Она даже не подозревала, что такое блаженство возможно на земле! Теперь оно заполнило всю ее жизнь, так что не осталось ни страха, ни робости - лишь сладостное счастье любить и быть любимой.
Начался медовый месяц - счастливейший в жизни Екатерины.
Карл легко нашел верный тон в общении с королевой, ибо хорошо понимал, чего она от него ждет. С нею он был идеальным супругом - нежным, мягким, заботливым; для нее в эти первые светлые дни их брака устраивал нескончаемые увеселения. Они вместе наслаждались речными прогулками, а в погожие дни вместе бродили по лугам и паркам Хэмптон-Корта, куда после венчания переехали из Портсмута; каждый вечер их ждало веселое представление, а после него - бал, на котором король и королева были первой парой. Никто не умел танцевать лучше Карла и никто не предавался веселью так же самозабвенно, как он.
Екатерина искренне верила, что все эти увеселения устраиваются единственно ради нее, и ей очень хотелось ему объяснить, что ее сердцу дороже всего те блаженные минуты, когда они оставались вдвоем, и она учила его португальским словам, он ее английским, и оба забавно коверкали слова и заливались веселым смехом; или когда она лежала в постели, а он вместе с двумя-тремя приближенными - чаще всего со своим братом и невесткой, герцогом и герцогиней Йорк, - приходил к ней на чашку чаю. Со времени приезда Екатерины они, кажется, успели пристраститься к ароматному напитку не меньше ее самой.
Однако вдвоем они оставались крайне редко. Как-то, желая выразить переполняющую ее нежность, она застенчиво призналась Карлу, что чувствует себя всего счастливее, когда рядом с ними нет посторонних.
- Увы,- вздохнул он. - Нам с вами придется влачить это бремя до конца жизни. На людях мы родились и на людях же умрем. Мы обедаем, танцуем, даже одеваемся и раздеваемся у всех на виду. - Он весело улыбнулся. - Что делать! За преданность своих подданных надо платить!
- Счастье мое так велико, что грешно было бы жаловаться, - тихо сказала она.
Глядя на нее с улыбкой, Карл думал, забеременела она уже или нет. Впрочем, пожалуй, еще рановато. Не все же так плодовиты, как Барбара. Ему уже сообщили, что Барбара произвела свет здорового малыша, мальчика... Лучше бы его матерью была Екатерина. Впрочем, Екатерина еще успеет нарожать ему наследников. Почему нет? Ведь у него уже немало отпрысков - и от Люси Уотер, и от других женщин. Разве жена не может подарить ему таких же крепких и здоровых сыновей?..
Карл вдруг отчаянно затосковал по Барбаре. Она скорее всего уже наслышана о супружеской идиллии в Хэмптон-Кортском дворце и наверняка лопается от злости. Карл надеялся, что она не посмеет обратить свою злость против королевы. А если посмеет - что ж, придется изгнать ее со двора. Изгнать Барбару? Карл недоверчиво улыбнулся. Как ни странно, ему все больше и больше хотелось ее видеть. Вероятно, беззаветное обожание Екатерины все же начало его утомлять.
Он сам понимал, как это глупо: достаточно было вспомнить нескончаемые сцены, устраиваемые Барбарой по всякому поводу и без повода. В сравнении с ними его медовый месяц казался восхитительным отдохновением.
И Карл мысленно пообещал себе устроить новые пикники и новые речные гулянья в честь молодой королевы, потому что не было никаких причин заканчивать медовый месяц раньше времени.
При выходе из апартаментов Екатерины его ждал посыльный с запиской от Барбары. Она находилась в Ричмонде, а это, писала она, уже не настолько далеко от Хэмптона, чтобы он не мог ее проведать. Или лучше ей самой навестить его в Хэмптоне? Его сын - на которого король, конечно же, захочет взглянуть - находится сейчас при ней. Он самый славный крепыш в Англии, притом вылитый Стюарт. Кстати, и ей самой есть что сказать ему после долгой разлуки.
Король поднял глаза на посыльного.
- Ответа не будет.
- Но, сир... - с нескрываемым ужасом пробормотал юноша. - Госпожа велела...
"Как это ей удается наводить такой страх на всю свою челядь? - думал Карл. - Однако пусть не рассчитывает запугать так же и короля".
- Поезжайте назад и передайте ей, что ответа не будет, - повторил он и вернулся в комнату королевы.
У Екатерины сидела герцогиня Йоркская. Анна Гайд и прежде была не красавица, в замужестве же она располнела сверх меры - но король любил свою невестку за умение тонко и умно вести разговор.
- Вы как раз к чаю! - сказала королева.
Карл улыбнулся ей в ответ, но, глядя на нее нежно и задумчиво, видел перед собою уже не ее, а другую женщину, строптивую и взбалмошную, с роскошными каштановыми волосами, разметавшимися по обнаженным плечам.
Наконец он сказал:
- Жаль, что я не могу насладиться чаепитием вместе с вами. Неотложное дело заставляет меня немедленно отправляться в путь.
Лицо Екатерины выразило крайнее огорчение, но это не поколебало решимости Карла, и, нежно поцеловав ее руку и простившись с невесткой, он ушел.
Вскоре он уже скакал во весь опор по дороге в Ричмонд.
Барбара, принужденная после родов оставаться в постели, кипела от гнева, слушая рассказы о медовом месяце короля. Надо сказать, что нашлось немало доброхотов, желавших поведать ей о его счастливой женитьбе. Все они вспоминали обиды И унижения, понесенные когда-то по вине Барбары, и теперь, в отместку ей, спешили пересказать каждый дошедший до них обрывок сплетни.
- Ну не славно ли все обернулось? - ворковала перед нею герцогиня Ричмонд. - Король наконец-то остепенился. И как удачно для королевы, для страны и для него самого, что источником его счастья и покоя явилась его собственная супруга!..
- Эта уродина?
- Да нет, если ее прилично одеть, она весьма и весьма недурна... Король уговорил ее не прибегать к услугам ее португальского куафера, и теперь она носит волосы так же, как мы с вами. А замечу, что волосы у нее просто загляденье - черные, блестящие. Когда ее одели в английское платье, выяснилось, что у нее к тому же прелестная фигурка. А какой милый, кроткий нрав!.. Король от нее просто в восторге.
- Это хорошо, что нрав у нее кроткий, - кипела Барбара. - Это ей будет очень кстати, когда король вспомнит о бессовестном обмане с приданым!..- Ах, милая, да ведь вы лучше нас всех знаете, что наш король великодушнейший из монархов.
Глаза Барбары негодующе сверкнули. Если бы она могла сейчас оказаться рядом с ним, если бы не была прикована к этой треклятой постели! Она бы вмиг показала португальской чернавке, у кого больше прав на короля.
- Очень хочется поскорее подняться, - сказала она вслух, - и взглянуть на эту семейную идиллию своими глазами.
- Бедная Барбара, - вздохнула леди Ричмонд. - Я понимаю, вы любили его так долго!.. Но, увы, немало женщин, отдавших королям всю свою любовь, разделили ту же печальную участь. Вспомните хотя бы Джен Шор...
- Не смейте произносить при мне это имя! - вскричала Барбара, не в силах долее сдерживать гнев. - Одно мое слово - и вам не видать больше двора как своих ушей!
Герцогиня торопливо поднялась и покинула комнату, однако по сдержанной презрительности ее улыбки можно было догадаться, что слово леди Кастлмейн звучит для нее уже не так грозно, как прежде.
После ее ухода Барбара погрузилась в печальные размышления.
В колыбели возле ее кровати лежал младенец - крепенький здоровый малыш, каким могла бы гордиться любая мать. Она дала ему имя Карл.
Королю надлежало сейчас быть рядом с нею. Как он мог променять собственного сына на какую-то женщину - пусть даже его законную супругу и пусть даже им обоим угодно было явиться одновременно!..
Барбара в отчаянии стукнула кулаком по подушке. Она догадывалась, что вся ее челядь обмирает сейчас от страха за дверью, боясь показаться ей на глаза. Но что она могла сделать? Только сыпать угрозами да кричать на них до полного изнеможения.
Она закрыла глаза и задремала.
Когда она проснулась, ребенка в колыбели не было; она крикнула слуг, и в дверях показалась тетушка Сара. Тетушка Сара прислуживала Барбаре Вильерс еще со времен ее девичества, а потому дрожала и трепетала перед нею гораздо меньше всех остальных. Теперь она стояла около кровати подбоченясь и глядя на хозяйку сверху вниз.
- Мадам, зря вы так себя изводите, - сказала она.
- Прикуси язык! Где ребенок?
- Его забрал милорд.
- Милорд?! Да как он посмел? Что значит "забрал"? Куда? И какое он имеет право?..
- Он сказал, что имеет. Сказал, что он должен окрестить своего ребенка.
- Что... Окрестить?! Ты хочешь сказать, что он взял ребенка и пошел с ним к священнику? Да я убью его! Он думает, если он сам по своему скудоумию спутался с католиками, так я позволю ему превратить в католика и моего сына? Сына короля?
- Послушайте лучше тетушку Сару, мадам. Тетушка Сара принесет вам сейчас славные успокоительные капельки...
- Пусть только тетушка Сара попробует ко мне приблизиться! Она получит хорошую затрещину, а заодно умоется своими "славными капельками"!..
- Мадам, в вашем состоянии...
- А кто довел меня до такого состояния? Кто, я тебя спрашиваю? Да вы все вместе с этим болваном, за которого меня угораздило пойти замуж!..
- Ах, мадам, мадам... Про вас и так уже Бог весть что болтают. На улицах только и разговоров, что про вашу гневливость...
- Так ты выясни, кто болтает! - взвизгнула Барбара. - А я велю привязать негодяев к позорному столбу. Как только встану на ноги, высеку их собственными руками!.. Когда он унес моего сына?
- Когда вы спали.
- Ясно, когда спала! Разве бы он иначе посмел ко мне подойти?.. Так значит, он прокрался в мою комнату, когда я не могла его остановить... В котором часу это было?
- Часа два тому назад.
- Неужели я так долго спала?
- Шибко сердились, мадам, измучили себя вконец.
- Измучила себя не я, а перенесенные мною страдания!.. А пока я в муках рожала сына короля, сам он развлекался где-то со своей черномазой дикаркой...
- Поостерегитесь, мадам!.. Вы говорите о королеве.
- О, она еще пожалеет, что покинула свою дикую страну!
- Ах, мадам, мадам... Пойду принесу вам чего-нибудь подкрепляющего.
Внезапно успокоившись, Барбара откинулась на подушки. Значит, Роджер посмел без ее ведома окрестить ребенка по католическому обряду? Пожалуй, он стал чересчур надоедлив; впрочем, он уже выполнил отведенную ему роль. Что же до истории с крестинами, то ее при желании можно еще обратить себе на пользу.
В качестве "подкрепляющего" тетушка Сара принесла ей чай, в котором Барбара в последнее время начала находить немало достоинств.
- Вот, - приговаривала Сара. - Как раз то, что вам нужно.
Барбара послушно поднесла чашку ко рту, думая о том, что скажет Роджеру, когда тот придет.
- Говорят, что король теперь кушает чай каждый день, - сообщила наблюдавшая за хозяйкой тетушка Сара. - И что будто бы весь двор начинает потихоньку привыкать к этому заморскому питью.
- Но король прежде не любил чай, - рассеянно обронила Барбара.
Тетушка Сара никогда не отличалась особой деликатностью. Теперь, решив, что с женитьбой короля золотое время для Барбары миновало и ее хозяйке пора привыкать к этой мысли, она сказала:
- Говорят, что молодая королева пьет его так часто, что приучила и короля.
Барбара вдруг явственно представила, как король, с чашкой в руке, учтиво склоняется к глупенькой жеманной королеве, - и в ту же секунду ее собственная чашка пролетела по комнате и со звоном разбилась о стену.
Пока тетушка Сара укоризненно качала головой, в комнату вошел Роджер с несколькими друзьями и за ними няня с младенцем на руках.
Барбара обратила пылающий взор на супруга.
- Как посмел ты взять мое дитя из колыбели?
- Я решил его окрестить, - отвечал Роджер.
- Да кто ты такой, чтобы принимать подобные решения?
- Я его отец, и это мое право.
- Ах, отец! - воскликнула Барбара. - Ты ему такой же отец, как те недоумки, которых ты привел с собою! Отец!.. Думаешь, я позволю тебе присвоить моего ребенка?
- Барбара, ты совсем потеряла рассудок, - тихо сказал Роджер.
- Не я, а ты!
Роджер обернулся к друзьям.
- Я вынужден просить вас оставить нас вдвоем. Моя супруга, по-видимому, нездорова.
Когда все ушли, Барбара продолжала выказывать признаки величайшего негодования, однако внутри оставалась до странности спокойной.
- Итак, Роджер Палмер, лорд Кастлмейн, ты осмелился совершить обряд католического крещения над сыном короля. Глупец, ты хоть понимаешь всю гнусность своего деяния?
- По закону ты моя жена и этот ребенок мой сын.
- Все знают, что он сын короля!
- А я заявляю, что имею право крестить собственного ребенка в соответствии со своей верой!
- Что же ты не осмелился заявить об этом своем праве, пока я не спала? Боялся, что я тебе помешаю?
- Барбара, - сказал Роджер, - прошу тебя успокоиться хотя бы на несколько минут.
Она замолчала, и он продолжал:
- Взгляни правде в глаза. Когда ты поправишься и встанешь с постели, твое положение при дворе будет уже не то, что прежде. Король женат, и его королева молода и хороша собою; он ею вполне доволен. Ты должна понять, Барбара, что ты уже никто.
Внутри ее все клокотало от гнева, однако усилием воли она сдерживала себя. "Погодите, - думала она. - Дайте мне только встать на ноги, увидите тогда, сможет ли эта жалкая иностранка, эта залетная пигалица с торчащими зубами, ни слова не говорящая по-английски, изгнать меня с моего законного места!.." Но пока что нужно было владеть собою.
Роджер, решивший, что она наконец-то готова внять голосу рассудка и смириться со своей участью, продолжал:
- Так сложились обстоятельства, и ты должна это понять. Думаю, нам следует на какое-то время покинуть Лондон - это несколько облегчит твое положение.
Она молчала; Роджер же продолжал говорить о новой жизни, которую они начнут на новом месте. Конечно, говорил он, глупо притворяться, что он забудет ее непристойное поведение в первые годы замужества; но разве нельзя сделать так, чтобы злые языки перестали о них судачить? В конце концов, не им первым приходится хоронить свои разногласия в деревне.
- В том, что ты говоришь, бесспорно, есть здравое зерно, - с леденящим спокойствием сказала она. - А теперь изволь меня оставить. Я хочу отдыхать.
В последующие дни своего вынужденного пребывания в постели Барбара обдумывала дальнейшие действия. Наконец, вполне оправившись, она дождалась удобного случая, когда Роджер уехал на несколько дней из Лондона, собрала все свои наряды и драгоценности и, прихватив с собою лучших и расторопнейших слуг, покинула дом Роджера Палмера. Направляясь к своему брату в Ричмонд, она заявила, что не может долее проживать с супругом, который посмел окрестить ее сына по папским обрядам.
Король теперь окружал королеву еще большей заботой и вниманием. "Любовь наша крепнет день ото дня, - думала Екатерина, - и Хэмптон-Корт навсегда останется для меня лучшим местом на земле, потому что здесь я познала величайшее счастье".
Часто, проходя по галерее, украшенной охотничьими трофеями, она вглядывалась в стеклянные глаза оленей и антилоп и думала: "Бедные, они смотрят так печально, потому что им - как и всем здесь - недоступно огромное счастье, выпавшее на мою долю". Она дотрагивалась до прекрасных гобеленов, выполненных по замыслу Рафаэля; но не их золотая вышивка, изображающая встречу Авраама и Товита, и не величественный "Триумф Цезаря" работы Андреа Монтеньи услаждали ее сердце. Посреди всего этого великолепия острейшим блаженством пронзало ее сознание того, что ей довелось не только стать королевой великой страны, но познать истинную любовь, какую она до сих пор полагала принадлежностью одних лишь рыцарских легенд. Она смотрелась в золотые зеркала и не могла поверить, что глядящая на нее женщина есть она сама, только расцветшая от счастья. Ее спальня во дворце была украшена так богато, что даже английские леди ахали от восторга, и придворные, шедшие, по обыкновению, толпами приветствовать королеву, не могли оторвать восхищенных глаз от ярких гобеленов и картин на стенах и от шкатулок превосходной работы, привезенных ею из Португалии. Но больше всего восторгов вызывало ложе Ее величества, убранное малиновым бархатом с серебряной вышивкой. Оно стоило восемь тысяч фунтов и было передано Карлу в дар от Голландии; Карл же подарил его Екатерине - и для нее этот подарок был дороже всех богатств.
Прошло лето, кончился медовый месяц, но Карл был Все так же внимателен с нею и готов, казалось, на все, лишь бы ублажить свою королеву.
Докучные государственные вопросы, то и дело требовали решения, и королю приходилось часто отлучаться из Хэмптон-Корта. По возвращении, однако, он всякий раз казался ей еще обходительнее и - если это вообще было возможно - еще неотразимее, чем прежде. "Никогда, - думала Екатерина, - никогда и никому, ни даже пастушке, сошедшейся со своим пастухом по любви, без всяких политических соображений, - никому на свете не доводилось пребывать в таком мире и согласии с любимым, как мне".
Она была бы совершенно счастлива, когда бы не беспокойство за свою страну. Правда, появление английских кораблей в португальских водах отпугнуло испанцев и позволило Португалии вздохнуть несколько свободнее. "Однако, - писала ей Луиза, - Англия слишком далеко, а Испания - увы! - слишком близко".
Наконец король обеспокоенно спросил у Екатерины, что ее удручает.
И тогда, замирая от собственной дерзости - ибо просьба, которую она намеревалась высказать, решительно не могла обрадовать монарха протестантской страны, - она сказала:
- Ваше величество, вы всегда являете такую доброту и участие ко мне, что я осмеливаюсь вас просить...
- Полно, Екатерина, - с улыбкой прервал ее король. - О чем Вы хотите попросить? Смелее!.. Уверен, что не смогу вам отказать.
Мысленно сравнивая королеву со своей любовницей, король поражался тому, как непохожи они друг на друга. Действительно, Екатерина еще ни разу не требовала ничего для себя, в то время как запросы Барбары были нескончаемы. Конечно, глупо с его стороны так часто ездить к ней в Ричмонд, как глупо было признавать себя отцом ее ребенка... Но какой очаровательный малыш этот Карл! Глазенки блестят, а крошечный ротик так забавно кривится, будто уже хитровато ухмыляется. Сразу видно, что Стюарт, - ибо только Стюарт, будучи побочным отпрыском короля, мог так точно подгадать свое появление на свет к отцовской женитьбе... Еще глупее было называться его крестным отцом, когда они, вместе с графом Оксфордом и графиней Суффолк, крестили малыша по англиканскому обряду. Теперь, когда Барбара заявила, что не желает больше жить со своим супругом, а сам Роджер Палмер в бешенстве покинул Англию, следовало ждать новых неприятностей. Право, он бы многое дал за то, чтобы оградить от них бедняжку Екатерину.
Больше всего на свете ему хотелось, чтобы королева не узнала о его взаимоотношениях с леди Кастлмейн. Впрочем, поскольку все его приближенные знали об этом его желании, то и он сам, будучи по природе оптимистом, предпочитал верить, что, так оно и будет.
Итак, Карл всячески угождал Екатерине. Ему нравилось делать ее счастливой - тем более что это было так легко. Теперь, ожидая ее просьбы чуть ли не с нетерпением, он горел желанием ее выполнить.
- Речь идет о моей родной стране, - сказала Екатерина. - Из Португалии доходят до меня плохие вести. Скажите, Карл, вы... ненавидите католиков?