Она посмотрела на него умоляющим взглядом, и ее глаза, такие лучистые и прекрасные на огромных экранах кинотеатров, наполнились крупными глицериновыми слезами.
Джулиан онемел. Неужели она забыла правила игры? Он же женат. А это всего лишь легкий роман на съемках. Он же говорил ей об этом в самом начале. Шуры-муры там всякие, к чему эти страсти, этот детский лепет о женитьбе? О, черт. Женщины, женщины, женщины – пропади они все пропадом, всем им нужно одно и то же, прав был Генри Хиггинс, думал Джулиан, Его мозг отчаянно искал выход, чтобы самому с честью выйти из ситуации и не оскорбить гордость Кандиды.
– Сердце мое, нежная моя, ты же знаешь, что это невозможно, – искренне сказал Джулиан, стараясь, чтобы это выглядело серьезно и в тоже время, чтобы в этих словах было ласковое понимание, хотя в душе у него уже нарастало раздражение.
– Почему, почему? Ты не любишь Фиби. Ты просто не можешь ее любить. Я ее видела сегодня. Она выглядит как старая потаскуха, – проговорила Кандида сквозь слезы. – Я наблюдала за вами весь уик-энд. Это чуть не убило меня. – И она разрыдалась, заливая слезами свой ангорский свитер. – А мысль о том, что вы были вместе… в постели… о, о, это просто ужасно.
– Ты шпионила за мной, моя прелесть? – нежно проворчал Джулиан. – Это же совершенно неприлично, ты сама знаешь. Очень, очень неприлично.
– Да, да, я шпионила, – не переставая плакать, сказала девушка. – Я не могла не шпионить. Я смотрела в окно вашей спальни всю ночь. Она же толстая. Как ты мог ее предпочесть мне?
Джулиан продолжал молчать с видом оскорбленного достоинства, лихорадочно обдумывая ситуацию. Кандида, как любопытная сорока, украдкой подглядывала в окно их спальни. Что же она за женщина?
– Она тебе совершенно не подходит, Джулиан, поверь мне. Я видела вас вместе. Вы друг другу совсем не подходите. Пойми, эта женщина не стоит тебя, не может быть, чтобы ты любил ее. Она такая старая, как ты можешь? – Она снова залилась слезами, и он механически протянул ей свой носовой платок.
Джулиан молчал. Душераздирающая мелодия последнего акта "Богемы" двигалась к своему неизбежному трагическому концу, как бы подчеркивая загубленный Кандидой вечер, который так хорошо начался.
– Послушай, моя девочка, – сказал он, нежно выти рая слезы с ее щеки и восхищаясь, как будто в первый раз, ее неотразимой красотой и молодостью. – Я не хочу причинять тебе боль, дорогая, но я не могу жениться на тебе и не женюсь никогда. Ты понимаешь? Это просто невозможно, дорогая.
– Нет, – упрямо ответила Кандида и, поднеся к губам бокал с вином, осушила его одним глотком. – Я не понимаю. Ты же сказал, что любишь меня, Джулиан. Неужели ты не помнишь? Ты что, обманывал меня?
Теперь уже заупрямился Джулиан и в сердцах оттолкнул свой бокал с бренди. Он, конечно же, говорил ей, что любит, но это была часть их игры, только игры, в которую он играет уже многие годы. Она должна играть по правилам. Всегда говоришь, что любишь, когда ложишься с женщинами в постель; в таких случаях просто неприлично не делать этого. Но просто так никто никогда не говорит о любви. Все его предыдущие любовницы это прекрасно понимали. О Господи, почему же эта маленькая дурочка не понимает?
– Съемки закончатся на следующей неделе. – В голосе Кандиды звучали слезы, они капали из ее глаз, и это начало его раздражать.
– Я не могу без тебя жить, Джулиан. Я не могу одна вернуться в Америку, дорогой. Ты нужен мне, я хочу быть с тобой. Я хочу быть с тобою всегда, всю оставшуюся жизнь. Везде и всюду. – Кандида бросилась ему на грудь, содрогаясь от рыданий. Она была на грани истерики. Джулиан издал долгий и тяжелый вздох и крепко обнял ее дрожащие плечи.
В течение всей этой долгой и бессонной ночи Джулиан пытался утешить Кандиду. Он терпеливо объяснял ей, почему не может на ней жениться. Джулиан говорил ей, что она должна быть взрослой и понять, что их отношения прервутся, как только кончатся съемки. К тому времени, как они заснули в широкой уютной двуспальной кровати, Джулиан решил, что ему удалось успокоить Кандиду и заставить ее принять все его доводы. Он был не прав.
Он проснулся от стука в окно и бодрого приветствия Тима:
– Пять тридцать, Джулиан, ваша мама пришла, молочка принесла. Вставай, дружище, кофе сейчас будет готов.
Джулиан обнаружил, что Кандиды в постели нет. Он пошарил рукой и обнаружил, что она была не только пустой, но и холодной. Кандида наверняка поняла все, что он ей сказал, и решила достойно уйти. Так даже лучше, подумал он. Он ненавидел сцены и скандалы, но ему нравилась Кандида, и он обожал заниматься с ней любовью, понимая, что она для него не больше чем очередное увлечение. Она была очаровательным ребенком, восхитительным сексуальным котенком, но если бы он и решил когда-нибудь расстаться с Фиби, а эта мысль время от времени приходила ему в голову, то женщина, ради которой он пожертвовал бы своим браком, должна была бы обладать более твердым характером, умом и другими достоинствами, чем эта привлекательная, но ограниченная калифорнийская милашка. Он пошарил ногой по прохладному деревянному полу и направился в ванную.
Ничто не предвещало того ужасного зрелища, которое предстало перед его глазами. В старой, с выгнутыми ножками ванне, как Офелия в прибрежном тростнике, спокойно лежала Кандида Уиллоу. Изящная рука свисала через край ванны, и из глубокого темно-красного пореза на ее запястье капала кровь, образуя на полу багровую лужицу. Глаза Кандиды были закрыты, а голова погрузилась в воду до самого носа.
– О, Боже Всемогущий! Кандида, о Бог мой, Кандида! – Джулиан бросился к девушке и подхватил ее под руки, увидев, что вода в ванне по цвету похожа на красное вино.
– Тим, Тимми! – во весь голос заорал он. – Давай сюда, ради Бога!
Через несколько секунд Тим, который нес поднос с кофе и рогаликами, ворвался в ванную и, увидев ужасную картину, уронил все на пол.
– Иисус Христос, шеф, какого черта она это сделала? – спросил он, когда они торопливо переносили девушку на кровать. Джулиан начал приводить ее в сознание, делая искусственное дыхание, пока Тим быстро и умело рвал белую рубашку Джулиана на длинные полосы, что бы остановить кровотечение. Обе кисти Кандида перерезала бритвой, которая теперь лежала на окровавленном полу ванной.
– Она жива? – хрипло выдохнул Джулиан.
Тим кивнул. Во время войны он был в гражданской обороне и поэтому имел огромный опыт обращения с тяжело раненными во время воздушных налетов.
– Еще жива, – мрачно сказал он. – Однако потеряла много крови. Мы должны немедленно доставить ее в больницу, иначе она умрет, тогда все это дерьмо всплывет на поверхность.
– О Господи, – прошептал Джулиан. – Господи, бедная, глупая, маленькая девочка.
– Если бы я был на твоем месте, шеф, я бы подумал о себе, – мрачно сказал Тим. – Девчонка, возможно, выкарабкается. Но если об этом узнают, ты окажешься по уши в дерьме. И от твоей популярности не останется и следа, ставлю на это свой последний пенни.
Каким-то образом съемочной группе удалось сделать так, что происшедшее не попало на страницы газет. Кандида была молодой и здоровой девушкой, и ей очень повезло, что Джулиан вовремя нашел ее в ванной. Ей оставалось еще два съемочных дня, и изобретательный отдел рекламы Дидье Армана быстро состряпал историю о внезапном приступе аппендицита, якобы сделавшем невозможным ее быстрое возвращение в Америку сразу после окончания съемок. Несколько дней Кандида провела в местном нормандском госпитале, а потом за ней прилетели мама, папа и долговязый молодой юрист по имени Джерри из Пасадены, который оказался ее женихом.
– Мы помолвлены, – с нарочитой медлительностью произнес он, умудрившись тем не менее улизнуть на целый час из палаты, где лежала его невеста, чтобы посмотреть на съемки.
– Сколько вы уже помолвлены? – спросил Джулиан, а Тим, услышав ответ, удивленно поднял брови.
– О, уже два года. Мы встречаемся еще со школы, но Кэнди – ее настоящее имя Кэнди Уилсон, но на студии решили, что Кандида Уиллоу звучит лучше, да, так вот, Кэнди хотела обождать со свадьбой, пока она не сделает карьеру, ну, не добьется успеха, вы понимаете?
– Да, понимаю, – сказал Джулиан, почесывая свой огромный нос, который стал зудеть и от жары вновь опустился книзу.
– Но теперь все будет по-другому, – напыщенно сказал Джерри. – Она решила, и, я думаю, к счастью, бросить всю эту киношную чепуху, вернуться назад и жить в Пасадене вместе со мной. Следующей весной мы поженимся.
– Мои поздравления будущему супругу, – сказал Тим, снова накладывая грим на растрескавшийся нос Джулиана. – Она приятная и милая девчушка, нам было очень хорошо работать с ней, да, шеф? – И он нахально подмигнул Джулиану.
– Я надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе, – сказал Джулиан совершенно искренне, пытаясь не обращать внимания на Тима. – Кандида очаровательная девушка, совершенно очаровательная.
– Я знаю, – сказал Джерри. – Мне действительно очень повезло. – И он удивленно посмотрел на Тима, который при этих словах сдержанно фыркнул.
Хотя публике и не было ничего известно о попытке самоубийства Кандиды Уиллоу, очень скоро все те, кто имел отношение к шоу-бизнесу от Парамаунта до Пайнвуда, уже знали эту историю в мельчайших подробностях. Очарование и сексуальная привлекательность Джулиана выросли в десять раз, и он стал живой легендой. Ничто не возбуждает так общественный интерес, как попытка женщины покончить с собой из-за любви к мужчине, поэтому Джулиан стал еще более популярен и как актер и как любовник.
Он чувствовал вину и ответственность за то, что Кандида пыталась покончить жизнь самоубийством, и попытался навестить ее в госпитале, но ему сказали, что к ней допускают только ближайших родственников. Джулиан послал ей письмо и тридцать белых роз и попытался выбросить все, что произошло, из головы.
Кандида быстро поправлялась. Как только она перестала нуждаться в постоянном уходе и доктора сказали, что она может уехать, студия сразу же арендовала частный самолет, собрала ее багаж и все пожитки и отправила Кандиду в Калифорнию.
Джулиану не удалось с ней даже поговорить, а его письма, посланные в Калифорнию, всегда возвращались нераспечатанными. Впредь он решил быть более осторожным во всех своих любовных делах. И он действительно пытался быть осторожным и внимательным. Но Милашка Брукс, в конце концов, понял, что сделать это просто невозможно. Буквально через несколько педель он вернулся к случайным флиртам, а Фиби тем временем все больше швырялась его деньгами.
Несмотря на то, что в своих телефонных разговорах с Фиби из Франции Джулиан даже словом не обмолвился о попытке Кандиды покончить жизнь самоубийством, великосветская цепочка передачи сплетен и слухов сразу же сообщила ей обо всем происшедшем. Одна из подруг, с удовольствием смакуя подробности, передала ей эту новость, когда женщины обедали в "Савой Грилле". Единственное, что могла сделать Фиби в этой ситуации, эта отослать официанта, пока подруга громко рассуждала о попытке самоубийства несчастной девушки.
– В ванной Джулиана, как тебе это нравится?! Я уверена, что все это покрыла компания Дидье. Ты можешь себе представить, моя дорогая, что произойдет, если история выплывет наружу?
– Конечно, могу, – мрачно сказала Фиби, отламывая кусочек пирожного со сливками, – она уже не пыталась соблюдать диету. – Пресса уничтожит Джулиана.
– Я понимаю, что мне не следовало говорить тебе об этом, дорогая, – промурлыкала Эрмина, и то огромное наслаждение, с которым она рассказывала пострадавшей стороне, эту печальную историю, казалось, увеличивало и без того большой аппетит, с которым она поглощала жирную жареную куропатку, горы картофельного пюре и брюссельской капусты, обильно политые сухим вином "Шардонне". – Хотя и говорят, что жена обо всем узнает последней, я думаю, ты должна знать. Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, ты согласна со мной?
– Абсолютно, – хрипло ответила Фиби, чуть не подавившись рыбной косточкой. – Черт побери, и это они называют филе, – прорычала она. – Расскажи мне все, Эрмина, все, что ты знаешь.
– Ну, мы все знаем, какой Джулиан по натуре, не правда ли? – хихикнула Эрмина, нарочито скромно опуская ресницы и как бы намекая, что и она могла бы быть среди тех, кто имел счастье близко узнать Джулиана.
Фиби раздраженно посмотрела на нее и с сарказмом сказала:
– Так какой же он по натуре, дорогая Эрмина? Скажи мне.
– Ты такая умница Фиби, и я не думаю, что ему хоть когда-нибудь удавалось обмануть тебя, не правда ли, дорогая?
– Никогда, – отрезала Фиби, пытаясь добавить в свой бокал еще немного "Шардонне" и пролив его на льняную скатерть. Она почувствовала, как яркая краска стыда заливает шею под воротничком пурпурного шелкового платья, цвет которого сейчас не намного отличался от цвета ее лица. – Я не так глупа, Эрмина, я всегда знала о том, что он погуливает на стороне, конечно, но так поступают все мужчины, особенно актеры.
– Конечно же, ты знала, дорогая. Мы светские женщины, и мы всегда все знаем. Да, ты действительно ничего не можешь поделать, и тебе остается только притворяться, что ничего не произошло, и делать счастливое лицо, как будто так оно и есть.
– Я всегда так поступаю, – холодно сказала Фиби. – Не обращаю внимания. Надо придерживаться этого правила. Когда глаза не видят…
– То и сердце не болит, – со снисходительным смешком закончила Эрмина. – Ты права, дорогая. Моя мама говорили то же самое. Ну не забавно ли? Это помогает нам в жизни, ведь большинство мужчин именно так себя и ведут.
– Что значит "большинство"? – зло спросила Фиби. – Они все одинаковы, Эрмина. Ты должна знать это лучше кого бы то ни было, не правда ли?
– Разве? К чему это твое последнее замечание, Фиби? – Подведенные брови Эрмины вопросительно изогнулись. – Что ты хотела этим сказать, дорогая?
– Сейчас объясню. Да, это действительно плохо, когда все знают, что Джулиан вот уже несколько лет постоянно изменяет мне, – сказала Фиби, закурив сигарету и выпуская струйку дыма в лицо своей собеседнице, – но, по крайней мере, он изменяет мне с женщинами.
– Что ты хочешь этим сказать? – раздраженно спросила Эрмина, отодвигаясь и отгоняя дым кружевным платком.
– В самом деле, Эрмина, неужели ты так наивна? – Фиби громко рассмеялась, с наслаждением наблюдая, как на сильно напудренном лице Эрмины отразилось нараставшее раздражение. Она выпустила ей в лицо еще один клуб дыма.
– Я хочу сказать, дорогая, что мой муж трахает молоденьких девочек, а твой с таким же успехом трахает юных мальчиков!
– Какая чушь! – Обычно матово-белые щеки Эрмины покрылись красными пятнами. – Что за чепуху ты несешь, это чудовищная ложь, Фиби. И ты это знаешь.
– Да перестань ты, Эрмина. Ты можешь ругаться, сколько хочешь, тебе это, конечно, не может нравиться. Твой драгоценный Базиль такой же мужчина, как ты балерина. То, что он педик, знают все: и ты, и я, и наши знакомые, даже газетчики, и те знают. Ради Бога, перестань притворяться, что ты этого не знаешь. Ты выглядишь еще смешнее.
– Но я не верю, а даже если бы это было правдой, мне все равно. Это не играет никакой роли. Базиль любит меня, он просто души во мне не чает, – заикаясь, говорила Эрмина. – Он готов целовать землю, по которой я хожу.
Но Фиби уже ничто не могло остановить. Наклонившись вперед, она с язвительной злобой прошипела:
– Послушай, Эрмина, может, Джулиан и изменяет мне, но он мужчина, настоящий мужчина. И хотя он трахает других женщин, потом всегда возвращается ко мне. Именно ко мне, ты слышишь? Он занимается любовью со мной, и я хочу, чтобы ты знала, что он делает это просто обалденно. А можешь ли ты сказать то же самое о своем Базиле?
Эрмина свирепо взглянула на нее, не зная, что ответить. Посетители ресторана стали оборачиваться на них, с интересом наблюдая за горячей словесной перепалкой двух известных актрис.
– Но я же хотела только помочь, – с обидой сказала Эрмина, приглаживая свои жесткие волосы под украшенной цветами шляпкой. – В конце концов, для чего же тогда нужны друзья? Я просто хотела, чтобы ты знала, моя дорогая, что у тебя очень много друзей, и теперь, когда ты оказалась в этой ужасной ситуации, они все поддерживают тебя.
– Спасибо, Эрмина. – Фиби сделала знак, чтобы принесли счет. – Но, наверно, их не так много, как у твоего дорогого Базиля. – Размашисто подписав чек и оставив большие чаевые, она слегка коснулась своей щекой щеки.
Эрмины и процедила сквозь зубы:
– Спасибо за твой любопытный совет, дорогая… Я подумаю над этим. Надеюсь, что увижу вас обоих в воскресенье у Бинки.
Фиби так завелась, что, подходя к Конот-сквер, была вне себя от ярости. Не обращая внимания на дворецкого, который открыл ей входную дверь, она ворвалась в большую спальню и, свалив в кучу на кровати шляпку, перчатки и сумочку, стала в ярости метаться по комнате, извергая потоки брани. Ах ты, сучка проклятая! Мерзкая лживая тварь! Да какое она имеет право советовать ей, как относиться к Джулиану и его поступкам, если за милю видно, что ее муж "голубой" и он наверняка не трахал ее уже несколько лет. Естественно, он ничего не хочет, когда перед ним такая рожа. Фиби в бешенстве металась по спальне, куря одну сигарету за другой. Она понимала, что не может удержать Джулиана от флирта с другими женщинами. Она закрывала на это глаза со дня их первой встречи в театре "Уиндмилл". Он знал об этом, и она знала, что он знает о том, что она все знает. Теперь было трудно его остановить – это вошло в привычку. Но теперь его приключения становились все более и более шумными, не удерживаясь в рамках обыкновенного флирта. Эта маленькая проститутка, эта восходящая кинозвездочка, попытавшись из-за любви к нему наложить па себя руки, понизили, что Джулиан, видимо, давал ей какие-то романтические обещания, а возможно, даже вполне искренне уверял ее в своей любви. Фиби заскрежетала зубами. Боже, если он начал делать такие вещи, то теперь ее дни в роли миссис Брукс, скорее всего, сочтены. Еще до того, как она хоть что-нибудь узнает, он может обрюхатить еще какую-нибудь девочку, потерять голову и бросить ее, чтобы стать счастливым отцом, чего он всегда так хотел. Может, ей действительно попытаться родить ребенка. Она скривилась: эта идея совсем не прельщала ее. Материнство, как ни крути, свяжет руки. Но, видимо, ей все-таки придется на это пойти. В конце концов, подумала Фиби, Джулиан приближается сейчас к тому критическому возрасту, когда любая умная женщина сможет его увести, если у Фиби не будет малютки Брукса-младшего, который укрепит их брак.
– Еще не все потеряно, я себя еще покажу, – пробормотала Фиби и, ощутив прилив энергии, исчезла в гардеробной Джулиана.