Когда они вернулись на раут, Поппи решила, что ей следует уехать домой в сопровождении помощника конюха. Иначе она не справится с чувствами и мыслями, которые бушуют в ней, и все выложит подругам. А это не доставит радости ни Драммонду, ни секретным службам в целом.
- Вы не уедете домой с помощником конюха, - заявил ей Николас. - Ваш нареченный, - он подчеркнул это слово, - доставит вас обоих домой в своей карете. Парнишка может усесться на козлах рядом с кучером, а мы с вами побеседуем о вашем вечере, о том самом, о котором вы не сочли нужным сказать мне хоть слово.
Поппи была настолько взволнована, что выслушала его выговор без малейшего возмущения и возражений.
- Я полагаю, девочки сообщили вам, что Сергей пригласил меня на обед-маскарад. И даже прислал мне вот это платье.
- Да, они мне сообщили, - подтвердил Николас, и губы у него сжались в тонкую, опасную линию. - Позвольте мне пояснить вам одну вещь. Вы не должны больше исчезать таким вот образом. Теперь, когда вы связаны со мной, вам следует быть куда более осторожной и не оставаться в одиночестве. - Николас обнял се за плечи. - В отделе мне сказали, что кто-то может попытаться разлучить нас. Как знать, до чего они могут дойти. Сотрудник секретных служб, окруженный врагами, не всегда в состоянии их распознать.
Поппи на секунду прикусила нижнюю губу, потом сказала:
- О Господи, только подумать об этом… В таком случае то, что я должна вам сообщить, чрезвычайно важно и секретно, и нам следует высадить конюха, а потом снова подняться на вершину собора Святого Павла.
- Очень хорошо. - Лицо Николаса приняло строгое выражение сотрудника секретных служб, которое Поппи находила особенно привлекательным. - Но у меня есть другое безопасное местечко, куда мы можем удалиться. Оно расположено гораздо ближе и не требует подъема по лестнице в пятьсот тридцать ступенек.
Вот так они и попали на маленькое, но на вид вполне надежное суденышко, причаленное к берегу в одном из доков на Темзе.
- Судно принадлежит мне, - сказал Николас, - но я редко им пользуюсь. - Он помог Поппи подняться на борт. - Придется подождать несколько минут. Посидите пока в кубрике, полюбуйтесь видом ночного Лондона. Нам повезло, дует легкий ветер, и луна сегодня полная, так что прогулка по реке удастся на славу.
Поппи сидела и наблюдала за тем, как Драммонд отвязывает чалки и поднимает парус. Вслед за тем в тишине, нарушаемой только случайными похлопываниями паруса и звуками ночного Лондона у них за спиной, Николас вывел судно на середину Темзы и еще через пять минут бросил якорь.
- Давайте спустимся вниз, - предложил он как ни в чем не бывало.
Он открыл люк и помог Поппи спуститься. Она перешагивала с одной ступеньки на другую, полностью доверившись теплой руке, которая обвивала ее талию. Оказавшись внизу, она окинула взглядом уютное убранство каюты и вздохнула.
- Как безопасное местечко, это - просто совершенство.
- Благодарю. Я тоже так считаю. - Николас оставил люк открытым, и лунный свет свободно лился в каюту. - Присядьте, прошу вас, и расскажите о том, что произошло.
Поппи уселась на обложенную диванными подушками койку, Николас присел рядом.
Легкое покачивание парусника было тем, что и требовалось Поппи для успокоения взбудораженных нервов. Николас не говорил ни слова. Он терпеливо ждал, и Поппи оценила это по достоинству.
- Я видела картину "Розовая Леди", - наконец проговорила она.
- Вы ее видели? - Поппи почувствовала в голосе Драммонда возбуждение, хотя он, как обычно, полностью себя контролировал. - Я думал, что картина у Ливенов.
- Пока нет. Конечно, могло быть и так, что Сергей вернул ее в свои апартаменты, собираясь показать сегодня вечером. Потому я туда и отправилась. Он прислал особое приглашение с обещанием показать картину мне.
- Вот как? И что же вы обнаружили?
Поппи посмотрела ему прямо в глаза, которые при ночной темноте казались черными озерами.
- На картине изображена моя мать, - произнесла она. - Именно она и есть Розовая Леди.
Николас хохотнул.
- Вы шутите!
- Нет, - сказала она и глубоко вздохнула.
- Вы уверены, что женщина на картине и есть ваша мать?
- Да. Признаться, я было подумала, что мне это просто грезится. Но это была мама. И это платье на ней… Оно до сих пор цело и хранится у нас дома в особой комнате.
Поппи прижала к губам ладонь и часто-часто заморгала, стараясь удержаться от подступивших к глазам слез.
- Я была так счастлива увидеть ее снова… Вместе с папой…
То было видение, которое сохранится у нее в памяти на всю жизнь.
Николас сжал ее руку.
- Для вас это стало, я думаю, настоящим потрясением.
Поппи кивнула:
- Да, так и есть. Но стало и подарком. Огромным.
- Мне это совершенно понятно, - негромко и с нежностью проговорил Николас.
Поппи вздохнула почти неслышно.
- Прямо сейчас я не хотела бы думать о том, почему мои родители изображены на полотне, за которым охотятся секретные службы. Это слишком огорчительно. - Она выпрямилась, и с губ ее, скорее всего невольно, сорвались слова: - Прямо сейчас я хочу вас, Николас.
- Идите ко мне, - сказал он.
Поппи бросилась к нему в объятия, и Николас крепко обнял ее. Объятие тотчас обернулось поцелуем. Крепким и очень горячим, и Николас в эту минуту был красивее всех, мужчин на свете.
Про себя Поппи должна была признать, что в объятиях Николаса она не чувствует ни смущения, ни чего-либо похожего на неприязнь. Она чувствовала себя оберегаемой и счастливой.
Николас вдруг прервал поцелуй и посмотрел на нее с печальной озабоченностью.
- Почему вы… перестали? - спросила Поппи с запинкой, не зная, как правильнее задать вопрос.
- Потому что нам следует блюсти осторожность. Ситуация весьма соблазнительная. Мы могли бы сделать то, чего нам хочется, а это означает…
- Мы могли бы делать все, что хотим, с кем хотим и когда хотим! - выпалила Поппи, задыхаясь от волнения. - Мы могли бы… раздеться.
- Так точно! - Он покачал головой. - Погодите минутку. Что вы такое сказали?
- Мы могли бы…
- Не надо, - перебил ее Николас с кривоватой улыбочкой. - Я слышал.
Прикусив губу, она уставилась на него.
- Поппи!.. - Он приобнял ее за плечи. - Мы не можем так поступить. Вы что, не знаете, как женщины обзаводятся детьми?
Само собой, она это знала. Видела, как совокупляются на улице собаки. И один раз наблюдала за быком и коровой.
- Знаю, - ответила она. - Но нам нечего бояться, что такое произойдет.
Николас усмехнулся:
- Как раз наоборот. Раздевшись догола, мужчина и женщина легко могут зачать ребенка.
- Нет, если мы не займем соответствующих странных положений. Ведь их легко избежать, не правда ли? - Поппи рассмеялась, вспомнив о злосчастной корове. - Я бы чувствовала себя ужасно глупо.
Николас посмотрел ей прямо в глаза.
- Несмотря на то, чем мы занимались в библиотеке вашего отца, вы все еще совершенно несведущи в искусстве любовных ласк, и сейчас вы проявляете свою неопытность более чем очевидно.
- Я только хочу посмотреть на вас. - Поппи улыбнулась смущенно. - В вашей природной форме. И может быть, поцеловать ваше обнаженное тело. - Поппи потянулась к нему и провела рукой по его рубашке. - Вы же сказали, что здесь нас никто не обнаружит. А я обещаю, что никому ничего не расскажу, если только вы сами этого не сделаете.
Николас застонал и взял ее за руку.
- Вы меня убиваете, Поппи. - Он притянул ее к себе ближе. - И вы очень красивы и знаете это. Я тоже хочу снять с вас всю одежду, очень хочу, но потом вы об этом пожалеете.
Поппи вспомнила о Сергее. И подумала об остальных своих поклонниках. Ни одного из них она не хотела бы увидеть обнаженным. Она закрыла бы глаза, как и сделала, когда лорд Уошберн обронил свои брюки в фонтане, делая ей предложение, но в случае с Николасом…
Было в Николасе нечто такое, что вызывало у нее желание держать глаза открытыми.
- Пожалуйста, Николас, - произнесла она умоляющим голосом.
Он промолчал, по-прежнему глядя ей прямо в глаза.
Поппи заметила в его взгляде нерешительность. Но вдруг он рассмеялся, и выражение лица у него утратило напряженность.
- Ну хорошо, пусть так. Но мы должны быть осторожны, оч-чень осторожны.
Поппи ничего не могла с собой поделать. Она пришла в восхищение, она поцеловала его грудь в том месте, под которым билось сердце. От Николаса исходил запах мужчины, совсем особенный, от него кружилась голова…
Желание, сообразила Поппи, оно не дает ровно дышать, оно позволяет думать лишь о поцелуях и о том, что ты можешь с жаркой страстью касаться обнаженного тела мужчины.
- Мы всего лишь раздеваемся. - Поппи произнесла эти слова твердо, приказав себе выбросить из головы то, что говорила ей на этот счет тетя Шарлотта. - Вряд ли есть о чем беспокоиться, поскольку это касается вас и меня. Подумайте о том, через что мы с вами уже прошли вместе.
Поппи не удержалась и хихикнула, снимая с себя туфли и чулки. Николас тоже продолжал разоблачаться, и Поппи пришла в изумление и восторг от ширины его плеч, когда он снял с себя фрак.
Он поднял одну бровь и обратился к ней с вопросом:
- Вы полагаете, что мы друзья?
Он выделил особой интонацией последнее слово.
- Да. - На секунду она отвернулась. Николас был до того красив, что она даже ощутила внезапное смущение. - Только подумать, что я в дружбе с грозным герцогом Драммондом, как вам кажется? Но ведь мы друзья лишь на данный момент. Едва мы снова наденем на себя нашу одежду, мы вернемся к прежним соглашениям.
- Которые определяются вашим намерением разорвать нашу помолвку и моим отказом освободить вас от нее. А также вашим настоятельным стремлением принять участие в операции "Розовая Леди", даже более того - стремлением взять дело в собственные руки, что было бы совершенно неприемлемым как для меня самого, так и для секретных служб в целом.
- Точно, - сказала она. - Мы с вами связаны обоюдным шантажом.
А также непреодолимым физическим влечением друг к другу.
Раздеться? Да нет ничего проще! Поппи, во всяком случае, убедила себя в этом и бережно расстегнула верхнюю пуговицу на жилете Николаса.
Глава 29
- Я не убежден, что ваша уверенность в моем самообладании вполне обоснована, - сказал Николас.
Он принялся распускать шнуровку на ее корсаже, в то время как Поппи возилась с воротником его сорочки.
Глядя на то, как ее платье с тихим шорохом падает к ее ногам, Драммонд вдруг ощутил, насколько глубокие перемены происходят в нем. Дело вовсе не в обыкновенном сексуальном влечении. За платьем последовал ее корсет, и когда Поппи освободилась от него и предстала перед Николасом совершенно обнаженной, он ощутил приступ благоговения перед ее красотой, ее незащищенностью, перед всем ее существом… Ничего подобного не было у него до сих пор ни с одной женщиной.
Николас провел пальцем линию снизу вверх между ее грудями к подбородку, гордо вздернутому. Глаза у Поппи преисполнились возбуждением и безмятежностью - одновременно. Она схватила его палец и нежно поцеловала.
Этот поцелуй произвел на него ошеломляющее воздействие. Каким-то образом прикосновение ее губ к его коже вернуло ему связь с самим собой. Поставило все на свои места. Впервые за десятилетия.
Голая, как Ева, Поппи изо всех сил старалась снять с него рубашку. Ни слова не говоря, Николас помог ей стянуть с себя рубашку через голову, радостно любуясь тем, какая Поппи сейчас розовенькая от усилий, какая хорошенькая и настойчивая.
Он скрестил руки на груди и предоставил ей возможность потрудиться над его брюками. Она немного запыхалась, пока стягивала их вниз с обеих сторон.
Николас рассмеялся.
Поппи подняла на него сияющие глаза и тоже рассмеялась со словами:
- Они такие тесные.
- Что верно, то верно. Гораздо теснее, чем были пять минут назад.
Поппи покраснела и, помолчав, сказала:
- Я это заметила.
Он был рад, что она заметила. Это удовлетворяло его страстное, глубокое желание, чтобы она восхищалась им - чем бы то ни было в нем.
Через какие-нибудь пятнадцать секунд они оба оказались раздетыми догола и целовались, хоть и чувствовали приближение к опасной черте. Однако Николас испытывал такое наслаждение, поглаживая округлые ягодицы Поппи, что забыл обо всем на свете.
Она же глубоко вздохнула и теснее прижалась к нему. Он погладил ей бочок, Поппи отпрянула и устремила на него решительный взгляд.
- С этого самого времени я хочу видеть тебя обнаженным и трогать твое нагое тело каждый раз, когда мы встретимся.
Она робко дотронулась до него кончиками пальцев.
- О Боже… - Он застонал и прижался лбом к ее лбу. - Это невозможно, но я обожаю тебя за эти слова.
Поппи потянулась к нему за еще одним поцелуем и обняла Николаса обеими руками за шею. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что ее мягкие, женственные ручки далеки от опасной зоны, и поцеловал Поппи долгим, чувственным поцелуем.
- Ты не хотела бы выйти на палубу? - спросил он, когда они оба обрели нормальное дыхание. - Потолок здесь очень низкий, а там над нами засияет луна, она уже взошла.
- А что, если нас кто-нибудь увидит? - спросила она и поправила непослушную прядь кудрявых волос у него на лбу.
- Никто не увидит, - возразил он, почему-то тронутый этим ее жестом. - С берега разве что заметят две тени, не более.
- Тогда это просто замечательная мысль.
Поппи смело начала подниматься первой с таким видом, будто ей каждый день приходилось карабкаться по лестницам голышом, и это еще сильнее разожгло и без того горячее желание Николаса овладеть ею.
Он повидал немало обнаженных женщин. Почему же только одна, вот эта, сводила его с ума от страсти и занимала его мысли все время, пока они были врозь?
На палубе Николас первым делом опустил кливер и растянул его между мачтой и люком, потом постелил на крышу каюты, и они вдвоем улеглись на эту подстилку, набросив свободные края парусины на свою обнаженную плоть.
То было уютное, хоть и не слишком мягкое ложе. Николас подложил руку Поппи под голову, а она прижалась к нему бедром.
- Эта ночь совсем не такая, как все остальные в моей жизни, - пробормотала Поппи. - Когда я увидела мою мать на картине, мне почудилось, будто я пробудилась от сна. Все стало яснее теперь. Определеннее.
Она взглянула на Николаса и улыбнулась.
У него перехватило дыхание. Она была так прекрасна… Пышная масса темных волос с медным отливом упала на белоснежные плечи и грудь. Бедра, словно изваянные из алебастра, плавно переходили в длинные, стройные ноги.
Он наклонился над ней и поцеловал в губы, ласково дотрагиваясь при этом то до одного, то до другого местечка на ее теле, и Поппи застонала от наслаждения и пролепетала: "Ни-ко-лас", дыша неровно и часто.
- Ох, благодарение святым небесам! - выгнув спину, снова заговорила она уже отчетливее. - Я не переставала думать об этом с тех пор, как ты…
Николас поднял голову.
- На этот раз ты не должна оставаться молчаливой, - произнес он не вполне внятно, ибо губы его касались пушистого треугольничка волос у нее между ног. Потом он начал дотрагиваться кончиком языка до самых чувствительных мест ее возбужденной женской плоти, завершая каждое такое прикосновение поцелуем.
- Блаженство, - прошептала Поппи, обеими руками обхватив голову Николаса и крепче прижимая к себе.
Своими ласками он довел ее до такого возбуждения, что наступил оргазм, хотя Поппи и не лишилась девственности. И вот она лежала перед ним на спине, запрокинув голову так, что подбородок был устремлен к звездному небу, а лунный свет падал ей на грудь.
- Смотри, - сказала Поппи, поднимая руку.
- Я смотрю, - откликнулся он и вдруг ощутил чувство душевной полноты.
Обнаженная девушка.
Падучая звезда.
Покачивание парусного судна.
Есть ли на свете что-нибудь лучше этого?
Волны покачивали маленькое суденышко, и все было так мирно и спокойно. Николас, оказавшись в их с Поппи маленьком интимном мирке, почувствовал, что сейчас он может задать ей вопрос, который до сих пор не имел смелости задать.
- Поппи… - Он все-таки почувствовал оттенок неуверенности в собственном голосе. - Что именно ты хотела бы найти в своем спутнике жизни?
- Я хотела бы найти такого спутника жизни, который понимал бы меня, - мгновенно ответила она.
Николас откинул непослушную прядь волос с ее лица.
- Нам с тобой весело и занятно друг с другом, - сказал он и продолжал, с минуту о чем-то крепко подумав: - Я считаю, что ты любишь приключения. Ты неустанно чего-то ищешь, однако ты, быть может, и сама не знаешь чего именно.
Поппи прикусила нижнюю губу, тоже на чем-то сосредоточившись, потом сказала:
- Ты прав, так оно и есть.
Николас усмехнулся:
- Я тоже такой. Да, я герцог, моему положению многие завидуют, но и я ищу приключений. Думаю, это у меня в крови. Дядя Трэдд, похоже, был тоже одержим подобным беспокойством. Преобладающая часть моего существа предпочла бы бросить все и объехать весь мир.
- Почему же ты этого не делаешь?
- По большей части из-за Фрэнка. Но также из-за тех обязанностей, какие возлагает на меня титул герцога. Необходимо содержать в достойном порядке Сьюард-Холл и другие мои имения, это первое и главное. Вот почему я работаю в секретном отделе. По крайней мере я могу пережить хоть малое приключение, не покидая родину.
- Ты так говоришь… тебе грустно?
Николас передернул плечами.
- По правде говоря, нет, не грустно. Но тем не менее я не чувствую себя счастливым. Мне не нравится противоречие между жизнью, которую я веду, и жизнью, к которой я стремлюсь.
- Занятно, - сказала на это Поппи. - Я чувствую то же самое.
- Тогда у тебя не может быть возражений против нашей помолвки. Я понимаю тебя, не так ли?
Прищурившись, Поппи вперила в него взгляд.
- Но в реестре имеются и другие пункты.
- В каком еще реестре?
- В уставе Клуба Старых Дев. Девушка не может отказаться от членства в клубе, пока не встретит потенциального супруга, обладающего всеми достойными качествами.
- Какими же?
- Я не могу тебе сказать. Это конфиденциально.
Жаркий, почти хищный блеск в его глазах. Поппи подумалось, что никогда еще он не выглядел таким опасным.
- Хммм, - промычал Николас. - Звучит словно из уст тайного агента. Впрочем, твои подруги назвали мне парочку обязательных условий. Оба включают в себя любовь. Именно этого ты ищешь?
Последовало короткое молчание.
- Конечно, - скорее выдохнула, нежели произнесла Поппи. - Поэтому я и не выйду замуж за тебя. Я должна любить своего мужа, и он должен любить меня.
Николас устремил взор на доски палубы? Сердце у него упало. Когда он снова взглянул на Поппи, выражение его глаз было непроницаемым.
- Нам пора возвращаться.
Никаких волшебных сказок, сказала себе Поппи и ожесточила свое сердце.
- Ты не желаешь обсуждать столь иллюзорные сюжеты, как любовь, - произнесла она как можно более равнодушным тоном. - Ты считаешь меня глупой.
Николас покачал головой: