазах мелькнуло такое искреннее изумление, что я даже отшатнулась – неужели он меня не узнал? Но потом он улыбнулся, и я поняла – Майкл Рикман мне искренне рад.
– Саша, я так рад, – он поцеловал меня в висок, – я уж думал, что ты не придешь.
– Я бы не опоздала, но со мной произошло такое… Сначала стояла в пробке, потом на МКАДе была жуткая авария, восемь машин всмятку, потом… – Я вдруг вспомнила, что это не мой начальник Максим Леонидович Степашкин, которому я обычно вру по поводу причин моего опоздания. – На самом деле я просто проспала.
– Ты неподражаема, – улыбнулся он, – ну что, в такси? Ты не против, если я остановлюсь у тебя? Или проводишь меня в шикарный отель?
– Не против! – искренне воскликнула я. – К черту отель!
– Ты извини, что я как снег на голову. Но я ненадолго. Всего на четыре с половиной дня.
– Четыре с половиной дня, – разочарованно повторила я.
– Не могу уйти с работы на большее время, – пожал плечами он, – но четыре дня – это не так уж и мало. За четыре дня и мир можно перевернуть.
От этих слов по моей спине пробежали мурашки. В такси пытались вести светские беседы. Он рассказал, что погода на Кипре окончательно наладилась. Стойкая круглосуточная жара, теплое, как парное молоко, море. Иногда он как-то странно в мою сторону поглядывал. Я все никак не могла понять, что означают эти подозрительные взгляды. И вдруг нехорошая догадка пришла в мою голову: а вдруг это Лизкина история с точностью до наоборот? Он ведь видел меня на пляже, в легкомысленной летней одежде… Вдруг сейчас, в моем "московском амплуа", я кажусь ему серой и невыразительной?! Скорее всего, так оно и есть, иначе с чего бы он так пристально на меня посматривает?!
– Майкл… Что-то не так?
– Э-э-э… Все нормально, – смущенно улыбнулся он, – а почему ты спрашиваешь?
– Постой, ну я же вижу! – возмутилась я. – Тебе что-то не нравится. Я плохо выгляжу? – Мой голос дрогнул.
– Что ты! – запротестовал он. – Замечательно выглядишь, как всегда… Но…
У меня замерло сердце. Это "но" не предвещало ничего хорошего. Сейчас он скажет что-нибудь вроде "но я посмотрел на тебя и понял, что ждал совсем другую девушку. Извини, так бывает. Давай попробуем остаться друзьями, а сейчас отвези меня в отель!".
– Но что? – поторопила я.
– Твоя… мммм… Шапка. Вернее, то, что у тебя на голове, – выдавил он, – я смотрю и все не могу понять. Это русская традиция?
Я недоуменно нахмурилась – о чем он? Шапки мне вообще не идут. Я их ношу, только когда столбик термометра опускается ниже отметки пятнадцать. Я провела ладонью по голове и вместо волос почувствовала ткань. Что за черт? Сорвала "шапку" с головы и едва не закричала от ужаса. Боже мой! Да это же… мои… ТРУСЫ! Я же нахлобучила их на голову в солярии, чтобы челка не лезла на лицо. А снять забыла, потому что торопилась в аэропорт. Теперь мне стало ясно странное поведение таксиста. Но какой же это позор! И нет бы трусы были красивые, кружевные. Но нет – то были обычные хлопчатобумажные трусики "панталонистого" фасона, которые я надела, потому что ничего другого я ящике с чистым бельем по закону подлости не обнаружила.
– Какой кошмар… – прошептала я.
– Да нет, тебе даже идет, – еле сдерживая смех, запротестовал Майкл Рикман, – можешь надеть обратно, мне нравится.
– Ты только не подумай, что я ненормальная. Просто я была в солярии, и там…
– Не надо ничего объяснять, – перебил он, – если честно, никогда раньше девушка не встречала меня в трусах на голове. Кстати, мне очень нравятся твои трусы…